Здесь драконы не пролетали?

О чистоте крови можно было бы поспорить, если брать за основу байки бабы Нюры. Я не знала доподлинной истории своих родителей, а потому в душе теплилась надежда, что с их кровью не все так плохо, как мне вдалбливала в голову гроза несунов, а по совместительству моя опекунша.

Сначала я верила, что моя мать влюбилась в грузинского князя (и откуда только взялся?) и изменила с ним отцу. Тот, вернувшись из долгой служебной командировки, застал их тепленькими, за что тут же покарал, а потом, снедаемый чувством вины и невозможностью изменить содеянное, повесился в тюрьме на собственных шнурках.

– Шлюха и убийца – вот чья кровь течет в твоих жилах! – баба Нюра, устав от тяжкого трудового дня, любила расслабиться за чарочкой самогона в компании таких же прожженных правдолюбов: дворничихи тети Кати и таксистки Евгении Павловны.

Когда я немного подросла, то перестала верить им на слово, поскольку место в маминой кровати занимали то полковник КГБ, и в него уже мой отец стрелял, то криминальный авторитет – с ним расправились в кулачном бою, то знаменитый артист, пафосно выкрикнувший «Всех не перебьешь!», прежде чем утонул в ванной.

Одно оставалось неизменным: я дочь шлюхи и убийцы, который повесился на шнурках.

Много позже мне открыли глаза на последнее: шнурков в тюрьме не бывает. Их сразу отбирают, как и ремень. Относительно специализации родителей все оставалось неизменным.

И вот такую магнат приготовил для собственного сына, которого должен был вроде как любить. Судя по тому, что нас, недоучек из элитной школы, разобрали будто горячие пирожки, и не через пять лет, а через каких-то три года, наводило на мысль о нашей уникальности. Я долго размышляла, по какому принципу оценивали детдомовок, и не нашла ничего лучшего, чем признать: мы все трое были сказочно красивы. Но как они рассмотрели эту красоту в гадких утятах, до сих пор оставалось загадкой.

Жаль, что связаться ни с Пухом, ни с Косточкой я так и не сумела. Преподаватели пооткусывали себе языки, а остальные просто-напросто не умели «гутарить» на гелейском. Наказание, несмотря на преждевременное сокращение количества учениц, так и не отменили.

И именно на гелейском с самого начала разговаривал Дайко. Язык королей настолько сделался для меня привычным, что я только сейчас поняла это.

– Эй! Эй! Как тебя там! Проснись! Пора сваливать!

Я с трудом продрала глаза.

Надо мной стоял ночной воришка и тряс перед носом высохшим платьем, думая, что так я приду в себя быстрее. Я потянулась и смачно зевнула. Директриса прибила бы меня за долгое плебейское «А-а-а-а!» и за все эти словечки, что проскакивают в мыслях. Но мне можно забыть все уроки. Я в печали.

Стоило вспомнить, что я делаю в курятнике, и куда собираюсь идти, как сознание тут же прояснилось.

– Отвернись, – скомандовала я, и с ловкостью солдата, научившегося одеваться за время горения одной спички, легко побила армейский рекорд – скинула мужскую одежду и натянула платье. Беглый взгляд в зеркало и брошенная попытка вычесать колтуны (хорошо хоть солому выбрала), завершили утренний моцион.

– Где здесь колодец, чтобы умыться? – я села, приготовившись завернуть ноги в портянки.

Дайко обернулся на голос. Убедившись, что я одета, порылся в моей же сумке и неожиданно кинул в меня бутылкой с водой. Я, изловчившись, поймала ее.

Приятно видеть, как у гадов, думающих, что я девочка-колокольчик, открываются в удивлении рты. Да-да, я ловкая и сильная. Не раз ловила мяч лицом, а потому научилась не нарушать гармонию. Во мне все прекрасно. Это уже слова нашего психолога, стремившегося поднять самооценку детдомовок. Он снимал с нас комплексы так, будто чистил зеленую обертку с початка кукурузы. Слой за слоем. С тех пор я люблю себя и о родителях могу говорить с улыбкой.

– Умоешься здесь. Нечего шляться по деревне. Пойдем, как и собирались, по следу драконов. Ты же хочешь вернуть жениха?

Я хотела.

При свете дня я разглядела качество воды и ужаснулась. Но, прислушавшись к себе и не обнаружив ни колик, ни позывов, махнула рукой. Как только мы с Федором вернемся домой, пройдем обследование. Ни минуты не усомнилась, что так и будет. Человек непременно должен во что-то верить.

– Вот, примерь, – на разложенные портянки вывалилась куча башмаков, похожих на мюли – туфли без задника. Ношенные, но вполне приличного качества. На некоторых из них даже поблескивала бисерная вышивка.

– Откуда такая красота? – я подняла глаза на Дайко. Тот неопределенно пожал плечам. – Своровал?! Уж не поэтому ли нам срочно нужно покинуть деревню?

– Нет, не поэтому ли, – его лицо сделалось ехидным. – Кто-то поджег лес, и этого кого-то ищут всей деревней. Эльфы приволокли к дому старосты какую-то странную железяку, а у нее аккурат с одной стороны не хватает вот именно такого зеркальца, – он ногой поддел мое. – Признавайся, ведьма, это твоя ступа?

– Боже! – я поняла, как сильно рисковала, собрав с места крушения вещи, не принадлежащие этому миру. – Ты считаешь меня ведьмой?

– А как отнестись к этому? – присев, он принялся бесцеремонно рыться в моей сумке и выкидывать из нее все то, из-за чего я рисковала жизнью, лазая по деревьям.

– Я могу объяснить, – я выцепила из кучи дезодорант. – Это чтобы от тебя не пахло.

– Ты что, лазутчик?

Я оторопела повертела головой.

– А зачем тогда сбивать ищеек со следа?

Я только открыла рот, чтобы бы объяснить, как Дайко подскочил будто ужаленный.

– Демоново око?!

Не вовремя включившийся телефон нашел свою кончину под каблуком сапога.

Нащупав флягу с бензином, Дайко потряс ее, а потом отвинтил крышку и поднес к лицу.

– Осторожно! Пить нельзя, отравишься!  – я сноровисто копала себе могилу. Мало меня записали в ведьмы и лазутчики, теперь еще подумают, что искала колодец, чтобы отравить воду. – Это горючая жидкость. Именно из-за нее вспыхнул автомобиль, – поняв, что слово «автомобиль» загнало Дайко в тупик, попыталась перевести на простонародный гелейский. – Ну, механизм такой… ай, ну как ее… телега. Запомни, не магическая ступа, а железная телега. Колеса видел? Летать не умеет, только ездить. И она не моя. На ней примчались похитители жениха. Вот, смотри, – из нагрудного кармана ветровки я достала фотографию Федора и присоединила к остальным вещам. – Я все это нашла у них. Одежда, заметь, мужская, – я потрясла перед носом Дайко портянками, но он даже не отмахнулся. Замер, уставившись на фото.

– Что? Ты его видел?

– Не-а, – не сразу произнес мальчишка. – Просто чудно написан портрет. Не маслом, как в доме у эльфов. И не красками, что разводятся водой.

Он поковырял пальцами глянцевую поверхность.

– Дайко, что мне делать? Скажешь, оставить все вещи здесь, оставлю. Ты, главное, покажи, куда улетели драконы. Даже можешь не идти со мной.

Мальчишка вернул фотографию.

– Хорошо. Я помогу, как и обещал. Если бы не сгорел лес, никто бы и не всполошился. А теперь придется это и это оставить здесь, – в сторону полетели зеркало и кроссовки. – Одежду тоже оставь. У нас не носят такое.

Я прижала к груди ветровку.

– Но ее хотя бы можно? А вот этот свитер? И еще…

– Я все сказал, – он положил руку на рубашку, проигнорировав перетянутый на колени свитер. – Выбирай башмаки, что будут впору, и пошли.

К удивлению из десятка пар, подошли три. Одну я надела, две другие завернула в «портянку».

– Возьму с собой. Никогда не думала, что эльфийки такие большеногие.

– Это мужские. Я утром приложил ладонь к твоей ступне. По ней и выбирал.

Я выразительно вздохнула. Быстро сунула в сумку, в которую вновь превратила ветровку, те немногие пожитки, что Дайко разрешил взять. От блокнота пришлось оторвать обложку, чтобы иностранные слова не бросались в глаза. Флягу с бензином мальчишка сунул в свой узелок.

– Куда спрячем оставшиеся вещи? – я посмотрела на безобразие, что мы устроили на сеннике.

– Пусть валяются. Если найдут, подумают, что здесь ночевал ведьмак, хозяин той штуковины. На него и сгоревший лес спишут.

– И правда, – согласилась я. На меня никак не подумают. Я вполне приличная женщина и не могу быть злостной уничтожительницей зеленых насаждений. – Мне бы волосы привести в порядок, а то на самом деле похожа на ведьму.

– В городе будешь прихорашиваться.

– А до него далеко?

– Сутки пути.

– Дайко, а мы обедать хотя бы будем? – для усиления слов, которыми пыталась разжалобить, положила руку на живот. Что для меня полпачки печений? Вспомнился шикарный салат, который я так и не попробовала. Вот не могли похитить Федю после горячего! Найду уродов, не знаю, что с ними сделаю! Да, когда я голодная, ужасно злая и не в состоянии соразмерить угрозы с реальным положением дел. Я против драконов букашка. Но хотя бы помечтать можно?

– Давай сначала выберемся, а уже потом о еде подумаем.

Глава 4. Пустынник попаданке не товарищ

Чистые улицы, аккуратные, на немецкий манер дома, изгороди, увитые плющом. Колокольня с остроконечной крышей. Рядом дом покрупнее, побогаче. Забор повыше и не просто штакетник, а металлическая решетка с замысловатыми вензелями и застывшими цветами. Сразу видно, что здесь живет местная шишка.

Когда ударил колокол, я вздрогнула и обеспокоенно оглянулась. Дайко тут же сжал мою ладонь, иначе я побежала бы.

– Тихо! Они просто сзывают народ на площадь. Эльфы нашли твою телегу.

Седан я заметила издалека. Его черный остов возвышался, как заводская закопченная труба, которой я в детстве любовалась из окна нашей коммуналки. Эльфы поставили машину точно так, в каком положении нашли – она упиралась разбитым носом в землю. Видимо, сползла с дерева, но не опрокинулась. Распахнутый багажник делал автомобиль похожим на ступу в стиле хай-тек. Шины полностью выгорели – они-то и дали тот черный дым, что так густо пачкал небо.

Удивительно, что на меня, дрыхнущую… Я остановила себя, решив даже мысленно выражаться культурно, иначе быстро опущусь до лексикона пьяных баб Нюр и теть Кать. Итак, заново. Удивительно, что на меня, спящую у реки, никто не наступил. Скорее всего, эльфы шли к месту аварии другой, более короткой дорогой.

Вокруг памятника разгильдяйству собрались многочисленные жители деревни. Внешность Дайко, несмотря на выбеленные солнцем вихры, выдавала в нем иноземца. Узкоглазый и коренастый, он сильно отличался от местного населения: высоких, тонкокостных и светловолосых эльфов, устремившихся взорами на чудо колдовства. Со спины трудно было определить, кто стоял передо мной, и лишь лосины, что плотно облегали мужские бедра, да юбки, колоколом бьющиеся о щиколотки, позволяли понять, кому принадлежали шикарные, гладкие будто шелк, волосы. У иных особей они спускались гораздо ниже талии и не всегда это были женщины.

– Чем длиннее волосы, тем выше достаток, – сообразив, куда я глазею, подсказал мой попутчик.

– Понятное дело, поработай с такой прической в поле.

– Вот сразу видно, что ты не местная. Чтобы эльфы да в поле? Для этого есть батраки вроде меня.

– А… – я огляделась, надеясь увидеть и других представителей мира.

– И нет их здесь только потому, что трудятся от зари до заката. Батракам некогда пялиться на железную телегу.

Я не стала углубляться в тему неравноправия, в голосе Дайко и без того слышалась классовая ненависть.

Эльфы были так увлечены лесной находкой, что не замечали ни снующих под ногами детей (боже, какие же они хорошенькие!), ни нас, торопливо минующих собрание.

– Я думала у эльфов уши острые. Ну, как у осликов.

– Нормальные у них уши. Приглядеться надо, чтобы увидеть эльфийский холм.

– Ах, вот как это называется…

– Но наши с тобой безошибочно запишут в плоские, а, значит, уродливые.

– Как-то мне обидно, – я потрогала свое вполне кругленькое ушко.

– Эльф ни за что не увлечется тобой. Ты для него будешь недостаточно красива. Здесь бы поменьше, – он взглядом указал на грудь, – а там уже.

Это уже о бедрах. Боже, а мы с Пухом, гордились, что не остались плоскогрудыми, как Белая кость! Не видать нам эльфийской любви.

Беседу прервал гул голосов. У остова сгоревшего автомобиля вырос эльф с обручем на голове. По холодному взгляду, моментально заставившему толпу замолчать, угадывался местный глава.

– Староста. Сейчас вещать начнет, – Дайко потянул меня за локоть, а я никак не могла оторвать глаз от красивого мужчины, которого с большой вероятностью стошнит от моего уродства. Ему-то было чем гордиться: выраженный эльфийский холм, правильные черты лица, острый нос, такой же подбородок, капризно сложенные губы. И длинные, чуть не до колена волосы. Они дернулись шелковой гривой, когда староста поднял руку, унизанную кольцами, и возвестил:

– В деревне ведьмак. Это его ступа.

– С чего взяли? Разве ж похоже на ступу? Чужака сразу бы заприметили! – послышались разнобойные выкрики.  

– Лес выгорел, следов не осталось! Как догадались, что ведьмак? – народ любопытствовал и требовал доказательств.

Староста театрально протянул ладонь, и один из прихлебателей, кого легко вычислить по сгорбившейся в вечном поклоне спине, торопливо развернул тряпицу и вложил в руку хозяина какой-то предмет. Я даже поднялась на цыпочки, чтобы рассмотреть.

– И он великан!

У меня от страха подогнулись колени, и я сделалась ростом чуть ли не ниже Дайко: красавец мужчина взметнул руку вверх, и весь эльфийский народ ахнул. Я узнала свои кроссовки. И, наконец, сообразила, что пора бежать. Быстро же они нашли наше куриное логово!

– Я же говорил, пора убираться! – прошипел Дайко и дернул меня с такой силой, что я едва не упала.

До леса, расположенного уже с другой стороны деревни, мы домчались со скоростью марафонцев. Дайко задыхался, а я лишь вспотела. Сим Симыч, спасибо!

***

Умывшись в ручье, мы двинулись вдоль него. Дайко все время что-то высматривал и, когда выбрались на поляну, скомандовал:

– Привал. Завтракать будем, – и деловито развязал свой узелок. Отложил в сторону флягу с бензином, ту самую рубашку, что забраковал (ах ты поросенок!), тощий кошель, разномастные ключи на кольце и добрался, наконец, до туеска, из которого торчало горлышко стеклянной бутылки, прочно запечатанной пробкой. В такой у нас вино продают.

– Тоже от демона? – поинтересовалась я. Он непонимающе вскинул глаза.

– Мы их иногда из реки вылавливаем. У бобровой плотины, – тут он, вспомнив что-то, оживился. – А ты, случаем, не знаешь, зачем в них бумагу засовывают? Ну или кусочки коры?

Закравшееся подозрение заставило уточнить:

– А на этих бумажках что-нибудь написано?

– Да, только никто прочесть не может. Не на нашем языке.

– По памяти можешь написать?

Дайко свел задумчиво брови, поднялся с травы, отыскал прутик и у ручья, там, где намело мелкого песка с илом, вывел «SOS».

– Спасите наши души, – выдохнула я. – Это знак бедствия. Скажи, откуда и куда течет та река? – я мотнула головой в сторону оставленной деревни.

Мальчишка сделал вид, что сильно занят: принялся любовно разделывать вареную курицу. С нее свисали ошметки лапши. Как пить дать, вытащил из кастрюли, пока горе-хозяйка глазела на ступу ведьмака. Моя совесть в очередной раз смолчала. Голод притупляет все чувства, кроме желания набить желудок.

– Ну так что? – я с благодарностью приняла куриное бедро, подставив под руку лопух, чтобы не обляпать соком платье. – Почему молчишь?

– Все реки текут к морю, – нехотя ответил он.