Помоги проекту - поделись книгой:
Заходим вслед за майором в вестибюль. Рядом со светильниками, украшающими основание великолепной мраморной лестницы, ведущей наверх, стоят еще два бойца с автоматами.
– Ну, что там слышно? – интересуется у них Северцев, кивая на лестницу.
– Да, тихо вроде.
– Знаете, парни, давайте-ка сам провожу вас к генералу – предлагает майор – а то его сегодня такие серьезные мужики сопровождают, не чета нам. Они хоть и в штатском, но…
Мы с Андреем переглядываемся, и от комментариев воздерживаемся. Молча, поднимаемся по лестнице, отделанной мрамором и гранитом. В пролётах установлены скульптуры богини правосудия – весьма символично для сегодняшнего дня. У высоких дверей, ведущих в Свердловский зал, вижу коллег из Особой Службы. Нам с Литвиновым кивают, мы скромно походим к ним.
– Степан Денисович просил подождать его здесь, если ты вдруг появишься.
Киваю. Дверь в зал чуть приоткрыта, и я заглядываю в нее, обводя взглядом интерьер, знакомый любому советскому человеку. Сам сто раз видел по телевизору этот круглый зал с высокими колоннами и грандиозным куполом. Только не думал, что мне когда-нибудь доведется сюда попасть. Весь зал заставлен рядами кресел, в которых сейчас сидят члены ЦК, правда, лиц людей не рассмотреть – видны одни затылки. Штук триста затылков, не меньше. В дальнем конце невысокое возвышение типа сцены со столом президиума. За ним неглубокая ниша с высокой аркой, в которой стоит бюст Ленина. Перед сценой трибуна, с которой сейчас выступает Мезенцев. Мне его слышно плохо, но видно, что зал слушает генерала внимательно.
Я отступаю от дверей, прислоняюсь затылком к стене и прикрываю глаза, пытаясь отрешиться от жгучей боли в груди. Что ж так хреново-то?! Хотя понято… Печать же не просто так начала ныть с самого утра. События снова пошли поперек исторической реальности, а это не может радовать Люцифера – весы опять качнулись в пользу порядка и усилили его. Вот только терплю-то я уже с большим трудом, не хватало мне еще застонать при всех или грохнуться в обморок. Боль накатывает по нарастающей, и когда я с трудом открываю глаза, перед ними вьются стаи черных мушек. Оказывается, меня тормошат за плечо.
– Русин, тебя зовут в зал.
Пытаюсь встряхнуться и принять бодрый вид. Сейчас я им все скажу, что обо всем этом думаю!
Переступаю порог зала, иду к трибуне по центральному проходу. Кажется, Мезенцев сразу заметил, что со мной что-то не так. Я пытаюсь улыбнуться, делаю еще пару шагов, и … вдруг грудь простреливает дикой болью. Хватаюсь за нее рукой и чувствую, как по пальцам течет теплая кровь. Пытаюсь зацепиться за трибуну, но не дотягиваюсь и падаю, теряя сознание. Перед глазами мелькают лица, и последнее, что я слышу, корчась от боли – испуганный женский крик:
– Убили!!! Смотрите, у него вся грудь в крови!!!!
Глава 5
Намного проще делается все,
когда пуста бутылка на столе;
истории шальное колесо –
не пьяный ли катает по земле?
– Руки в гору!! Я сказал в гору!
На третьем этаже Сенатского дворца две группы мужчин наставили в коридоре друг на друга оружие. Справа столпились охранники Малиновского, защищавшие вход в бывший кабинет Хрущева. Слева вскинули автоматы сотрудники Особой службы.
Покрасневший Иванов водил дулом АК, выцеливая главного охранника.
– Пистолеты на пол! Или мы открываем огонь.
– Открывайте! – крикнул ему в ответ грузный седоватый мужчина в офицерской форме, но без кителя, зато сразу с двумя пистолетами ТТ в руках – Сами тут все ляжете!
– Емельян! – Иванов обратился с седому – Кремль уже захвачен дивизией Дзержинского – Сопротивляться бесполезно. Не Кремлевский полк, ни сотрудники 9-ки в конфликт вмешиваться не станут, и вас не поддержат.
– Откуда меня знаешь? – зло удивился охранник.
– Забыл, как вместе на втором Украинском фронте воевали?
– Ты Иванов из СМЕРШа – утвердительно произнес Емельян.
– Узнал? А со мной люди из Особой службы. Слышал про нас? – генерал повернулся к Судоплатову. Тот стоял с пулеметом ПК в руках – Паша, выйди вперед, покажись Емельяну.
