Принцесса для великих королей

— Хрупкая, нежная и прекрасная будущая королева с такой вкусной кровью, — пробормотал Эрон. — Мы не причиним тебе боли более. А ты не будешь такой слабой. Верно служи королевскому роду и посвяти себя Далерии в той же степени, в который ты посвятила себя Остаону. Ты получила Наше признание и одобрение.

Возможно, внутренние звери королей говорили мне что-то еще, но я задыхалась от боли и не могла произнести ничего в ответ. Подобная боль стала для меня сюрпризом, а ведь мне казалось, что я достаточно устойчива к боли.

Относительно пришла я в себя, когда Эрон перевязывал мою ногу, пока Иштон держал в своих объятиях и успокаивающе шептал:

— Скоро все пройдет, боль исчезнет, не плачь, Алисия.

Я с удивлением подтянула руку к глазам и впрямь стерла слезы со своих глаз. Я же в последний раз лет десять назад плакала, если не больше!

— Так больно? — спросил Иштон, ласково поглаживая меня по скуле кончиками пальцев. Его обеспокоенный взгляд согревал меня вернее, чем обжигающе-горячие ладони Эрона на моей щиколотоке. — Давай схожу за обезболивающей мазью. Извини, надо было предупредить, но я не думал, что все произойдет так быстро.

Уже болело не так сильно, лишь едва-едва подергивало в месте укуса. Больше не хотелось плакать или свернуться клубочком в таких надежных объятиях Иштона, чтобы получить свою порцию утешения.

Эрон, когда перевязал мою ногу, усмехнулся:

— Зачем обезболивающая мазь, когда есть вариант получше?

— Получше? — переспросила я. После встречи с магическими зверями все остальное воспринималось сродни сну, как-то нереально.

Вместо ответа Эрон нежно подхватил мою ногу и поцеловал прямо под коленкой. А потом лизнул. Зачем?

— Что ты?..

— Тише, не возмущайся. Иначе покусаю. Не до крови, но будет больно и очень сладко.

Покусает? Интересно, почему я совсем не чувствую угрозы от этой фразы, а сердце заполняет пока неясное мне предвкушение?

Губы Эрона достаточно полные и чувственные, что среди мужчин встречается редко, но они ничуть его не портили. Зато ощущение этих губ было поразительным: мягкие, горячие. Они скользили по внутренней стороне бедра, осыпали поцелуями все выше и выше. Я пришла в себя, лишь когда моя ночная рубашка задралась до пояса, а Эрон почти уместился между моих ног. Я судорожно попыталась натянуть юбку пониже, чтобы прикрыть исподнее, но рядом тихонько засмеялся Иштон:

— Тише, принцесса, разве неприятно?

— Это неприлично!

— Зато приятно. Ну же, расслабься, Алисия, мы не сделаем ничего, что может причинить тебе вред, — зашептал мне на ухо Иштон, а его рука мягко поглаживала мои ключицы, время от времени, задевая грудь.

— Это… вы меня так соблазняете? — Мысли стали путаться.

Горячие губы Эрона, от которых внутри все переворачивалось, прохладные ладони Иштона, от слов которого все перед глазами расплывалось, словно способность воспринимать мир четким исчезла. Я закрыла глаза, но в голове не прояснилось, лишь ощущения стали такими острыми, что я схватила Иштона за руку и крепко сжала. Не для того, чтобы остановится, а чтобы найти опору в резко изменившемся мире, где место рациональности и спокойствия занял круговорот чувств.

— Точно-точно. Сейчас уже можно. Не волнуйся, мы только соблазняем. Но это не значит, что соблазним, — Иштон продолжал шептать мне на ухо. — Если почувствуешь, что для тебя это слишком, то скажи. Думаю, мы сможем остановиться.

Великие короли, великие. Даже вытворяя такое, они уверены, что смогут держать себя в руках. А я вот не уверена, что у меня хватит сил, чтобы что-то кому-то сказать. Что я смогу больше, чем прикрыть глаза и вдыхать через раз.

Для меня все происходящее уже было… слишком.

Слишком будоражаще.

Слишком сладко.

Слишком сильно.

Слишком.

* Здесь зверь говорит о себе во множественном числе. Это так называемое Pluralis majestatis, множественное величие — местоимение множественного числа, которое используется для подчеркивания своего высокого статуса и указания превосходства. Так говорили о себе некоторые императоры, сановники и пр..

Глава 20

А дальше я только вздыхала и охала. Почему надо трогать мои бедра, а не что-то другое? Я, разумеется, читала книги, где описывалось, что будет происходить в первую брачную ночь, но я нигде не читала о том, что ласкать можно не женскую грудь или лоно, а что-то другое! Зачем ноги, зачем бедра… А под коленками мне вообще было щекотно!

И что мне делать? Продолжать лежать и стонать? А потом получить титул снулой рыбины? Так называла моя служанка жен, которые воспитаны в убеждении, что женщине в постели достаточно лежать. А если я буду что-то делать, то не посчитают ли меня распущенной или развратной?

И если делать, то что?

Я в отчаянии освободила руки и закрыла глаза ими глаза, чувствуя, что сейчас расплачусь. Я слишком привыкла к тому, что всегда знаю, как надо и не надо делать, и делаю все идеально. Но в такой ситуации не было никаких инструкций.

— Алисия, Алисия, ну что такое? — Голос ласковый, ни капли раздражения, словно разговаривают с настоящим сокровищем. И это всегда холодный Иштон? — Боишься, неприятно, не хочешь?? Что случилось, скажи нам, Алисия…

— Не знаю. Не боюсь, вроде и хочу, но не понимаю, как себя вести, что делать, как правильно поступить.

— Тогда не проще ли делать, что хочешь? — Иштон ласково провел по моей руке, но я от лица их не отняла. Не нужно ему любоваться на мое пылающее лицо и растерянное выражение.

— Я не знаю, что я хочу, — тихо призналась я.

Действительно, чего мне больше хотелось: оттолкнуть и сбежать или прижаться и не отпускать? Чтобы Эрон дальше трогал меня, трогал неприлично, так, как никто и никогда не трогал, а Иштон продолжал сжимать мою грудь и ласково целовать, заставляя подаваться навстречу? Забыть обо всех наставлениях, позволить вытворять такие вещи, о которых потом никому нельзя будет рассказать, даже священнику на исповеди, которому я обязана говорить обо всем, что смущает мой разум и мои чувства?

Или прекратить это все, сделать все чинно и благородно, а потом корить себя за то, что не позволила себе испытать пусть и стыдное, но удовольствие?

— Алисия, наша принцесса Алисия. Хватит уже думать, а? Давай твои великолепные мозги будут заняты мыслями где-нибудь в другом месте, а не в нашей постели. Постель — это не разум, это чувства и тело. — Эрон резко рванул мою сорочку, заставив ее треснуть пополам до талии.

Я даже не испугалась, только уставилась круглыми глазами, наблюдая, как Эрон кладет руки на мою талию и подтягивает чуть ближе, чтобы поцеловать прямо в живот.

— Тебе неприятно?

— Приятно. — Как можно соврать, когда на тебя так смотрят?

— А так? — Его язык — невероятно шершавый и горячий — прошелся от пупка вниз к животу.

— Приятно.

— Тогда не думай. Не смущайся, не теряйся. Делай, что хочешь. Хочешь укусить Иштона в отместку за свое плечо? Укуси. Хочешь потрогать кого-то из нас — трогай. Хочешь лежать и наслаждаться — лежи и наслаждайся. Не думай, не рассуждай, делай то, что первым придется в голову. Тогда и поймешь, что хочешь.

— Хочу… — Я сглотнула резком ставшую вязкой слюну, вздохнула поглубже, но все равно ответ вышел тихим и сиплым: — Хочу увидеть вас без одежды.

— Ха-ха, — Эрон засмеялся. — Какое милое, практически невинное желание от нашей милой и невинное принцессы. Тогда смотри. Смотри на меня, не смей закрывать глаза. Ты сама попросила.

Я послушно подняла глаза на Эрона, который привстал на коленях и стал расстегивать свой камзол. Даже это, казалось бы, приличное действие заставляло меня полыхать от стыда. А уж когда он снял с себя рубашку, только просьба не закрывать глаза заставила меня смотреть, а не зарыться в подушки с головой.

— Смотри внимательно, Алисия, — прошептал Иштон. — Тебе нравится то, что ты видишь?

Какой глупый вопрос!

Идеальный мощный торс, ни единого волоска на коже, татуировка странной формы слева на груди… Даже художники, которые нередко приукрашивали тела мужчин, никогда не писали такой идеальной картины. Кажется, я счастливица. Мало того, что мои будущие мужья умны и трепетно относятся ко мне, так они еще и выглядят так совершенно, что я не уверена, реально ли все происходящее.

— Кажется, наша принцесса впечатлилась, — хмыкнул Эрон, а потом расстегнул штаны.

Я резко зажмурилась, еще и глаза попробовала прикрыть ладонями. Нет-нет, пожалуй, к этому я еще не готова. Но мои ладони перехватили и поцеловали по очереди, а добродушный смех Иштона совсем не показался обидным.

— Вот теперь слишком, — отметил Эрон. — Ничего, привыкнешь, принцесса. И даже сама нас раздевать начнешь. Хотя, могу, предположить, что тебе понравится и в одежде. Разнообразие всегда приятно, знаешь ли.

Откуда я могла знать? К сожалению, сил задать такой вопрос не нашлось — все уходило на то, чтобы не сбежать. Я краем глаза уловила, что штаны Эрона полетели в сторону, как, вроде бы, и исподнее. Он лег прямо на меня — голый, горячий. Заставил судорожно втянуть в себя воздух, почти всхлипнуть. Это было слишком…

Слишком приятно.

Ощущение чужого тела, тяжести и жара заставляло и мое тело гореть. Ночная сорочка не сильно помогала: казалось, что я тоже голая, что обнаженная кожа Эрона сродни расплавленному металлу, обжигает, но не причиняет боли. Я робко пошевелилась под ним, о чем тут же пожалела: его… его… мужское достоинство вполне себе отчетливо упиралось мне в бедро.

— Ну что ты замерла? — хмыкнул Эрон. — Я не против, если ты подвигаешься еще. Это, знаешь, в такой ситуации весьма приятно. Шучу. Лежи смирно и получай удовольствия.

— Я смотрю, кто-то чрезмерно болтлив, — сказал Иштон, который продолжал держать меня за руки, поглаживая их.

— А я вижу, как кто-то увлекся лицезрением соблазнения, забыв, что и сам участник. Алисия, ты не обращай на него внимания, в постели он то еще бревно.

— Пфф, — я не удержалась — уж больно смешным казался диалог братьев, когда я тут полуголая, Эрон голый, а Иштон лежит одетый. Когда кто-то возбужден так, что у меня на бедре скоро синяк останется, но в то же время продолжает препираться и шутить. Все напряжение как-то разом ушло. Стало легче и проще. Они — Эрон и Иштон — совсем не бояться показать себя с другой стороны: не такими величественными, не такими серьезными или суровыми. Так почему я лежу и думаю, как правильно себя вести?

— О чем задумалась, принцесса?

— Да вот думаю, не заснули ли вы там. — Набравшись смелости, я поцеловала Эрона в плечо — куда дотянулась — и улыбнулась.

— Иштон, кажется, скоро будем соблазнять не мы, а нас. Давай подключайся, покажи свои телеса, чтобы у принцессы последние глупые мысли из головы выскочили.

Иштон ничуть не уступал Эрону, пожалуй, был лишь чуть стройнее. Если движения Эрона были порывистыми и резкими, он снимал с себя одежду по-военному быстро, скидывая как что-то ненужное и бесполезное, то Иштон двигался тягуче и плавно, словно он не раздевался, а танцевал. Тут не нужно было говорить, чтобы я не смела отворачиваться в смущении: оторвать взгляд было невозможно. Я даже забыла о том, что голый Эрон практически лежит на мне, мягко поглаживая живот, о том, что надо смущаться или чего-то стесняться. Все внимание занимал лишь Иштон — его тело, его движения, его волосы, которые казались струящимся шелком. И лишь прохладная рука Иштона, которую он положил на мое плечо, помогла сбросить наваждение. Возвращение в реальность было таким резким, что я вздрогнула.

— Еще боишься? — поинтересовался Иштон. — То расслаблена, то напряжена. Признаюсь, я не могу понять причину. Мы пугаем тебя? То, что внутри нас… Или сами мы?

— Не вы. И не звери. Я лишь немного пугаюсь, — ответила я. Сейчас смущение отошло на второй план, я могла поговорить практически без запинки. — Потому что… потому что я не понимаю, что вы делаете и зачем. Нет, я понимаю, в чем конечная цель, зачем вы все это делаете, вот только все происходит не так.

Наверное, неправильно говорить, что что-то не так, когда один жених лежит на тебе голышом, а второй пристроился сбоку. Зато я впервые увидела вытянувшиеся лица королей, так что, пожалуй, оно того стоило.

— А… как правильно? — спросил Эрон. — И где вообще говорится о том, что правильно?

— В книгах, — ответила я.

— Потом дашь почитать, посмотрим, что там такое «правильное». Самое правильное — это то, что нравится всем, — фыркнул Эрон. — Ну, или если хочется, то можешь озвучить, наша милая принцесса, которая очень любит книги, как правильно.

— Правильно трогать грудь и губы, а не… все остальное, — последние слова я говорила уже шепотом. — Наверное.

— То есть, как я понял, проблема в том, что мы с тобой, Иштон, два глупых короля, забыли о самом важном! Мы оставили шикарную грудь Алисии и ее чудесные губы без внимания. Какие мы нехорошие!

— Тогда надо срочно это исправить. Мы ведь хотим быть для нашей жены самыми лучшими? — сказал Иштон перед тем, как поцеловать меня.

Нагло, без привычной нежности, раздвигая мои губы и просовывая свой язык. Сплетая его с моим, вылизывая мой рот, Иштон ни на секунду не сбавлял напора. А вот Эрон осуществил свои угрозы и взялся за мою грудь. Сжимал в больших ладонях, к счастью, не слишком сильно, иначе я бы точно испугалась.

Иштон лишь на секунду прервал поцелуй, чтобы спросить:

— Алисия, мы исправились? Теперь мы все делаем правильно?

— Правильно, но мало, — я улыбнулась и потянулась к Иштону за очередным поцелуем, который прервала, чтобы спросить: — Сегодня ведь будет все?

— Что все? — переспросил Иштон. По его глазам видела, что он прекрасно меня понял, но почему-то решил подразнить. Так странно, обычно этим занимался исключительно Эрон, видимо, мужчины в постели и впрямь ведут себя чуть иначе.

— Вы… возьмете меня?

— Уже держим, — фыркнул Иштон. — Но ты права, Алисия, сегодня и впрямь будет «все». Невинной мы тебе не позволим остаться. Не волнуйся, тебе понравится.

Кто же знал, что «все» — это так? Так ярко, так сильно, когда к тебе постоянно прикасаются, целуют, гладят. Когда чужие руки такие наглые и сильные, бесцеремонные и нежные?

Я всегда смеялась, когда кто-то говорил про омут страсти и блаженно закатывал глаза. Зря. То, что я ощущала — настоящий водоворот, в который затягивало, не оставляя и шанса на трезвость мысли. Какая разница, что я веду себя не как принцесса, не чинно и церемонно? Если так приятно, когда ловкие руки снимают с меня остатки моей ночной рубашки, а вторые — горячие — аккуратно, едва касаясь, гладят мое тело?

Эрон так и не слез с меня. И если его тяжесть и ощущение гладкой кожи раньше были просто приятны, то сейчас сводили с ума. Забыв о разумных доводах, я сначала осторожно, а потом все увереннее гладила его по плечам и рукам, трогала грудь со стальными мышцами. И, видимо, слишком увлеклась, потому что Иштон весьма чувствительно прихватил губами кожу на шее, чуть прикусывая зубами. Он лежал сбоку от меня, и я почему-то посчитала, что Иштон будет участвовать лишь номинально: держать за руку, гладить время от времени, аккуратно целовать и успокаивать. Но когда он понял, что я слишком увлеклась Эроном, переключил внимание на себя. И впрямь. Не вдвоем, не по очереди, а втроем. От самого начала до самого конца. И я была от этого в полном восторге, забывая о сомнениях и вопросах.

Оробела я лишь один раз: когда Эрон положил руки на мои коленки и развел ноги в сторону. И хоть я вся дрожала от нетерпения и желания, которое топило тело в жаре и неге, я невольно потянулась к Эрону, желая его остановить. Я не боялась боли, не думала о ней, но что-то внутреннее и инстинктивное заставило меня это сделать.

— Тш-ш, принцесса, все будет хорошо. Смотри на меня, не отвлекайся, тебе ведь нравится, когда я трогаю тебя? — прошептал Иштон. — Эрон сейчас ничего не сделает, не бойся, мы обязательно тебя предупредим.

Мне нравилось все, что Иштон со мной делал. И то, как он сжимал мою грудь, и как целовал ее, и как ласкал затылок, как прижимался ко мне. Я расслабилась, забыв о страхе, растворилась в чарующем шепоте.

— Ай! — вскрикнула я больше от неожиданности, чем от боли: Эрон вошел в меня резко, заставив замереть испуганным кроликом и вдыхать через раз.

— Очень больно? — заботливо спросил Эрон.

Пожалуй, с той болью, какую я почувствовала, когда драконы ставили мне печать, эта не сравниться. Скорее неуютно, немного неприятно между бедер, но, в целом, терпимо. Хотя, кому я вру? Физически, может, и не самые лучшие ощущения, но при взгляде на сдерживающего себя Эрона сердце стучало как бешенное, а в животе растекалось тепло, словно я выпила чашу хорошего вина. Да и Иштон не дремал: гладил нежно, утешающе, легонько целовал мои мокрые щеки. Неужели снова расплакалась?

— Я плачу не потому что больно… — зачем я вообще это сказала? — Иштон, ты же обещал, что предупредишь…

— Ложь во благо, — улыбнулся Иштон. — Все хорошо, когда ты расслаблена, то все проходит гораздо легче. Расслабься чуть-чуть, не задумывайся о боли, подумай о другом. Неужели не горячо?

Горячо? Да, Иштон верно сказал. Очень горячо. Все внутри меня горит, вспыхивает, заглушая боль, хотя не могу назвать это чистым удовольствием. Хорошо, что Эрон не двигается и молчит, лишь гладит меня по голове, убирает растрепанные волосы за ухо.

Такие странные ощущения. Я осторожно двинула бедрами на пробу, желая понять, утихло эта боль или мне показалось. Но Эрон воспринял это как сигнал к действию, начиная медленно двигаться. Вот это было уже неприятно, хотя и терпимо.

— Принцесса, помнишь ощущение от татуировки? Хочешь, повторим? — предложил Иштон.

— Нет, я тогда снова все забуду. Не хочу забывать. — Я поцеловала Иштона в уголок губ. — Я хочу почувствовать все, что вы можете мне дать, даже если это будет боль.

Глава 21