За умение молчать, глубокие знания и «чистую» медицинскую лицензию, позволившую приобрести робохирурга и проводить пинг-операции любого уровня сложности. Ли Хаожень числился в реестре Департамента здравоохранения, платил налоги, вовремя сдавал квалификационные экзамены и не имел проблем с полицией. Однако основными его клиентами были уголовники, высоко ценившие мастерство китайца.
– Начинай операцию!
– Но есть и плохие новости, – выдохнул Хаожень, внимательно прислушиваясь к шуму в приемной.
– Какие? – насторожился сутенер.
– Один человек, имя которого вам ни о чем не скажет, настоятельно попросил о встрече с вами, мистер Бентли, – рассказал китаец. – В настоящее время он ведет переговоры с вашими телохранителями.
– Они его не пускают? – не понял сутенер.
– Он их убивает, – кротко объяснил Хаожень и вежливо добавил: – Извините.
– Кому ты меня сдал?! – взревел беспомощный Бентли, однако вопль не произвел на Ли ни малейшего впечатления.
– На прощание хочу сказать: мне очень жаль, что вы не сможете исполнить свою мечту, мистер Бентли, – произнес Хаожень, отодвигая тележку с монитором от лица сутенера. – Честное слово.
– Какую мечту? – громко спросил вошедший в операционную мужчина – широкоплечий крепыш с округлым добродушным лицом. В его руке можно было легко представить дымящийся пистолет, но именно представить: будучи человеком воспитанным, Джехути Винчи явился в операционную без оружия, лишь над его головой вились черные, едва различимые точки размером с пулю сорок пятого калибра каждая. Это были «москиты», стая микродронов-камикадзе, выбирающих для атаки наиболее уязвимые и незащищенные места противника и взрывающиеся при ударе. «Москиты» управлялись самообучающейся нейросетью и подчинялись хозяину, как хорошо выдрессированная стая охотничьих собак.
Официально этой технологии не существовало.
Но полевые испытания уже начались.
– Тебе все-таки позволили взять «москитов», – изумился китаец.
– У меня нервная работа, – вальяжно объяснил Джа.
– Ты кто такой? – заорал Бентли. – Что происходит? Что с моими парнями?
– Можно посмотреть? – вежливо спросил Ли.
– Смотри.
Одна из летающих бомб, подчиняясь неслышному приказу Винчи, приземлилась на указательный палец Хаоженя и замерла. Ли стоял рядом с сутенером, и прилет микродрона заставил того замолчать.
– Красивый.
– Изящный, – поправил китайца Джа. – Он изящный, брат, все хищники изящные. – И улыбнулся. – Я думал, с телохранителями придется повозиться, но малыши сделали все за меня. Так и хватку потерять недолго…
– В приемной грязно? – забеспокоился Хаожень.
– Чистильщики прибудут через три с половиной минуты, они на светофоре отстали. – Микродрон взлетел и принялся исследовать операционную – нейросеть была любопытна, – а Винчи поинтересовался: – Так о какой мечте шла речь?
– Мистер Бентли мечтает летать и пришел ко мне ради установки дрон-разъемов, – рассказал Хаожень.
– Ты кто такой, урод?! – рявкнул опомнившийся сутенер, поворачивая голову к Винчи. – Ты понимаешь, на кого наехал?!
– Летать, – повторил Джа, после чего стянул с Бентли маску и деловито заклеил рот скотчем. – Кстати, можно устроить, я как раз думал о чем-то подобном… – замер и покосился на китайца, сообразив, что в голосе Хаоженя отчетливо слышалась грусть: – Что случилось?
– Все нормально, – попытался отмахнуться китаец, но не получилось.
– Я вижу, что ты расстроен.
Сутенер вращал головой, делал страшные глаза, но на него не обращали внимания.
– Из-за чего мне расстраиваться?
– Ты мне скажи… – Джа прищурился. – Проклятье, Ли, этот урод тебе понравился?
– Мы разговаривали, – неохотно ответил Хаожень, старательно пряча от Винчи взгляд. – И на мгновение он показался нормальным.
– Что же он такого сказал, что ты заделался матерью Терезой?
– Ничего особенного…
– Неужели ты поверил в наличие у Бентли души только потому, что он захотел летать и чувствовать себя свободным?
Сутенер громко замычал.
– Почему нет? – Хаожень серьезно посмотрел в серо-стальные глаза Винчи. Спокойные до равнодушия.
– Потому что люди – странные существа, брат, – ответил Джехути. После чего достал карманный коммуникатор, открыл страницу с «моделями» и протянул китайцу. – Хочешь познакомиться с буклетом фирмы эскорта, которая принадлежит твоему «другу» Бентли? Перечень предлагаемых услуг: любая фантазия клиента. Вообще любая. Минимальный возраст «моделей» – семь лет, и они уже сидят на героине. – Винчи выдержал короткую паузу и поинтересовался: – Не хочешь с ними поговорить о мечтах, брат? Можно устроить: я наберу номер, договорюсь, переведу оговоренную сумму, и их привезут в течение часа. Любого возраста.
Хаожень отвернулся.
Джа кивнул, убрал коммуникатор, повернулся к продолжающему мычать сутенеру, выдержал короткую паузу и спросил:
– Мой друг сказал, что ты мечтаешь научиться летать?
Спросил так, будто сутенера только что ввезли в операционную и он может ответить.
– Полное имя?
– Эрна Феллер.
Компьютер пискнул, подтверждая совпадение имени и голоса, и надзирательница продолжила:
– Иммиграционный номер?
– Отсутствует! – заученно ответила девушка, глядя прямо перед собой.
– Причина?
– Гражданство США.
– Номер уголовного преследования?
– KWS87401263.
Всю эту информацию главная надзирательница женской половины тюрьмы Джуди Абрамс по прозвищу Зуботычина могла узнать, просканировав «арестантский чип» – информационную полоску, приклеенную ко лбам заключенных, однако Зуботычине доставляло удовольствие выслушивать ответы выстроившихся перед открытыми камерами женщин. Женщин, которые находились в ее полной власти. Джуди наслаждалась страхом, появляющимся в глазах заключенных, когда она оказывалась поблизости; нравилось прикасаться и трогать «подопечных», особенно молодых, свежих; и очень нравилось избивать слишком гордых и независимых за «неподчинение» или «попытку сопротивления». Как правило, после одного-двух уроков они превращались в покорных рабынь, готовых исполнить любую прихоть надзирательницы.
А прихотей у нее было много.
– Причина уголовного преследования?
– Карантинный арест.
– Дата рассмотрения дела?
– Сегодня! – выдохнула Эрна, изо всех сил стараясь, чтобы Абрамс не уловила в ее голосе радостных ноток. – Федеральный окружной суд Южного округа Нью-Йорка, судья Аджамбо Малик, общественный защитник – Энгельс Болл.
Закончив отвечать, Эрна продолжила смотреть прямо перед собой. Почти не мигая и почти не дыша. Девушка поняла, что привлекла Зуботычину, и с замиранием сердца ждала продолжения расспросов.
– Почему общественный защитник? – вдруг спросила Абрамс. – Нет денег?
– Хороший адвокат мне не по карману.
– А плохой?
– Плохого мне назначили власти.
Зуботычина рассмеялась, затем бесцеремонно взяла Эрну за подбородок двумя толстыми, очень крепкими пальцами и заставила повернуть голову сначала в одну, потом в другую сторону. В портовой тюрьме действовал «зеленый» уровень биологической угрозы, она считалась продезинфицированной и безопасной, поэтому заключенным разрешалось ходить с открытыми лицами.
– Симпатичная… Жаль будет, если после суда тебя переведут в городскую тюрьму.
Две недели назад Абрамс отстранили от работы, она только вернулась и на поверке мгновенно приметила красивую новенькую: свежую, ни разу не бывавшую в тюрьме, а потому всего боящуюся и наверняка сломавшуюся бы после первого серьезного штурма. Зуботычина едва не застонала, представив, что бы она могла сотворить с красавицей, но тут же сжала кулаки, вспомнив, что добыча вот-вот ускользнет.
– Давай ее оставим, – едва слышно предложила Калифорния Полански, тощая и длинная, как жердь, обладательница лошадиной физиономии, служащая у Абрамс заместителем и прекрасно понимающая причину, заставившую Зуботычину остановиться около красавицы. Калифорнии, принимающей активное участие в «развлечениях» начальницы, заключенная тоже понравилась, но она не рискнула приставать к Эрне в отсутствие Абрамс. – Запрем в карцере, а маршалам скажем, что заболела. Подозрение на баварский грипп.
