Помоги проекту - поделись книгой:
Как только Горбачев сделал свои сенсационные заявления о выводе советских войск из-за границы и первые наши части, уходящие домой, стали зачехлять боевые знамена, начался откровенный раздрай в Организации Варшавского Договора (ОВД). На совещания в Главный штаб на Ленинградском проспекте, 41 стали приезжать вторые, а часто и третьи лица, представлявшие военное руководство союзников. Сворачивались планы совместных учений, труднее стало договариваться о координации военной деятельности.
К тому же в Москву от нашей зарубежной агентуры валом повалила информация о том, что союзники активно «продают» на Запад не только поставленную им советскую боевую технику, но и секретную информацию. По этой части особенно усердствовали поляки — одного из них наши разведчики выявили и стали подбрасывать ему под видом конфиденциальных документов классно изготовленную «липу». Сейчас он национальный герой Польши, хотя за бумаги, переправленные им в ЦРУ, в пункте приема макулатуры дали бы лишь кусок хозяйственного мыла.
Я уже говорил, что еще до роспуска ОВД в советском Генштабе многие считали, что и наш давний вероятный противник в лице НАТО должен пойти на адекватные меры. Это мнение высшего военного руководства было известно Горбачеву, и во время визитов в ФРГ и США он высказывался на сей счет. Было совершенно очевидно, что если после роспуска Организации Варшавского Договора и вывода советских частей из-за границы НАТО не сделает аналогичные шаги, то о военной паритетности или снижении уровня противостояния в Европе нечего и говорить.
Однажды маршал Дмитрий Язов напрямую поставил этот вопрос перед М.Горбачевым и Э.Шеварднадзе. И получил в ответ уверения в том, что руководители ведущих стран НАТО дали твердое обещание, что учтут «справедливую озабоченность Москвы и даже на миллиметр не продвинутся на Восток». Более того, в ходе переговоров Горбачева с германским и французским руководителями в протоколах были зафиксированы их уверения в том, что никаких шагов по расширению альянса за счет бывших соцстран они делать не будут.
Ум часто невозможно отличить от хитрости, а наивность — от глупости.
Когда российские дипломаты в 1996 году подняли из архивов эти документы и показали их немцам и американцам, те скромно опустили очи долу и заявили, что «переговорные протоколы не имеют статуса обязательных для выполнения документов». Это не договорные обязательства, и не наша, мол, вина, что вы до такого не докумекали…
МАНЕВРЫ
Как только рухнул соцлагерь и прекратила существование Организация Варшавского Договора, натовские стратеги сразу же начали извлекать из этого максимальную выгоду. Первую скрипку здесь, естественно, играли американцы. Их эмиссары наводнили польские, венгерские, прибалтийские, румынские штабы. По каналам нашей разведки пошла информация, что Пентагон намерен принять активное участие в разработке военных доктрин этих государств, концепций реформирования их вооруженных сил и военно-техническом переоснащении армий и флотов.
В былые времена, когда Кремль получал сведения о заигрывании некоторых соцстран с Западом, моментально включался мощный механизм нашего противодействия на уровне высшего государственного и партийного руководства: начинались активные дипломатические маневры, Москва намекала соцпартнерам на экономические санкции, грозила сворачиванием военной помощи и иными «карательными» мерами, и все становилось на свои места. Но после августовских событий 1991 года (и особенно — после падения СССР) такие приемы уже не действовали.
Пока новая власть в Кремле, на Старой и Смоленской площадях пребывала в сладкой эйфории победы демократии и азартно делила кресла, пока шла перетасовка дипломатических кадров (некоторых послов и военных атташе отзывали как ставленников старой партийной и военной верхушки, а на их место назначали «своих» людей, что нанесло огромный урон нашей международной политике), натовцы не теряли время зря и, пользуясь моментом, повели массированные операции на отсечение от России не только бывших соцстран, но и республик бывшего СССР.
В конце 1992 года Москва получила конфиденциальную информацию о новых стратегических планах НАТО и о том, какое место в этих планах отводится России. Направление главных усилий альянса было нацелено на то, чтобы не допускать укрепления союза Москвы с республиками бывшего СССР. В решении этой задачи натовцы добились к тому времени уже немалых успехов: они все больше влияли на интеграционные взгляды руководителей государств и военных ведомств стран Содружества, некоторые стали откровенно отворачиваться от России.
