Последнее дело Лаврентия Берии

«Странно», — проговорил про себя Берия, когда делегаты пленума и депутаты Верховного Совета не встали при упоминании имен Сабурова и Первухина, хотя дружно и как один бурно аплодировали и вставали, когда с трибуны звучали фамилии Маленкова, Берии, Молотова, Булганина, Кагановича, Хрущева и Микояна. Кто-то дал такую команду — выделять только семерку вождей. Кто? Скорее всего, Никита. До смерти Хозяина Хрущев был пятый (включая Сталина): Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Хрущев (Молотов, Каганович и Микоян были в опале после XIX съезда; о них говорили — великолепная четверка). После смерти Хрущев стал шестым (но уже без Сталина). «Вот, — подумал Берия, — упал рейтинг Никиты, теперь он только шестой».

Четвертая сессия Верховного Совета СССР утвердила вынесенные на ее рассмотрение решения совместного заседания Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР, состоявшегося 5 марта. Было принято решение об объединении МГБ СССР и МВД СССР в одно министерство — МВД СССР. Берия был назначен министром внутренних дел СССР и заместителем председателя Совета Министров СССР. Тем же постановлением Военное министерство объединено с ВМС в единое Министерство обороны СССР. После потери контроля на МГБ Булганин сохранил контроль над ГРУ, поскольку он подчинил Министерство обороны себе. Внешняя разведка вошла в МВД как 2-е Главное управление во главе с генерал-лейтенантом Василем Степановичем Рясным. ГУЛАГ был передан в Министерство юстиции. Вечером Булганин уехал на похороны Готвальда. Вместе с ним уехал бальзамировать Готвальда доцент Усков.

15 марта, 20 часов 3 минуты. Москва, улица Качалова

По телевизору показывали спектакль «Кирилл Извеков» в постановке Театра имени Евгения Вахтангова. Плотно поужинавший Берия сидел в гостиной своего особняка и наслаждался игрой актеров. Он очень устал от этого бесполезного дня.

16 марта, 7 часов 2 минуты. Москва, улица Качалова

Утром было очень холодно. В «Правде» сообщалось, что 15 марта самолет ВВС США RB-50 нарушил воздушное пространство СССР в районе Камчатки и был перехвачен советскими истребителями. Берия получил эту информацию еще вчера.

16 марта, 8 часов 52 минуты. Лубянка

На Лубянке на столе в его кабинете лежала еще одна важная информация — 15 марта 1953 года произошла авария на комбинате «Маяк», в здании, где очищался плутоний, полученный в ядерном реакторе. Был разлит азотнокислый плутоний. Теперь Лаврентий Павлович формально снова возглавил органы. Он мысленно восстановил в памяти события своего первого назначения на Лубянку. Тогда в течение первых месяцев работы Берии были полностью пересмотрены правила ведения уголовных дел. Осужденные «тройками» теперь могли подавать жалобы, которые были обязаны рассматривать в течение 20 дней. Для рассмотрения заявлений и жалоб при секретариате Особого совещания было создано специальное отделение со штатом 15 человек. В ходе суда по групповым делам обязаны были допрашивать всех его участников. В десятки раз уменьшилось число рассматриваемых судьями дел: если при Ежове в день судья штамповал по 200–300 дел (фактически просто зачитывал приговор, без допроса свидетелей и разбирательства дела), то при Берии нормой стало не более десяти дел за рабочий день. Только за 1939 год из лагерей и колоний было освобождено свыше 330 тысяч политических заключенных из общего числа 1 миллиона 300 тысяч сидельцев ГУЛАГа, подавляющее большинство которых были лица, осужденные за уголовные преступления.

В 1938 и 1939 годах было заведено так: пока Берия на Лубянке сидел — и весь оперсостав сидел. Как он уезжал, так и их тоже домой развозили. Кабинет Берии был на пятом этаже. Он иногда спускался в кабинет на третьем этаже, где сидели секретарши. При нем каждый день в 11:00–11:30 секретаршам приносили завтрак: бутерброды, чай или кофе. Перед глазами возникла одна из секретарш, скромная Анна Ильинична Рудакова, которая в то время работала секретарем на Лубянке. Печатала она очень быстро, слепым методом. Помарки допускались, хоть и не приветствовались. Если буква не та напечаталась, то аккуратненько вырезали дырочку на листе и на ее место приклеивали другую. Интересно, где она сейчас? Он чувствовал в то время, что его внешний вид скорее даже располагал к нему этих женщин. Однако насчет заглядывания в глаза и устрашающих фраз — с машинистками и секретарями он не практиковал. Поэтому персонал его не боялся. Берия, знакомясь с аппаратом ГУГБ НКВД СССР, спросил эту простую сотрудницу: «Почему такая худая? Болеешь, что ли?» И сразу приказал начальнику ГУГБ Меркулову: «Отправь ее в санаторий. Пусть отдохнет». Берия прочитал дело Егорова и допросил одну из медсестер с Валдая. Она ничего не помнила.

16 марта, 11 часов 1 минута. Лубянка

В 11 часов утра Берия назначил встречу с личным офицерским составом, работавшим в Москве. Без одной минуты он появился перед дверью, ведущей в президиум собрания, а вместе с последним звуком пикающих 11:00 часов он вошел в зал, который был почти полностью забит офицерами министерства. Берия поднялся на сцену и сел за стол в президиуме. Все мгновенно смолкли, и наступила гнетущая тишина.

— Товарищи офицеры! — начал Берия. — Трудно выразить словами чувство великой скорби, которое переживают в эти дни наша партия и народы нашей страны, все прогрессивное человечество. Не стало Сталина — великого соратника и гениального продолжателя дела Ленина. Сталин — гений, гений рождается раз в века, а гениев — вождей рабочего класса мировая история знает только двух. Это Ленин и Сталин. Сталин вел нас от победы к победе, но сейчас Сталина уже нет с нами. Медицина оказалась бессильной совершить то, что от нее со страстью ждали, требовали миллионы человеческих сердец. Сколько среди них таких, которые отдали бы, не задумавшись, свою собственную жизнь, до последней капли, только бы оживить, возродить работу кровеносных сосудов и мозга великого вождя, Сталина, единственного и неповторимого. Но чудо не совершилось там, где бессильной оказалась наука. И вот Сталина нет. Слова эти обрушиваются на сознание, как гигантская скала в море.

