В боях за Молдавию
Книга вторая
Составители: полковник запаса
и подполковник в отставке
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Когда волей обстоятельств мы остались живы в те самые страшные дни и жизнь отмерила нам счастье поцеловать за пять лет проклятой разлуки своих близких и с упоением заняться любимым делом — мы не имели права, да и не могли хранить только в своей памяти имена тех, кого та же самая жизнь поила из своей чаши, как мать, и не успела до конца насытить: фашистский кованый сапог выбил из ее рук эту чашу.
Голоса и тени погибших друзей, или просто наших командиров, или просто гвардии рядовых, с которыми мы проходили этот невероятно трудный, но, видят люди, славный путь, — заставили нас снова взяться за перо. То, о чем мы не сказали в первой книге, то, что наша память не сумела тогда воскресить, то, что, по-нашему мнению, необходимо еще добавить, чтобы как можно точнее объяснить военную обстановку тех лет без прикрас и пристрастий, мы попытались сказать в этой книге.
Чувство невысказанной никогда безмерной любви к нашим фронтовым товарищам требовало изыскать в сердце теплые слова и бережно доверить их бумаге, но мы часто бывали в растерянности, ибо в писателях никогда не думали ходить. Тем не менее пульс вдохновения, если так можно сказать, не один раз тревожил наше воображение.
Эту новую книгу мы составили не только для определенного круга фронтовых товарищей — участников Отечественной войны на молдавской земле. Она должна служить как бы своеобразным паролем в воспитании патриотических чувств молодого поколения.
Патриотами, как и солдатами, не рождаются. Патриоты воспитываются на тысячах примеров, достойных подражания и преклонения, и особенно тогда, когда герои эти не выкованы в плену тесного воображения писателя, большого или маленького, когда герои эти — действительно прописанные на земле соотечественники, которых, как говорится, можно и «потрогать».
Мы знаем, что и теперь еще не удалось полностью воспроизвести эту героическую быль на молдавской земле — ведь в запасе у нас целая вечность. Дух погибших товарищей призывает нас снова и снова посвящать читателя в то правое дело, за которое они сложили свои непокорные головы.
И мы говорим им: Слава!
В САМОМ НАЧАЛЕ
С. Цыпленков, полковник запаса
ПОДНЯТЫЕ ПО ТРЕВОГЕ
Накануне. Утром шестого июня по боевой тревоге полк выступил и, совершив стодвадцатикилометровый марш, к исходу девятого числа сосредоточился на окраине большого молдавского села Пражила, в 30–35 километрах от города Бельцы.
Как теперь стало известно, по планам штаба Одесского военного округа 30-я Иркутская горно-стрелковая дивизия имела задачу вместе с другими дивизиями прикрыть границу на реке Прут на случай развертывания боевых действий. Задача важная и ответственная. Новый район сосредоточения находился от границы в 70–80 километрах. Для преодоления такого расстояния требовался, по меньшей мере, двухсуточный форсированный марш. Следовательно, дивизия к выполнению своей задачи могла приступить с большим опозданием.
Переход полка в новый район, ближе к границе, естественно, вызвал всевозможные разговоры и кривотолки среди личного состава. На собраниях и служебных совещаниях да и просто при встречах нам с командиром полка задавали много вопросов.
— С какой задачей полк прибыл в данный район?
— Почему так далеко остановились от границы?
— Можно ли вызывать к себе семьи?
— Долго ли здесь задержимся?
От нас требовались ясные и вразумительные ответы, а мы и сами толком ничего не знали. На совещаниях в штабе дивизии и в отделе политической пропаганды не только мы с полковником Сафоновым, но и другие командиры частей и политработники неоднократно задавали подобные вопросы командиру дивизии и его заместителю по политической части. Нам говорили:
— Не разводите панику, больше уделяйте внимания боевой подготовке и работайте с людьми.
Из штаба дивизии я вышел с каким-то тревожным чувством. В раздумьях не заметил, как выехал за околицу села Бокша, где размещался штаб дивизии. Расстегнул ворот гимнастерки, пришпорил коня и километра три проскакал галопом. То ли быстрая езда, то ли прекрасный солнечный день, а скорее всего и то и другое, настроили меня на более оптимистический лад. Я закурил и стал любоваться красотой молдавского пейзажа. После обильных дождей все благоухало. Шумели высокие густые хлеба, а в садах под тяжестью созревающих плодов прогибались до земли ветки фруктовых деревьев — первый богатый урожай свободных тружеников Молдавии!
Подъезжая к штабу полка, я уже думал о том, как лучше организовать учебу солдат, помочь местному населению убрать урожай на полях и в садах и быстрее встать на ноги только что зарождающимся колхозам.
В тот же вечер я созвал совещание всего политсостава полка совместно с секретарями ротных парторганизаций, на котором обсудили вопросы об усилении воспитательной работы, укреплении воинской дисциплины, повышении боевой готовности подразделений. Только сигнал на ужин прервал наше собеседование.
С утра до наступления темноты весь личный состав от повозочного до командира полка напряженно занимался боевой подготовкой. Солдат обучали умелым действиям на поле боя днем и ночью, в любой обстановке как самостоятельно, так и в составе подразделений. Совершенствовали свои знания и офицеры.
Очень много уделяли внимания огневой и тактической подготовке, а также совершенствованию маршей и ночных учений, которые, как правило, начинались подъемом рот по тревоге и заканчивались боевой стрельбой.
Нужно отдать должное командиру полка полковнику Сафонову. Он терпеливо и настойчиво добивался высокой организации и качества боевой подготовки.
— Мы должны использовать каждую минуту для учебы, — часто напоминал он офицерам и солдатам. — На войне некогда будет учиться. Там нужно бить врага, и бить умеючи, с наименьшей потерей живой силы. Поэтому мы обязаны закалять людей, готовить их к трудной боевой жизни.
Он знал, что такое современная война. Ему довелось в течение длительного времени с оружием в руках сражаться с фашистами в героической Испании. О его боевых делах красноречиво говорил сверкающий на гимнастерке орден Красного Знамени, полученный в боях за свободу испанского народа.
Я, как заместитель по политической части, и вся партийная организация полка поддерживали эту требовательность командира, помогали ему во всем. Не случайно наш полк на протяжении длительного времени считался в дивизии лучшим по дисциплине, организованности и боевой подготовке, хотя некоторые офицеры и политработники в полк прибыли из запаса в конце 1939 и в начале 1940 года, не имея достаточной теоретической военной подготовки и практических навыков в руководстве подразделениями. Благодаря упорной работе полковника Сафонова, партийной организации эти офицеры очень быстро освоились и стали хорошими руководителями.
Порой они удивлялись этому даже сами. Однажды инструктор пропаганды полка старший политрук Черкасов сказал мне:
— Смотрю я и удивляюсь, как в армии люди быстро осваивают весь комплекс задач и процесс их выполнения. Вчерашние запасники — рабочие, счетоводы, профсоюзные работники — сегодня уже выглядят заправскими командирами, способными не только обучать солдат военному делу, но и вести их в бой.
— А чему тут удивляться? Ведь и вы, Федор Филиппович, тоже, можно сказать, новичок. Я вот в армии более десяти лет, имею военно-политическое образование, опыт работы. Вы же только год служите, а справляетесь в мое отсутствие не хуже меня.
Черкасов, учитель по профессии, пришел в полк в начале 1940 года, из запаса. Он обладал организаторскими способностями, быстро сумел освоиться с армейской жизнью, найти свое место в огромном и сложном армейском механизме. Вел большую пропагандистскую работу среди личного состава полка, много помогал политрукам и парторгам рот в организации политработы, часто выступал с лекциями и докладами не только в полку, но и среди населения. Правда, был у него один недостаток: неопрятный внешний вид. За это не раз ему попадало от командира полка.
В общем, коллектив в полку сложился хороший, способный решать любые задачи, и в этом была немалая заслуга полковника Сафонова. Уже после войны я встречал многих офицеров-однополчан. Они не раз вспоминали добрым словом полковника Сафонова и 256-й полк, где получили хорошую закалку, которая помогла им громить фашистских захватчиков.
Наряду с боевой подготовкой в полку была развернута большая политическая работа по воспитанию высоких моральных качеств у каждого воина. Политруки рассказывали солдатам о международной обстановке, о героических подвигах, проявленных советскими воинами на озере Хасан и реке Халхин-Гол, в финскую кампанию. В подразделениях выступали непосредственные участники боев — командир огневого взвода лейтенант Злобин, награжденный медалью «За отвагу», старшина 6-й роты Чернышев и другие участники этих событий.
Так в повседневных хлопотах незаметно проходило время. Порой не оставалось лишней минуты, чтобы отправить семье письмо. В мирное время мы мало уделяли внимания своим семьям, которые вместе с нами переносили все тяжести армейской жизни, и только потом, на войне, мы об этом сильно сожалели, рассматривая в свободные минуты фотокарточки родных и любимых.
Суббота, пожалуй, самый напряженный и беспокойный день во всей неделе, особенно для политработников. К обычным обязанностям прибавляются дополнительные — нужно тщательно продумать организацию отдыха личного состава в выходной. А это нелегкая задача. У нас не было ни клуба, ни спортивных городков, ни спортснарядов. Одна-единственная кинопередвижка.
Об этом я как раз и размышлял, находясь на совещании офицерского состава, пока начальник штаба дивизии полковник Кошанский делал доклад об итогах инспекторской проверки полка по боевой и политической подготовке.
В течение трех дней группа офицеров штаба и политотдела дивизии проводила в полку весеннюю инспекторскую проверку. Сколько тревог, волнений пережито за три дня! Отчитывались за весь зимний период. Каждому командиру хотелось, чтобы его подразделение признали лучшим в полку. Инспекторская проверка в жизни части и каждого офицера — большое событие. Одним она несет радости и награды, повышение по службе и в звании, другим — неприятности и огорчения… В общем, кто что заработал, то и получает. На этот раз, судя по выводам доклада, никаких особенных неприятностей как будто не предвиделось.
— Поработали вы, товарищи, в зимний период хорошо, — сказал в заключение полковник Кошанский. — Командование дивизии боевую и политическую подготовку полка оценивает хорошо и надеется, что впредь 256-й полк этих темпов не сдаст и будет ведущим в дивизии.
Проводив офицеров дивизии, мы с полковником Сафоновым вернулись к офицерам полка. Здесь он объявил, что уезжает по семейным обстоятельствам в краткосрочный отпуск. За него временно остается начальник штаба капитан Бороднюк.
Распрощавшись с командиром полка и пожелав ему счастливого пути, мы с начальником клуба младшим политруком Касьяновым направились в подразделение, чтобы проверить, как идет подготовка к проведению выходного дня. А потом смотрели вместе с офицерами и бойцами кинофильм «Волга-Волга». Эту картину я видел не раз, но опять смотрел ее с большим удовольствием. Она отвлекала от всех дум и забот, вселяла бодрость. Только почему-то происходили частые обрывы ленты. Нашему киномеханику Галаганову, а заодно и начальнику клуба Касьянову пришлось выслушать от зрителей немало разных колючих слов.
После кино долго еще не расходились. Вечер выдался тихий, теплый. Появился баян — неизменный спутник солдата. Кто-то из бойцов затянул песню. Сначала тихо, а потом все громче и громче звучали солдатские голоса. Пели «Катюшу», «Сулико». Из села тоже доносились песни молодежи.
Долго мы сидели в тот вечер на полянке, вспоминая о семьях, о своих бывших благоустроенных лагерях, и никто не думал тогда, что это был последний мирный вечер для нас и всей нашей страны.
Вот и теперь, спустя более двадцати лет, вспоминая об этом вечере, участники войны говорят: «Сердце подсказывало», «Чувствовали», что завтра что-то будет. Мне же думается, что все это навеяно уже войной, а тот вечер был самым обычным и ничего плохого не предвещал.
Нашу беседу прервал сигнал «отбой».
— Ну, товарищи, пора по «коням», — как говорят кавалеристы.
Через несколько минут полянка опустела. Мы с Черкасовым пошли в свою палатку. На безоблачном небе ярко горели звезды. Воскресный день обещал быть ясным, солнечным.
Так началась война. День 22 июня 1941 года будем помнить не только мы — участники и живые свидетели. Он вошел в историю человечества как день неслыханного вероломства и злодейства немецких фашистов. Четыре года войны унесли миллионы человеческих жизней, пролили реки крови и слез, причинили неисчислимые разрушения и бедствия. В нашей стране нет ни одной семьи, которой бы война не принесла тяжелое испытание.
Прошло более двадцати лет с того незабываемого июньского утра. Давно залечены солдатские раны, перепаханы траншеи и воронки, в лесах заросли травой и кустарником партизанские тропы, но память, как хорошая кладовая, сохранила все до мелочей о том далеком дне. Запомнил этот день и я во всех деталях.
Было около пяти часов утра. Я почувствовал, что мою койку кто-то трясет. Открыв глаза, я увидел в палатке дежурного по полку командира 3-й пулеметной роты лейтенанта Сизоненко.
— Товарищ батальонный комиссар, из штаба дивизии получена телефонограмма. Приказано поднять полк по тревоге и занять оборону согласно плану, а вам с начальником штаба срочно выехать в штаб дивизии, — доложил он.
Я был очень удивлен. Чем вызвана эта тревога? Ведь прошли только сутки после того, как полк во время инспекторской проверки поднимался по тревоге с выводом в район обороны.
— Что вами сделано? — спросил я дежурного.
— Отдал приказание дежурным поднять подразделения и выслать связных за командирами, которые живут на квартирах.
— Как прошла ночь? Происшествий не было?
— Все в порядке. Только час тому назад в районе Бельц слышались сильные взрывы. Запрашивал оперативного дежурного штаба дивизии. Он ничего не знает. Видимо, артиллеристы или авиаторы проводят ночные стрельбы.
Это сообщение дежурного породило пока не ясную тревогу. Взрывы, тревога, вызов в штадив — все это наталкивало на мысль: неужели война? Нет, не может этого быть.
Я быстро оделся и направился в штаб полка. По улице торопливо шли офицеры с чемоданами в свои подразделения, коноводы вели уже оседланных коней. Улицы с каждой минутой становились все оживленнее.
— Не дадут даже в выходной день отдохнуть по-человечески. Наверное, новое начальство, которое осталось за командира полка, хочет себя показать, — услышал я разговор офицеров возле штаба полка.
Откровенно говоря, я и сам был недоволен таким распоряжением, но приказ есть приказ. Его нужно выполнять.
В штабе полка, который размещался в большой избе, принадлежавшей ранее кулаку, уже находились капитан Бороднюк, начальники служб, офицеры штаба и политаппарата полка.
— А как же будет с физкультурным праздником? — обратился ко мне начальник клуба младший политрук Касьянов.
— Видимо, придется отложить до следующего выходного.
— А вы, товарищ Касьянов, с киномехаником Галагановым побегайте за всех нас до конца тревоги, прихватите с собой лейтенанта Рахно, — съязвил кто-то из офицеров.
Лейтенант Рахно числился помощником начальника штаба, а фактически работал за заместителя командира полка по тылу. Начал службу в дивизии рядовым солдатом, вырос до офицера. Исполнительный, волевой, не по годам грузный, он не мог заниматься физкультурой, что и являлось предметом частых шуток по его адресу.
— Товарищи! Мне кажется, что это необычная тревога, — обратился я к офицерам. — Не могу пока сказать ничего определенного, но через час все выяснится. Мы позвоним из штадива, а сейчас выполняйте свои обязанности согласно плану боевой тревоги.
Дав необходимые распоряжения командирам рот, офицерам штаба и политаппарату полка по организации обороны и контролю, мы с капитаном Бороднюком выехали в штадив.
На востоке, как огненный шар, из-за рощи медленно выплывало солнце.
Когда мы въехали в село Бокша, то заметили на улицах необычное движение. Люди куда-то спешили. Лица у всех были озабочены.
— Неужели война? — еле слышно проговорил капитан Бороднюк.
— Похоже на это…
К нашему приезду все командиры частей и их заместители по политической части уже были в сборе, ожидали, видимо, только нас. Как только мы заняли места, командир дивизии генерал-майор Галактионов без всякого предисловия начал свое сообщение:
— Товарищи! Сегодня в три часа противник нарушил нашу границу, перешел реку Прут и вторгся в наше воздушное пространство, бомбил город Бельцы. Командующий округом приказал выступить дивизии в район боевых действий.
— Какой силы переправился противник?
— Какую преследует он цель?
— Больше пока нам ничего не известно, — ответил командир дивизии.
Откровенно говоря, никто из нас в то утро не имел представления о размахе начатых фашистами военных действий. Мы считали, что это не больше как пограничный конфликт и страшного ничего нет. Подойдут несколько дивизий и разгромят зарвавшегося противника, как это было на Хасане, Халхин-Голе.
Это подтверждал и боевой приказ по дивизии № 1, который объявил нам начальник штаба полковник Кошанский. В нем говорилось: «В 3.00 22.6. 41 г. румынские войска перешли государственную границу р. Прут в районе Кухнешты, Кастешты. Численность не установлена, но по характеру действий имеют целью захват г. Бельцы». Дальше следовали задачи частям на марш.
Перед выездом из штаба дивизии Бороднюк позвонил в полк и приказал помощнику начальника штаба полка капитану Рудику построить полк в полной боевой готовности для следования в район боевых действий, предупредив, что следует принять соответствующие меры от внезапного воздушного налета противника.
— Как не вовремя уехал командир нашего полка, — пожалел капитан Бороднюк, когда мы выехали из штаба дивизии.
Я понимал его душевное состояние. На его месте, пожалуй, волновался бы каждый. Нужно было руководить боевыми действиями полка, а он в этом деле не имел никакого опыта. В армию призван в 1940 году из запаса, работал не то экономистом, не то бухгалтером. После гражданской войны военной формы не надевал. Да и возраст давал о себе знать: ему было в то время уже за пятьдесят.
— Не падай духом, капитан. Не боги горшки лепят, справимся и без командира полка. И потом имей в виду — полковник Сафонов не такой человек, чтобы где-то отсиживаться в тревожное время. Не сегодня — завтра приедет. Все будет хорошо, — успокаивал я начальника штаба, хотя у самого на душе кошки скребли. Я вообще не воевал. Знал войну лишь по книгам, рассказам участников, кинокартинам. На командирских полевых занятиях и учениях, как правило, принимали решения и отдавали приказы командиры частей. Самостоятельно командовать на каком-либо учении не приходилось.
К нашему приезду полк был уже построен. Личный состав в общих чертах знал о причинах тревоги. Я смотрел на знакомые лица красноармейцев, офицеров, политработников, с которыми в течение двух лет делил все радости и невзгоды нелегкой армейской жизни.
Вот красноармеец Яблочкин, отличный стрелок, всегда подтянутый, спокойный и чуть застенчивый. Он мечтал после военной службы поступить в сельскохозяйственный институт, чтобы выращивать новые сорта пшеницы и льна в своей Калининской области. Из-за его плеча выглядывает сержант Пурцеладзе, артиллерийский снайпер, комсомольский вожак 76 мм батареи, лучший танцор в полку, активный участник красноармейской самодеятельности. Стараясь не нарушить строй, он чуть-чуть повернул голову, чтобы лучше разглядеть нас. Наверно, пытается по внешнему виду определить, что же случилось: пограничный конфликт или…
Впереди своей роты стоит вечно улыбающийся лейтенант Броварный. Это неутомимый труженик, снискавший почет и уважение за свое трудолюбие, уравновешенный характер и командирскую требовательность. Его любили бойцы не только четвертой роты, которой командовал, но и других рот. Он пришел в полк в начале 1940 года и в течение одного года вырос от командира взвода до командира роты.
Можно перечислять без конца. Я смотрел на них и думал, как быстро меняется человек перед лицом опасности. Они как бы сразу повзрослели, стали серьезнее, сосредоточеннее.
Пока штаб полка готовил план марша, мы с капитаном Бороднюком решили провести накоротке митинг. Трибуной служила грузовая машина. Туда мы водрузили полковое знамя, чтобы его мог видеть весь полк. Свою короткую речь и выступления бойцов и офицеров я запомнил почти дословно.
— Дорогие товарищи! — начал я свое выступление. — Мы с вами в течение длительного времени готовили себя к боевым действиям. Наступило время показать свое военное мастерство, отвагу и преданность партии и Родине не на словах, а на деле. Под знаменами нашей боевой четырежды орденоносной дивизии будем громить ненавистного врага так же, как громили его наши отцы и деды в годы гражданской войны. Поклянемся же, как бы трудно ни было, ни на минуту не склоним перед врагом нашего знамени, отомстим наглым захватчикам, чтоб им неповадно было впредь посягать на наши священные рубежи.
Когда я закончил, несколько секунд стояла тишина, потом раздалось мощное, слившееся в единый возглас «клянемся!»
После меня выступило несколько бойцов и офицеров. Все заканчивали свои речи словами: «Враг скоро почувствует нашу силу, победа будет за нами!»
Особенно мне запомнилось выступление сержанта Серова — командира орудия.
— Товарищи! — говорил Серов, — наш советский народ под руководством Коммунистической партии в течение 24 лет строил свою счастливую жизнь. Сегодня враг нарушил нашу мирную жизнь. Я, как боец Красной Армии, сегодня еще раз патриот коммунист Давид Андреевич Серов клятву, данную даю клятву перед всем нашим народом, перед партией, перед вами, мои товарищи и друзья, что буду защищать свою Родину до последнего дыхания.
Хочу забежать несколько вперед и сказать, что пламенный патриот коммунист Давид Андреевич Серов клятву, данную в тот день, сдержал. Он прошел почти всю войну, всюду проявлял героизм и отвагу. На его счету не один десяток подбитых и сожженных танков, машин и пулеметов противника, сотни уничтоженных фашистских солдат и офицеров. За время войны товарищ Серов вырос от сержанта до старшего лейтенанта, от командира орудия до командира батареи. Но не пришлось ему вместе с нами праздновать День победы над фашистской Германией. Он героически погиб 11 февраля 1945 года в Восточной Пруссии, отражая контратаку танков противника, пытавшихся вырваться из окружения. Боевые друзья похоронили его со всеми воинскими почестями в городе Центен.
После митинга во всех подразделениях были проведены совместные партийно-комсомольские собрания с одним вопросом: «Роль коммунистов и комсомольцев на марше и в предстоящих боях». На этих же собраниях многие были приняты в партию и в комсомол.
Так кончилась мирная жизнь. Наступили боевые тревожные дни и бессонные ночи. Еще раз обошли мы с капитаном Бороднюком строй, проверили подгонку обмундирования, снаряжения, наличие боеприпасов, воды во флягах. Даны последние указания командирам. Последний взгляд на мирные поля и хаты, и полк в 12.00 22 июня 1941 года тронулся навстречу войне. Нас никто из родных и близких не провожал, не плакал, не давал никаких советов. Быть может, от этого было немного грустно.
…Уже к концу первого дня стало очевидным, что это не пограничный конфликт, а самая настоящая война, хотя мы полностью еще не представляли ее размеров.