Но, пожалуй, самый крупный успех натовской дипломатии и агентуры был достигнут на «украинском фронте», где Киев не только отверг предложение России вступить в СНГ, но и открыто дал понять Кремлю, что не приемлет его идею о коллективной безопасности. Двойную игру с Россией и ведущими странами НАТО вели и некоторые другие республики бывшего СССР, в том числе и те, которые подписали с Москвой оборонительный договор в Ташкенте. В Генштаб систематически поступала информация об этом.
Обеспокоенный таким положением дел, маршал Шапошников 2 декабря 1992 года направил главам государств, правительств, парламентов, министрам иностранных дел и обороны конфиденциальную записку с анализом состояния военно-политического сотрудничества в рамках Содружества. Предостерегая наших союзников по СНГ от иллюзий насчет их возможного вступления в Североатлантический альянс (такие настроения стали распространяться), маршал неизвестно на каком основании утверждал: «…Имеются данные о том, что НАТО не намерено пополнять членство своего блока за счет государств Восточной Европы и СНГ…»
А вскоре из Вашингтона по нашим разведканалам просочились сведения, что там разрабатывается программа, в соответствии с которой будут строиться отношения не только с республиками Содружества, но и по линии НАТО — Россия. Тогда же стало известно, по какой схеме и даже в какой очередности блок намерен «работать с кандидатами».
Какими-то неведомыми способами Москва выудила из Пентагона информацию о том, что американский президент пришел в восторг после знакомства с подготовленным в военном и внешнеполитическом ведомствах документом, который позже стал называться программой «Партнерство во имя мира». Американские политики и дипломаты, наведывавшиеся в Москву, с гордостью приписывали его авторство Б. Клинтону.
Через некоторое время в Москву поступила и копия доклада президента США «Стратегия национальной безопасности», в котором были такие слова:
«…Наша военная мощь не имеет себе равных в мире… Мы можем и должны своим участием оказывать влияние на мировые процессы… Мы являемся величайшей мировой державой, у которой есть глобальные интересы и на которой лежит глобальная ответственность… Американское лидерство в мире сейчас важно как никогда. Если мы утвердим его за рубежом, мы сможем сделать Америку безопасной и процветающей…
Применение силы с нашей стороны будет решительным и, если это необходимо, — односторонним…»
Было ясно, что Программа — один из способов утверждения такого лидерства.
Когда государственный секретарь США Кристофер прибыл в Кремль и в общих чертах ознакомил с Программой Бориса Ельцина, наш президент тоже пришел в восторг и воскликнул: «Гениально!» (об этом мне во время моей поездки в США рассказывал корреспондент «Вашингтон пост», единственный журналист, сопровождавший Кристофера).
Документ представлял собой большой набор общих слов о необходимости учитывать новые политические реалии в мире, добиваться укрепления стабильности и сотрудничества. В Программе наряду с этим содержались некие условия для тех стран, которые захотят войти в нее: унификация вооружений, обеспечение прозрачности военного бюджета (то есть детальный показ расходов денег на оборону), обмен сведениями о состоянии и перспективах военного строительства, развития военно-промышленного комплекса, проведение совместных учений, установление гражданского контроля над армией, обмен офицерами связи и т. д.
Когда аналитики Генерального штаба ознакомились с этим документом, они пришли к выводу, что Программа может лишить Россию возможности самостоятельно вести военное строительство. Более того, НАТО получало допуск к важнейшим рычагам контроля над нашей обороной вообще и над военно-промышленным комплексом в частности.
Программа превращала Россию в рядового члена НАТО, который обязан был действовать по общепринятым в альянсе правилам и подчиняться решениям его руководства, где доминировали американские взгляды.
То были унизительные условия, и, естественно, у нас в МО и Генштабе категорически отвергали их. Но весь идиотизм нашего положения заключался в том, что какая-то непонятная «политическая целесообразность», проповедуемая высшей властью, постоянно брала верх над военностратегическими расчетами генштабистов.
Аналитики Генштаба еще готовили документ для Кремля, в котором на основе огромного массива конкретных расчетов высказывалось негативное отношение к Программе, а некоторые депутаты Федерального собрания РФ уже расточали ей комплименты и убеждали соотечественников, что Россия должна принять этот документ. Большую активность при этом проявлял тогдашний председатель Комитета Государственной думы по обороне Сергей Юшенков, которого у нас на Арбате многие то ли в шутку, то ли всерьез стали называть «агентом влияния».
Меня поражала та легкость, с которой этот человек с умным видом выстраивал свои аргументы в пользу вступления России в Программу. Хотя в это же время несколько десятков высококлассных специалистов Главного оперативного управления и Центра военно-стратегических исследований Генерального штаба, обладавших колоссальным объемом стратегической (в том числе и разведывательной) информации, еще только-только подобрались к первым экспертным выводам.
Когда я сейчас бываю в Госдуме и вижу там Юшенкова, меня так и подмывает подойти к этому человеку и спросить, как он по прошествии шести лет оценивает свою пропагандистскую кампанию в пользу вступления России в Программу.
Ныне некоторые даже самые верные соратники Юшенкова «выражают возмущение» тем наглым напором, с которым НАТО прет на Восток. Строго по Программе…
Российские флюгеры — самый опасный тип демократических горлопанов, которые долгое время занимались идеологическим обеспечением заманивания России в натовскую военно-политическую ловушку. Чем яростнее они пропагандируют среди соотечественников взгляды, выгодные НАТО, тем чаще их приглашают с визитами за рубеж, тем крупнее размеры гонораров за выступления.
Принципы таких людей можно покупать, как макароны, перелицовывать, как старые одежды, или выращивать, как кроликов.
А возможность легко заработать сотню-другую долларов на пропаганде в России нужных НАТО установок превращалась в специфический вид бизнеса. Когда я был в США, американцы показывали мне записанное на телё-пленку выступление известного российского «штрейкбрехера» перед членами одной из комиссий Конгресса. Мне показалось, что текст его речи был написан под диктовку директора ЦРУ.
ПОЗИЦИЯ
Уже в первых документах Генштаба, содержащих анализ Программы, был сделан вывод о том, что «Партнерство во имя мира» — это форма подготовки расширения блока за счет бывших соцстран, причем на максимально выгодных для него условиях.
Уже первые расчеты аналитиков ГШ показали, что непосредственный выход НАТО к нашим западным границам поставит Россию в крайне трудное положение. Наши военные группировки бывшего второго эшелона (Московский, Северо-Кавказский военные округа) после ликвидации ОВД и вывода войск из-за границы превращались в разрыхленный первый эшелон. К тому же на северо-западном ракетоопасном направлении мы лишались станции предупреждения о ракетном нападении в Прибалтике (Скрунде). А еще раньше мы потеряли аналогичную станцию на западе Украины (Мукачево).
Уже тогда у генштабовских экспертов не было никаких сомнений относительно того, что вступление Польши в НАТО — это всего лишь вопрос времени. Сие значило, что подлетное время натовских самолетов к нашим важнейшим индустриальным и военно-промышленным центрам значительно уменьшается и одновременно увеличивается глубина проникновения авиации блока на нашу территорию (с польских аэродромов самолеты НАТО смогут проникать в Россию на глубину от 650 до 750 километров).
Еще более мрачными были наши расчеты по натовскому тактическому ядерному оружию, по составу сухопутных и военно-воздушных группировок, нависавших над нашими северным и южным флангами.
Далеко не в нашу пользу складывалось соотношение сил и на море: с выводом наших войск из Прибалтики Балтийский флот оказался фактически разорванным надвое (Балтийская и Кронштадтская базы), а Черноморский все еще оставался в стадии скандальной дележки с Украиной, и как о полноценной стратегической группировке о нем уже нельзя было говорить.
Было ясно, что Программа «Партнерства» при нашем безоговорочном вступлении в нее очень похожа на мягкую форму капитуляции России после поражения в «холодной войне».
А в это время министр иностранных дел РФ Андрей Козырев расточал комплименты Программе и рисовал радужные перспективы участия России в ней. Руководство Минобороны и Генштаба продолжительное время отказывалось комментировать для прессы Программу.
В то время многие десятки иностранных журналистов, аккредитованных в Москве, допекали нашу пресс-службу просьбами взять интервью у министра обороны Павла Грачева и начальника Генштаба Михаила Колесникова. Но они отказывались, вероятно, выжидая, что скажет Президент — Верховный Главнокомандующий и по поводу Программы, и в связи с расширением НАТО на Восток.
Наконец Ельцин высказался в том плане, что не все нас устраивает в натовской Программе и надо ее совершенствовать. Грачев следом заявил, что Программу надо внимательно проанализировать, так как «не все положения одинаково трактуются сторонами».
Вскоре Борис Ельцин отправился с визитом в Польшу и там сделал свое громкое заявление о том, что эта страна вольна сама решать, как ей быть со вступлением в НАТО. Восторгам поляков не было конца. Польская пресса захлебывалась от комплиментов в адрес «гробовщика коммунизма» и светоча российской демократии.
Помню, Ельцин еще находился в Варшаве, а Грачев проводил пресс-конференцию в Москве. Польский журналист спросил министра обороны о том, как он относится к возможному вступлению Польши в НАТО. Грачев ответил почти ельцинскими словами: времена диктата «старшего соцбрата» прошли, и Россия как демократическая страна не вправе никому диктовать условия обеспечения национальной безопасности. Короче, вступление Польши в НАТО — дело самой Польши.
А уже в день возвращения Ельцина из Варшавы многие минобороновские и генштабовские генералы и офицеры были шокированы новым заявлением своего президента: он высказал резко негативное отношение к вступлению Польши в НАТО. Это было заявление, которое в корне противоречило варшавскому…
Поляки подняли вселенский хай. И, думается, справедливо. Шараханье из стороны в сторону, непоследовательность в подходах Москвы к этой проблеме, отсутствие четкого плана стратегии и тактики наших действий. — вот что изначально порождало невнятную позицию Кремля и МИДа. Все это часто ставило в совершенно дурацкое положение наше военное руководство.
Российские верхи в своей международной стратегии часто руководствовались соображениями политической конъюнктуры. И Ельцин, и Козырев из кожи вон лезли, чтобы заручиться поддержкой Запада в условиях непрерывно наседающей на них внутренней оппозиции. Таким образом, внешняя поддержка экономических реформ была важным фактором внутреннего политического спасения власти. Естественно, в таких условиях Кремль и МИД становились все более зависимыми от Запада, что находило отражение и в их лояльном (а порой беспринципном) отношении к невыгодным для России инициативам НАТО.
В то же время позиция российского Генштаба по этой проблеме была совершенно иной: во главу угла ставились не конъюнктурные политические соображения, а честные стратегические расчеты, основанные на огромном массиве военной информации (особенно — разведывательной). Но нередко приходилось замечать: если военно-стратегические соображения МО и ГШ не вписывались в политическую конъюнктуру Кремля и МИДа, там их игнорировали.
Я часто бывал в тот период в Центре военно-стратегических исследований Генштаба, где у меня немало друзей. Они рассказывали мне о содержании исследований по проблеме Россия — НАТО, показывали документы, в которых выстраивались основательно аргументированные прогнозы и предлагались конкретные варианты линии поведения Москвы в условиях трансформации Североатлантического альянса. Были там и многие экспертные оценки, касающиеся политических, экономических и, разумеется, военных угроз, которые несло в себе расширение НАТО на Восток.
Заместитель начальника ЦВСИ ГШ генерал Валерий Чирвин с возмущением рассказывал мне, что почти вся эта колоссальная работа военных ученых остается невостребованной ни Кремлем, ни МИДом.
В то время у генштабовских аналитиков особо острую неприязнь вызывала позиция руководства Министерства иностранных дел во главе с Андреем Козыревым. А то, что он расточал комплименты натовской Программе и изо всех сил подталкивал Ельцина к прорыву на этом важнейшем участке нашей международной политики, нередко вызывало у некоторых генштабовских офицеров уже не только неприязнь, но и откровенную злобу.
Хотя надо сказать, что были (да и сейчас есть) у нас на Арбате люди, которые считали высшим классом своей работы угодливое подстраивание военно-стратегических расчетов и планов под политические намерения Кремля и МИДа. Бывали случаи, когда в угоду конъюнктуре они спешно перелопачивали документы, выводы в которых менялись на противоположные. Такие хамелеоны уверенно держались на плаву и хорошо росли по службе. Однако я не знал ни одного такого полковника или генерала, которого уважали бы подчиненные и сослуживцы.
РЫЦАРИ И НЕГОДЯИ
Однажды в Генштабе появился конфиденциальный документ, который произвел среди специалистов, курирующих проблему НАТО, фурор. То был доклад Службы внешней разведки России, посвященный отношениям Москвы с Североатлантическим альянсом и возможным последствиям расширения НАТО (в то время директором СВР был Евгений Примаков).
Документ этот быстро стал в Генштабе бестселлером, и офицеры даже установили очередность знакомства с ним. Я был поражен предельно смелыми, лишенными всякой политической конъюнктурщины выводами наших разведчиков. Было такое ощущение, что мне дали выпить родниковой воды.
Но самым интригующим, пожалуй, было то, что доклад СВР по многим позициям принципиально расходился с «ватными» и невнятными позициями МИДа. В нем четко и жестко формулировались стратегические интересы России, от которых мы ни при каком развитии событий не должны отступать. В то же время в документе не было тупой ортодоксальной прямолинейности, лишающей нас маневра и многовариантности действий.
Доклад СВР по большинству позиций совпадал с выводами и предложениями Генерального штаба. Этот документ хотя и имел гриф конфиденциальности, но уже вскоре спокойно гулял по Москве, что значительно активизировало дискуссию об отношении России к натовской Программе. Тем более что стал активно муссироваться тезис: присоединение РФ к натовской Программе может разрушить Договор о коллективной безопасности стран СНГ.
Решил определить свою позицию и парламент. Были назначены закрытые слушания (мне довелось присутствовать на них в качестве наблюдателя).
Конфиденциальный стенографический отчет о ходе слушаний дает хорошее представление и о позиции сотрудников различных ведомств, и о той тонкой игре, которую они вели, отстаивая интересы своих департаментов. К тому времени стало совершенно очевидно, что уже и внутри нашего военного ведомства (между Минобороны и Генштабом) нет единства во взглядах на эту проблему. Если Генштаб в своих конфиденциальных аналитических наработках высказывал однозначно негативное отношение к поспешному присоединению к Программе, то руководство МО чутко следовало в фарватере Кремля и МИДа. Об этом свидетельствовала, в частности, и позиция представителя Минобороны, приглашенного на слушания в Госдуму.
«КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
Из документов закрытых слушаний в Госдуме РФ Программа "Партнерство во имя мира" и будущее СНГ
Стенограмма
— Главный вывод: участие в “Партнерстве” — не помеха укреплению взаимодействия в рамках СНГ, в том числе по вопросам коллективной безопасности. Наращивание координации (а мы полностью за это) будет способствовать укреплению исходных позиций стран Содружества и развитию диалога с НАТО.
— Мы считаем целесообразным присоединение России к Программе “Партнерства” и рассматриваем это сотрудничество как промежуточный этап на пути формирования новой системы безопасности и стабильности на континенте. Наша самоизоляция от “Партнерства” лишь осложнит геополитическое и геостратегическое положение России.
— Я бы здесь возразил тому оптимизму, с которым господин Ушаков охарактеризовал результаты межмидовских консультаций. Ведь большинство участников консультаций высказались с неопределенной пока еще позиции. И поэтому говорить, что все поддерживают, наверное, будет не совсем точно… Что касается других негативных последствий присоединения России и государств СНГ к натовской программе по формуле “16+1”, то нам они видятся в следующем:
— в ослаблении, если не разрыве, интеграционных связей в военной сфере СНГ;
— в возможном появлении в тылу России союзников или военных объектов НАТО;
— в вероятности оказания давления на Россию и другие страны СНГ в случае их попыток проведения самостоятельной военной политики;
— в возможном подрыве позиций ООН, СБСЕ, САС и подмене их функциями НАТО;
— и, наконец, в усилении в этом случае влияния США в Европе… Наша позиция такова: Россия не должна спешить с присоединением к Программе “Партнерство во имя мира”.
— Присоединение к программе “Партнерство во имя мира” стран ближнего зарубежья может привести к разрушению Договора о коллективной безопасности государств — членов СНГ. Это самым негативным образом отразится на решении проблем защиты жизненно важных интересов России.
Обеспечение безопасности государств СНГ видится прежде всего в рамках Договора о коллективной безопасности как основы будущей системы безопасности в Европейско-Азиатском регионе.