Ушел от нас человек, самый близкий и родной всем советским людям, миллионам трудящихся всего мира. Товарищи! Наш великий вождь и учитель, товарищ Сталин скончался, но дело его живет, и мы будем его продолжать. Неимоверно тяжела утрата, но и под этой тяжестью не согнется Коммунистическая партия, советские чекисты и доблестная советская милиция, они не отступят от курса на улучшение безопасности советских людей и Советского государства.

Народы Советского Союза могут и впредь с полной уверенностью положиться на Коммунистическую партию, ее Центральный Комитет и на свое советское правительство. Враги Советского государства рассчитывают, что понесенная нами тяжелая утрата приведет к разброду и растерянности в наших рядах. Но напрасны их расчеты: их ждет жестокое разочарование.

Советский народ единодушно поддерживает как внутреннюю, так и внешнюю политику Советского государства. Наша внутренняя политика основана на нерушимом союзе рабочего класса и колхозного крестьянства, на братской дружбе между народами нашей страны, на прочном объединении всех советских национальных республик в системе единого великого многонационального государства — Союза Советских Социалистических Республик. Эта политика направлена на дальнейшее укрепление экономического и военного могущества нашего государства, на дальнейшее развитие народного хозяйства и максимальное удовлетворение растущих материальных и культурных потребностей всего советского общества.

Я буду говорить о вещах прямо, без идеологической шелухи. В 1903 году социал-демократы на II съезде приняли программу, в которой обозначили свои ориентиры в госстроительстве. Политическая часть партийного манифеста состояла из 14 лозунгов. Из них в дальнейшем, после прихода партии к власти, были реализованы три: отделение церкви от государства; право пользоваться родным языком для всех народов; право на всеобщее бесплатное образование. Да! Все остальные пункты, провозглашающие стремление ко всему хорошему против всего плохого (демократия, парламентаризм, выборность судей и т. д.), остались декларациями. Там нет детального проекта государственного переустройства России, декларируется лишь приверженность базовым институциям буржуазно-демократической республики. В апреле 1917 года в своих тезисах Ленин сформулировал более четкие политические и экономические цели: немедленное окончание войны, взятие власти народом, то есть Советами рабочих, батрацких, крестьянских и солдатских депутатов, конфискация всех помещичьих земель и национализация всех земель, национализация банков и слияние всех банков страны в один общенациональный банк, подконтрольный Советам, контроль Советов за общественным производством и распределением продуктов. Тем самым закладывалась основа особого русского справедливого строя без ренты на собственность и на землю. Были среди них и утопические, такие как замена постоянной армии всеобщим вооружением народа; плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего. В сентябре 17-го Ленин нарисовал государство очень далекого будущего, без полиции и армии, но он не учел того, что сначала будет длительный период сосуществования, что гениально понял товарищ Сталин. 24 октября, за несколько часов до большевистского переворота, Ленин направил руководству партии свое знаменитое письмо к членам ЦК, убеждая их в том, что нужно осуществить вооруженное восстание для захвата власти, где предельно откровенно заявил: «Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия». В упомянутом выше письме Ленин декларировал, что власть большевики захватывают для того, чтобы передать ее Советам.

Товарищ Сталин всегда был на самых ответственных участках Гражданской войны. Спасать Пермь отправили Сталина, спасать Юг — тоже его. Воевать с Польшей — Сталина. Брал власть в Питере Сталин, работая в закрытом подпольном штабе. Только Крым уже брали без него. Там все было очевидно. После завершения Гражданской войны Ленин понял, что до того момента, когда все граждане станут сознательными, местечковые Советы могут раздербанить страну, и откровенно заявил, что «временно» власть будет не у народа, а у передовой его части — партии, которая и будет править в интересах народа. Буржуазные свободы слова, печати, собраний и политических партий, независимые профсоюзы, свобода передвижения, выборность судей, верховенство закона, право наций на самоопределение, местное самоуправление и прочие либеральные лозунги, о которых большевики увлеченно говорили до прихода к власти, — все это на время переходного периода не годится. Самое интересное, что партия потом рулила именно в интересах народа. Целью была справедливость, понятая в интересах целой страны, а не отдельного класса или нации. И именно это было основной идеей нашего «тоталитаризма», как его любят обзывать на Западе. В своей последней работе «Лучше меньше, да лучше», датированной мартом 1923 года, Ленин пишет: «Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидали такие детали развития, как Брестский мир или НЭП и т. п.». Наша партия не обещала военного коммунизма и продразверстки, НЭПа и продналога, плана ГОЭЛРО, форсированной индустриализации и коллективизации. Все перечисленное — чистой воды импровизация и результат нашего понимания того, как вывести Россию из кризиса, куда ее затолкало вступление в Первую мировую войну, а потом февральский переворот.

Декреты о восьмичасовом рабочем дне, о декретном отпуске для женщин, о защите прав детей и т. д. преследовали важные цели, хотя и касались исключительно 5–10 % населения (городской пролетариат и служащие). Концепция построения социализма в отдельно взятой отсталой аграрной стране противоречила догматическим марксистским канонам (прежде всего — постулату о последовательности смен социально-экономических формаций) и являла собой исключительно прагматический лозунг.

Во второй половине 20-х годов было согласие, что «надо что-то с этим делать», требуется индустриализация, но всякий член оппозиции имел «свое видение», которое желал закрепить в качестве «генеральной линии партии». Да! Изначально идею форсированной индустриализации предложил Троцкий. Да! Товарищ Сталин тогда придерживался курса Бухарина на мягкую постепенную индустриализацию. Но логика геополитического развития открыла глаза товарищу Сталину на то, что такой НЭП в таких геополитических условиях погубит Россию. До прихода к власти Ленин не говорил о форсированной индустриализации, уповая на рынок и буржуазию, которые все сделают как надо. Партия же будет отстаивать права рабочих. Но гениальная способность товарища Сталина понять, что нужно России в ее геополитической ситуации, привела его в выводу о необходимости слома НЭПа.

