Среди тысячи слов

После бесконечных дерьмовых ночей сон быстро добрался до меня своими когтистыми лапами и затащил к себе. Вниз в черную тьму. Приглушенная пульсирующая музыка гудела сквозь стены и пол. Теплые губы, пахнущие пивом и арахисом, на моих губах. Руки сжимают горло. И этот вес. Ломающий, душащий, разрушительный вес Ксавьера…

Я резко села, крик застрял у меня в груди, пойманный между моими напряженными, ловящими воздух легкими. Я моргала, пока новая комната в моем новом доме не обрела четкость. Дневной свет исчез. Часы на радио показывали 18:18. Тяжело дыша, я вытерла слезы со щек и стащила покрывало на пол.

Кровати больше не были безопасными.

Я села, раскинув ноги, как кукла, размышляющая, как в той старой песне «Живая мертвая девушка»[11]. Я подумывала о том, чтобы завернуться в покрывало, сделать кокон из пледа и провести остаток ночи здесь в ожидании утреннего света. Потом вспомнила о приглашении Энджи на спектакль Айзека.

Пока ко мне еще лип кошмар, мысль о том, чтобы выползти из дома в общество, казалась невозможной. Но, может быть, пьеса спасет как чтение – можно будет погрузиться в нее и сбежать? Я могла бы затеряться в Древней Греции и отдалиться от собственной жалкой трагедии.

Я вытащила руку из-под одеяла и уставилась на номер на ладони.

Я действительно собиралась пойти на пьесу? Зачем?

«Чтобы завести нового друга, Энджи».

«Чтобы увидеть этого так называемого актера-вундеркинда Айзека Пирса».

«Чтобы выбраться из дома».

«Чтобы стать нормальной».

Я закатала рукав и сравнила синие чернила узловатой надписи Энджи с уродливыми черными «X», нацарапанными внизу.

Я схватила телефон и отправила Энджи сообщение.

Это Уиллоу. Я в деле. Увидимся в 7:45?

Ответ пришел почти мгновенно.

Давай в 7, успеем заказать бургеры и коктейли в «Скупе». Ты на машине?

Я поняла, что нет, а водители «Убера» и других такси вряд ли были столь многочисленны в Хармони, как в Нью-Йорке.

Нет, подвезешь меня?

Да, Ваше Величество. <3

Я дала ей свой адрес и написала родителям.

Собираюсь поужинать с друзьями, а потом пойти на пьесу в театр. Буду дома около одиннадцати.

Мама хотела знать, с кем я собиралась пойти – она уже составила свое мнение о том, что весь Хармони населен деревенщинами и жлобами. Папа настаивал на комендантском часе в 11 часов и «ни минутой позже».

Я проигнорировала и то, и другое сообщение, пока собиралась. Это не имело никакого отношения к маме, и я не спрашивала папиного разрешения.

Глава третья

Уиллоу

Энджи посигналила с подъездной дорожки без десяти семь. Я вышла в розовой вязаной шапке, закутанная в белое зимнее пальто. Энджи высунула голову из водительского окна «Тойоты Камри» и уставилась на мой дом.

Она присвистнула, когда я забралась в машину.

– У Холлоуэй есть очень хорошо, – сказала она с ужасным французским акцентом и поцеловала кончики пальцев. – Твой папа занимается нефтяным бизнесом?

– Хорошая догадка, – ответила я. – Он вице-президент Wexx.

– О черт, да у нас эти заправки повсюду. Даже отец-неудачник Айзека работает на заправке на краю свалки. Так зачем вы здесь?

Я пожала плечами:

– Папин босс сказал ему возглавить операции на Среднем Западе. Так он и сделал.

– Кажется, как будто ты не против. – Энджи вела машину аккуратно, но не робко, вдоль извивающейся заснеженной Эмерсон Роуд, соединяющей мой район с центром города. По обеим сторонам дороги высились холмики снега. – Я бы бесилась, если бы пришлось переезжать на последнем году обучения.

– Не то чтобы у меня был выбор. Ты здесь прожила всю жизнь?

– Родилась и выросла, – сказала Энджи. – Но не останусь. Я подаю заявку в Стэнфорд, Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, Беркли и в любой колледж Калифорнии, который примет меня. Я хочу солнце и пляжи, понимаешь? – она поджала губы, когда я промолчала. – Что насчет тебя? Ты куда поступаешь?

– Никуда, – сказала я.

Энджи затормозила перед знаком «стоп».

– Правда? Ты не пойдешь в колледж?

– Нет, – я поерзала на сиденье. – То есть я еще никуда не подавала заявление. Но буду. Скоро.

– Девочка, нужно этим заняться. Часики тикают.

– Знаю, – ответила я, сжав зубы.

В этом и была вся сволочь жизнь: она продолжалась, даже если тебе было безумно нужно притормозить и подождать минутку, пока пытаешься собрать себя воедино.

– Ты пойдешь в Йель, да? Или в Браун? – спросила Энджи, когда мы добрались до поворота и увидели огни центра Хармони впереди. – Я представляю что-то роскошное в стиле Новой Англии.

– Может быть.

– Эй, ты в порядке? – Энджи кинула на меня косой взгляд. – Я понимаю, что плохо тебя знаю – хэштэг «преуменьшение», – но ты кажешься немного… НЗ[12], подавленной. Мрачнее, чем сегодня днем.

– О, я поспала и теперь немного сонная, – ответила я. – И ты только что сказала НЗ?

– Я дитя эры технологий.

– Ты этим хочешь зарабатывать на жизнь? – спросила я, скорее, чтобы отвлечь внимание от себя, но мне даже было любопытно. – Что-то технологическое?

– Да, – сказала Энджи. – Роботехника – это мое. Я хочу строить конечности-протезы для людей, переживших ампутацию. Моя мечта – состоять в команде, которая создает конечности, подобные руке Люка Скайуокера[13], понимаешь? Реалистичные снаружи, терминатор внутри.

– Ты смотришь много фильмов, да?

– Гик на сто процентов, только что получила сертификат.

Я слегка улыбалась, но улыбка гасла быстро, когда я думала об Энджи и ее мечтах. Она была благородной и доброй, амбициозно мечтала попасть в Стэнфорд и творить добро. Мне бы очень хотелось обладать этой искрой. Огнем, который стал бы топливом, ведущим меня к будущему, карьере, целям и задачам. Какая-то цель, помимо того, чтобы просто пережить еще одну бессонную ночь.

«Теперь ты вышла из дома», – произнес голос, похожий на бабушкин. Нужно стараться изо всех сил. Вот что важно.

Это меня немного успокоило, и в награду я обратила внимание на центр Хармони, похожий на открытку. Рождественские огоньки-гирлянды висели на всех зданиях викторианской эпохи, а в фасадах ютились многочисленные магазинчики. Мы проехали мимо прачечной, магазина товаров по пять центов, кафе «Дейзи» и парикмахерской. Неоновый знак «Магазин хозяйственных товаров Билла» горел красным рядом с вывеской одноэкранного кинотеатра. Снег сгребли в аккуратные кучки, по тротуару прогуливалось несколько горожан.

– Красиво, – пробормотала я.

– Да? – Энджи вытянула шею и глянула на дорогу поверх приборной панели, пока мы ждали, когда переключится один-единственный светофор. – Да, наверное, так и есть. Ты хорошо изучила Хармони? Знаю, он похоронен под снегом, но у нас тут есть кое-что крутое, чем можно выделиться.

– Например?

– К северу от нас классный лабиринт из живой изгороди.

– Лабиринт из живой изгороди?

– Он невысокий и не такой сложный, чтобы там заблудился турист, но в центре есть маленькая уютная хижина с мельницей. Просто как декорация.

«Или романтичное место», – внезапно возникла мысль в моей голове.

– К западу от города действительно классное кладбище времен Гражданской войны. И у нас есть амфитеатр под открытым небом, где проводятся городские праздники и фестивали. Если тебе нужны магазины одежды или фаст-фуд, Брэкстон в десяти минутах на север. Если тебе нужен настоящий город, Инди в двадцати минутах за Брэкстоном.

Она подъехала к обочине рядом со зданием, на котором значилось «Скуп».

– Типичное место для тусовок старшей школы в стиле Джона Хьюза[14], – сказала Энджи, выключив двигатель. – Но берегись: там бургеры, картошка фри и мороженое. Если ты девчонка, питающаяся салатами и ростками. Я нет, если ты этого еще не поняла, – она хлопнула по округлым бедрам, засмеявшись.

Я зашла за ней в ресторан. Он был переполнен, судя по всему, учениками Джорджа Мэйсона и семьями с маленькими детьми.

– Ах да, вижу, клики заняли обычные места, – подбородком Энджи указала на группки, собравшиеся вокруг столов или рассевшиеся на диванах.

– Вот мое племя, – заметила Энджи. – Надеюсь, ты не против, что я их пригласила.

– Нет, все нормально, – сказала я, пытаясь вспомнить имена людей, которых Энджи представила мне за обедом сегодня днем. Ее парень Нэш Аргавал, милый парень индийского происхождения. Кэролайн Уэст, маленькая брюнетка. И Джоселин Джеймс, высокая блондинка, капитан баскетбольной команды.

– Если бы нас классифицировали, как в «Дрянных девчонках»[15], мы бы были Величайшими Людьми, которых ты когда-либо встречала, – сказала Энджи. – Это странные разные научные гики и люди неопределенной сексуальности. – Она наклонилась ко мне, когда мы приблизились к столику: – На бумаге мы все гетеросексуалы, но Кэролайн однажды поцеловала Джоселин на вечеринке, и, согласно бессмертным словам мисс Перри[16], им обеим понравилось.

Я уже решила, что команда Энджи попадает под классификацию «легко полюбить». Милые с большой буквы М. Тот тип людей, с которыми легко сблизиться. Те, которым можно рассказать определенные уродливые секреты, и они не заклеймят тебя шлюхой и не станут спрашивать, какого черта ты вообще послала фотку топлес парню старше тебя. Или зачем ты пустила того же парня в свою спальню. Они будут даже в ужасе от того, что ты не помнишь, как вообще впустила его.

– Привет всем, помните Уиллоу? – спросила Энджи, присаживаясь на диван рядом с Нэшем. Кэролайн подвинулась поближе к Джоселин, чтобы освободить мне место. – Я объявляю ее нашей до того, как ее захватят чирлидеры. – Она неуверенно посмотрела на меня. – Только если ты не хочешь быть чирлидером?

Она кивнула на стол, где группка красивых девушек с длинными волосами и сверкающими от блеска губами разговаривали друг с другом, склонившись над телефонами. За следующим столом сидели парни в спортивных куртках. Их взгляд был приклеен к игре, идущей по телевизору в углу.

– Нет, я не чирлидер, – ответила я.

«Больше нет».

В моей старой жизни я не только была чирлидером, но и сопредседателем Комитета выпускного класса, классным казначеем и членом команды по дебатам. Вихрь занятий, которые теперь казались поблекшими воспоминаниями, принадлежащими кому-то другому.

– Ничего страшного, если да, – сказала Энджи. – Наши куклы не такие пластиковые.

– Все довольно милые, – заметила Джоселин, помахав девушке на другом конце ресторана. – Когда растешь с одними и теми же людьми с детского садика, сложновато вести себя стервозно.

Нэш улыбнулся мне.

– Если тебе известно, что королева бала выпускников ела мел, то у нее практически нет рычагов давления.

– И все равно они могут постараться украсть тебя у нас, – сказала Энджи. – Ты такая блестящая и новая.

– Украсть меня откуда? – спросила я.

Энджи обменялась взглядом с Нэшем.

– Возможно, у меня были скрытые мотивы созвать нашу банду. Мотивы, не имеющие ничего общего с греческой трагедией.

– Она хочет, чтобы ты помогала с ежегодным альбомом, – сказал Нэш и дернулся, когда Энджи пихнула его локтем в бок.

– Ты не дал мне возможности прорекламировать эту должность, – заметила она.

– Пьеса начинается в сорок пять минут, – сказал Нэш. – У нас нет столько времени.

Энджи закатила глаза и порылась в сумке.

– Отлично, – она достала ежегодный альбом прошлого года и передала через стол. – Как мы уже раньше обсудили, заявки в колледж теперь на первом месте и тебе нужны внеклассные занятия, так?

Я кивнула, открывая блестящий альбом с фотографиями.

– Мой папа так приказал, так и будет.

– Итак? – Энджи хлопнула в ладоши. – Перефразирую «Клуб “Завтрак”», разве мы не особенные в этом смысле?

– Возможно, – ответила я, пролистывая странички.

Мне совершенно не была интересна перспектива стать помощником составителя ежегодного альбома. Или опять же чирлидером. Или подчиняться отцовским правилам. Я посмотрела на лица на фотографиях – ученики смеются, работают над проектами, поют в шоу талантов и выигрывают ленты на выставках научных ярмарок. Вся книга посвящена нормальным детям, занимающимся нормальными вещами. Я знала, что многим из них – возможно, большему числу, чем я догадывалась – приходилась справляться с каким-то своим дерьмом, но, казалось, у них намного лучше получалось оставлять все это позади.

Я совсем не двигалась вперед.