Римские каникулы

До самого вечера, пока они с Матвеем бродили по городу, Римма размышляла над неожиданным предложением. В сущности, ее позвали на свидание – и кто? Официант из кафе. Абсолютно незнакомый человек, которого она мельком видела два раза в жизни. Хоть и весьма симпатичный… Как он смотрел на нее, думая, что она этого не замечает! Как хмурились его брови, как сжимался красиво очерченный рот, какой нервный ритм выбивали по стойке изящные длинные пальцы. Видно, бедняге было трудно решиться на такой отчаянный шаг, но он все-таки пересилил себя – подошел хоть и в самый последний момент. Своей непринужденной манерой общаться он расположил Римму к себе еще во время вчерашнего разговора – не зря же она сегодня вновь пришла в это кафе, что бы там себе ни думал Матвей насчет «как меня угораздило его выбрать». Парень вел себя так мило, был так откровенно в ней заинтересован, было бы глупо отказываться. Да к тому же и невежливо – могла бы сразу сказать, что не придет. А так он будет ждать, она не явится, получится некрасиво… И потом, что она теряет? Возвращаться в Москву они с Матвеем планировали только послезавтра утром, в пятницу, так что у нее есть еще один день, почему бы не провести его в обществе симпатичного итальянца? К тому же в Риме было полным-полно прекрасных мест, до которых она пока не добралась. И наверняка еще и таких, о которых и вовсе не знала. Было бы здорово, если бы ей их показал местный житель, кому, как не ему, лучше всех знать город? А то обстоятельство, что житель этот дружелюбен и весьма мил, только усиливало ее решимость.

Шагая по улицам, она порой настолько глубоко погружалась в свои мысли, что невпопад отвечала на вопросы Матвея, а то и вовсе не отвечала, а тот, казалось, этого не замечал. К вечеру навалилась усталость – оба все меньше говорили друг с другом, просто шли, перебрасываясь редкими репликами.

Вернувшись в гостиницу, они почти в полном молчании поужинали и с облегчением расстались. Римме даже притворяться уставшей было не надо: целый день на ногах – это не шутка, даже несмотря на то, что сегодня она подготовилась к прогулке лучше и обошлась без высоких каблуков. Матвей тоже отставил в сторону свои плейбойские замашки: объект явно вышел из сферы его интересов, и силы можно было напрасно не распылять.

Торопливо простившись, они разошлись по своим номерам, ничего не сказав друг другу о планах на завтра, и Римма восприняла это как явный намек от мироздания: значит, точно нужно идти на встречу с итальянцем. На другое утро она встала пораньше и за завтраком написала Матвею коротенькое послание, что сегодня у нее свои дела.

Еще выходя из номера, Римма была уверена, что делает все правильно, но чем дальше она уходила от отеля, тем больше сомнений поселялось в душе, и, приближаясь, к Трастевере, она уже волновалась, как школьница перед первым в жизни свиданием с мальчиком из параллельного класса. А вдруг это розыгрыш? Или глупая шутка, и, подойдя к кафе, она окажется в дурацком положении? Но все сомнения рассеялись в тот же миг, как только она увидела «своего» официанта. Одетый явно не для работы, тот стоял в дверях кафе и, заметив ее, расцвел улыбкой, такой яркой и заразительной, что Римма тоже невольно разулыбалась в ответ.

– Как я счастлив, что ты пришла! Я ужасно боялся, что тот сердитый русский тебя не отпустит! – воскликнул он, и глаза его радостно заблестели. – Вот увидишь, ты не пожалеешь ни о единой потраченной минутке! Мы проведем вместе самый чудесный день! Будем гулять по Риму и разговаривать про все-все на свете. О чем только пожелаешь! Я покажу тебе, как прекрасен мой город.

Сначала Римма немного опешила от такого пыла. Но улыбка юноши выглядела столь искренней и дружелюбной, что не проникнуться его энтузиазмом было просто невозможно.

– Хорошо, я согласна, – просто сказала она.

– Тогда вперед, синьорина… – воскликнул он и тут же хлопнул себя по лбу ладонью. – Вот я разиня! До сих пор не спросил, как тебя зовут.

– Меня зовут Римма, – представилась она и объяснила: – По-русски ваш город называется Рим. Моя мама так хотела тут побывать, что даже назвала меня в честь города своей мечты.

– Быть не может! – юноша уставился на нее с неподдельным удивлением.

– Почему это? – озадаченно спросила она.

– Потому что я – Ромоло[1]!

– Ну и ну! Вот это да! – всплеснула руками Римма. – Выходит, нас зовут почти одинаково.

– Это знак судьбы! – серьезно заметил он. – Значит, наша встреча была не случайной.

– Я бы не стала так торопиться с выводами, – мягко улыбнулась Римма. – В тот день я просто гуляла и захотела присесть, чтобы выпить кофе.

– Не буду спорить сейчас. Ты сама увидишь, что я был прав, – убежденно продолжил Ромоло. – Скажи, откуда у тебя такое красивое имя? Оно ведь не русское, да? Я читал: русских женщин зовут Татьянами, Ольгами и Наташами.

– Не всегда, – усмехнулась она. – У нас очень много женских имен, и многие красивы.

– Как и русские женщины! – воскликнул Ромоло, глядя на нее с таким восхищением, что она даже смутилась.

– Ты обещал мне прогулку, – засмеявшись, напомнила она.

– Да-да, конечно, прости… – смешался Ромоло. – Давай пойдем вот сюда, по этой улице…

И они двинулись прочь от кафе, продолжая беседовать и не замолкая ни на минуту. Разговор с этим восторженным незнакомцем, то и дело улыбавшимся при взгляде на нее, получался спокойным и легким. Римма не испытывала ни капли неловкости и вскоре, сама удивляясь своей неожиданной откровенности, уже рассказывала Ромоло о маме и ее наивной любви к Италии, о том, как они жили без отца, сначала втроем с бабушкой, потом вдвоем с мамой, как она, Римма, росла, как упорно училась и к чему, в итоге, пришла. Ромоло слушал ее с огромным вниманием, задавал вопросы, качал головой над трудностями, радовался ее успехам.

Перебирая в памяти воспоминания детства и юности, Римма и сама воодушевилась: ей всего двадцать восемь, а проделанный путь оказался таким солидным! Она многого достигла: у нее отличное образование, есть квартира в Москве, ее уважают на работе, любят и ценят друзья, она уже побывала во многих странах… Жаль, что мама этого больше не видит.

Картинка получалась яркой, но какой-то незавершенной, и от этого неустойчивой. Словно ваза слишком уж прихотливой формы, над которой перемудрил дизайнер. Тронь ее – и повалится на бок, со всеми своими бесчисленными украшениями и изящными, любовно подобранными детальками…

Чтобы не заканчивать историю на минорной ноте, Римма попросила, чтобы Ромоло тоже рассказал о себе, и он охотно согласился. Оказалось, он тоже остался без отца, хотя и не так рано, как Римма. Тот умер несколько лет назад, и теперь Ромоло – старший мужчина в своей большой и шумной семье. Хотя ему всего двадцать семь – ну, какой из него глава семейства? У него есть три сестры – одна старшая и две младших. Сколько он себя помнил, мать всю жизнь хлопотала по дому или в кафе – это их семейная собственность. Отец мало ей помогал, говорил, что, раз это ее приданое, вот пусть она сама и возится с ним. На самом деле он, похоже, ревновал мать к семейному бизнесу: деловая хватка у нее была явно покрепче, чем у него. Когда отец умер, Ромоло пришлось отложить свои собственные планы и начать помогать матери. А ведь после школы он мечтал учиться дальше, чтобы стать художником.

Услышав, что он рисует, Римма чуть не захлопала в ладоши и сама удивилась такому, обычно совершенно ей не свойственному бурному проявлению чувств. Неужели заразилась от своего такого эмоционального собеседника?

– Удивительно! В детстве я тоже училась в художественной школе. Но потом отошла от живописи и увлеклась фотографией.

– А я нигде не учился, – смущённо признался Ромоло. – Я самоучка. Думал, выучусь, когда стану постарше. Но пока что не получается. Дорого, да и времени нет – нужно работать в кафе.

– А та девушка… Молодая женщина, что работает вместе с тобой… – неопределенно начала Римма, не зная, как бы ловчее задать самый простой вопрос: «Ты, случайно, не женат?»

– Это Джулия, – охотно пояснил Ромоло. – Моя младшая сестра. Она замужем, но пока что они с мужем живут в нашем доме. У них уже есть двое детей и сейчас на подходе третий.

– Ого! – удивилась Римма. – Какие они молодцы. Дети – это ведь здорово.

– Конечно, – засмеялся он. – Особенно, когда они весь день носятся вокруг тебя, дерутся, плюются, орут, ябедничают друг на друга и не дают матери толком работать.

Римма вежливо улыбнулась. Собственный опыт общения с детьми у нее был минимальный, разве что дочка Ульяны Вика – вот, пожалуй, и все. Ей трудно было представить, что в двадцать пять лет – столько было сейчас сестре Ромоло Джулии – можно иметь уже двоих и готовиться вот-вот обзавестись третьим.

– Хотела бы я взглянуть на твои рисунки. Ты в какой манере работаешь? – спросила Римма, возвращая разговор к интересной ей теме.

– Если «хотела бы» – тогда смотри, – неожиданно сказал он и достал из кармана блокнот.

Римма принялась переворачивать страницы, сначала с вежливым интересом, но постепенно увлекаясь по-настоящему. Профессионализм работ этого «самоучки» поразил. Блокнот был полон быстрых зарисовок карандашом. Здесь были лица, руки, оттопыренные локти, сплетенные ноги, обутые в живописнейшие полуразвалившиеся башмаки, – словом, все то, что в дальнейшем служит пищей любому художнику. На нескольких листах она узнала стойку кафе, старую глицинию у входа. Встречалась и римская уличная натура: статуи, фасады зданий, арки, колонны, фрагменты орнаментов. На последнем листе была изображена пара туристов, сидящих за столиком. Мужчина и женщина. Фигура мужчины, вальяжно откинувшегося на спинку стула, была едва намечена, а вот женщина…

– Подожди. Это же…

– Это еще не готово, – быстро пробормотал Ромоло и попытался забрать у нее блокнот.

– Это ведь я? И Матвей?

– Отдай. Не знаю я никакого Матвея, – стремительно заливаясь краской, он все тянул и тянул блокнот к себе. И вдруг выпустил, отвернулся, нервно взъерошил волосы. – Извини. Я не хотел тебя обижать.

– Обижать?! – удивилась она. – Ничего не понимаю. Что тут обидного?

Римма еще раз всмотрелась в рисунок. Художнику явно не хватило времени закончить набросок, но схвачено было точно: она сидит, поставив локти на стол и оперев подбородок на сплетенные пальцы. Поза сложная, да к тому же не слишком изящная: голова вышла втянутой в плечи, но она же не знала, что служит в этот момент моделью! Зато скулы, нос, форма губ – все было передано с очевидным портретным сходством.

– Отличный набросок. За те десять минут, что у тебя были, и Леонардо не смог бы лучше, – уверенно проговорила она и вернула блокнот.

– Семь.

– Что «семь»? – не поняла Римма.

– Семь минут. А потом пришла мама из кухни и погнала меня к клиентам за столик, – жалобно сказал он, пряча блокнот на место.

– Бедняга! – Римма от души расхохоталась. – Где уж тут оттачивать мастерство, в таких-то условиях!

– Ты правда не сердишься? – вновь спросил он.

– За что, объясни наконец? За что мне сердиться?

– Ну, некоторые люди ужасно не любят, когда их рисуют. Злятся, если заметят. Требуют отдать рисунок. Иногда даже грозят подать в суд за разглашение персональных данных.

– За что?! – округлила она глаза.

– У нас с этим теперь очень строго, – печально покачал головой Ромоло. – Нужно получить письменное согласие, а потом рисовать. Даже на палец или на локон. Даже на старый башмак, если он надет на чью-то ногу.

– Что за чушь! – возмутилась она. – Я со школы не рисовала с натуры, но не думаю, что у нас в России такие законы.

– А это даже и не законы. Во всяком случае – точно не новые. Просто некоторые люди очень хотят внимания, а скандал – самый простой способ его заполучить.

Они долго гуляли по городу, то и дело оглядываясь по сторонам и останавливаясь, чтобы что-то рассмотреть и сфотографировать. Римма ликовала – будь она одна, ей, конечно, и в голову не пришло бы заглянуть в такие места, а значит, не пришлось бы увидеть все то, что показывал ей местный житель. Было особенно приятно отметить чуть ли не полное совпадение их вкусов и взглядов – они обращали внимание на одни и те же моменты и детали, замечая и указывая друг другу то на балкон, то на выражение лица статуи, то на особо причудливую деталь скульптурной композиции фонтана.

Почувствовав усталость, они пообедали в каком-то милом хоть и недорогом кафе, явно для местных, и вновь отправились бродить по городу. В течение всего этого потрясающего дня Римма то и дело ловила на себе восторженные взгляды Ромоло. Они были совсем не притворными, не нарочитыми. Он не «клеил» ее, а именно восхищался – искренне, неподдельно. Она специально пару раз попыталась его подловить: останавливалась у витрин, якобы желая что-то рассмотреть, а сама пристально вглядывалась в его отражение. В такие мгновения он буквально пожирал ее глазами. Хмурился, покусывал губы, нервно ерошил волосы – и не отрывал от нее внимательного взгляда. Сердце у Риммы так и замирало от удовольствия. Такое подделать нельзя. Похоже, она действительно ему нравится.

Он не пытался прикоснуться к ней, как это постоянно делал Матвей, разве что несколько раз он подал ей руку, помогая перешагнуть через низкую цепь ограждения или спуститься по лестнице, ведущей с набережной к водам Тибра. И каждый раз его пальцы чуть заметно дрожали, хотя он ни разу не позволил себе задержать ее ладонь в своей. И уж тем более не попытался обнять или сорвать поцелуй, лишь неотрывно смотрел.

День пролетел, как одно мгновение. Ромоло проводил ее до отеля. Стоя на ступенях, оба понимали, что пришло время прощаться. Римме было немного грустно: она и не помнила, когда в последний раз так замечательно проводила время. И вот, все кончено. Пора уходить.

– Ну, мне, наверное, пора, – сказала она, протягивая руку. – Спасибо тебе. Ты действительно открыл для меня Рим. Я этого никогда не забуду.

Ромоло взял ее руку в свои ладони и осторожно пожал. Заглянув Римме в глаза, вымученно улыбнулся и попытался что-то сказать, но вместо слов из его груди вырвался судорожный, порывистый вздох. И вдруг его словно прорвало. Он отшатнулся, сел на ступени отеля и спрятал лицо в ладонях.

– Ромоло, что случилось? – встревожилась Римма.

Вместо ответа он отчаянно замотал головой и стал раскачиваться, бормоча что-то малоразборчивое.

Не зная, что делать, она тронула его за плечо.

– Эй, ты в порядке?

– В порядке?! – воскликнул он, глядя на нее снизу вверх. – Как я могу быть в порядке, когда завтра ты покинешь Рим навсегда?! И я тебя больше никогда, никогда не увижу! А ведь ты даже не представляешь себе, какая ты удивительная. Самая умная, самая добрая, самая прекрасная из женщин на свете! Я смотрю на тебя, я с тобой говорю, и понимаю, что… – тут он коротко застонал и, вскочив, сжал кулаки. Римма в испуге попятилась. – Я никогда не встречал такой, как ты, понимаешь? Я бы отдал все на свете, лишь бы ты смогла задержаться еще хоть на день…

Его волнение передалось и Римме. Она прижала руки к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. В горле мгновенно пересохло, слова и мысли исчезли, оставив вместо себя растерянность и неловкость, как будто она собиралась сделать что-то плохое. Скомканно попрощавшись, Римма развернулась, буквально влетела в отель и, поднявшись в номер, ничком повалилась на огромную кровать. Сердце по-прежнему колотилось, будто она бежала стометровку, кровь пульсировала в висках. Хотелось плакать, хотелось кричать, отчаянно жалея себя, словно она сейчас добровольно, своими собственными руками лишила себя самого дорого сокровища в жизни.

Кое-как успокоившись, Римма вышла на террасу и долго сидела там, завернувшись в огромный плед, отыскавшийся в кресле, и смотрела, как солнце валится за крыши домов, как длинные тени наползают на Вечный город.

К ужину она не спустилась. Матвей не тревожил ее, и она была рада, что может побыть одна и толком собраться с мыслями.

А когда утром Римма сообщила ему, что останется в Италии на выходные, то лишь пожала плечами в ответ на его реакцию:

– То есть это ты меня так вежливо посылаешь куда подальше?

Ей было решительно все равно, что он подумает. Сейчас казалось не только странным, но даже нелепым, что еще несколько дней назад она мечтала о свадьбе и долгой жизни вместе с этим человеком. Теперь эта страница жизни была перевернута, и Римма с замиранием сердца готова была открыть новую. Что, интересно, напишет на ней судьба?

Глава 8

Un Amore Grande

Конечно, такое решение не далось даром. Полночи Римма проворочалась в постели без сна, перебирая в памяти события прошедшего дня, вспоминала улыбку и взгляд Ромоло, его прощальную бессвязную, но такую пылкую речь: то ли жалобу на неумолимую суровость судьбы, то ли недосказанное признание во вспыхнувшей с первого взгляда страсти.

Еще вечером Римма попыталась связаться с Ульяной, чтобы заручиться ее поддержкой или хотя бы выговориться, если вдруг та не одобрит ее планов. Но Ульяне было не до подруги: от нее только что уехал Егор. Не слушая Римму, она едва поздоровалась и с ходу принялась тараторить, делясь восторгами, как он здорово помогает ей с ремонтом: нашел отличных мастеров, контролировал их работу, да еще и так прекрасно поладил с Викой, как у самой Ульяны не всегда получалось. Римме осталось только молча выслушать подругу, порадоваться за них обоих и распрощаться, так и не сказав ни слова о своих собственных делах.

Проснувшись утром, она поняла, что намерение задержаться в Риме на выходные никуда не исчезло. Если разобраться как следует, в нем не было ничего из ряда вон выходящего: сегодня – пятница, и у Риммы будет еще два с лишним дня, чтобы насладиться прогулками по городу в обществе Ромоло. Она проверила: есть подходящий рейс на Москву в восемь вечера в воскресенье, и поменять билет на эту дату можно довольно легко. Да, дома она окажется поздно ночью, ну и что тут такого? В понедельник утром как миленькая придет на работу. Будто бы раньше ей никогда не приходилось ложиться спать глубоко за полночь!

Одобрительно хмыкнув, она выбралась из постели и, отправившись в ванную, по дороге задержалась у окна, чтобы еще раз взглянуть на чудесный город.

Как говаривал один французский король, Париж стоит мессы.

К Риму это тоже относится в полной мере.

Быстро собравшись и еще быстрее распрощавшись с уезжающим Матвеем, она отправилась в город и уже знакомой дорогой дошла до кафе. Увидев ее издалека, Ромоло в первый миг просто глазам не поверил, чуть не выронил поднос, бросился к ней через площадь и остановился как вкопанный, не дойдя пары шагов. Лицо его так и светилось неподдельным счастьем.

– Вот это сюрприз! – задыхаясь, воскликнул он.

– Я тут подумала: впереди выходные. Незачем мне торопиться в Москву… – несколько подрастеряв тщательно отрепетированную небрежность голоса, начала было Римма, но тут он восторженно закивал и пылко сжал ее руку.

– Конечно же незачем! Ведь теперь у твоих ног будет весь Рим!

Она невольно улыбнулась такой горячности: его высокопарная манера выражаться порой казалась очень забавной. Чтобы скрыть смущение от экстравагантности собственного поступка, она оглянулась по сторонам, отыскивая подходящую тему для разговора. Взгляд упал на вывеску с названием кафе, на которую она раньше не обращала внимания:

– «Ромоло» – с удивлением прочитала она. – Так твои родители назвали кафе в честь сына? Как это мило!

– Как бы не так! – засмеялся он в ответ. – Все было с точностью до наоборот. Это меня назвали в честь кафе. У деда было двое детей – моя мать и ее младший брат. Я тебе уже говорил, что это кафе – наш семейный бизнес. Дед долго раздумывал, кому его оставить. Вроде бы наследником должен быть сын, хоть он и младший. Так всегда было принято. Но тот, как назло, был не особо трудолюбив, да и вообще к бизнесу не слишком способен. А мать прямо с самого детства мечтала стать хозяйкой собственного заведения. С малолетства помогала отцу, а когда вышла замуж и родила сына, назвала меня Ромоло. Даже с мужем не посоветовалась, представляешь? Уж не знаю, помогло это или нет, но дед оставил бизнес ей.

Тут в дверях кафе появилась немолодая женщина в темном платье – невысокая, полноватая, с густыми пышными волосами, зачесанными назад и заколотыми высоким гребнем на старомодный манер.

– А вот и она! – воскликнул Ромоло и помахал рукой.

Женщина кивнула и строго посмотрела на сына, непозволительно долго болтающего с гостьей, которая к тому же ничего пока что не заказала. Словно почуяв ее недовольство, Ромоло попросил Римму присесть, немедленно скрылся внутри кафе и через несколько минут вернулся с отличной новостью: удалось уговорить маму дать ему несколько выходных. Та хоть и без большого восторга, но согласилась, и теперь они смогут побыть вдвоем.

Они провели вместе еще один удивительный день. Вновь гуляли по городу, и Ромоло показал Римме пару очаровательных, совершенно нетуристических мест. Чего только стоил рынок в Порта Портезе, где продавали всякую прелестную старину! Как уверял Ромоло, здесь можно было купить что угодно: от ретрооткрыток и бижутерии до винтажной одежды и уникальных антикварных вещей. Они долго бродили между вешалок с довоенными платьями, барочных столиков на вычурных гнутых ножках и величественно-огромных, словно иконостасы, резных комодов из темного дуба, неизвестно как втащенных на эту площадь. Возле одной из стоек со шляпами на Римму напало особенное веселье: она стала примерять одну за другой, вертясь перед зеркалом и задорно поглядывая на Ромоло. Нацепив какой-то совсем уж немыслимый ярко-лиловый капор, схватила выцветший веер из страусовых перьев, принялась обмахиваться им, комично закатывая глаза, как престарелая герцогиня. Ромоло с радостью подыграл: хохоча во все горло, стал кланяться ей и фотографировать Римму на телефон.

А когда пришел вечер, оказалось, что сегодняшнее приключение еще не окончено: Ромоло пригласил ее в «Акаб» – модный клуб, чтобы вместе потанцевать и послушать музыку.

– Он такой классный! Самый лучший в городе! – с жаром убеждал он. – Я там нечасто бываю, но знаю точно: скучно не будет. Если ты, конечно, любишь такие места…

– Еще как люблю! – радостно воскликнула Римма. – Сегодня я готова танцевать всю ночь напролет.

Они ненадолго расстались, условившись, что в десять он заедет за ней в отель. Ромоло нужно было проведать мать: ему было все же неловко, что он так внезапно оставил их с сестрой без помощи. А Римма решила, что ей не помешает слегка отдохнуть перед предстоящей бессонной ночью. К тому же нужно будет переодеться для танцев.

В отеле она получила ключ от нового номера. Еще утром, выселяясь из оплаченного компанией люкса для новобрачных, Римма была слегка шокирована суммой и решила, что оставлять его за собой и дальше неразумно – не было никакого желания переплачивать втридорога за все эти вульгарные розовые светильники и непристойные статуэтки. Ей повезло, и сегодня как раз освободился номер поскромнее – тремя этажами ниже, без джакузи, террасы и шикарного вида из окна, но Римму это вполне устроило. Камелии перенесли в новый номер, а всего остального было ни капли не жаль, даже наоборот.

Переселившись к себе, Римма принялась лихорадочно перебирать вещи, прикидывая, что бы надеть. Пересмотрев все, чуть не пришла в отчаяние: взятый в Рим гардероб сплошь состоял из деловой одежды! Она ведь не собиралась тусить здесь по клубам, разве что планировала сходить с Матвеем в какой-нибудь пафосный дорогой ресторан.

Но нужно было все-таки что-то решать и, перерыв содержимое чемодана еще раз, Римма остановила выбор на черном платье, расшитом по подолу и вырезу черными же пайетками. Оно было не слишком облегающим и коротким – чуть выше колена, зато с довольно откровенным декольте и выгодно подчеркивало ее высокую грудь. В Москве Римма всегда носила его с жакетом, но на танцполе жакет можно будет и снять.

Приняв душ, она оделась, причесалась и накрасилась и даже успела пополнить свою страницу в соцсетях новыми снимками, прежде чем Ромоло позвонил ей из холла. Едва заслышав в телефоне его милый голос, Римма почувствовала, как сердце забилось сильнее, а щеки тронул румянец. Крутясь перед зеркалом, она улыбалась собственному отражению и с удивлением поняла, что вот сейчас, в эту самую минуту, абсолютно счастлива.

Взяв такси, они поехали в Тестаччо – колоритный римский район, о котором многие туристы даже не слышали, хоть тот и лежит всего в двух километрах от Колизея. По дороге Ромоло рассказал, что «Акаб» – один из самых модных городских клубов, да к тому же еще и старейший. Летом танцпол переносится в сад, но сейчас по ночам еще холодно, поэтому вся тусовка проходит внутри здания. Танцпол здесь просто огромный – одновременно может вместить больше тысячи человек. А если они устанут танцевать, можно спуститься в подвальный этаж, в «пещеру», где приглашенные группы играют альтернативную музыку.

Вечер прошел потрясающе. Опьяненные ритмом, они танцевали без устали, улыбаясь друг другу сквозь разноцветные сполохи света. На танцполе Римма заметила, что сквозь белую ткань футболки у Ромоло просвечивает какая-то татуировка, как раз над левой ключицей. Ей было ужасно любопытно узнать, что это такое, но, сколько она ни вглядывалась, рассмотреть картинку получше так и не смогла, а спросить не получилось – перекричать музыку оказалось не так-то просто.

Всю ночь Ромоло не сводил с нее глаз. Поняв, что сумел угодить, и Римма довольна вечеринкой, он радовался как ребенок и весь так и сиял. С его смеющихся губ то и дело слетали кружащие голову слова: «la mia regina», «bella dea russa»… Римма только хохотала в ответ и принимала его восторги как должное, будто ее каждый день кто-то называл своей королевой и прекрасной русской богиней. Она и впрямь чувствовала себя в этот вечер настоящей королевой. А может быть, даже богиней.