Единственный компас, который ведет адекватного политика, — целесообразность. Единственное мерило целесообразности — эффективность. Все остальное — догматическая туфта, включая даже канонизированные идеологические талмуды, которые пропаганда ловко приспособит к любым изгибам генеральной линии. В СССР высшая власть сконцентрирована в Политбюро, а сейчас — Президиуме, каждый член которого обладал и обладает равным правом голоса, поэтому и Ленин, и даже Сталин иногда оказывались в меньшинстве и вынуждены были принимать волю большинства.

Товарищи! Рабочие, колхозное крестьянство, интеллигенция нашей страны могут работать спокойно и уверенно, зная, что советское правительство будет заботливо и неустанно охранять их права, записанные в сталинской Конституции.

Коммунистическая партия и советское правительство высоко ценят это доверие народа. Советский народ и, я уверен, советские чекисты и работники советской милиции с единодушным одобрением встретили постановление Центрального Комитета нашей партии, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР о проведении чрезвычайно важных решений, направленных на обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны. Одним из этих важных решений является назначение на пост председателя Совета Министров СССР талантливого ученика Ленина и верного соратника великого Сталина — Георгия Максимилиановича Маленкова.

В развитых капиталистических странах элита живет совсем по-другому! Там тот же министр, директор завода, профессор или инженер живет на порядок лучше. Рано или поздно большинство из них осознает простую вещь, что если бы завтра вдруг настал капитализм, то это было бы даже неплохо. Почему они должны трястись за эти госквартиры, дачи, машины, которые в любой момент могут отнять? Если бы только они смогли переписать на себя заводики и пароходики, то жизнь для них стала в тысячу раз лучше! Вот что понимал товарищ Сталин под усилением классовой борьбы по мере приближения к коммунизму. Элита — это мозг страны. В стране должны работать фильтры, отбраковывающие врагов из руководства и не допускающие к кормушке мажоров. Мы не должны позволить стране стать жертвой бездарной политической игры ненавидящих друг друга политических группировок.

Идеология для разведчика — не предмет личной веры, а способ манипуляции агентурой, под которой рассматривается максимально широкое число людей — вплоть до населения страны. Если нельзя управлять людьми на основе идеи всемирной революции, то, значит, нужно отбросить ее в сторону и не страдать чепухой, а искать что-то новое, например, «Вся власть Советам», или «Москва — третий Рим», или «Демократия превыше всего», или что угодно еще — хоть веру в макаронного монстра. Главное, чтобы оно работало. Людей надо чем-то заряжать и на чем-то объединять, а что это будет — для разведки совершенно не имеет значения. Личные ценности человека — это тема тактики вербовки, а не этики и морали самого разведчика. Ибо если ценности не работают, не поднимают людей на жертвы, то это плохо и подлежит выбросу на помойку истории, будь это хоть трижды распрекрасный коммунизм на какой угодно основе — хоть атеистической, хоть религиозной, хоть какой угодно другой. Не мобилизует людей — значит, в топку. И если люди мобилизуются на идею денег и массового потребления — то так тому и быть, надо завербованным дать денег. Разведчик оседлает эту тему и будет работать на ней, пока она не перестанет быть мобилизатором.

Профессия определяет мировоззрение. Для педагогов все люди — учащиеся. Для докторов — больные. Для судей — подсудимые. Для директоров — подчиненные. Для поваров — подлежащие кормлению голодные. Для священников — грешники. Для академиков — заблуждающиеся профаны. Для разведчиков весь мир — это либо агенты, либо другие разведчики. Но!!! Для советских милиционеров все другие не должны казаться преступниками. Да! Без политического сыска не может состояться безопасность ни одного государства. Политический сыск — это внимание к врагам государства. Как можно не держать их на учете? Оппозиция всегда работает на связке с разведками вражеских стран. Если не иметь политического сыска, то невозможно очертить критически уязвимые социальные зоны в государстве и нельзя составить программу борьбы за укрепление этих зон.

Понятие «госбезопасность» не исчерпывается борьбой с преступностью, разведкой и контрразведкой. Это комплекс всех без исключения мер, направленных на обеспечение защищенности страны от внешних и внутренних угроз. Госбезопасность, наряду с вылавливанием враждебных элементов в мутном и зловонном потоке диверсионной активности, направленной против нас и против нашего государства, должна включать в себя и обеспечение защищенности от внешних угроз, причем от угроз любого масштаба, любой опасности и любой интенсивности. Короче говоря, госбезопасность должна работать практически, а не подменять собственную работу некими имитационными ритуальными действиями.

Несогласованность военных, милиции и спецов — наше родовое пятно на всех войнах. Информацию о своих агентах следует держать в голове. Тогда ее точно никто не украдет. Такая практика принята на вооружение многими спецслужбами мира. СССР в этом плане составляет исключение. Это положение необходимо менять.

Что требуется делать? Усилить агентурную работу, активизировать сбор слухов. Агентурная работа — основной источник аутентичной информации. Благодаря агентурно-осведомительской работе в свое время удалось раскрыть ряд резонансных преступлений. Когда я пришел в НКВД в 1938 году, то пришлось резко усилить работу по сбору слухов, и на их основе мы выявили арестованных, которых народ не считал виновными, и почти всех мы отпустили. Следует активизировать агентурную работу и деятельность сексотов. Следует шире пользоваться доверием народа и организовать добровольные бригады милиции (бригадмильцев). Граждане должны твердо знать, что само сообщение о безобразиях сделает их невозможными. Вместе с тем наша агентурно-оперативная работа на селе при огромных затратах дает минимальные результаты. Никакой опасности для СССР, для советского государства со стороны крестьян, колхозников нет, и это слишком дорого — разрабатывать их по линии отделов МГБ. Эта работа должна быть прекращена.

Необходимо ввести категорию мягких агентов, когда нет необходимости по-настоящему вербовать агентов: без оперативного псевдонима, без заведения личного дела, без подписки о сотрудничестве. Установление доверительных отношений предполагало бы гласность связи мягкого агента с чекистом и сохранение в тайне того, что делает для ГБ такой агент. Специальные агенты не оправдали себя. Хватит жестко арестовывать шпионов ЦРУ, раскрытых благодаря сообщениям наших разведчиков. Необходимо терпеливо ждать, когда агент «проснется» или ЦРУ или МИ-6 проявят к нему интерес, переводить их под благовидным предлогом на работу, где нет доступа к государственным секретам. Нельзя их арестовать, если сложно придумать убедительную причину ареста. Иначе мы засветим нашего агента на Западе. Нужно тщательно готовить все операции, ибо когда операция плохо продумана, то версию приходится постоянно менять.

Методы провокаций западных спецслужб в подобных ситуациях удивительно примитивны. Дело в том, что западный обыватель, как главный потребитель подобной дезы, весьма глуп. Вы должны быть изобретательны. Современная разведка знает сотни способов устранения неугодных лиц таким образом, что даже самое тщательное исследование докажет естественную причину смерти. Не следует пользоваться дубиной, чтобы убить комара. Безопасности не может быть без ответственности. Ответственности не бывает без постоянно прививаемой привычки отвечать за свое «дело, которому ты служишь». Отвечать в неизбежном наказании.

И, наконец, самое главное — необходимо возвратить в практику работы министерства соблюдение социалистической законности. 9 марта 1953 года, выступая на похоронах Сталина, с трибуны Мавзолея я отметил необходимость гарантирования каждому гражданину СССР предоставленных ему Конституцией прав личности, и я выполню это обещание. И это нужно делать на фоне усиления борьбы со шпионами и внутренними врагами, в том числе со всякого рода преступниками, посягающими на творческий труд и безопасность советского народа. В 1938 году великий Сталин направил меня в органы, чтобы искоренить ежовщину, а сейчас я пришел сюда, чтобы искоренить игнатьевщину. Перефразируя моего предшественника, скажу: «Нужно не снимать белые перчатки, а наоборот, надевать их по несколько пар и немедленно прекратить “осторожные” избиения арестованных». Не следует во всех арестованных сразу видеть преступника, как это делают службисты-карьеристы, а по сути — потенциальные нарушители социалистической законности.

Следует решительно бороться с такими службистами-карьеристами, у которых все расставлено по полочкам, пронумеровано, занесено в реестр. Бирочка с обозначением на каждом. Так ведь гораздо проще — с бирочками. Сразу становится понятно, кто шпион. И если доходит до столкновений — ты уже не в человека стреляешь, а в империалиста и шпиона, не в соседа, а во врага народа… И совесть уже как-то даже не просыпается, ты ведь ничего плохого не сделал — всё в соответствии с реестром и бирочкой. То, что за этими ярлычками — живые люди, — так в реестре ведь об этом не сказано… И жить становится проще… Не стало людей, остались шаблоны и клички — а как вставляет! А то достаточно назвать человека шпионом, и уже можно его бить. Обзовет кастрюлеголовым, и для него человек превращается в нечто, где нет мозга. Вот перед вами лежит явно дутое дело. Что делать? Писать на нем: «Освободить!» — показывая подчиненным пример беззакония обратного свойства? Но вы не имеете права самовольно взять и выпустить арестованного. Фактически по каждому делу надо проводить повторное следствие — а половина следователей только вчера получили удостоверения и не умеют даже толком заполнить протокол, вторую же половину надо проверять и проверять на предмет запачканности кровью. Если речь идет об уже осужденном, надо еще и добиться отмены приговора, а у судейских собственная гордость. А время идет…

Мне думается, что настала пора резко снизить карательную направленность органов. Товарищеские суды на предприятиях, партийные и профсоюзные ячейки должны уберечь человека, особенно молодого, от криминального греха. Общественные защитники с предприятий могли бы присутствовать на судебных процессах. Одним из направлений могла бы стать гуманная практика «брать на поруки» тех, кто согрешил впервые и не по самым тяжелым статьям: что-то украл по мелочи, устроил дебош с битьем витрин по пьяной морде и т. п. Важным критерием должна быть общественно полезная роль подсудимого: если он в силу чего-то преступил закон, но приносил ранее пользу обществу — его можно бы и оправдать по «характеризующим признакам». В целом эта задача куда сложней, чем услать в колонию того, на кого указал следователь. Но запомните: «Главное — в ходе следственных мероприятий не выйти на самих себя».

И последнее. Вы думаете, что я не знаю, что здесь негласно действует «принцип перекрестного опыления»? Поскольку близкие родственники не могут работать в одном управлении или министерстве, то, дабы не быть уличенными в семейственности, генеральские сыновья идут в дипкорпус, а дети дипломатов — в МГБ. Так знайте же, что я буду с этим также бороться.

За работу, товарищи офицеры, к новым успехам в борьбе с преступностью, предательством и в поддержании социалистической законности! Держите порох знаний и умений сухим, товарищи! Ликбез — оружие пролетариата!..

Когда он закончил говорить, раздались жидкие аплодисменты. Народ не знал, что теперь будет, к чему готовиться. Последующие разговоры с чекистами обнаружили странную вещь. Они были плохо информированы о жизни в верхах. Сотрудники МГБ даже не знали, что Сталин открыто выступил против Молотова и Микояна на Пленуме ЦК.

После своего выступления Берия поехал в Кремль. Там в коридоре его перехватил Маленков, который с ходу спросил:

— Ну что ты там наговорил своим дуболомам про Ленина и Сталина?

— Уже настучали? Правду говорил. Для чекистов не должно быть закрытых тем в истории нашей страны. Все разговоры о том, что марксизм победил, — не более чем самообольщение. Хозяин прав: классовая борьба будет обостряться по мере улучшения потребления и уровня жизни советских людей на основе зависти и престижа.

16 марта профессора С.Е. Незлин, В.Н. Виноградов и М.С. Вовси, другие арестованные врачи были вызваны новым следователем, который расспрашивал о методах ведения следствия. Допросы обвиняемых велись в достаточно жестких условиях. Так, очная ставка Виноградова и Карпай начата в 23:00 и окончена в час ночи. Допрос Виноградова начат в 12 часов дня и закончен в 23:30. А, например, допросы Рыжикова затягивались далеко за полночь. Один допрос — с 22:30 до 6:45. Это был способ давления — отчетливо понял Берия. Врачи показали, что допросы и физические воздействия на арестованных врачей полностью прекратились лишь через 2–3 дня после смерти Сталина. Допросы некоторых профессоров прекратились только через две недели после смерти Сталина. Допросы других врачей продолжались до 23 марта 1953 года.

Арестованным врачам было предложено изложить свои претензии к следствию. Новый следователь вызвал профессоров и расспрашивал о методах ведения следствия. Они не понимали, что это может означать. Однако все без исключения арестованные, ссылаясь на применение к ним физического и психологического насилия, отказались от прежних показаний, в которых обвиняли себя и своих коллег в тяжких преступлениях, ссылаясь на применение физического и психологического насилия. Им дали понять, что новое руководство страны не сомневается в их невиновности и они должны помочь ему восстановить социалистическую законность. Егоров написал Берии: «Я абсолютно отказываюсь понимать, почему я, русский человек, был приписан в одну группу с еврейскими националистами».

Из ГДР сообщили, что во время церковных служб 8 и 15 марта священники евангелистской церкви сравнивали в своих проповедях Сталина с Гитлером. «Ситуация в Восточной Германии накаляется, — осознал Берия, — в чем же дело?»

Затем Берия занялся кадрами. Берия решил поставить во главе всех основных отделов своих проверенных людей. Реформируя МГБ, Берия взял под личный контроль 1-е Главное управление (разведка) и 2-е Главное управление (контрразведка), 9-е (охрана правительства), 10-е (комендатура Кремля), управление кадров, шифровальное, следственную часть, контрольную инспекцию и некоторые другие. Были подготовлены приказы о замене руководителей МВД во всех союзных республиках, 12 автономных областях, шести краях и 49 областях СССР.

Реорганизация министерства требовала формального согласия на это партийных органов. Поэтому Берия подготовил документ в ЦК. Поскольку из пяти секретарей ЦК он лучше всего знал Хрущева, то документ был направлен на его имя: «ЦК КПСС. Тов. Хрущеву Н.С. В связи с объединением органов бывшего МГБ и МВД прошу утвердить министрами внутренних дел республик, начальниками краевых и областных управлений МВД (далее следуют 892 фамилии генералов и полковников с указанием должностей, на которые они назначаются). В дальнейшем может оказаться необходимым сделать некоторые изменения в этом составе, независимо от этого представляемых товарищей необходимо утвердить. Л. Берия».

Последнее время Л.Е. Влодзимирский прозябал в Министерстве госконтроля. В прежние годы он возглавлял Следственное управление НКВД. Берия пригласил его на прежний пост. В Берлин улетело распоряжение о переводе генерала Штеменко в Москву, в Генштаб. Круглов, ставший заместителем Берии, получил распоряжение подготовить справку о новой структуре МВД.

Берия приказал начать пересмотр всех послевоенных дел. Руководство этой работой было поручено: С.Н. Круглову, Б.З. Кобулову, С.А. Гоглидзе. В Тбилиси срочно улетел Деканозов, один из заместителей Берии. Ему было поручено поосновательнее разобраться с «Мингрельским делом». Двое сотрудников абхазской госбезопасности успели застрелиться. Деканозову было дано поручение освободить из-под стражи тех, относительно кого нет убедительных доказательств их участия в противоправных действиях.

16 марта, 20 часов 7 минут. Лэнгли

Центр — Берлин (для Каменной башки): «Продолжайте раскачивание».

Устуш — Центру: «Из-за давки на похоронах Хрущева убрали из первых секретарей Москвы. Одновременно сняли и начальника милиции Москвы».

17 марта, 7 часов 54 минуты. Москва, улица Качалова

В «Правде» сообщалось о постановках в театрах. В Большом давали «Аиду», во МХАТе — «Анну Каренину», в Малом — «Так жить нельзя». Берия с каким-то остервенением отметил: везде суют эту непонятную агитку.

17 марта, 8 часов 25 минут. Лубянка

Прибыв на службу, Берия сразу прошел в приемную.

— Который час? — спросил Лаврентий Павлович тамошнюю секретаршу.

— Около семи…

Берия усмехнулся: счастливая девочка… она может себе позволить это «около семи». Самые счастливые люди на земле те, кто может вольно обращаться со временем, ничуть не опасаясь за последствия… Но говорит она явно с южным околокавказским акцентом.

По делу о Главном управлении охраны выяснилось, что Кузьмичев ничего себе из казенных вещей не присвоил. Поэтому, став министром 16 марта 1953 года, Берия приказал немедленно освободить С.Ф. Кузьмичева, ранее арестованного по «делу врачей», восстановить его в генеральском звании и назначить начальником охраны членов Президиума ЦК. Кузьмичев стал тенью Берии.

17 марта, 10 часов 4 минуты. Лубянка

На первом листке стопки бумаг на его столе Берия обнаружил расшифровку записи разговора в посольстве Израиля. Один из собеседников нудным голосом сообщал, что ни единого документа относительно предполагаемой якобы депортации евреев не обнаружено до сих пор — и ни по одному ведомству, что немыслимо для бюрократической державы с прекрасно работавшими архивами. Другой голос, почти бас (в скобках агентом было отмечено, что этот голос принадлежит министру иностранных дел Государства Израиль М. Шаретту), сетовал на плохую работу агентов, но потом, остыв, стал диктовать шифротелеграмму в Москву: «Мы должны начать кампанию в международной еврейской прессе, особенно в США, равно как и в нееврейской прессе по вопросу о советском еврействе, давая просочиться в прессу всей достоверной информации, имеющейся в нашем распоряжении, а также слухов».

Берия выяснил, что ряд сотрудников наружной охраны, стоявшие на воротах Ближней дачи, очень скоро ушли из жизни — якобы покончили с собой. Один из охранников пытался скрыться в тюрьме. Он разбил витрину, и у него не было паспорта. Будто бы потерял во время войны и скрывался. Его посадили в тюрьму, а потом стали смотреть тщательно и нашли. В грязной одежде, с усами и всклокоченной бородой — таких много было участников войны. Узнали в тюрьме после стрижки и бритья бороды. Смотрели всех попавших в тюрьмы с марта по май. Он сидел у знакомой, но однажды пришел участковый и показал его фото. Он, заросший, решил спрятаться в тюрьме. Нашли охранника, он стал говорить. МГБ умела развязывать языки.

Врачи признались все как один, что их подталкивали дать показания на Маленкова и Берию. Игнатьев постоянно спрашивал, а не было ли у них с ними контактов. Врачи же просто не поняли, что тому было нужно.

17 марта, 11 часов 1 минута. Лубянка

Еще на утро была назначена встреча с генералом Судплатовым. Когда Судоплатов вошел в кабинет Берии, тот с ходу взял быка за рога: «Товарищ Судоплатов, не могли бы вы охарактеризовать товарища Игнатьева, естественно, я надеюсь, что наш разговор останется между нами». Судоплатов посмотрел на Берию: «Честно?» «Только честно и никак иначе», — ответил Лаврентий. Судоплатов почесал затылок и продолжил: «Скажу прямо, что всякий раз, встречаясь с Игнатьевым, я поражался, насколько этот человек некомпетентен. Каждое агентурное сообщение принималось им как открытие Америки. Его можно было убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой документ, как он тут же подпадал под влияние прочитанного, не стараясь перепроверить факты».

Разговор был прерван телефонным звонком. На проводе был Хрущев. Берия попросил подождать, сказав, что сам перезвонит. Затем он спросил Судплатова: «Как обстоят дела с Бандерой»? Судоплатов ответил, что уже найдены подходы к тому. После этого Берия перезвонил Хрущеву и в присутствии Судоплатова сказал: «Никита, послушай, ты сам просил меня найти способ ликвидировать Бандеру, а сейчас ваш ЦК препятствует назначению в МВД компетентных работников, профессионалов по борьбе с национализмом».

Тут по переговорнику позвонил секретарь. «Зайди», — бросил Берия в переговорник. «Пришли документы на Кузьмичева», — сказал вошедший Колов. Днем раньше Берия приказал немедленно освободить Сергея Федоровича Кузьмичева и восстановить его в генеральском звании. 17 января 1953 года Кузьмичев был арестован МГБ СССР как пособник шпионской деятельности Федосеева И.П., приговоренного в 1950 году к расстрелу, но расследованием было установлено, что С.Ф. Кузьмичев не совершал преступлений. По делу о Главном управлении охраны выяснилось, что Кузьмичев ничего себе из казенных вещей не присвоил, и 10 марта 1953 года дело на Кузьмичева было производством прекращено. Перед освобождением из-под стражи Кузьмичев был доставлен к Берии, где Лаврентий как раз беседовал с Гоглидзе. Перед тем как запустить Кузьмичева, Берия спросил Гоглидзе:

— И какое твое мнение по делу Кузьмичева?

— Мы ошиблись, — ответил Гоглидзе.

— Ни фига себе ошибочка, — произнес Лаврентий Павлович и знаком показал Колову, чтобы тот пропустил Кузьмичева в кабинет. Вошел высокий плотный и коренастый человек с короткой шеей и генеральскими погонами на кителе. Гладко выбритый череп облысевшего человека. Прямые, заметно нависающие над глазами надбровные дуги. Длинный, прямой, но почти не выступающий вперед нос. Длинные, далеко выступающие за крылья носа, плотно сомкнутые губы подчеркивали в вошедшем волевого человека. Массивный подбородок завершал картину.

На вопрос Берии, известно ли ему о смерти товарища Сталина, Кузьмичев ответил отрицательно, и слезы навернулись у него на глаза. Тогда Берия сказал: «Брось ты. Листва спадает, корень остается, — и добавил: — Не от собак зависит жизнь собачья. Это все игнатьевщина. Ты знаешь, что тебя не сам Сталин велел арестовать?» Получив отрицательный ответ, Берия предложил Кузьмичеву работать начальником управления охраны и добавил: «Не проскочи, спеша, свою вершину». Однако Кузьмичев стал отказываться, ссылаясь на болезнь, и дал согласие лишь в результате настойчивости Берии. Приказом по МВД Кузьмичев был назначен начальником 9-го управления (охрана правительства) МВД СССР. Когда Кузьмичев ушел, Берия подписал приказ — назначить начальником охраны членов Президиума ЦК.

Неожиданно позвонил, а после разрешения вошел секретарь и принес папку, где на самом верху лежало письмо Абакумова. Когда Абакумов по внутренним каналам узнал, что вождь умер, он послал из тюрьмы Берии, вновь возглавившему органы государственной безопасности, записку.

Берия внимательно читал эту примечательную записку: «Дорогой Лаврентий Павлович, мне стало крайне тяжело. Вы мой самый близкий человек, и я день и ночь жду, что вы меня вернете… Я вам еще крепко буду нужен. Записку, которую я направляю, прошу оставить у себя. Всегда ваш Абакумов». Абакумов прозрачно намекал, что имеет важные для Берии сведения о верхах. Берия понял, что Абакумов знает что-то важное, и решил допросить его сам.

К вечеру он прочитал дело ЕАК и с удивлением обнаружил, что на суде над членами ЕАК в своем последнем слове один из обвиняемых, Шимелиович, сказал: «Я прошу суд войти в соответствующие инстанции с просьбой запретить в тюрьме телесные наказания… Я прошу устранить зависимость тюремной администрации от следственной части… Я прошу привлечь к строгой ответственности некоторых сотрудников МГБ». Далее шли обвинениоя полковника Рюмина.

Берия вызвал Колова и приказал подготовить приказ о немедленном аресте полковника Рюмина и Майрановского. Затем Берия направил Маленкову протокол допроса некой гражданки, которая сообщила, что бывший заместитель министра государственной безопасности М.Д. Рюмин пытался добиться ее расположения, арестовав ее мужа. Сопроводиловку Берия закончил так: «Учитывая, что Рюмин являлся организатором фальсификаций и извращений в следственной работе, мною дано указание об аресте Рюмина».

В общем, первый рабочий день в качестве министра МВД запомнился Лаврентоию нудной, но важной суетой.

18 марта, 9 часов 3 минуты. Лубянка

По приезде Берия затребовал дело Абакумова, а затем решил вызвать и допросить следователей, которые вели это дело. Полковник в запасе Коняхин бочком вошел в кабинет Берии. Бывший замначальника следственной части по особо важным делам МГБ полковник Коняхин до попадания в органы работал в ЦК КПСС. Его привлек в МГБ Игнатьев. С ходу Берия, не расспрашивая о виновности Абакумова, иронически произнес: «Ну, что еще нашли у Абакумова, кроме его квартиры и барахольства?» Когда Коняхин хотел ответить, Берия жестом показал, что тому следует немного помолчать. Затем Берия задал очень много вопросов по делу Абакумова. Когда Коняхин заявил, что Абакумов ничего не сделал по заявлению врача Тимашук в выяснении обстоятельств смерти Жданова, то Берия сразу же напустился на Коняхина, заявив: «Как Абакумов ничего не сделал по заявлению Тимашук? А вы знаете, что Абакумов передал это заявление Сталину?» Но Коняхин настаивал на том, что Абакумов Сталина не информировал. Следовательно, либо Абакумов ничего не знал о письме Тимашук и Власик не врет, либо Абакумов действительно переслал письмо и его положил в долгий ящик Поскрёбышев. Наконец, возможно, что, не увидев самого письма, Абакумов о нем тем не менее знал, как результат задуманной им комбинации. Пока же абсолютно ясно только то, что Сталин о письме Тимашук ничего не знал. «Не похоже, что врет, да и зачем ему врать», — подумал про себя Берия про Коняхина.

Следователь Зайчиков рассказал Берии об Абакумове интересную деталь. Когда Абакумова первый раз привели к следователю Зайчикову, Абакумов тихо сказал: «Мне следователя-новичка дали».

— Как вы это определили?

— Вы были депутатом Верховного Совета — у вас еще на лацкане пиджака след от значка, ботинки из-за границы.

«Наблюдательный товарищ», — подумал про Абакумова Лаврентий, видимо, не зря его отстранили, много чего он на вождей накопал.

После допроса следователей Берия приказал доставить дело Абакумова. И вот наконец Лаврентий Павлович держал в руках дело Абакумова. А ведь его не лишили званий — только тут дошло до Лаврентия. Он стал читать письмо Абакумова из СИЗО от 18 апреля 1952 года: «Товарищам Берия и Маленкову. Дорогие Л.П. и Г.М.! Два месяца находясь в Лефортовской тюрьме, я все время настоятельно просил следователей и начальника тюрьмы дать мне бумагу написать письма вам и тов. Игнатьеву… Со мной проделали невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали таким образом, что я спал всего лишь час-полтора в сутки, и кормили отвратительно. На всех допросах стоит сплошной мат, издевательство, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали меня со стула на пол. Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра. В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день), я провел восемь суток. Установка включилась, холод в это время усиливался. Я много раз… впадал в беспамятство. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал — был обманут. Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг, 23 марта (это был 1952 год — понял Берия) это чуть не кончилось смертью — меня чудом отходили и положили в санчасть, впрыснув сердечные препараты и положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой. Прошу вас, Л.П. и Г.М.: 1) Закончить все и вернуть меня к работе… 2) Если какое-то время будет продолжаться эта история, то заберите меня из Лефортово и избавьте от Рюмина и его друзей. Может быть, надо вернуть в Матросскую тюрьму и дать допрашивать прокурорам… Может быть, можно вернуть жену и ребенка домой, я вам вечно буду за это благодарен…»

В письмах Абакумова сквозило полное непонимание причины своего ареста.

Во время войны Лаврентий Павлович был в довольно дружеских отношениях с начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ и заместителем народного комиссара обороны (с 1943 года) Виктором Абакумовым. Однако встречались они исключительно по делам службы. Абакумов был статный, гвардейской осанки молодец. В жизни большой жизнелюб, он обычно ходил в черном костюме или военной форме. Форма была тщательно подогнана, а костюмы — самые модные. Абакумов занимался теннисом, был мастером спорта по самбо. Он был непременным посетителем московских премьер и концертов. Абакумов любил фокстрот, футбол и шашлыки, которые ему привозили из ресторана «Арагви». Восемь лет прошло. Целая вечность.

Берия начал внимательно читать дело Абакумова. У Абакумова были провалы. Например, при эвакуации Смоленска забыли партийный архив, который в целости и сохранности достался немцам. Самое неприятное было в том, что Абакумов, руководивший эвакуацией, к тому времени уже доложил об успешном выполнении задания. Сталин в присутствии Берии задал ему только один вопрос: «Что вы чувствуете, когда ваши подчиненные вам врут?»

После войны в 1946 году генерал-полковник Абакумов занял еще более высокий пост — министра госбезопасности. Причина была в том, что Сталин разозлился на Меркулова за документы о хапужнической деятельности в Германии маршала Жукова и за провал попытки включить Катынский эпизод в постановление трибунала. После увольнения Меркулова Берия был окончательно отстранен от курирования силовых структур со стороны правительства — Сталин не любил тех, кто подавал в отставку. Этот пост был отдан Кузнецову, который этим занимался также по линии партии, будучи секретарем ЦК. При назначении Абакумова министром МГБ Меркулов все дела по наркомату лично сдал Абакумову в установленном порядке. Дела, хранившиеся у него в кабинете в сейфе, тоже были переданы Абакумову под расписку. Впрочем, занимался Абакумов тем же, что и в СМЕРШе, — чистками армии и оборонной промышленности от «вражеской агентуры». При нем были репрессированы маршалы авиации Новиков и Худяков, нарком авиапромышленности Шахурин, адмиралы Алафузов, Степанов и Галлер.

В министерстве Абакумова встретили хорошо: свой, начинал с рядовых должностей. За время пребывания на посту министра госбезопасности Абакумов существенно повысил возможности и силы МГБ, например, в его ведение перешли милиция, уголовный розыск, военизированная охрана. При этом было и достаточно серьезное «отсечение» — Абакумова лишили внешней разведки. Абакумов без колебаний принимал решения. Он докладывал материалы лично Сталину. По обыкновению, Абакумов устные резолюции Сталина сам записывал на прочитанных вождем бумагах. В деле была одна из таких записей: «Предложено арестовать Бежанова. Указание о том мною получено лично от т. Сталина 6.12.47».

Берия продолжал изучать досье на Абакумова. Хотя Абакумов имел только начальное образование, в его библиотеке было 1500 книг. Он завел в МГБ отличный оркестр и часто заказывал для себя классическую музыку. В ГУКР СМЕРШ Абакумова уважали. Основное внимание он уделял разыскной работе, знал ее хорошо, и велась она активно. Начальников управлений в центре и на фронтах жестко держал в руках, послаблений никому не давал. Резковат — это да, бывало по-всякому, а вот чванства за ним не замечалось. Наоборот, если случалось ему обидеть кого-то, он потом вызывал к себе в кабинет и отрабатывал назад. Абакумов никогда не кричал, не топал ногами или вообще не вел себя как-то непристойно. Бывало, улыбнется, когда увидит кого из сотрудников в коридоре. Абакумов мог неожиданно заглянуть к рядовому оперативнику, посмотреть, как тот ведет дело, проверить, сколь аккуратно подшиты бумаги.

Когда Абакумов стал раскапывать дело о трофейных ценностях, то 8 сентября 1946 года Серов, который был во время войны представителем НКВД на фронте и в грабежах не отставал от других, написал письмо Сталину о том, что «в тяжелые дни войны Абакумов выбирал девушек легкого поведения, водил их в гостиницу “Москва”». 9 апреля 1947 года только что назначенный первым заместителем министра внутренних дел Серов со своим шефом, главой МВД СССР Кругловым, направил записку Абакумову, где говорилось о безобразном поведении и грубости работников Главного управления охраны МГБ, одетых в милицейскую форму и расставленных на наружных постах на центральных, прилегающих к Кремлю улицах и правительственных трассах.

Тогда Абакумов взялся серьезно проверять Серова. 28 января 1948 года он сообщил Сталину: «Бежанов дал показания о том, что Серов присваивал ценности и переправлял их в СССР». Бежанов рассказал о захваченных людьми Серова в Рейхсбанке при штурме Берлина мешках с деньгами. Германские рейхсмарки были пущены Серовым якобы на «оперативные расходы». В этом же письме Абакумов просил санкции на арест бывших начальников оперсекторов Саксонии и Берлина генералов С.А. Клепова и А.М. Сиднева и, помимо них, М.А. Хренкова — адъютанта Серова с ноября 1942 по август 1947 года. Сталин санкцию дал. 24 февраля 1948 года Абакумов направил Сталину, Молотову и Кузнецову новое письмо, к которому приложил протокол допроса арестованного Хренкова. «Должен сказать, что Серов, будучи человеком, падким к чужому добру, начал заниматься присвоением ценностей и имущества еще в период нахождения его в Польше», — говорил на следствии Хренков. В городе Лодзе имущество из особняка немецкого гауляйтера Серов отправил в Москву — целый вагон. Сопровождали вагон жена Серова и Хренков с бумагой от Серова о бестаможенном пропуске. В особняке гроссадмирала Редера в Бабельсберге по приказанию Серова Хренков выломал мраморный камин. Камин установили на московской квартире Серова. Захваченные в подвале Рейхсбанка мешки с деньгами не были оприходованы, Серов и Сиднев бесконтрольно тратили их содержимое. Абакумов просил у Сталина санкцию на арест Л.С. Никитина, другого адъютанта Серова. Еще один сотрудник Серова, В.М. Тужлов, его секретарь, уже был арестован. Тужлов сообщил следствию много интересного о Серове: «В сентябре или октябре 1946 года, когда оперативные секторы МВД Германии передавались в ведение МГБ, Серов затребовал к себе от Сиднева все записи по расходу германских марок, и затем эти записи по его же указанию были сожжены». Абакумов сообщил Сталину, что арестованный Тужлов показывал, что «Жуков и Серов были большими друзьями, постоянно ездили на охоту», и сообщал, что Серов, посещая Дрезден, всегда «уезжал с полной машиной вещей» и что все изъятые у арестованных ценности (золото, бриллианты, валюта) направлялись лично ему. Усилия Абакумова, однако, результата не принесли — Серов остался при делах.

Вся ГДР кишела бывшими недобитыми гитлеровцами. Они грабили немецкий народ, воровали, прятались, находили подходы к заболевшим трофейной болезнью советским военным. «Следователи МГБ тоже не все конфискованное сдавали государству, кое-что оставляли себе», — подумал Берия, Абакумов их покрывал. Да и сам он, будучи начальником СМЕРШа и зная все ходы и выходы в Германии, явно руку приложил, и приклеилось к ней немало. Неспроста на даче Абакумова обнаружили столько барахла.