Судоплатов сделал шаг вперед, демонстративно поднял ствол вверх, выдал короткую и оглушительную очередь в потолок. Гильзы попадали на ковровую дорожку, в коридоре едко запахло порохом.
Обе группы отшатнулись назад, но побелевшие пальцы главного охранника по-прежнему сжимали ТТ.
– Емельян, не дури. Тут уже бронетехника, здание окружено – продолжил увещевать Иванов – Выгляни в окно!
Охранник сделал один шаг назад, другой. Бросил быстрый взгляд в окно, которое выходило во внутренний двор Сенатского дворца. Там и, правда, стояла пара БТРов, нацелив стволы на фасад здания.
Из дверей приемной вышел, покачиваясь, Малиновский. Хмуро осмотрел коридор. Встретился взглядом с Ивановым.
– Емельян, кладите стволы – глухо произнес министр обороны – Мы проиграли. Говорил же я этому трусливому мудаку, что надо вводить войска в Москву! – Малиновский со всей злости ударил кулаком в дубовую панель стены.
Охранники начали осторожно опускать пистолеты на пол, сотрудники Особой службы по одному обыскивали людей из личной охраны министра, надевали на них наручники. Последним оружие сдал сам Малиновский, от которого сильно пахло водкой. Судоплатов шагнул к нему с наручниками, но Иванов отрицательно качнул головой, и тот отступил. Потом под охраной нескольких бойцов повел бывшего министра обороны в сторону лестницы.
Иванов толкнул дверь в приемную Хрущева. Тут было непривычно тихо и сумрачно. Тяжелые плотные гардины полностью закрывали окна, место секретаря пустовало.
Начальник Особой службы в окружении автоматчиков прошел в кабинет Хрущева и огляделся. Огромное помещение, размером 100 кв. метров имело какой-то не обжитой вид. Дубовые панели, все загромождено множеством сувениров, некоторые из которых были совершенно безвкусными, здесь же стояли модели спутников, самолетов, паровозов… Короче, все то, что Хрущеву в изобилии преподносили советские граждане и иностранные гости. А еще – многочисленные вазы, в том числе с портретами самого Никиты. На одной из них Никита Сергеевич был изображен в форме генерал-лейтенанта.
Во главе длинного стола для совещаний расположился массивный рабочий стол хозяина кабинета. За ним сейчас, вжавшись в кресло, сидел бледный Суслов.
– Ну что Михаил Андреевич? Испужались? – Иванов присел на краешек стола, положив автомат перед собой.
– Что теперь будет со мной? – глухо спросил главный идеолог страны, косясь на автомат Иванова.
– Это уже Пленуму решать, мое дело доложить членам ЦК сложившуюся обстановку – пожал плечами Иванов – Пойдемте, покажем вас народу.
– Да я вовсе…
– Вот это сейчас Пленуму сами и расскажете, Михаил Андреевич. А мы с генералом Мезенцевым вас поправим, если вы вдруг чего забыли.
За полчаса до этого…
– Здравствуйте, товарищи!
В Свердловский зал вошел Юрий Гагарин в сопровождении Михаила Шолохова. Оба были серьезны, словно принесли дурные вести. И зал, громко обсуждавший до этого последние новости, замолк. Первый космонавт СССР прямиком направился к трибуне, но не поднялся на нее, а просто остановился в проходе у подножия сцены так, чтобы его все видели.
– Товарищи! Прошу прощения, что явился незваным гостем. Но поскольку открытие Пленума все-равно задерживается, я прошу несколько минут вашего внимания. Поверьте, меня на это толкнули чрезвычайные обстоятельства.
В президиуме уже сидело несколько человек – Микоян, Кириленко, Гришин, Рашидов, Ефремов, Косыгин. Но некоторые места были свободны.
– Товарищ Гагарин! – нахмурился Кириленко – Вы нарушаете регламент Пленума!
– Нарушаю – кивнул космонавт – Но, поверьте, у меня для этого есть веские основания.
– Да дайте уже человеку слово сказать! – возмутилась из зала Екатерина Фурцева.
Обведя взглядом притихший Пленум, Гагарин, который без своей «фирменной» улыбки выглядел несколько непривычно, продолжил:
– Многие из вас, идя сегодня в Кремль, увидели студенческий митинг у его стен. Но не все знают, что толкнуло студентов МГУ на такой отчаянный шаг. Позвольте вам рассказать то, что мы с Михаилом Александровичем – Гагарин повернулся к Шолохову – услышали от самих студентов. Вы все знаете молодого талантливого писателя и журналиста Алексея Русина. Все, наверное, успели прочитать его роман «Город не должен умереть», а многие и видели в «Известиях» его замечательные репортажи с Олимпиады в Токио. Но не все знают, что он учится на 4-м курсе журфака Московского университета, и сегодняшний митинг проводят в его защиту друзья и сокурсники. Три дня назад Русин был арестован в аэропорту Внуково прямо у трапа самолета, прилетевшего из Токио. Арестован на глазах нашей Олимпийской сборной. И с тех пор о нем больше ничего неизвестно. Друзья даже не знают, жив ли он.
– Компетентные органы с этим разберутся – попытался оборвать космонавта Рашидов – Товарищи, давайте не будем подменять их собой…
– Не разберутся! – из зала к трибуне вышел бледный, похудевший Аджубей – Товарищи! Я тоже прошу вас срочно вмешаться в дело Русина. Поверьте, у меня есть серьезные основания опасаться за его жизнь. Один из моих сотрудников – журналист Герман Седов, летевший вместе с Русиным из Японии, рассказал, что Алексей заболел еще в Токио и очень плохо чувствовал себя в тот день. Но особое беспокойство вызывает тот факт, что задержанием Русина почему-то руководил генерал Захаров, который сейчас сам должен находиться под арестом по делу об организации теракта и покушении на жизнь Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева.
В зале зашумели, раздались нестройные выкрики.
– Тише товарищи! – повысил голос Гагарин – Алексей Иванович еще не закончил.
В президиуме обеспокоенно переглянулись Кириленко с Микояном.
– Так кто же подписал ордер на освобождение генерала? – продолжил главный редактор Известий – Это точно не Генеральный прокурор Руденко, я звонил Роману Андреевичу. И кто тогда дал подследственному генералу, лишенному всех постов и полномочий, право арестовывать людей? И где сейчас находятся Русин и исполняющий обязанности Председателя КГБ генерал Мезенцев, предотвративший тот июльский теракт? Кто у нас в стране обнаглел настолько, что посмел арестовать генерала КГБ, и к тому же члена Президиума ЦК КПСС?
Аджубей тоже обвел тяжелым взглядом зал. И члены ЦК прекрасно поняли его намек – журналист Русин фигура мелкая, но если уж арестовали всемогущего Мезенцева, то и их собственное положение настолько шатко, что не стоит и ломанного гроша. Да и сам вопрос главного редактора Известий в общем-то был чисто риторическим – понятно же, что в отсутствии заболевшего Хрущева все это можно было провернуть только с согласия кого-то из верхушки КГБ, министра обороны Малиновского, и Суслова, естественно. А отсутствие двух последних в зале заседания наводило на серьезные размышления.
Воцарилась тишина. Кто-то, как Фурцева, возмущенно качал головой, но были и такие, кто отводил взгляд в сторону. Вставать на пути Суслова и становиться его следующей жертвой никто не хотел. А смелость Аджубея была скорее жестом отчаяния – понятно, что сегодня их с Фурцевой выведут из состава ЦК, и вскоре они потеряют свои посты.
– … Здравствуйте товарищи! Простите за опоздание.
В распахнутые двери вошел генерал Мезенцев с портативной рацией в руке и бодрым шагом направился к трибуне. На лице Фурцевой расцвела улыбка, когда он, походя мимо них, пожал по очереди руки Гагарину, Шолохову и Аджубею. Взошел на трибуну, положил на нее рацию и внимательно посмотрел на Президиум. Микоян и Кириленко отвели взгляды, начали перешептываться.
– Думаю, вам, товарищи, будет интересно узнать о событиях, произошедших в столице за последние пять дней…
Рассказ генерала Мезенцева о его аресте и содержании в старой казарме военной базы под охраной особо доверенных людей Малиновского, поверг присутствующих в шок. Всем казалось, что времена, когда военные могли арестовать председателя КГБ, а уж тем более поднять руку на Главу КПСС и Правительства, безвозвратно канули в лету.
– … Ну, а о том, что произошло с Алексеем Русиным, я думаю, он вам расскажет сам – закончил свой рассказ генерал и махнул рукой.
На пороге зала появился виновник сегодняшнего переполоха и направился к трибуне. Но, не дойдя нее, вдруг покачнулся, схватился рукой за грудь и начал медленно оседать, хватая ртом воздух. Когда он упал в проходе рядом с трибуной, все увидели, на его рубашке в районе груди расползающееся пятно крови.
– Убили!!! Смотрите, у него вся грудь в крови! – раздался испуганный крик Екатерины Фурцевой.