— Нас беспокоят… положения по дальнейшей транспарентности национального военного планирования и бюджетных процессов, по раскрытию долгосрочных военных планов: направления развития Вооруженных сил, НИОКР и других аспектов планирования… Сегодня, когда не приостановлен процесс деградации военно-промышленного комплекса России и существуют многочисленные неопределенности в его развитии, мы считаем, что не должны ограничивать свои возможности самостоятельного маневрирования, так как в течение последних трех лет из-за сокращения госзаказа военное производство упало почти в пять раз. Мы отчетливо понимаем, что такая ситуация недопустима. Она игнорирует потребности обороны и экономической безопасности страны…
Присоединение России к Программе “Партнерства” на условиях “16+1” при соблюдении выдвинутых требований к ее участникам не только означало бы игнорирование ядерного статуса России, ее права самостоятельно решать вопросы обороны, но и существенно осложнило бы и без того трудную задачу поддержания в этих целях необходимого оборонно-промышленного потенциала…
— Присоединение или неприсоединение к Программе — это прежде всего политическое решение, и оно не вырабатывается в Министерстве обороны. В Министерстве обороны под это политическое решение нарабатывается конкретное наполнение… Есть намерение идти по этому пути, и мы имеем такую ориентацию. Практические наработки в этом плане в Министерстве осуществляются…»
Слушая Золотарева, я думал о том, что после предателей самый опасный тип генералов — приспособленцы, угодливо работающие под некое «политическое решение» даже тогда, когда оно противоречит интересам России…
ПУТАНИЦА
Вопрос об участии (или неучастии) России в Программе запутывался. Чем больше было разных точек зрения, тем труднее было Кремлю определиться. Руководство НАТО торопило Ельцина. Вскоре в Минобороны поступило из Кремля поручение президента. В нем Верховный Главнокомандующий предписывал военному ведомству и Службе внешней разведки «проработать параметры практического участия и реализации Программы “Партнерство во имя мира”…»
Пока МО, ГШ и СВР прорабатывали параметры, в весьма тревожное русло входила ситуация в Югославии. Однажды наступил момент, когда Москва получила серьезный повод по-новому взглянуть на своих будущих партнеров.
После того как натовские самолеты в 1994 году первый раз провели бомбардировки сербских позиций, многие наши военные и даже мидовские чиновники, до этого выступавшие горячими сторонниками присоединения к Программе, заколебались. Некоторые даже стали ставить вопрос о невозможности вступления России в Программу.
И Ельцин не скрывал своего недовольства карательными мерами натовцев против сербов. Клинтон в телефонном разговоре с российским президентом попытался убедить его, что бомбардировки были «единственно верными радикальными мерами», направленными на погашение конфликта. И что Москве не следует делать резких шагов, отходя от Программы.
И уже вскоре на одном из секретных документов, поступивших из ГШ, Ельцин собственноручно начертал: «Наверное, не стоит пока прямо увязывать события в Боснии и Герцеговине с присоединением к Программе НАТО, тем более что мы не форсируем этот процесс…»
Такая постановка вопроса выглядела дипломатичным компромиссом. Но, учуяв еще одну слабину Москвы, натовцы принялись еще безоглядней орудовать в Югославии. И тогда Москва решила хотя бы присутствием своих войск на Балканах дать понять НАТО, что Россию слишком рано списывать со счетов.
Всему этому была придана форма «совместной миротворческой операции».
СТОЙ ТАМ — ИДИ СЮДА
В 1995 году при штаб-квартире НАТО в Монсе (Бельгия) начала работать группа российских офицеров, которая занималась организацией деятельности российских миротворческих сил в Боснии. То был явный знак перевода российско-натовских отношений в практическую плоскость, хотя в России дискуссия о проблеме расширения НАТО продолжалась и еще многое было неясно. Парламент потребовал от Генштаба разъяснения его позиций.
7 мая 1995 года на закрытые слушания по этому вопросу в Государственную думу был приглашен начальник Генерального штаба Михаил Колесников…
«КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
Из выступления начальника Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал-полковника Михаила Колесникова
Стенограмма
— Если… будет… у них решен вопрос о ходе расширения НАТО за счет стран Восточной Европы, даже с учетом того, что, допустим, ну наши ближние соседи — Украина, Белоруссия — пока не войдут, то баланс резко нарушится в пользу стран НАТО. Тем более что мы уже провели большие сокращения по Договору об ограничении обычных вооружений в Европе…»
У «них» вопрос уже был решен.
Украина первой присоединилась к Программе НАТО «Партнерство во имя мира». Чуть позже свою подпись от имени России под этим документом поставил министр иностранных дел Андрей Козырев. Правда, в своей речи на церемонии подписания документа в Брюсселе он неожиданно заявил, что в Программе мы будем участвовать на основе индивидуального партнерства «Россия — НАТО» и что членство РФ в Североатлантическом союзе будет поставлено под вопрос, если альянс двинется на Восток за счет присоединения стран бывшего Варшавского Договора.
Поделиться книгой: