Джерард подавил импульс назвать ее лгуньей. Вместо этого он извинился.
– Вы хотите купить эту вазу?
– Сколько это стоит?
– Хм – десять долларов.
Ваза стоила намного больше, но единственным желанием Джерарда сейчас было избавиться от этой женщины. Его уловка сработала, потому что она порылась в сумочке, нашла купюру и сунула ее ему вместе с карточкой.
– Отправьте на этот адрес.
Джерард держал вазу до тех пор, пока шаги женщины не умерли на тротуаре снаружи. Затем, поставив ее на стол, он развернулся и помчался вниз по лестнице. Металлическая дверь была закрыта.
Он в нетерпении толкнул ее, но она не поддалась. Нахмурившись, Джерард попытался сдвинуть защелку, но безрезультатно. Он призадумался, пораженный внезапным необъяснимым страхом, прислушался.
Слабое потрескивание и свист достигли его ушей. Внезапно Джерард рванул вперед, обрушившись плечом на дверь, он давил что было сил, пока на лбу не вздулись пульсирующие вены.
Бесполезно! Он снова попробовал защелку, что бряцала в гнезде. И вдруг дверь дернулась и распахнулась под его рукой.
Одновременно через проем вырвался бушующий, обжигающий огонь. Джерард отскочил назад, его глаза расширились от удивления. Через дверной проем он увидел, что вся подземная комната была объята пламенем. Теперь она больше походила на печь, и огонь изливался из горлышек нескольких огромных кувшинов, которые лежали на полу. За порогом находилось тело Даг Зиарета, его лицо было жутким, почерневшим, одной рукой он все еще сжимал перевернутую и разбитую лампу.
Попытка войти в комнату будет сродни безумию и самоубийству. Джерард стоял совершенно неподвижно, пока распространяющееся пламя не заставило отступить его назад. Затем с побелевшими губами он поднялся по лестнице, прошел через магазин и вышел на улицу.
Когда он шел по дороге домой, он гневно шептал:
– Я должен был убедиться, что он мертв… черт побери! Черт его побери!
И вот Симеон Джерард приступил к последнему этапу своего дела. Он, конечно же, солгал Даг Зиарету; маленький флакон с белым порошком не был разбит. Но он содержал ничтожно малое количество бесценного материала.
Джерард передал химику скупую часть своего запаса для анализа. Он послал дюжину телеграмм людям, которые, возможно, могли знать, что содержал порошок. Он изучал свою огромную библиотеку и набрасывался на все соответствующие ссылки, но их было слишком мало.
И больше всего он задавался вопросом. Что произойдет, если он не сможет добыть препарат?
Он решил выяснить это. На двенадцатый день после эксперимента он оставил флакон закрытым в своем сейфе. Не было никаких явных побочных эффектов, за исключением усиливающейся сонливости во время вечера, проведенного с Джин Слоун. Он забрал ее домой рано и уже почти уснул, когда такси остановилось у его двери.
Некоторое время спустя, одетый в халат и пижаму, он стоял в нерешительности перед сейфом. Но наконец, он пожал плечами и отправился в свою спальню.
Почти сразу Джерард уснул. Ему приснился необычайный сон, спутанный и искаженный, в котором он, казалось, сначала цеплялся за перевернутую спасательную шлюпку, дрожа от холода волн, которые обрушивались на него; затем он, казалось, был в лодке, глядя на несколько небритых лиц, нависших над ним. После этого сон его стал хаотичным. Были видения корабля – танкера – на котором он был, очевидно, пассажиром; были освещенные солнцем далекие берега, которые проплывали мимо и исчезали; и наконец Джерард увидел вдалеке здания города, который он узнал. Это был Бушир, стоящий на берегу Персидского залива.
Как только он понял это, он проснулся, дрожа и весь в поту. Лунный свет слабо проникал сквозь окна. В доме было довольно тихо.
Джерард все еще неудержимо дрожал, когда искал свои тапочки и шел к сейфу. Пока он не проглотил щепотку белого порошка в бокале вина, он не осмелился позволить своему сознанию снова погрузиться в сон.
Поверхностно в кошмаре не было ничего, что могло бы так напугать его. Но все это время Джерард осознавал некое неопределенное узнавание – внутреннее узнавание, – которое наполняло его подлинным ужасом. Он понял, что во сне он вернулся в свое прежнее тело, опустошенное и умирающее под гнетом стольких лет зла. Откуда он знал это, он не мог сказать, но знал это безошибочно.
Сидя у поспешно разожженного камина и вдыхая в легкие облака сигаретного дыма, Джерард размышлял. Каков тогда эффект от белого порошка? Чтобы помешать ему грезить о таких вещах? Едва ли; было нечто большее, чем это.
Почему Даг Зиарет так настаивал, чтобы Джерард регулярно принимал препарат в течение года? Может ли быть так, что невидимые психические узы все еще стремятся вернуть его разум и душу обратно в его прежнее тело?
Боже правый – нет!
Джерард поспешно встал, бросил сигарету в огонь и нашел бутылку с таблетками снотворного. Благодаря им или белому порошку ему не снились больше сны в эту ночь, и он проснулся посвежевшим и был склонен избавиться от своих прежних страхов.
Но сомнения все еще терзали его. Он вспомнил название танкера, на котором во сне он был пассажиром, – «Ясмина». И тем же утром он отправил телеграмму в Бушир.
В свое время пришел ответ. «Ясмина», нефтяной танкер, пришвартовалась несколько дней назад. В журнале было сообщение о том, что в Китайском море был обнаружен потерпевший крушение – полупарализованный и слабоумный старик с белой кожей, у которого был удален язык. В Бушире человек сошел на берег и исчез; следов его не было найдено.
Джерард не осмелился послать еще телеграммы. Было очевидно, что его бывшее тело с разумом и душой Стивена пережило кораблекрушение – его спасли моряки «Ясмины».
Сильно взволнованный, Джерард удвоил свои усилия, чтобы обнаружить природу таинственного порошка. Химики не смогли ему помочь; в порошке были элементы, которые не поддавались анализу. Пришли телеграммы, но и они оказались бесполезны. Некоторые из корреспондентов Джерарда слышали о порошке, но никто не мог дать ему информацию, в которой он нуждался. Также он не мог найти никаких подсказок в своих колдовских томах и гримуарах.
Джерард отправил еще телеграммы. Тем временем он заставлял себя жить нормальной жизнью; он проводил много времени с Джин и начал посещать ночные клубы. Это, однако, был только проходной этап, и продолжалось все недолго.
Порошок во флаконе быстро закончился.
Джерард принимал все меньше и меньше порошка и увеличивал промежуток времени между приемами. Сны начали повторяться, но он пытался забыть их. Было одно видение, в котором он, казалось, бродил по улицам Бушира, и другое, в котором он все шел и шел вперед по пустынной гористой местности. А потом приснился персидский кочевник, который смотрел на алый символ на его груди, затем он аккуратно положил его на носилки и понес на север.
Каково было реальное значение этих видений? Если, как подозревал Джерард, он временно возвращался в свое прежнее тело, то тайна была раскрыта лишь наполовину. Как мог умирающий старик пережить кораблекрушение и безумное путешествие в засушливые персидские пустыни?
Было лишь одно возможное объяснение; юный ум Стивена, возможно, впитал через какую-то странную психическую связь дополнительную энергию в измученное, больное тело. Даг Зиарет сказал, что Стивен будет безумен. И действительно, только сумасшедший отправился бы из Бушира в самое сердце Персии.
Когда Джерард стал заставлять себя принимать все меньше и меньше порошка, сны стали посещать его все чаще и становились все ярче. Кочевников уже не было, а сам он находился в небольшой деревне, которая расположилась между высокими горами. Старик исполнял его желания, ежедневно смазывая красный знак Аримана маслянистым, жгучим веществом. Однажды, когда одежда перса распахнулась, Джерард увидел похожий рисунок на его бронзовой плоти.
Сначала в своих снах Джерард казался парализованным. Позже он получил некоторый контроль над своим телом, и перс был доволен. Тем не менее, измученные мышцы часто не отвечали, и малейшее движение приводило к истощению.
Однажды Джерард попытался поговорить со своим помощником, но смог издать лишь хриплый каркающий звук. Потом он вспомнил, что сам сделал так, чтобы Стивен никогда больше не смог говорить…
Уже несколько дней Джерард не видел Джин. Однажды ночью она позвонила в дверь и прошла мимо него, решительно и с поднятым подбородком. Джерард последовал за ней в библиотеку, где она села и пристально посмотрела на него.
– Стив, – начала она, – ты болен. Я знаю это. Если ты не позовешь доктора, это сделаю я.
Джерард был действительно болен. Его глаза горели от яростной лихорадки; его лицо было серым от истощения. Уже два дня как закончился порошок, и он принимал кофеин и бензедрин, отчаянно пытаясь не заснуть.
Он сел, закурил сигарету и делал короткие, нервные затяжки.
– Джин, – медленно сказал он, – я не могу тебе объяснить. Но мне не нужен доктор…
Он хотел сказать больше, но вопреки всему веки Джерарда опустились. Тепло комнаты, мягкие подушки на стуле стали смертельным снотворным.
Внезапно осознав всю опасность, он попытался проснуться. Но ему уже требовалось приложить огромное усилие, чтобы просто открыть глаза. Его голова наклонилась вперед…
В глубине его сознания раздался безумный голос: «Проснись!» Но было слишком поздно.
Симеон Джерард спал.
Джин смотрела мгновение на него. Затем она встала и осторожно уложила Джерарда в более удобное положение.
От прикосновения ее рук он застонал и сонно пошевелился. Его глаза открылись. Мгновение они смотрели словно в никуда, пустые и слепые; а затем душа снова появилась в них.
– Джин! – прошептал мужчина. – Я… что случилось? Как я сюда попал?
Она отступила.
– Стив, ты меня не узнаешь?
– Конечно, узнаю. Но последнее, что я помню, как дядя Симеон отвел меня в храм или что-то такое под домом, и – где он?
– Твой дядя? Его нет уже несколько месяцев, Стив!
Стивен ничего не помнил с тех пор, как вошел в храм Аримана. О долгих неделях блуждания на Востоке, о мучительных днях безумия он тоже ничего не знал. В этот период его разум словно растворился. Но теперь он вернулся…
– Амнезия, – сказал он наконец. – Должно быть так.
Симеон Джерард проснулся. Он лежал, глядя в бескрайнее пространство небес, ошеломленный и испуганный. Снова страшный сон поймал его в свои сети. Но теперь все было иначе. Он больше не находился в убогой маленькой хижине…
Нет, он оказался не там, где был во время своего последнего сна. Длинная поющая процессия шла сквозь ночь, в то время как факелы пылали на холодном ветру, дующем с заснеженных гор… процессия, которую он видел краем глаза, лежа на носилках. Персы несли его к высокой башне за деревней, вот они начали осторожно подниматься по стертым ступеням… и оставили его там, глядящего на звезды. Затем он насторожился.
Поющая процессия… и башня в Персии… и человек, который лежал без движения на вершине. Джерард чувствовал, что это значило что-то жизненно важное. Старый перс руководил жителями деревни, и его глубокий голос раскатывался окрест в звучных слогах. Он воспевал…
Зов Аримана! Молитва за умершего!
Это было безумие. Он не был мертв. Он все еще мог думать и чувствовать…
Но так ли это?
Теперь Джерард понял, что совершенно не чувствует свое тело. Он не мог двигаться или просто закрыть глаза. Он лежал, вытянутый, крепкий и неподвижный, глядя вверх. Предположим, Стивен умер здесь, в Персии. Могла ли душа Симеона Джерарда вернуться в труп?
Нет, он не был мертв. Он не мог быть мертв. И все же, напрягаясь и отчаянно пытаясь двинуть хоть одной мышцей, Джерард понял, что он полностью парализован. Его тело было лишено всех чувств.
Тень скользнула на синем фоне. Птица кружила в вышине. Затем спустилась ниже.
Стали появляться другие тени, пока их не стало около десятка, кружащихся, кружащихся… и Джерард вспомнил парение, которое он отчетливо видел на крыше храма Аримана, а также видение, которое Даг Зиарет узрел в своем кристалле. Что сказал перс?
Я вижу кружащихся птиц… огромных птиц, летящих по небу…
Тени упали на башню.
В кристалле стервятники, эфенди!
Жуткий леденящий ужас охватил Джерарда. Мучительным, страшным усилием ему удалось слегка повернуть голову; напряжение лишило его жизненной силы и сделало совершенно беспомощным.
И теперь он смог увидеть вершину башни вокруг него.
Рядом лежали четыре скелета, лишенные плоти, белые, мрачно насмешливо усмехающиеся. Совершенно неожиданно Джерард понял правду.
Это была Башня Безмолвия… одна из башен, на которых персы, согласно их религии, оставляли своих мертвецов. Поскольку огонь и земля были священными, чтобы быть зараженными человеческой плотью, трупы оставляли на Башнях Смерти, на растерзание солнцу и ветру и – стервятникам!
Птицы быстро спускались, чувствуя беспомощную добычу. Слышны были взмахи больших крыльев; стервятник пронесся над Джерардом, и человек, наполовину обезумевший от ужаса, подумал: «Слава Богу, что я сейчас ничего не чувствую!» Если раньше он уклонялся от мысли, что его душа обитает в трупе, то теперь он с радостью приветствовал эту идею.
Тишина и холодный ветер, дующий с заснеженных гор Персии.
Тишина, за исключением взмахов огромных крыльев. Теперь птицы кружились над ним. Обнаженная, шершавая шея и злобный клюв попали в поле зрения Джерарда…
Внезапно стервятники опустились, их расправленные крылья почти скрыли тело человека. Джерард увидел, как острый клюв стремительно ударил вниз…
Он был неправ. Он все еще мог чувствовать боль.
[1] Жорис-Карл Гюисманс (5 февраля 1848 года – 12 мая 1907 года) – французский писатель.