– Врача! Позовите немедленно врача!
Очнулся я оттого, что мне на лицо капало что-то. Я открыл глаза и увидел Вику. Растрепанная, заплаканная. Но такая милая и родная!
– Викуся, любимая…! – прохрипел я.
– Боженьки! Очнулся! – Вика бросилась мне на грудь и я застонал от боли.
– Ой! Какая же я дура – моя девушка отстранилась, озабоченно положила руку на лоб – Ты весь горишь!
– Из искры возгорится пламя! – я откашлялся, приподнялся на локте. Лежал я на кушетке в каком-то обычном чиновничьем кабинете, правда, большом. Ореховая мебель, шкафы с томами классиков…
– Где я?
– В Кремле.
– А ты как тут оказалась? – я сел, ощупал голую грудь. Она была туго перевязана бинтами.
– Меня Гагарин провел. Его Пленум к нам парламентером отправил, они хотели чтобы мы разошлись. Но ребята твердо решили не сворачивать митинг, пока все не закончится. И тогда Степан Денисович разрешил Юре меня к тебе провести.
За дверью кабинета раздался какой-то шум, а затем громкая очередь из автомата. Или пулемета. Я подскочил, покачнулся. Вика подхватила меня под руку и мы кинулись к окну. Окно выходило на внутренний дворик Сенатского дворца. Во дворике стояло несколько БТР, солдаты Северцева смотрели вверх, тихо переговариваясь. У одной из боевых машин пулемет в башне был направлен прямо на фасад здания. Ага, значит совсем рядом идет Пленум, и меня принесли сюда из Свердловского зала. Но откуда стрельба?
– Ужас какой – нахмурилась Вика – Неужели дойдет до гражданской войны?
– Не дойдет – в кабинет в сопровождении пожилого доктора в белом халате зашел осунувшийся Мезенцев. В руках Степан Денисович нес рацию, ворот его сорочки был небрежно расстегнут.
– Все, спекся Родион! – генерал повернулся к врачу – Семен Семенович, что скажете по Русину? Вы его осмотрели?
– Осмотрел – кивнул пожилой доктор – У него странная рана на груди, из нее сочится кровь. И обширная гематома. Сделал пальпацию вокруг раны – не исключена трещина в грудине. Я наложил тугую повязку, но надо его на рентген везти.
– Собирайся – кивнул мне Мезенцев – Поедешь в больницу.
– Давайте в Первую Градскую его отправим – предложил врач – я договорюсь об отдельной палате.
– На Ленинский? – спросила Вика – А можно мне с ним?! Я его одного теперь не оставлю!
– Езжай, конечно, красавица – устало улыбнулся генерал – я распоряжусь.
– Степан Денисович, на два слова! – я кивнул в сторону коридора.
Мы вышли из кабинета, я без сил прислонился к стене.
– Алексей, мне некогда! Там на Пленуме первые секретари орут, вот-вот ситуация выйдет из под контроля.
– Родион – это же Малиновский? Он арестован? – я пытался собрать мысли в кучу, но получалось плохо.
– И Суслов тоже – Мезенцев посмотрел на часы.
– И кто теперь станет Первым секретарем ЦК?
– Микоян, наверное – пожал плечами генерал.
Этот интриган и хитрец?!? Тот самый Микоян, что «счастливо» избежал расстрела по делу 26 бакинских комиссаров?? Да на нем же клейма ставить негде – непотопляемый Анастас! Такой человек скорее сам страну потопит. Продаст быстрее, чем Горбачев с Ельциным.
– Степан Денисович! Нельзя Микояна делать Первым секретарем ЦК!
– Много ты понимаешь! – раздраженно ответил Мезенцев – В ЦК большинство у секретарей обкомов. А Микоян с ними со всеми “вась-вась”, уже небось раздает обещания, да посулы…
– И пусть раздает. А вы сломайте ему игру!
– Да как?! Микоян – старейший член Партии и ЦК, у него все нити в руках!
– Дайте Пленуму другую удобную кандидатуру.
– Какую?!
Кого же предложить? Я вижу, что Мезенцев уже совсем потерял терпение. Сейчас уйдет. Косыгина? Но «золотой пятилетки» еще не было – у Алексея Николаевича просто еще нет того авторитета экономиста мирового класса, который он заработал в «моей» истории. Мазуров? Та же история. Отличная кандидатура – воевал среди белорусских партизан, был ранен, честный и прямой человек. Но у чиновников не пройдет. Он ведь из своих, из первых секретарей обкомов, и те будут завидовать – из принципа не проголосуют.
Поделиться книгой: