Страх жизни

Каково же было его разочарование, когда на противоположном берегу никакого вездехода не оказалось. Возможно, товарищи отправились искать его ниже по течению, но как они могли пропустить его? Быть может, когда он удалялся от берега, пытаясь обогнуть ручей?

Забравшись на теплый бетон, он некоторое время сидел на нем, наслаждаясь отсутствием опасной живности, в надежде, что напарники скоро вернутся, и готовясь объясняться, как он умудрился потерять шлем. Антону мечталось, как они стремительно возвращаются в город, как озабоченные санитары с сосредоточенными лицами, какие он видел у них тогда, в детстве, когда уводили Ваньку, торопливо уносят его в медблок. Как он потом, серьезный и спокойный, докладывает о происшествии начальству, а последнее, пряча любопытство за заботой о технике безопасности, дотошно выспрашивает его о пережитом. Как он отмахивается от расспросов Маринки об опасных приключениях, как о чем-то несерьезном, пустячном.

Сладкие грезы были грубо прерваны касанием его щеки чем-то летающим. Антон дернулся, воздух перед лицом прочертило темное жужжащее тельце — муха. Возбужденный, он вскочил со ставшего родным коллектора, потирая место, которого коснулось насекомое. Ну все! Теперь его могут спасти только специалисты Дома Врача.

Было жарко. Климат-система костюма давно умерла, как и вообще вся электроника. Противоположный берег был пуст. В пахнущем чем-то сладким воздухе слышалась песня невидимой в небе птицы, жужжали насекомые, монотонно плескалась вода в близкой реке. И ничего похожего на знакомый гул турбины, никого, кто бегал бы по берегу в поисках Антона. А ведь где-то рядом могут быть дикие! До города же отсюда — километров шестьдесят. И то если знаешь, куда идти.

Он с детства привык полагаться на электронику и чувствовал себя неполноценным инвалидом, лишившись интерфейсов шлема. Самостоятельно он в лучшем случае сможет определиться со сторонами света, но это немного не то же самое, что двигаться по пересеченной местности, полной жизни и крадущихся в лесу диких, без какой-либо защиты и связи. Единственный шанс добраться до дома — дорога. Но она осталась на том берегу. Антон с тоской посмотрел на предательские трубы, повисшие над рекой.

— Здорово, парень. Тебе не жарко?

Антон застыл, повернув голову и выпучив от неожиданности глаза. Напротив него стоял невысокий худощавый мужчина, одетый лишь в футболку и шорты. В руке незнакомец держал странную длинную палку с непонятным блестящим механизмом. На его голых длинных ногах были надеты видавшие виды то ли тапочки, то ли кроссовки. Загорелый до черноты, он был коротко подстрижен и явно доволен жизнью. Светлые глаза на потемневшем от солнца лице светились двумя веселыми огоньками.

— Здрасьте, — наконец выдавил из себя Антон, рассматривая дикого.

— А где твои-то?

— Не знаю, — честно ответил парень.

Мужчина не приближался, и это несколько успокаивало. Был еще шанс после паука, червей и мухи избежать заражения. В школе учили, что наиболее опасные и агрессивные для человека формы жизни селятся именно на нем, используя несчастного зараженного как носителя и распространителя инфекции, до самой смерти последнего. Муха по сравнению с живым диким — как неприятный запах против пробирки с опасным вирусом. Запах может ничего и не значить, а вот вирус — это все! Приехали.

Мужик прищурился, рассматривая Антона:

— А ты чего это без шлема? — его глаза оглядели парня целиком. — Вам же нельзя вроде?

Антон смутился:

— Нельзя, — потом зачем-то добавил: — Я в воду упал.

Мужик перестал улыбаться:

— Так. А что ты тут делал? И где твои товарищи?

— Мы кабель перекладывали. Я тут, они — там, — он мотнул головой в сторону высокого берега. — Потом я воду упал, а когда выбрался, то они куда-то делись. Ищут, наверное. Надо подождать их.

Мужик молча подошел к коллектору, поставил свою странную палку вертикально, прислонив к пучку труб. Антон съежился, но терпел, не показывая, что боится.

— Тебя как зовут?

— Антон.

— Меня Михаил Иванович. Можешь звать меня Михаил.

Антон рассмотрел, что незнакомец был гораздо старше его — лет, наверное, под сорок.

— И долго ты ждешь их?

— Не знаю. У меня электроника накрылась. Может, полчаса, может, час.

Михаил Иванович хмыкнул с сомнением, потом посмотрел на Антона и присел рядом на коллектор.

— Ладно, Антон. Я тут порыбачу пока, — Антон с недоверием посмотрел на него, не вполне понимая, что тот собирается делать. — Ты не вздумай никуда уходить — тут у нас непросто. Если твои не вернутся, то я тебя в поселок отведу. Оттуда свяжемся с городом — заберут тебя, не дрейфь! — он в свою очередь осмотрел парня. — И вот еще чего, снимай эту свою амуницию, на хрен! Она тебе уже не поможет — можешь не сомневаться. И лезь в воду — помойся.

— Спасибо, я пока так посижу, — смущенно ответил Антон.

Дикий не вызывал у него опасений. Нет, он, конечно, то, что в школе называли «объект высшей биологической опасности», но сам по себе, как человек, он вызывал доверие. По крайней мере, разговаривая с ним, Антон не чувствовал того напряжения, которое мучило его рядом с напарниками. Помочь обещал. Да и не похоже, что ему что-то нужно от Антона.

— Мы тут когда ремонтировали, к нам тоже дикий приходил, — неожиданно сказал он.

— Кто?

— Ну, дикий — не из города, — смутился Антон.

— Интересно, — медленно, по слогам произнес Михаил Иванович. — И ты с ним разговаривал?

— Нет, — мотнул Антон головой. — Я его издали видел. Светлый такой, взъерошенный.

— А он тебя видел?

— Ну да. Под конец. Еще шефу что-то сказал. Тот обернулся, и они меня увидели.

Михаил Иванович надолго замолчал, затем наклонился, сорвал травинку и сунул ее в рот, раздавив кончик крепкими белыми зубами. Антона всего передернуло от этой картины. Это было настолько фантасмагорично, что он замер, наблюдая, как новый знакомый беззаботно гоняет во рту только что сорванный с дикого поля тонкий зеленый стебелек.

Михаил заметил его взгляд:

— Ты чего?

Антон, не в силах говорить, ткнул пальцем в травинку.

— А-а! Ну да. Вы же больные на всю голову! — потом посмотрел на ошарашенного парня. — Ладно. Сам так не делай. Мне можно, тебе нельзя, — травинку он вытащил изо рта и безразлично бросил тут же, у своих ног. — Похоже, парень, у тебя проблемка. И это хорошо, что ты мне сказал про того человека. Как ты его назвал — дикого? Но ты не переживай — заберут тебя ваши. Они вроде никогда своих не бросают. Так?

— Так, — неуверенно согласился Антон.

— А костюм снимай! Или брошу тебя тут одного. Мне вонючки городские в поселке не нужны! Понял?

Михаил подхватил свою палку и неторопливо начал спускаться к воде, остановился, уже опустив одну ногу на мокрый песок, и, обернувшись, добавил:

— Да, вот еще чего. Ты не вздумай в поселке кого-нибудь диким назвать. Ваши городские заморочки оставь для города, — он развернулся и, сделав несколько шагов вдоль воды, бросил быстрый взгляд на молчащего Антона. — Понял меня?

Антон кивнул:

— Понял, — немного подумал и продолжил: — Вы извините меня. У нас все вас так называют, — посмотрел на нового знакомого, что-то делающего с палкой, и признался: — Вообще-то я думал, что дикие, ну — люди, рядом с городом не живут. Что они давно уже вымерли.

Михаил уставился на Антона с удивлением:

— Ты чего, первый раз, что ли, за городом?

— Ну да, — признался парень.

— Ясно. Тогда тебя ждет множество открытий чудных.

Михаил отвернулся, от его палки отделилась длинная тонкая паутинка, на конце которой болталось нечто блестящее, непрерывно кувыркающееся и поблескивающее в лучах солнца. Оно, кстати, забралось уже довольно высоко, и Антон чувствовал, что дикий прав — надо было как можно скорее избавляться от костюма, ставшего без климат-системы настоящей ловушкой. Однако как раздеться рядом с человеком, тем более диким? Находясь к тому же посреди живого поля, а не в медицинской капсуле. Он понимал, что его защита уже рухнула, инфекция во всем ее разнообразии уже проникла в его тело, и смысла цепляться за бесполезный костюм никакого нет, но за всю его жизнь Антон никогда не нарушал санитарных правил, вбитых в подсознание с раннего детства, и к такому разоблачению еще был не готов. В памяти еще была свежа картинка крохотных красноватых червячков, изгибавшихся в луже, кожа помнила прикосновение живой мухи, да и очевидно смертельный паук не добавлял желания избавиться от последней защиты.

Между тем новый знакомый делал нечто непонятное: ловко размахнувшись, он отправил блестящую штуковину в полет по течению реки. Было видно, как следом за ней устремилась освобожденная паутинка. Описав высокую дугу, штуковина шлепнулась в воду. Михаил сосредоточенно замер, отведя в сторону тонкую палку и медленно вращая механизм у ее основания, который, похоже, сматывал выпущенную паутину. Вот в воде блеснула бешено вертящаяся штуковина, Михаил подтащил ее ближе, и она повисла над рекой, болтаясь на коротком конце паутинки.

Антон в изумлении смотрел на все эти странные манипуляции. Он спрыгнул со спасительного бетона коллектора и подошел поближе. Михаил оглянулся на парня и сделал знак рукой, чтобы тот оставался там, где стоял. После чего повторил загадочный процесс с тем же результатом. Было ощущение, что он задался целью хорошенько помыть штуковину на паутинке. Учитывая, что блестящая вертушка, похоже, была металлической, а вода, очевидно, не являлась не то что стерильной, а даже просто чистой, предположение вряд ли могло быть верным.

В конце концов Антон не вытерпел:

— Извините, а что это вы делаете?

— Э-х! — вздохнул Михаил. — Ну и кто из нас дикий?! — он бросил короткий взгляд на Антона. — Рыбу ловлю, — и уже отвернувшись от парня и забросив таинственную вертушку снова в воду, добавил: — Снимай свою амуницию. Мне на тебя смотреть жарко!

Новая информация поразила Антона. Он, конечно, знал про рыбу, но всегда думал, что она живет где-то далеко в океанах. Обнаружить, что ты еще недавно тонул и захлебывался в воде, в которой живут не только невидимые бактерии или водоросли вместе с красными червячками, но и настоящая рыба, — было невероятно. Паутинка Михаила между тем за что-то зацепилась — тонкая палка согнулась, собираясь сломаться, новый знакомый воздел ее над головой, но не останавливался, медленно вращая механизм и одновременно покачивая длинным хлыстом палки.

Антон впал в ступор — паутинка вовсе не зацепилась! Ее дергало и гнуло палку живое, пока еще невидимое существо, явно обитавшее в воде! Река оказалась не просто потоком грязной, мутной воды, но и местом обитания живых существ — настоящей большой жизни! Ужас от возможной встречи с ними там, в их родной стихии, в глубине желто-зеленой воды, цвет которой, что называется, изнутри, еще стоял перед его глазами, поразил Антона.

Михаил между тем подтащил упирающееся существо поближе. Поверхность воды взорвалась, плеснула искрами брызг, и Антон заметил блестящее серебристое тельце, бешено бьющееся на конце паутинки. Пойманная рыба — а это, без сомнения, была она, вновь ушла под воду, но ее судьба оказалась предрешена. Михаил подтащил добычу к самой кромке, шагнул, не разуваясь, в воду, и, наклонившись, вытащил за короткий плотный шнур на конце паутинки небольшую, извивающуюся рыбку.

Странное дело, но Антона накрыло непонятное чувство — все это время, оказывается, не осознавая того, он переживал за рыбака. И когда Михаил обернулся, счастливый и улыбающийся, с болтающейся на паутинке добычей, Антон почувствовал внезапную радость и удовлетворение — он ответил рыбаку такой же улыбкой.

Глава 6

Когда Михаил засобирался домой, день был в полном разгаре. В ослепительно синем небе одиноко висела лишь парочка сверкающих белых облачных клякс. Поток жаркого света давно заставил Антона не только избавиться от ставшего бесполезным костюма, но и, рискуя остатками здоровья, забраться ногами в недавно еще такую страшную воду реки. Правда, сапоги от костюма он так и не снял — во-первых, другой обуви у него нет, а во-вторых, они давали ему ощущение некоторой защиты. Стоять в желтоватой воде, касаясь мягкого песка голыми ногами, казалось ему невозможным.

Он остался одет лишь в обтягивающую майку и длинные узкие шорты до колен из комбинезонного комплекта, светлая ткань которых покрылась некрасивыми разводами после знакомства с речной водой. Михаил было потребовал, чтобы Антон залез в воду и помылся, но увидев, как напряглось от ужаса лицо парня, смилостивился, хотя и постоянно подшучивал над «трусоватыми» городскими. Что он имел в виду — робость Антона перед рекой или его исподнее — оставалось неясным.

В какой-то момент, когда Антон уже думал, что они так и останутся у реки до самого вечера, новый знакомый, пристроив очередного окушка, как он называл эту рыбу, на прутик в воде, внимательно всмотрелся в его лицо:

— Так, парень. Похоже, ты уже основательно поджарился. Пойдем-ка в поселок. А то кто вас знает, городских, еще скопытишься ночью.

Антон не вполне понял его, но деваться было некуда. Надежда, что товарищи все еще ищут его и вот-вот вернутся, давно уже истаяла. Самочувствие, на удивление, было сносным — никаких следов испытанной в школе аллергии или еще чего похуже. Он, конечно, понимал, что все это временно, и без помощи из города он обречен, но вот прямо сейчас явно умирать не собирался.

Подхватив аккуратно сложенный костюм со шлемом — что с ним делать, было не понятно, но и бросать его казалось неправильным, Антон зашагал следом за новым знакомым по еле видимой тропинке среди пахучей перегретой травы. Не сказать чтобы он уже привык к летающим насекомым, но видя равнодушную реакцию дикого, старался не психовать каждый раз, когда его касалась муха или мимо с громким жужжанием пролетали какие-то жуки. Болтающиеся на ногах, ставшие без костюма слишком большими по размеру сапоги казались последним бастионом защиты от гудящего, пищащего и мельтешащего вокруг дикого мира. Травинки бессильно бились по ним, пытаясь дотянутся до человека, иногда с них взлетали в воздух потревоженные жуки и бабочки, пару раз что-то резко отскакивало в сторону.

Идти пришлось довольно долго. Тропинка перебралась под палящим солнцем через огромное открытое поле, нырнула вдоль длинного, поросшего густыми кустами оврага, обогнула его, и Антон увидел вдалеке, в тени высоких деревьев, крыши одноэтажных домиков. Михаил оглянулся, и, улыбнувшись, объявил:

— Пришли.

Всматриваясь в крохотные дома, Антон спросил в спину дикого:

— А у поселка название какое-то есть?

— Балашиха, — ответил тот.

— Как Балашиха? Она же… — Антон не договорил.

Михаил на секунду остановился, подождал парня и ответил, зашагав дальше:

— Да, вот так! Здесь большинство жителей из той Балашихи. Не все, конечно, но много.

— А нам говорили, что там все умерли.

— Ну, в какой-то степени вам не врали. Там, — он выделил это слово, — и правда живых больше нет. Погибло, конечно, много народа, но основная часть просто оставила старую Балашиху. Разошлись кто куда.

Некоторое время шли молча. У Антона в голове все смешалось, вопросы теснились, отталкивая друг друга локтями.

— Вы хотите сказать, что люди из Балашихи выжили без защиты? — наконец вырвался из толчеи первый.

— Я сам оттуда. Правда, тогда я был еще совсем маленький, но кое-что помню.

Устоявшийся мир вокруг Антона начинал рушиться, он не был готов к этому.

— Но это же общеизвестно! Человек без защиты не может выжить в диком мире! Инфекции, паразиты, аллергии… пауки! — зачем-то добавил он.

Михаил, услышав возбуждение в голосе городского, остановился, дождался, пока тот замрет, уставившись на него, и спокойно ответил:

— Ты, парень, не горячись так. Все не так, как вам в городе рассказывают. И самое противное, что ваши врачи это знают лучше всех. А раз знают, но не говорят, значит — врут.

Он всматривался в лицо молчащего, надувшегося Антона:

— Правда, парень, в том, что люди, которые здесь родились или росли с детства, вполне способны и сами справляться с теми страхами, что ты перечислил. Они — часть жизни. Такие же, как и все, что ты вокруг видишь или не видишь. Запомни, жизнь постоянно воспроизводит саму себя — она более всего заинтересована в своем сохранении, а не гибели. Даже инфекция, если она оказалась случайно слишком опасной, смертельной, меняется, чтобы выжить — не убить того, на ком она поселилась.

Антон не вполне понял Михаила, но уловил два момента: первый — тот считал, что городским не говорят всей правды; и второй — что диким может стать любой, если он родился или попал сюда в детстве.

— Вы живете, но мало, — выдвинул он новый аргумент и смутился, ощутив, что это было неправильно, сообщать кому бы то ни было о том, что жить ему не так уж и долго.

Михаил, заметив его смущение, улыбнулся:

— Меньше, конечно, чем городские. Это факт. Да и зависим мы от ваших врачей все равно. Но я тебе открою страшную тайну: никто из наших, предложи ему, не согласится поселиться в городе.

Последнему заявлению Антон не поверил ни на мгновение и улыбнулся в свою очередь:

— Да конечно! Кто же вас пустит?! Вы же сплошь инфицированные, носители! — сказал и, поняв, что погорячился, понизив голос, добавил: — Извините.

Странно, но Михаил не обиделся и не рассердился — он рассмеялся таким откровенным веселым смехом, что даже Антон вынужден был улыбнуться.

— Ну, ты даешь, электрик! — Михаил вытер загорелой рукой слезы. — Пойдем! Повеселишь наших!

И он, повернувшись спиной, зашагал к прятавшемуся в тени деревьев поселку.

Когда-то в древности здесь была обычная деревня, останков которых много раскидано вокруг Москвы. Позже она запустела, дома стали разваливаться, а еще позже ее заселили новые жители — дикие. Они отремонтировали несколько домов, пустив на то стройматериалы, которых в округе можно было найти немало.