– Фургон уже прибыл, – с сожалением произнесла Зуботычина, сверившись с центральным тюремным компьютером. – Маршалы заканчивают оформление документов.
– Жаль…
– Но если вернешься, Феллер, мы круто повеселимся.
Однако Абрамс понимала, что заключенная KWS87401263 не вернется.
Обязательному карантинному аресту Иммиграционная служба подвергала пассажиров, прибывших из стран «черного списка», а европейские территории значились в нем все – никто из службы не хотел оказаться «тем самым сотрудником, который пропустил в страну террориста». Подозрительных иностранцев отправляли в тюрьмы Иммиграционной службы в Нью-Джерси, к нелегалам, а граждан оставляли в тюрьме Портового управления, поскольку для них карантинный арест редко продолжался дольше двух-трех суток. Сначала заключенного подвергали шестичасовому допросу без применения психотропных средств, затем следовала шестичасовая проверка на полиграфе, после которой допрос продолжался еще три часа. Результаты проверки и отчет о допросах передавали в офис окружного прокурора, и если ИИ безопасности и правосудия не находил ничего подозрительного, гражданина освобождали. Или подвергали домашнему аресту на пару недель.
– А может, ты сама откажешься ехать? – осведомилась Абрамс, которой до безумия не хотелось расставаться с красавицей. – Не хочешь сказать маршалам, что плохо себя чувствуешь?
Эрна промолчала, на ее лице не дрогнул ни один мускул.
– Ты меня слышишь? Или ты оказываешь сопротивление?
– Никак нет, – ответила девушка. – Не оказываю сопротивления и не хочу отказываться от поездки.
– Попытка сопротивления и оскорбление, – услужливо произнесла Полански, облизывая тонкие губы. – Все подтвердят, что Феллер на вас напала.
Зуботычина обвела взглядом запуганных заключенных, шумно выдохнула, раздув ноздри, но вспомнила, что расследование трех случаев изнасилования, из-за которого ее отстранили, до сих пор не закрыто, махнула рукой:
– Оставь эту сучку. – И продолжила путь вдоль строя.
Эрна едва слышно выдохнула.
– Повезло, – прошептала стоящая справа мулатка.
– Знаю, – в тон ей ответила Эрна.
– Зуботычина злая после отстранения, сегодня кому-то придется несладко.
О том, какими отвратительными бывают «развлечения» Абрамс и Полански, рассказывали жуткие легенды.
– Почему ее не трогают?
– Раз в неделю Зуботычина устраивает «вечеринки» для важных шишек из управления и службы, на которые отправляет самых красивых заключенных, так что «крыша» у нее очень мощная.
– Понятно.
За те два дня, что Феллер провела в тюрьме Портового управления, она ни с кем не сблизилась, даже с соседкой по камере, которой оказалась такая же, как она, горемыка, подвергнутая карантинному аресту по возвращении из Балканских эмиратов. А вот болтливую мулатку Эрна видела всего пару раз – ловила на себе заинтересованные взгляды и обратила внимание на то, что на сегодняшнем построении девушка постаралась оказаться рядом.
– У меня тоже судья Малик, – прошептала мулатка. – Вместе поедем.
– Замечательно, – отозвалась Феллер, ухитрившись подавить саркастические нотки.
– Меня зовут Карифа Амин.
– Эрна.
Короткие ответы четко показали мулатке, что Феллер не в настроении заводить тесное знакомство, однако сдаваться Карифа не собиралась и едва слышно продолжила:
– Хорошо, что Зуботычина была отстранена, иначе ты могла отсюда не выйти. Ты ей понравилась.
– А тебе? – вдруг спросила Эрна, резко повернувшись к мулатке. Абрамс и Полански отошли довольно далеко, и только поэтому Феллер решилась на столь заметный жест. Потому что хотела увидеть, как среагирует Карифа.
Та все прекрасно поняла и отнекиваться не стала:
– Очень понравилась, – и быстро провела языком по верхней губе. – Но у меня нет над тобой власти, Эрна.
– Хорошо, что ты это понимаешь, – прохладно отозвалась Феллер.