Яблоки преткновения

Бронислава Вонсович

Яблоки преткновения

Глава 1

– Странно, цвет изменился. – Папа озабоченно повертел в руках яблоко, потом поднёс к носу и понюхал. – Пахнет нормально.

– Скажешь тоже, нормально. Прекрасно пахнет, – возразила я с воодушевлением, которого не чувствовала. Цвет яблока действительно стал каким-то подозрительным. Во всяком случая, синие я до этого видела только сливы, если, конечно, говорить о фруктах, да и то, они были не такого неестественного оттенка. – Главное, оно не ядовитое.

Утверждала я это не просто так, поскольку успела проверить детектором. Лично изготовленным папой детектором, определяющим все органические яды. С его увлечением такой артефакт – не прихоть, а насущная необходимость. И вот сейчас кристалл на артефакте горел зелёным, намекая, что никакой угрозы организму от данного плода нет. Поэтому я храбро поднесла фрукт ко рту, надеясь, что его сочная хрустящая мякоть сполна компенсирует не совсем яблочный цвет. В конце концов, результаты почти всех предыдущих папиных экспериментов по вкусу не сильно отличались от яблок. Правда, не всегда в лучшую сторону…

Яблоко брызнуло соком уже во рту, я, не удержавшись, выплюнула то, что попало, и с отвращением закашлялась, ибо на вкус эта гадость была точь-в-точь как солёная рыба не первой свежести, хотя пахла точь-в-точь как яблоко. Да, с таким родителем, как у меня, нельзя быть уверенной даже в яблочном вкусе.

– Что с тобой? – удивился папа и тоже зачем-то снял пробу. В отличие от меня, не выплюнул, а прожевал с довольно-таки задумчивым видом. – Неожиданный результат. И главное, проявляется лишь через некоторое время после того, как яблоко сорвали. Вчера вечером цвет был нормальный, а значит, и вкус, скорее всего, тоже.

Папа придирчиво оглядел стремительно наливающееся синевой место укуса, которое по цвету приближалось к яблочной кожице, потом откусил второй раз и так аппетитно захрустел, что мой рот непроизвольно наполнился слюной и я подумала, что, может, первое впечатление было ошибочным и на вкус это яблоко очень даже неплохо. Но проверять на всякий случай не стала.

– Самое обидное, – продолжал рассуждать папа несколько невнятно, поскольку говорил, не отвлекаясь от дегустации, – что с морозостойкостью у данного экземпляра прекрасно, как и задумывалось. Это яблоко всю ночь пролежало при слабых минусовых температурах и не испортилось.

– Насчёт не испортилось, я бы поспорила. Вчера оно было вполне съедобным, хоть и не особо вкусным, – заметила я. – А сегодня… Может, это как раз результат воздействия холода?

– Очень может быть, – легко согласился папа. – В любом случае придётся этот образец изымать из разведения.

На человеческом языке это значило, что все привитые ветки будут спилены и уничтожены: наша кухарка не рисковала забирать опытные экземпляры ни на дрова, ни на щепки, даже если они высыхали и имели приличный вид. Поначалу она пыталась ими топить, но после печального случая с внезапно завонявшим обедом, твёрдо решила: магия отдельно, котлеты отдельно. Она даже стазисный ларь использовала неохотно, уверяла, что мясо и рыба приобретает несвойственные им вкусовые оттенки. Возможно, она была права, поскольку конструкция была папина, а его интересовало лишь то, что так или иначе связано с яблоками. Может морозить яблоки? Прекрасно, больше от него ничего не требуется. Мечтой его жизни было вывести сорт, которой станет столь же популярен, как «Ренет Чейза», крупное сочное красное яблоко, обладающее прекрасными вкусовыми качествами. Этот сорт у нас, кстати, тоже рос, и яблоки именно с него использовались для еды и заготовок. Но, как бодро говорил папа, это пока не вывелся тот самый идеальный сорт. Жаль, но к мечте папа даже не приблизился, а с этим гибридом ещё и сделал шаг назад. Папину работу было до слёз жалко.

– Может, не стоит? Всё-таки столько труда.

– Отбраковка неизбежна, – отмахнулся папа. – Зачем оставлять то, что не пригодится?

– Вдруг конкретно из этого экземпляра после заморозки получается восхитительный джем? – не желая сдаваться, предположила я.

– Боюсь, с таким цветом он не будет популярным… – Папа задумчиво оглядел оставшийся от яблока огрызок. И как он это только смог съесть? – Или будет? – Он внезапно оживился. – В самом деле, надо попробовать варианты с замороженным и с незамороженным как свежесорванным, так и с полежавшим… Мне срочно нужен сахар!

Горя энтузиазмом, он бросился на кухню, совершенно про меня забыв. Это было не странно, странно, что он вообще про меня вспоминал. А ещё страннее – что нашёл время меня завести. Женился он довольно поздно, хотя по молодости, как как-то проговорилась Долли, был даже помолвлен, но что-то там не сложилось, помолвку расторгли и инорита вышла замуж за другого. Возможно, невеста разочаровалась в женихе при близком знакомстве? Ибо папа, хоть и был хорош внешне, внимание ни на что, кроме своего увлечения, не обращал. Или обращал, но в количестве явно недостаточном для счастливой совместной жизни. Тем не менее, когда уже наследники уверились, что вот-вот – и поместье к ним перейдёт, папа вновь решил завести семью, но уже в возрасте, когда, большинство имеет взрослых внуков. Самое забавное, что это ему даже удалось. История умалчивала, чем он покорил мамино сердце, но покорения надолго не хватило. Возможно, родительнице просто требовался статус замужней дамы или денег в семье оказалось меньше, чем рассчитывала молодая супруга, но почти сразу после рождения дочери она решила, что вить семейные гнёзда не для неё, и упорхнула, оставив папе меня и ужасающее количество долгов, которые до сих пор не были выплачены. И которые перейдут ко мне по наследству, поскольку папа героически принял их на себя. Наверное, это сделало мамину жизнь счастливее, так как она ни разу не приезжала, чтобы пожаловаться. Правда, если писала, то непременно прикладывала просьбу о деньгах. Иногда папа даже отправлял. Наверное, забывал, что она нас бросила и, как любила повторять Долли, «ввергла в пучину нищеты».

Поместье разваливалось, и что с этим делать, я не знала. Как бы не пошло оно с молотка. Раньше этого можно было не бояться, поскольку оно являлось майоратным владением, но пару лет назад король Гердер наконец принял закон об отмене такого наследования. К вящему разочарованию тех, кто наверняка уже считал его почти своим. Бывший наследник был настолько дальней роднёй, что у нас вряд ли что-то было общего, кроме фамилии, но проверить это в любом случае не удалось бы – очень уж он был недружен с моим папой. Можно сказать, они враждовали. То ли по жизни, то ли от несбывшихся надежд того Болдуина. Хотя, по слухам, деньги у них имелись куда в большем количестве, чем у нас. Но слухи, они такие, и преувеличить могут.

В любом случае нынче мы стояли на пороге разорения. Вся надежда была только на папины разработки, то есть, по совести говоря, никакой надежды не было. Раньше его пытались привлекать к преподаванию в нашей академии, но даже столь предупредительный инор, как наш ректор, не смог простить стольких прогулов лекций. Как-никак, папа должен был не просто на них присутствовать, а пытаться хоть что-то вложить в голову студентам.

Хорошо ещё, что Дар не обошёл меня стороной, иначе моим уделом наверняка была бы гордая бедность, а так был шанс выучиться и найти более-менее оплачиваемую работу. Конечно, хотелось бы заниматься научными изысканиями по родительскому примеру, но на это надежды было мало. Такие специальности были мало востребованы и плохо оплачивались. Поэтому я прикидывала, куда лучше податься: в солидную артефактную мастерскую или на алхимическое производство. Думаю, ко времени окончания академии определюсь, к чему больше склонность. Отработка на государство мне не грозила: на обучение папа наскрёб, пусть не в академии Турана, а в маленькой Дисмонда. Конечно, в столичной академии ещё завязывались нужные связи, но я решила не рисковать. Связи-то ещё неизвестно, завяжутся ли, а вот денег на обучение точно не хватит, а значит, пришлось бы либо брать кредит, который, учитывая висящий на семье долг, дали бы вряд ли, либо учиться за государственный счёт и потом отрабатывать. А за время, что проведу где-нибудь вдали от столицы, возвращая потраченные на меня средства Турану, развяжутся даже те связи, которые я успела бы завязать. Так что нет, лучше что-то понадёжнее, ибо у меня не было ни маминого авантюризма, ни папиного наплевательского отношения к мелочам, и надо признать, это сильно мешало в жизни.

До вечера так и не удалось больше пересечься с папой, поскольку он заперся у себя и увлечённо всеми возможными способами готовил посиневшие яблоки с сахаром и без. Вытяжка у него работала и из лаборатории доносились бодрые возгласы, так что я пребывала в уверенности, что у него всё в порядке. А утром я уезжала в академию. Дома было хорошо, но от занятий меня никто не освобождал. Второй курс. Нам обещали ввести наконец практические занятия по артефактам и алхимии. Количество рабочих мест было ограничено, поэтому нас должны были распределить по группам из пяти человек. Перед отъездом на практику мы оставляли пожелания, кто с кем хотел бы находиться в одной группе, но решать будет куратор, инор Дорси, его решения иной раз казались окружающими довольно странными, но оспорить их почему-то не удавалось.

Вышла проводить меня только горничная Долли. Хотела бы я сказать – личная горничная, но в нашем доме она была единственной. Жилых помещений у нас осталось всего ничего, и если в остальные заглядывали, то лишь для того, чтобы зарядить артефакты, защищающие комнаты от пыли. В порядке поддерживали только спальни, гостиную и рабочие папины помещения, к которым он относил библиотеку и кабинет. Для такого набора одной горничной хватало, но при посторонних папа посторонних гордо называл её экономкой, подразумевая, что у неё в подчинении есть ещё слуги. Но из других слуг были только кухарка и её муж, помогающий папе в саду и выполняющий обязанности конюха. Не слишком сложные обязанности, с нашей-то единственной лошадью, но и оплачивающиеся не так чтобы очень хорошо. Правда, услуги его были нужны нечасто: папа выезжал, только если что-то срочно понадобилось, а меня отвозили в Дисмонд не чаще раза в месяц. А нынче и того реже, поскольку начинаются занятия и я переезжаю в общежитие. Пешком туда идти слишком долго, поэтому мы ждали, пока лошадь наконец запрягут. То есть я ждала, а Долли делала вид, что меня провожает. Болтать она любила куда больше, чем работать. Впрочем, держать дом в порядке она тоже успевала. А ещё совать свой аккуратный носик во всё, куда он только мог влезть.

– Учитесь там хорошо, инорита, – сурово напутствовала она. – И чтобы никаких глупостей. никаких свиданий с красивыми инорами!

– Долли, – фыркнула я. – Какие свидания?

– Я и говорю – никакие, – не унималась она. – С вашей маменькой надо блюсти себя в строгости, чтобы проблем не получить.

– При чём тут моя мать, Долли? – недовольно спросила я. – Мне нет до неё никакого дела.

Свою мать я воспринимала как совершенно постороннюю инору. Помнить я её не помнила, но не жалела об этом: вряд ли могла быть хорошей женщина, бросившая своего ребёнка.

– Это вам нет. А другим очень даже есть. Они смотрят на вас, а видят её, – убеждённо сказала она.

– Если кто-то смотрит на меня, а видит другого, это проблемы того, кто смотрит.

– Если бы, – вздохнула она. – Смотрю, вам папенька ничего не говорил?

Глаза у неё радостно заблестели, значит, меня ждёт какая-то свежая сплетня.

– Что опять учудила моя мать? – подозрительно спросила я.

– Да разве речь об иноре Болдуин? – Долли воровато оглянулась на дом и понизила голос: – О вас и вашем будущем. Папенька ваш написал Болдуину. Ну, тому Болдуину, который очень хотел получить это.

Она ткнула пальцем в дом позади нас.

– Я поняла, о ком ты, – буркнула я, недовольная тем, что эта тема вообще поднялась. – Ты что-то путаешь. Они давно в ссоре. С чего вдруг папа ему написал?

И не просто в ссоре, а имеют принципиальные разногласия. Родственник наш работал в министерстве магии и выступал резко против папиных опытов, уж не знаю, чем ему так досадили бедные яблони. Только единожды результат папиного эксперимента перелез через забор, решив, что он не растение, а плотоядное животное. Тогда почти никто не пострадал. Кота папа героически отбил, его хозяйке выплатил компенсацию за укороченный хвост, а обнаглевшее экспериментальное дерево собственноручно порубил на дрова. И правильно: кому нужна яблоня, которая может вырасти и перейти с котов на хозяев? Кстати, яблоки там тоже были так себе…

Но донос в министерство какой-то нехороший инор всё же отправил, и по несчастливому стечению обстоятельств он попал к нашему родственнику. Родственник к тому времени уже знал, что ничего после папы не наследует, весьма расстроился этим фактом, поэтому чрезвычайно возбудился, прочитав донос, и устроил настоящее расследование. Полгода, наверное, к нам ездили всякие типы, представлявшиеся следователями, и тщательно проверяли папину работу, отчего мой родитель нервничал и злился. А нервничать ему было противопоказано: больное сердце давало себя знать при любых волнениях. При мысли об этом настроение, чуть приподнятое с утра в предвкушении встречи с друзьями, резко ухнуло вниз. Время шло, а проверки к отцу всё так же неожиданно приезжали. И не было им ни конца ни края.

– Не просто так же написал. Инор Болдуин о вас беспокоится, инорита Сильвия, – убеждённо ответила Долли. – Чтобы вам после его смерти не пришлось…

Отбиваться от кредиторов и продавать поместье. Сказано это не было, но выразительная мимика Долли была куда красноречивей любых слов.

– Я не буду жить у посторонних приживалкой, – резко ответила я. – И папа это прекрасно знает.

А ещё он знает, что с каждым годом сдаёт всё больше и больше. Целитель, согласившийся взять в уплату за визит саженец яблони, не папиной, разумеется, а того самого Ренета Чейза, сказал, что папино сердце довольно изношено и может не выдержать резких потрясений. Конечно, он немного подправил, но сказал, что надолго работы не хватит. В таком возрасте и регулярные целительские процедуры не всегда помогают, эта была короткой и разовой…

– Так не приживалкой же, женой.

– Инор Болдуин успел овдоветь? – я выразительно приподняла бровь.

– Инор Болдуин успел завести сына, которого ваш папа предлагал женить на вас, чтобы никому обидно не было, – выпалила служанка, явно радуясь, что теперь не придётся держать этот страшный секрет в себе, от которого её так распирало, что мог приключиться несчастный случай. – И чтобы поместье продолжали наследовать Болдуины, а не абы кто.

– Время договорных браков прошло, – заметила я. – Папа не мог не понимать, что я откажусь.

– Мог, не мог – чего теперь говорить-то? – проворчала Долли. – Старший Болдуин ответил, что невестка с такой наследственностью им не нужна, а обижаться они не намерены ни сейчас, ни позже.

Прозвучало это весьма оскорбительно, словно я вешалась на шею этому типу, и он довольно грубо меня отшил и ещё попенял на огрехи моего воспитания.

– Можно подумать, мне его сынок нужен! – вспылила я. – Наверняка такой же напыщенный болван, как папаша. Яблоконенавистники!

Конечно, нужно было попенять Долли, что опять сунула свой нос в папину переписку, но она, как обычно, вытаращит глаза и обиженно заявит, что не читала вовсе, а так, заметила пару фраз в неосторожно оставленным открытым письме. Почему-то мне никогда не попадалась небрежно брошенная папина переписка, личная ли, деловая ли, рабочая ли, а Долли всегда оказывалась в курсе его дел и щедро делилась информацией со мной. Не сунь она свой любопытный нос в письмо, я так и не узнала бы ни про папино предложение родственникам, ни про их оскорбительный ответ. Конечно, вряд ли бы это изменило моё к ним отношения, но всё же… всё же было ужасно неприятно.

– Да не расстраивайтесь, инорита, – беспечно махнула рукой Долли, словно не она только что сделала всё, чтобы испортить мне настроение. – Подумаешь, отказались от вас. Да они просто вас не знают. Увидели бы, вцепились всеми руками и ещё уговаривали бы вашего папеньку вас отдать. Ничего, найдутся желающие. Из тех, кто про вашу маму не знает. Конечно, таких найти сложно, особенно у нас, но на всё воля Богини.

Хорошо, что кухарка наконец напомнила своему мужу, что пора меня отвезти, а то бы Долли наговорила бы мне ещё гадостей, которые ей по какому-то недоразумению кажутся утешительными словами.

Уезжая, я всё же оглянулась на дом. Долли уже исчезла, и ничто более мне не мешало скользить взглядом по фасаду, отмечая идеальные пропорции. Небольшой, но очень красивый дом был построен по проекту известнейшего до Магических Войн архитектора. Можно сказать, являлся архитектурным памятником. Сейчас этот памятник был густо укрыт вечнозелёным плющом и увенчан жизнерадостной крышей из красной черепицы, часть которой пора было менять. С дороги папин экспериментальный сад не был виден, только неаккуратно подстриженные кусты перед домом, но и они волшебным образом не портили вид, а придавали ему некую очаровательную завершённость. И я никак не могла представить, что мой дом уйдёт с торгов, а новый владелец оставит от сада одни пеньки, и то только до тех пор, пока их не выкорчуют.

Глава 2

По учебным группам распределили, невзирая на наши желания, поэтому можно было удивляться тому, что я оказалась в одной пятёрке с подругой, а не тому, что нам предстояло работать с задавакой Уэбстер. И почему только её папочка не отправил дочурку в более титулованное заведение? Столь важной персоне куда больше подходит столичная Туранская академия, а не наша, довольно маленькая и финансируемая по принципу «Если вдруг что-то осталось от столичной». Что-то оставалось очень редко, но ректор, весьма деятельный инор Мёрфи, постоянно изыскивал возможности сделать обучение успешным и это ему, как ни странно, удавалось. Во всяком случае, с нашими дипломами можно было найти работу, они не вызывали желания у потенциального работодателя сразу выставить выпускника за дверь, как бывало с представителями других учебных заведений.

И всё же распределение по группам откровенно расстроило. Против Каролин Росс я не имела ровным счётом ничего, поскольку характер она имела весёлый, а училась не хуже большинства. Но и не лучше – так, крепкий середнячок. А вот Маргарет Лестер и Уэбстер… Низенькая веснушчатая Лестер, ловившая каждое слово дочери лорда-наместника Дисмондшира, знаниями не блистала и всегда была готова переложить ответственность за свои неудачи на других. Что же касается Уэбстер… Мало того что она была высокомерной стервой, при каждом удобном случае выпячивавшей своё происхождение и должностью папочки, так ещё и обладала недопустимыми для мага кривыми руками и совершенно пустой головой. Настолько пустой, что лекции, которые нам читали, пролетали от уха до уха со свистом, не в силах ни за что зацепиться. Возможно, именно поэтому её отец и не рискнул отправить дочь в столичную академию: слишком близко к королевскому двору, а наследница не сказать что гордость семьи. Но самое печальное, что она сама считала себя светочем разума и образцом для подражания. Наверное, в детстве слишком часто стукалась своей красивой головой. Очень красивой – хоть бери и пиши портрет: он, в отличие от оригинала, вполне может вдохновлять на подвиги, поскольку портреты, как правило, не болтают. Конечно, если к ним не привяжется дух или маг не наложит заклинание…

– Именно такими группами вам и предстоит заниматься дальше, – радостно сообщил куратор, инор Дорси, и тут же добавил: – Группы подбирались не просто так, а с учётом многих факторов для наибольшей результативности, поэтому состав пересматриваться не будет. Разве что по личному распоряжению ректора.

Который принимает студентов весьма неохотно и отыгрывается потом на особо настойчивых на экзаменах. Что лучше: Уэбстер под боком или возможная пересдача? Сразу и не решишь. Хотя, конечно, Уэбстер – дело временное, она вообще может до выпуска не доучиться, а репутация тупого неуспевающего студента – это вовсе не то, что нужно для дальнейшей успешной учёбы. Правда, первые сессии я сдала без нареканий, но впереди их ещё столько, что отношения с ректором лучше не портить.

– Неужели не было никакой возможности учесть наши пожелания? – проворковала Уэбстер и улыбнулась Дорси так, словно они договаривались на свидания.

Но наш куратор был женат настолько давно, что успел завести не только детей, но и парочку внуков, поэтому женскими улыбками его было не пронять. Особенно если за улыбками ничего не стояло. Впрочем, даже если бы стояло, это его скорее отвратило бы, чем вдохновило на нарушение. Очень уж законопослушный нам достался куратор.

– Ваши пожелания, увы, не всегда соответствуют оптимальному учебному процессу, леди Уэбстер. Маг должен уметь работать в той команде, в которую его отправили.

При слове «работать» Уэбстер ощутимо передёрнуло. Этого она точно не собирается делать ни в команде, ни лично. Диплом ей нужен лишь для того, чтобы красиво обрамить, повесить на стеночку и показывать всем, кому это покажется достаточным основанием считать её магом.

– Но пока мы лишь учимся, и мой папа́, - с ударением на шамборский манер произнесла она, – помогает академии чем может. Неужели нельзя прислушаться к его просьбе?

– Уверяю вас, леди Уэбстер, – куратор даже чуть ей поклонился, – что пожелания вашего отца были учтены в полной мере.

То есть высокопоставленный папочка пожелал, чтобы кто-то делал за дочурку всё нужное на практических занятиях? Звучит не вдохновляюще. К сожалению, оборудованных алхимических, да и не только алхимических, столов у нас было ограниченное количество, а разбивать на более мелкие группы, чтобы личный стол приходился хотя бы на пару студентов, не позволяло уже ограниченное число часов у алхимички. Надо признать, в нашей академии куда ни взгляни – чего-то или нет или недостаток.

– А мои пожелания? – капризно спросила Уэбстер и стрельнула глазами в Кристофера Майлза, по которому сохла добрая половина нашей группы.

Майлз чуть снисходительно улыбнулся в ответ. Был он слишком красив для нашего учебного заведения, разбитые сердца считал если не сотнями, то десятками точно. Удивительно, что при этом он успевал ещё довольно прилично учиться и подрабатывать на кафедре магических животных, к которым относился куда заботливее, чем к брошенным поклонницам. Во всяком случае ещё ни один грифон и ни одна мантикора на него не жаловались. Мантикора так вообще при посещении нашей группы зверинца всячески показывала Майлзу свою приязнь, мурлыкая так страстно, что заглушала преподавателя, проводившего экскурсию. А вот поклонницы жаловались, и не просто жаловались, а непосредственно ректору, в надежде, что тот заставит непутёвого инора жениться. В конце первого курса Мёрфи вызвал любвеобильного студента и с полчаса на него орал. Результата это не имело, поскольку для нашего города Майлз был женихом не из последних, вот и пытались его прибрать к рукам как можно раньше и не всегда приличными методами. В наследство, оставшееся после родителей, входили дом, пусть небольшой, но собственный, и счёт в банке, которым по завещанию родителей он имел право распоряжаться даже до достижения совершеннолетия. Из минусов была разве что проживающая с ним тётя, но она больше присматривала за домом, чем за племянником, да и за последним если следила, то только в вопросах, сыт ли он и аккуратно ли одет.

Майлза это полностью устраивало, и он не горел желанием селить в свой дом ещё одну особу женского пола. Как известно, двум женщинам под одной крышей тесно. Несмотря на ректорский разнос, одногруппник так и ходил холостым, тем не менее используя своё обаяние магией массового поражения. Вон, даже Уэбстер питала к нему явную склонность. Он ей тоже улыбался при каждом удобном случае, но даже на свидания ни разу не рискнул пригласить. Ещё бы, на Уэбстер точно придётся жениться в случае чего. Неподходящая она кандидатура для занесения в список побед, с точки зрения Майлза. А вот я – напротив, за меня никто не вступится. Разве что ректор? Но его мнение в вопросе устройства личной жизни одногруппника точно не интересует. Впрочем, Майлз меня никогда не привлекал.

– Пожелания студентов мы тоже стараемся учитывать, – улыбнулся ей Дорси.

– А как же последние требования по формированию групп? – внезапно спросил Майлз. – Где должны быть и иноры, и инориты?

Вряд ли он так уж желал оказаться в одной группе с Уэбстер, но заручиться её лояльностью – вполне. Вон как она ему поощрительно улыбнулась. Дальше флирта у этих двоих дело не заходило, но если бы зашло, я бы затруднилась ответить, чьё сердце разобьётся первым, поскольку у обоих роль сердец исполняли куски гранита.

– Мы долго совещались с инором Мёрфи и пришли к выводу, что нынешний состав будет оптимальным, – благожелательно ответил куратор. – В этом наборе слишком мало инорит, и они чувствовали бы себя некомфортно, вздумай мы их рассредоточить по разным группам.

– Совершенно напрасно вы так решили, инор Дорси, – показывая глубокую удручённость, заметил Майлз. – Уверен, в нашей группе все иноры создали бы самые комфортные условия для наших одногруппниц, прими вы решение перераспределить их по пятёркам.

– Увы, проверить это уже не получится. На этом обсуждение заканчиваем. – По аудитории словно ветер пронёсся, а это говорило о том, что Дорси начинает злиться. Когда он разозлится окончательно, виновник повиснет до конца беседы под потолком, и хорошо ещё, если вверх головой. – Итак, дорогие мои, с завтрашнего дня у вас начинаются практические занятия по алхимии, поэтому разрешите мне напомнить вам основные правила техники безопасности.

Сам он уже давно алхимией не занимался, правила техники безопасности у него наверняка выветрились из головы, иначе он бы не стал их зачитывать, почти не отрывая взгляд от листка. Но он в своём праве: чтобы потом ткнуть в незнание правил, нужно быть уверенным, что правила мы выслушали, в чём расписались. Алхимией мне приходилось заниматься дома, ничего нового я услышать не могла, поэтому хоть краем уха и прислушивалась к монотонному кураторскому бубнёжу, но в основном размышляла о рассказе Долли. Неужели папа в самом деле пошёл на такой шаг? Переживала я больше не потому, что пришёл унизительный отказ, а потому, что само папино письмо родственникам означало: он боится оставить меня без поддержки в ближайшее время. Жаловаться на здоровье он в последнее время перестал, но это не делало его здоровее.

– Реактивы брать только шпателем, пинцетом или ложечкой. – Дорси поднял голову от бумаги и угрожающе сказал: – Ни в коем случае не руками! Надеюсь, это всем понятно?

– Левитацией можно? – спросил Майлз, вызвав смешки в аудитории.

– При вашем уровне левитации, разумеется, нет, – отбрил Дорси. – Вы и сами пострадаете и соседей обсыплете.

Смех прозвучал куда громче и выразительней. Майлза любили не слишком, поскольку студенты – не студентки, любоваться часами одногруппником не будут. Более того, уже то, что им любовались одногруппницы, в глазах большинства одногруппников делало Майлза субъектом малосимпатичным.

– На лабораторном столе не должно быть посторонних предметов. Еды это тоже касается, – продолжил Дорси, подождав, пока отсмеются. – Особенно еды, поскольку случаи отравлений не так уж редки.

– Мы с ядовитыми веществами будем работать? – испугалась Маргарет. – Это опасно, мы только учимся и…

– Вот именно, что вы только учитесь, поэтому заниматься будете простейшими манипуляциями. Получать, так сказать, общие принципы работы, – Дорси вытащил клетчатый платок и вытер вспотевшую лысину. Да, в аудитории уже становилось душновато, а артефакты по поддержанию оптимальной среды включали редко, обычно только при приезде комиссий. – Более серьёзно будут заниматься те, кто выберет своей специализацией алхимию, и будет это не на втором курсе. Но базовые навыки должны иметь все. Маг должен готовить несложное зелье самостоятельно. Кроме того, зачастую такие умения нужны в смежных профессиях.

– Например? – манерно протянула Уэбстер.

– Например, леди Уэбстер, в артефакторике. – Дорси недовольно подвигал листок по кафедре. – Бывает, что детали артефактов нужно подвергать воздействию определённых зелий. Или у целителей, где зелья усиливают воздействие целительских заклинаний или даже замещают их. А раздел косметологии? Он практически полностью построен на использовании продуктов алхимии.

Последним аргументом Дорси наголову разбил оппонентку. Уэбстер застыла и наверняка начала прикидывать, сколько сэкономит, если научится косметологическим ухищрениям. Но я бы на её месте не обольщалась: вздумай она делать нужные притирки сама, наверняка покроется если не коростой, так прыщами, после чего потребуется помощь бригады целителей, что, в конечном счёте, обойдётся куда дороже.

Куратор убедился, что его никто больше не желает прервать, прокашлялся и с новой силой продолжил:

– При нагревании растворов и веществ в колбах, ретортах и пробирках необходимо использовать держатель или подставку. Отверстие сосуда должно быть направлено в сторону от себя и других работающих.

Слушала я не особо внимательно, поскольку такая же лекция наверняка ждёт нас и перед первым практическим занятием. Уж в чём в чём, а в предусмотрительности преподавателям нашей академии не откажешь. Могут практическое занятие не провести, но лекцию по технике безопасности никогда не отменят. Можно сказать, наши выпускники – самые предусмотрительные из всех выпускников туранских академий.

– Если кто-то чего-то не запомнил, – благостно продолжил Дорси, – то ничего страшного. У меня для каждого припасен листочек с полным перечнем правил, которые вы к началу занятий должны знать наизусть. Те из вас, кто не сдаст правила преподавателю алхимии, к занятиям допущены не будут. Я ясно выразился?

– Разумеется, – чуть вальяжно кивнул Майлз. – Мы всё поняли и прониклись важностью подготовки.

Дорси скептически хмыкнул. И у него были на то все основания: наш признанный красавчик настолько не любил утомлять себя теми знаниями, которые считал лишними, что даже пару раз отправлялся на пересдачу. И это при том что в сущности он был довольно неглупым и по нужным для себя дисциплинам учился если не на отлично, то на хорошо точно. Но недопуск к практическим занятиям – это слишком серьёзно, чтобы Майлз проигнорировал.

– Я вас предупредил, – бросил Дорси. – Так… Кажется, всё… – Студенты оживились и уже начали приподниматься, когда куратор спохватился: – Чуть не забыл. Будут сдвоенные лекции у вас и у третьего курса по Магическому праву. Преподаватель из министерства приезжает. Он же будет вести семинары. Поэтому не забудьте получить учебники. Теперь точно всё.

Он заключительным жестом опять протёр лысину, убрал платок в карман и потряс листочками с правилами по технике безопасности, которые нам следовало забрать и изучить. Но студенты на него уже не обращали внимания. Кто-то успел выскочить из аудитории, не захватив свой экземпляр. Понадеялся на память или помощь друга?

– Сильвия, как ты смотришь на то, чтобы отметить начало учебного года вместе?

Майлз уселся на наш стол и потянул к себе мою сумку. Подкатывал он не впервые, всё надеялся поставить галочку напротив моей фамилии в своём списке. Страничка открыта, карандаш занесён, глаза сияют азартом.

– Группой? – сделала я вид, что не понимаю.

– Зачем группой? – Он наклонился так низко, что дышал почти мне в лицо, так что я с уверенностью могла сказать, что перед собранием он выпил эля, причём, скорее всего, не одну кружку. – Вдвоём: ты и я.

– Увы, – сказала я, выразительно отпихивая его рукой, – между нами уже стоит она.

– Кто она? – чуть удивлённо спросил Майлз, приосаниваясь и бросая взгляд на Уэбстер.

– Твоя любовь к выпивке, – припечатала я.

Сидящая рядом Мелинда подавилась смешком.