Помоги проекту - поделись книгой:
Но одновременно с ударом засадного полка в наступление перешли конные и пешие воины большого полка и полка правой руки. В поддержке всем войском засадного полка проявилось взаимодействие в сражении, воинское мастерство русских воевод, правильно оценивших обстановку и принявших единственно верное решение: атаковать ошеломленных внезапным ударом с тыла ордынцев всеми силами.
Отступление ордынцев приняло характер беспорядочного бегства. Мамай даже не сделал попытки остановить бегущих. Он уже ввел в прорыв на правом фланге все резервы и ничем не мог повлиять на развитие событий. Когда к Красному холму покатились беспорядочные толпы ордынской конницы, преследуемые русскими всадниками, он с малой дружиной тоже обратился в бегство.
Бегство предводителя ордынского войска еще больше усилило папику. «Услышав это, все его темные власти и князья побежали. Видя это, и прочие иноплеменники, одержимые страхом, от мала до велика бросились в бегство. Христиане, видя, как татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя без милости. И в этой погоне один татары, пораженные оружием, пали, а другие в реке утонули. И гнали их до реки Мечи, и там бесчисленное множество бежавших погибло. Княжеские же полки гнали их, избивая, до стана их и захватили много богатства и все имущество их…» — так описывал летописец заключительный этап Куликовской битвы. Другие летописцы добавляли, что преследователи «трупами татарскими поля насеяли и кровью потекли реки», что были захвачены «стада татарские», утрата которых была особенно разорительной для степняков.
Преследование ордынцев было всеобщим, за ними устремились все русские воины, еще имевшие силы сражаться. Так, по словам автора «Сказания», в засадном полку «ни один человек не остался под знаменем, все гнались за татарами». Преследование продолжалось почти 50 км и закончилось уничтожением главных сил ордынского войска. Лишь немногим, в том числе самому Мамаю, удалось спастись — кони «сынов русских» были утомлены тяжелой и продолжительной битвой.
Только к вечеру закончилась погоня. Усталые герои возвращались на поле битвы, где над телами павших гордо веяли победные русские знамена. «Уже и день кончился, солнце заходило, затрубили во всех полках русских в трубы, — повествует автор «Сказания». — Грозно видеть и жалостно смотреть на кровопролитие русских сынов: человеческие трупы, точно великие стога, наворочены; копь не может быстро через них перескочить, а в крови по колено бродят, и реки три дня текли кровью…»
Страшные картины открывались перед великим князем Дмитрием Ивановичем, когда он объезжал поле брани. Многие его соратники пали в сражении. Великий князь Дмитрий «наехал место, на нем лежат 12 князей белозерских, убитых вместе, а близ того места лежит воевода Минула Васильевич убитый». На месте большого полка Дмитрий нашел «любимца своего Михаила Андреевича Бренка, а близ него лежит Семей Мелик, твердый страж, а близ него лежит Тимофей Волуевич». Потом Дмитрий «пришел на иное место, нашел Пересвета-чернеца и близ него нарочитого богатыря Григория Капустина». Объехав поле, Дмитрий «велел трубить в ратные трубы, созывать людей» и приказал подсчитывать потери: «Считайте, братья, скольких воевод и скольких служилых людей нет!»
О результатах этого подсчета подробно повествует автор «Сказания о Мамаевом побоище»: «Говорит боярин московский, именем Ми-хайло Александрович, а был в полку у Микулы у Васильевича, умел он хорошо считать: «Нет у нас, государь, 40 бояринов московских, да 12 князей белозерских, да 13 бояринов-посад-ников новгородских, да 50 бояринов Новгорода Нижнего, да 40 бояринов серпуховских, да 20 бояринов переяславских, да 25 бояринов костромских, да 35 бояринов владимирских, да 50 бояринов суздальских, да 40 бояринов муромских, да 33 бояринов ростовских, да 20 бояринов дмитровских, да 70 бояринов можайских, да 60 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углицких, да 20 бояринов галицких. А молодым людям счета нет…» Тяжелее всего оказались потери в полках московских городов — Серпухова, Можайска, Звенигорода. Эти полки сражались особенно стойко и оказали значительное влияние на исход Куликовской битвы.
Всего в сражении погибло 12 князей и 483 боярина, что составляло примерно 60 % «командного состава» русского войска. Что касается общих потерь, то в летописях по этому поводу не содержится сколько-нибудь достоверных сведений. Военные историки полагают, что в Куликовской битве погибла примерно половина русского войска, что свидетельствует о крайнем упорстве, мужестве и самопожертвовании «сынов русских». «Оскудела вся земля Русская воеводами и слугами и всеми воинствами, и о сем был страх великий по всей земле Русской», — печально заключает летописец свой рассказ о Мамаевом побоище.
Но ордынские потери оказались еще большими. Особенно много ордынцев погибло во время преследования, которое русские воины вели неотступно и упорно, до полного уничтожения главных сил противника. В организации преследования после тяжелейшего сражения проявилось военное искусство русских военачальников.
Летописец, отметив, что великий князь Дмитрий видел на Куликовом поле «множество избитых воинства своего», тут же добавлял, что «поганых вчетверо избитых». Можно поставить под сомнение точность этой цифры, по то, что Мамай потерял намного больше воинов, чем великий князь Дмитрий, несомненно. В рукопашном бою, который развернулся по всему Куликову полю, ордынцы, не имевшие надежного защитного вооружения, несли огромные потери. Еще больше погибло ордынских воинов во время беспорядочного бегства, преследуемых русской конницей. Мамай так и не сумел оправиться от поражения. Вскоре он был убит в междоусобной борьбе со своими соперниками. Орде был нанесен сильнейший удар. Была развеяна традиционная вера в непобедимость завоевателей. Куликовская битва положила начало полному освобождению Руси от ордынского ига.
Победа в Куликовской битве в корне изменила всю стратегическую обстановку. Великий литовский князь Ягайло, который с 30-тысячным войском находился 8 сентября всего в 30 км от Куликова ноля, поспешно отступил. По словам летописца, «из страны Литовской пришел Ягайло, князь литовский, Мамаю помогать, со всею силою литовскою, но не поспели к сроку немного, на один день пути или меньше. Но только Ягайло Ольгердович и вся сила его услыхали, что у великого князя с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай, будучи побежден, побежал, тогда Литва с Ягайло побежали назад с большою быстротою, не будучи никем гонимы…»
Победа на Куликовом поле произвела огромное впечатление и на другого союзника Мамая — рязанского князя Олега. По свидетельству летописца, князь Олег «отбежал от града своего Рязани, и побежал к Ягайлу князю Литовскому, и пришел на рубеж Литовский, и, тут став, сказал боярам своим: «Я хочу здесь ждать вести, как князь великий пройдет мою землю и придет в свою отчину, и тогда я возвращусь восвояси». А пока в Рязани великий князь Дмитрий Иванович посадил своих наместников.
Восемь дней простояло русское войско на Куликовом поле, «на костях». Убитых русских воинов хоронили на том месте, где ныне находится село Монастырщина. Насыпали над братской могилой высокий курган. Затем великий князь Дмитрий Иванович двинулся с оставшимся войском, своими и захваченными ордынскими обозами через Рязанскую землю к Оке. 21 сентября победоносное войско пришло в Коломну, а 1 октября великого князя Дмитрия Ивановича и его соратников торжественно встретили жители Москвы. Война была закончена.
Куликовская битва была триумфом великого князя Дмитрия Ивановича как полководца. Благодарный народ в память об этом событии прозвал великого князя Донским. Но Дмитрий Донской не только разработал блестящий стратегический план войны с Мамаем и успешно провел его в жизнь. В Куликовской битве он проявил огромное личное мужество и самопожертвование. Как простой ратник Дмитрий Донской сражался на самых опасных участках боя. Сначала, по свидетельству летописца, он был в сторожевом полку, а затем, перед началом генеральной битвы, «отъехал в великие полки», где и сражался с оружием в руках до конца битвы. По словам летописца, Дмитрий Донской «бился с татарами в лице, став на первом сступе, и много ударяли по голове его, и по плечам его». Однако крепкие дружинные доспехи защитили великого князя от ордынских сабель и копий. «Все доспехи его избиты и пробиты, по на теле его не было ни одной раны. А бился с татарами лицом к лицу, став впереди в первой схватке, справа и слева от него дружину его били, самого его обступили вокруг, как обильная вода по обе стороны, много ударов ударялось по голове его и по плечам и по животу, по от всех ударов бог защитил его в день битвы, и таким образом среди многих воинов он сохранен был невредимым».
Многие воины видели, как сражался с ордынцами великий князь Дмитрий Донской, и эти рассказы очевидцев сохранены до наших дней русскими летописцами. Одни «видели его крепко бьющимся с четырьмя татаринами», другие видели, как он «шел пешим с. побоища, тяжко раненный» и на него «наезжали три татарина», как его «с коня сбили», но «он же сел на другого коня». Много ярких боевых эпизодов, связанных с личным участием Дмитрия Донского в Куликовской битве, приводится автором «Сказания о Мамаевом побоище». Предводитель засадного полка князь Владимир Андреевич после сражения начал расспрашивать очевидцев о великом князе. «И сказал ему первый самовидец, Юрка-сапожник: «Я видел его, государя, на третьем часу, сражался он железной палицей». Второй самовидец, Васюк Сухоборец, сказал: «Я видел его в четвертом часу, бился он крепко». Третий сказал — Сенька Быков: «Я его видел в пятом часу, бился он крепко». Четвертый же сказал — Гридя Хрулец: «Я его видел в шестом часу, бился он крепко с четырьмя татаринами». Некто по имени Степан Новосельцев, тот сказал: «Я видел его в седьмом часу, крепко сражавшимся перед самым твоим выездом из дубравы, шел он пеший с побоища, тяжко раненный. А на великого князя наезжали три татарина». Последний «самовидец» ничем не мог помочь своему князю, потому что за ним самим гналось несколько ордынских воинов; он даже не видел исхода схватки великого князя «с тремя татаринами». Но и из рассказанного этими очевидцами ясно, что Дмитрий Донской «крепко сражался» в течение всей битвы, от «первого сступа» до атаки засадного полка, после которой ордынцы обратились в бегство.
Имя Дмитрия Донского в грозную осень 1941 г. заслуженно было названо рядом с именами великих русских полководцев — Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Александра Суворова, Михаила Кутузова, подвиги которых вдохновляли советских воинов на священную войну с фашизмом.
Дмитрий Донской был великим патриотом земли Русской, храбрым воителем за свободу и независимость своей родины, и память о нем бережно сохраняется потомками.
Навеки в памяти народной
«В истории русского народа «Донское побоище», так его называли современники, было великим событием. Сражение на Дону сделалось символом непобедимого стремления русского народа к независимости, и ни одна русская победа над иноземными врагами, вплоть до Бородинского сражения 1812 года, не послужила темой для такого количества прозаических и поэтических произведений, как Куликовская битва»[5].
Все летописцы с восхищением писали о мужестве «сынов русских», вышедших «за Дон-реку» навстречу полчищам Мамая, о подвигах на Куликовом поле, совершенных Дмитрием Донским и его соратниками. Значение Куликовской битвы было огромным, и это хорошо понимали современники Дмитрия Донского. Победа над Мамаем воспринималась ими как страшный удар по ненавистным монголо-татарским завоевателям, положивший начало освобождению Руси от иноземного ига, как торжество русской силы. Автор поэтической «Задонщины» рязанец Софоний с торжеством писал, как ордынцы побежали «непроторенными дорогами» обратно в степи, «скрежеща зубами своими, раздирая лица свои и приговаривая: «Уже нам в земле своей не бывать, детей своих не видать, жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, целовать нам зеленую мураву, а на Русь ратью не ходить, а дани нам с русских князей не спрашивать». Уже ведь застонала земля татарская бедами и горем покрылась. Приуныло у царей их желание и похвальба на Русскую землю ходить, веселие их поникло. Уже ведь по Русской земле распространились веселие и отвага, и вознеслась слава русская над позором поганых. Уже брошено диво на землю. Уже грозы великого князя по всей земле текут. Уже поганые оружие свое побросали и головы свои склонили под мечи русские. Трубы их не трубят, приуныли голоса их!»
Автор «Задонщины» хорошо понимал и международное значение Куликовской битвы— слава о пей далеко перешла границы Руси. «Кликнуло диво в Русской земле, велит послушать разным землям, ударила слава к Железным воротам[6], к Риму и к Кафе[7] по морю, и к Тырнову[8], и оттуда к Царьграду[9] на похвалу: Русь великая одолела Мамая на поле Куликовом!»
Первым памятником павшим героям стала церковь на Куликовом поле, срубленная из могучих дубов Зеленой дубравы. Время не пощадило ее, сохранились только резные деревянные врата иконостаса, покрытые искусным растительным орнаментом. Но по-прежнему стоит в Москве, на площади Ногипа, каменная церковь Всех святых «на Кулишках», заложенная Дмитрием Донским в память погибших на Куликовом поле русских воинов. Образы героев увековечены неизвестным живописцем в картинах Куликовской битвы на иконе «Сергий Радонежский в житии» (XV–XVI вв.).
Славная Куликовская битва всегда сопоставлялась в представлении русских людей с самыми грозными военными событиями, вспоминалась в минуты опасности для Родины. Во время Отечественной войны 1812 года великий русский полководец М. И. Кутузов, готовивший в Тарутинском лагере на реке Паре свое знаменитое контрнаступление, погубившее «великую армию» императора Наполеона, писал: «…река Нара будет для пас так же знаменита, как и Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая»[10]. Когда после Отечественной войны 1812 года было принято решение поставить памятники на местах сражений и эти памятники были подразделены на три разряда «по важности мест сражений», для Куликова поля предназначался памятник «первого разряда», потому что «слава соотечественников наших, действовавших на Куликовом поле, столь глубоко и справедливо вкоренилась в мнении народном…».
Куликовская битва прославлена великими русскими поэтами. В. А. Жуковский в стихотворении «Певец во стане русских воинов», написанном в 1812 году, воодушевлял русских солдат примером своих доблестных предков. Он обращался к Дмитрию Донскому:
Поэт декабрист К. Ф. Рылеев видел в Куликовской битве освобождение народа от угнетения, Дмитрий Донской вышел в поход, чтобы «ярмо Мамая сбросить с плеч»:
Великий русский поэт Александр Блок посвятил этому событию цикл из пяти стихотворений «На поле Куликовом». Клятвой верности Отчизне звучат слова Александра Блока о кануне Куликовской битвы:
Куликовской битве посвятил героическую кантату «На поле Куликовом» (1939 г.) композитор Ю. А. Шапорин. В тяжелые дни первого года войны завершил работу над романом «Дмитрий Донской» советский писатель С. П. Бородин.
Тема Куликовской битвы неоднократно привлекала внимание художников. Известный русский живописец Орест Адамович Кипренский (1782–1836) создал картину «Дмитрий Донской на Куликовом поле», за которую в 1805 г. ему была присуждена золотая медаль. Кисти советского художника М. И. Авилова принадлежит картина «Поединок на Куликовом поле» (1943 г.). К героическому сюжету 1380 г. возвращается советский художник А. П. Бубнов в картине «Утро на Куликовом ноле» (1947 г.).
Идея увековечения памяти героев Куликовской битвы привлекала известных скульпторов. Над проектом памятника на Куликовом поле работал в начале 20-х годов XIX в. выдающийся русский скульптор И. П. Мартос, известный по памятнику Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому, который с 1818 г. украшает Красную площадь в Москве. Скульптор представлял будущий памятник в виде громадного «изваяния Донского» и пояснил: «…век Донского для России есть век героический. С ним Россия воспрянула ото сна, и он, с истинными сынами отечества, первый доказал подвигом своим, что власть татар не может быть продолжительна, если последуют его примеру». Мартос хотел изобразить Дмитрия Донского «в виде героя сражающегося», потому что в день Куликовской битвы он «сражался как простой войн». К сожалению, замыслу скульптора не суждено было осуществиться. Царские министры отклонили проект, предписав воздвигнуть на Куликовом поле обелиск «подобно тому, как и во многих местах, где были замечательные сражения». Новый проект памятника был разработан одним из крупных архитекторов — А. П. Брюлловым, и 8 сентября 1850 г. памятник на Куликовом поле был торжественно открыт. Огромный, несколько сужавшийся кверху 28-метровый чугунный столп навечно взметнулся над Красным холмом. Торжественно звучали слова посвящения: «Победителю татар великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому — признательное потомство». Работу по созданию мемориального комплекса продолжил в начале XX в. выдающийся архитектор Алексей Викторович Щусев (1873–1949 гг.), позже навеки прославивший себя созданием Мавзолея В. И. Ленина. По проекту Щусева на Куликовом поле был сооружен храм-памятник, монументальные башни которого придают ему облик мощной крепости; о том, что это памятник воинской славе, напоминает барельеф с изображением древнего герба Москвы — всадника, поражающего копьем змея.
Сто лет назад, 8 сентября 1880 г., на Куликовом поле было торжественно отмечено 500-летие славной победы русского оружия. В парадном строю застыли гренадеры, артиллеристы, гусары, прогремел артиллерийский салют. Родина помнит о своих героях. В честь знаменательного события Монетный двор выпустил памятную медаль, на которой был изображен Дмитрий Донской в доспехах с мечом в руках. Таким он остался в памяти народной — воителем за землю Русскую…
Прошли столетия, и мы можем по достоинству оценить и полководческое искусство Дмитрия Донского, и значение Куликовской битвы в истории русского парода. А это значение поистине огромно.
Куликовская битва положила начало полному освобождению Руси от монголо-татарского ига. Она окончательно превратила Москву в центр всенародной борьбы с завоевателями, в центр политического объединения страны. Сражаясь за Доном с полчищами Мамая, русские воины с оружием в руках бились за национальное единство Руси, потому что, по словам Ф. Энгельса, «покорение удельных князей шло рука об руку с освобождением от татарского ига…»[11]
Куликовская битва была торжеством русского военного искусства над военным искусством монголо-татарских ханов. Мамаю не удалось применить ни одного из излюбленных завоевателями тактических приемов: ни притворного заманивающего бегства, пи массированных «залпов» лучников, ни фланговых маневров конницы. Война проходила по стратегическому плану Дмитрия Донского, русские военачальники навязали свою волю противнику, заставили его принять генеральное сражение в невыгодных условиях и разгромили наголову.
Советский народ, бережно хранящий боевые традиции своих славных предков, широко и торжественно отмечает 600-летие Куликовской битвы. Герои освободительной борьбы за Родину вечно живут в памяти потомков.
Поделиться книгой: