Помоги проекту - поделись книгой:
Старфайндер, не обращая ни малейшего внимания на слова ни той, ни другого, пристально вглядывался сквозь прозрачную стену плота в стену камеры. Но эта стена была для него такой же невидимой, как и стена плота, и он видел только дверь... влекущую и пугающую дверь, которую каким—то образом должен был открыть — сейчас, пока кит умирал. Его руки бешено дергали ручку, с пальцев начало слезать мясо. Он крушил плечом дверные панели. Еще, еще, еще.
Он должен войти. Должен.
Его внимание незаметно распространилось и на девушку рядом с ним.
Возможно, она могла бы помочь.
Он обернулся и посмотрел ей в лицо, залитое психоделической фосфоресценцией. Увидев его глаза, она пронзительно завизжала.
Пожалуй, да... она была искомым ответом. Почему это не пришло ему в голову раньше? Она и была той самой комнатой. Комнатой за закрытой дверью.
И она же была дверью.
На самом деле все было чрезвычайно просто. Он не мог понять, почему потребовалось столько времени, чтобы осознать истину.
Он сделал шаг в ее сторону. Она вскочила и начала отступать.
— Держись от нее подальше, Старфайндер! — закричал Кессельман. — Если тронешь ее, убью!
Старфайндер не слышал. Слышал только визг девушки. Она продолжала пятиться от него, пока не дошла до стены по правому борту. И скользнула вдоль нее — лишь для того, чтобы оказаться в ловушке, загнать себя в угол. Теперь он слышал и крики кита, не только ее крики. Когда она начала защищаться, он хлестнул ее наотмашь по лицу тыльной стороной ладони, и она упала. Старфайндер — на нее. Он сорвал с нее короткое платье—рубашку и нижнее белье. Ее отчаянные крики слились с криками кита. Наконец—то он нашел ручку и повернул ее. Дверь открылась, и он вошел. В комнате царила непроницаемая темнота, с вкраплением многоцветных огней. Они кружились в диком водовороте, мешая видеть. Но недолго. В конце концов он увидел единственного обитателя этой комнаты.
— Мои поздравления, — сказала Смерть. — Вот мы и встретились снова.
В этот миг кит был извергнут на поверхность Океана пространства—времени, а вместе с ним и 21—й.
Кессельман выстрелил в Старфайндера через несколько секунд после того, как плот повторно состыковался с 21—м. Он использовал «Венц и Арбингер» 436 калибра. Старфайндер с радостью принял рану, но Кессельман оказался скверным стрелком, и рана оказалась незначительной.
Корабельный врач навестил Старфайндера в лазарете вскоре после того, как «Гринлайт» взял курс на Орбитальные верфи Фарстар****. Если не считать Старфайндера, лазарет был пуст.
Врач закончил перевязку.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— ...Хорошо.
Врач в свое время прочел «Войну и мир» и всякий раз, заглядывая в глаза Старфайндеру, вспоминал князя Андрея, вырвавшегося из объятий смерти, но так и не оторвавшегося от нее совсем. «Боже мой! — подумал он. — Что мы делаем с этим человеком?» Вслух он произнес:
— Я могу принести голокуб, если хочешь. Программы только корабельные, но не худшая подкормка для мозгов в Галактике.
— Я бы лучше обойдусь без него.
«Мы, что он болен, — текли дальше мысли врача, — и нам известно, что его болезнь лишь отчасти результат того, что он занимался уничтожением ганглиев. И все—таки мы игнорируем основную причину и между припадками упорно «взрываем» его мозг с тем, чтобы он и дальше мог помогать компании наполнять ее денежные сундуки, и сам я знаю все это, но своим молчанием лишь потворствую этому».
— С девушкой все в порядке? — спросил Старфайндер.
— Переживет. Как раз сейчас, она переживает это в корабельном баре. Капитан уже сполна расплатился с ней... разумеется, от имени компании.
Старфайндер нахмурился.
— Были и другие. Я знаю, что были. Но, похоже, никак не могу вспомнить.
— Их было три. Участь, на которую ты их обрек, нельзя классифицировать как «хуже смерти», поэтому я бы не беспокоился о них. Спрашивай — и получишь ответ... тем или иным образом.
— А Кессельман?
— Вернулся к своим обязанностям... получив строгое предупреждение держаться от тебя подальше. Я бы не советовал тебе выдвигать против него обвинения.
— Я и не собираюсь.
— Все равно это ни к чему бы не привело. Инцидент не отмечен в бортовом журнале.
Старфайндер умолк. Он чувствовал тяжесть в руках и ногах и во всем теле. Огромная слабость и ужасающее отчаяние навалились на него подобно тяжеленной туше кита. Он сразу забыл, что корабельный врач все еще в лазарете. Затем, вспомнив, что тот здесь, спросил:
— Есть еще такие, как я?
Врач покачал головой.
— Нет. Ты единственный в своем роде... как в плане опыта и знаний, так и в плане психоза. Почему ты не уйдешь, Старфайндер?
— Не могу.
— Ради бога, уйди, вернись туда, откуда пришел, постарайся стать нормальным человеком!
— Нет.
Корабельный врач вздохнул. Как бы то ни было, он попытался.
— Тогда все идет к тому, что тебе необходима новая серия мозговых «взрывов».
— Стало быть, так.
Врач еще раз заглянул в глаза Старфайндеру. И быстро отвернулся.
— Я спущусь сюда завтра, еще раз осмотреть тебя, — сказал он и ушел.
Оставшись один, Старфайндер долгое время лежал без движения. Теперь проблема была не в том, как открыть дверь, а как закрыть ее.
Наконец он встал и с трудом побрел к бортовому телескопу. Ему хотелось увидеть кита. Своего кита. Он хотел порадоваться чужому несчастью, глядя на него.
Ему не пришлось подстраивать телескоп. «Гринлайт» все еще находился в начальной стадии разгона, и буксируемый на тросе «улов» тянулся позади корабля широким полукругом; последние в этой связке двигались параллельно кораблю и в противоположную от него сторону. Кит Старфайндера был прямо напротив телескопа, возможно, в трех милях.
Он наблюдал, как тот проходит мимо. Звездный свет дождем падал на него от «Камелота», от громадного «древа космоса»... и трещины на его боках теперь казались всего— навсего слабыми вертикальными линиями, а выбоины от метеоритов — рябью света и тени. Пока он наблюдал за прохождением кита, он увидел на нем лицо, почти так же, как его далекие предки видели лицо на Луне. Но здесь было совершенно иное. Это лицо не было универсальным, обычным «лунным ликом»... И вдруг он услышал, как дверь с шумом захлопнулась. И мгновенно почувствовал, что свинцовый груз в его желудке «растаял», с плеч свалилось тяжкое бремя, а конечности освободились от изнурительной тяжести, и понял, что с этой минуты больше не будет убивать китов. Потому что лицо на теле кита было его, Старфайндера, лицом.
И вот, открылась новая дверь. Дверь в холмы и зеленые луга, наполненные свежим дыханием весны, в небеса, очищенные от въевшейся зимней копоти и грязи, в далекие, сияющие светом, города. Дверь к жизни, любви и смеху. Он переступил через порог... в одиночестве, как подумалось ему. Но он ошибался. Безбилетный пассажир с Дёрта шел рядом с ним.
Глава 1. Кладбище космических китов
Орбитальные верфи Фарстар**** для обитателей планеты были и источником красоты, и источником процветания. Красоты — благодаря свойству находящихся на орбите космических китов, преобразуемых в космические корабли, отражать свет, а процветания — благодаря наличию рабочих мест, создаваемых этой самой конверсией и постоянной потребностью в производстве необходимых для нее материалов, деталей и прочего.
Хотя число этих огромных, напоминающих с виду астероиды созданий разнится, в каждый данный момент, их редко бывает на орбите меньше двенадцати, ведь, как правило, стоит только одному из них стать настоящим кораблем и уйти с орбиты, на его месте тут же появляется другой. Ночное небо планеты Фарстар**** гораздо богаче благодаря их присутствию. Подобно ярким Венерам, они поднимаются через неравные промежутки на востоке, быстро взбираются в зенит и скользят вниз по темному небосклону, чтобы «зайти» на западе. Заинтересованный наблюдатель может ночь напролет следить за прохождением этих прекрасных лунозвезд и размышлять, если у него есть такая склонность, о том, как далеко в прошлое они путешествовали. Настоящее, скажет вам любой космический китобой, — не более чем поверхность Океана Пространства—Времени. Живой космический кит может нырять под эту поверхность всякий раз, как у него возникнет такое желание, и оставаться в потерянном времени, — да что там, может стремительно нырять на самое дно Океана.
Иногда корабельные верфи называют кладбищем космических китов, но в коннотативном смысле это неверный термин. Космические киты прибывают сюда не по собственной воле или не потому, что захотели умереть. Их доставляют сюда китобои, которые преследовали их в море, и Ионы, уничтожившие их ганглии. Они умирают не на Верфях. Они уже мертвы по прибытии.
По крайней мере предположительно.
Занавес поднимается. Мы видим человека, который сам когда-то был Ионой.
Имя: Джон Старфайндер.
Возраст: 33 года.
Место рождения: Дёрт.
Расовая принадлежность: натурализованный голианин.
Профессия: специалист по движущей ткани.
Сценой служит чрево одного из обращающихся по орбите космических китов. Этот кит не из числа убитых самим Старфайндером — он уже давно прекратил убивать их. Нет, в «преступном» убийстве этого кита повинен другой Иона.
Картина вполне симпатичная, поскольку реконструкция, точнее, конверсия, близится к завершению. Кит представляет собой почти законченный корабль. Ячеистое нутро теперь занято каютами, трюмами, коридорами, переходными трапами и люками. Сверх того, его растрескавшуюся, в метеоритных оспинах «шкуру» с помощью машин содрали, обнажив трансстальную ткань. Вулканические щели на боках заделали, а всю внешнюю поверхность выровняли и отполировали до гладкости женского бедра. Гиперацетиленовые горелки реконструкторов придали напоминавшему астероид телу подобие симметрии, и целые ряды прорезей под телескопы украсили его некогда голые бока. По правому борту причальный отсек уже щеголял наличием многоцелевого, обеспечивающего самую разную жизнедеятельность плота — класса не ниже чем «Старейнджер—IV». Система искусственной гравитации, обогащаемая с помощью гидропоники атмосфера и температура 70 градусов по Фаренгейту, пришли на смену исходным почти полной невесомости, вакууму и абсолютному нулю.
В сознании Старфайндера возникло странное изображение, и это заставило его задержаться в наполненном фосфоресцирующим свечением коридоре, по которому он шел. Коридор тянулся во всю длину четвертой, самой нижней, палубы и обеспечивал доступ к носовому трюму, к отсеку с генератором искусственной гравитации, к механическим мастерским, к станции регенерации, к отсеку управления внутренней атмосферой, к гидропонному саду и к самым разным складам и хранилищам. Кроме того, коридор позволял пройти к отсеку движущей ткани, где Старфайндер работал дни напролет, занимаясь подготовкой «плавников» кита для окончательного соединения с гигантским двигателем Эйнштейна—Розена, который, согласно графику, предстояло ввести в строй через неделю, считая с сегодняшнего дня.
Изображение, появившееся в его голове, можно передать следующим образом:
Старфайндер оказался в затруднительном положении. Когда возникло это изображение, он как раз думал об ангеле Глории Уиш, и не усматривал никакой связи между
( ( * ) ) и его собственными мыслями.
Вскоре ( ( * ) ) постепенно затухает в его сознании, и он идет по коридору дальше, в среднюю часть корабля, к сходному трапу. Двенадцатичасовой рабочий день окончен, и подобно библейскому Ионе он жаждет быть извергнутым из чрева кита. Жаждет встретиться с ангелом Глорией Уиш, спуститься по звездному лучу и отправиться с ней в портовый город Сверц, который он начал называть родным.
Вероятно, именно поэтому изображение и появилось у него в голове: его утомило чрезмерное обилие работы и чрезмерное обилие Глории Уиш. Возможно, именно поэтому изображение появилось снова, на этот раз в виде точной копии:
И снова Старфайндер останавливается. Он стоит на одной линии с дверью механической мастерской; подножие сходного трапа прямо впереди, справа от него. Теперь он не просто озадачен, он напуган. когда-то давно, у него были причины сомневаться в собственном здравом рассудке; теперь он снова сомневается.
Копия ( ( * ) ) быстро тает, но, еще не успев исчезнуть, замещается другим изображением. Оно имеет небольшие отличия:
Более того, с ним появляются слова; но источник слов — сознание Старфайндера:
Подсознание дает ему новый ключ:
Розы — синие
Теперь он пристально вглядывается в дверь механической мастерской. Механическая мастерская заняла место прежней камеры, где помещался ганглий кита. Здесь, в своем ганглии, кит хранил свою память, здесь рождались и рассматривались его мысли, здесь кит принимал решения, здесь кит предавался грезам. И ганглий, как все подобные ганглии, имел форму гигантской розы...
Теперь понятно. Розы действительно синие.
Вырвавшись из оцепенения, Старфайндер проходит оставшееся расстояние до сходного трапа и начинает подниматься. К тому времени как он добрался до причального отсека, тайные знаки мало—помалу полностью исчезли из его сознания. Ничто не заняло их место; и все равно он все еще не опомнился от потрясения, когда присоединился к другим реконструкторам, которые все как один были одеты в серые комбинезоны, такие же, как его собственный. Один из них — начальник смены. Он стоит ближе всех к шлюзам, дожидаясь вместе с остальными прибытия ангела Глории Уиш. Старфайндеру он не нравился. Начальник смены агрессивен, высокомерен, черств и к тому же льстив. Чурбан. Неспроста он стал начальником смены.
Прибытие ангела Глории Уиш встречают радостным весельем, хотя она появляется здесь каждый вечер, в один и тот же час, чтобы выставить охрану и забрать реконструкторов домой. В действительности она, разумеется, никакой не ангел, но реконструкторы считают иначе. Старфайндер спал с нею — как и большинство рабочих, которых она подвозила к их китам и отвозила обратно. Но со Старфайндером все было по—другому, потому что именно его она выбрала сама, чтобы заняться делом на «Л». Ее серебристый комбинезон в обтяжку подчеркивает полноту груди, соски торчат из небольших отверстий, проделанных специально. У нее широкие, но гибкие бедра и длинные стройные ноги. У ее нестареющего лица классический абрис; гладкая чистая кожа сияет красотой, красота переливается радугой в ее зеленых глазах. Волосы уложены вокруг головы в виде яркого как солнце кольца.
Она не только хозяйка службы челночных перевозок, но и главный акционер ОКК. Кроме того, она одна из «Семи сестер» — правящей верхушки Гола. Подобно всем взрослым женщинам Гола, она практически бессмертна благодаря криогенной капсуле, имплантированной в ее левое предсердие, когда она достигла совершеннолетия. Такого рода капсулы настроены на сердечный ритм, и когда, в каждом отдельном случае, сердечные сокращения останавливались, капсула «пропитывала» все тело ро—кси— частицами, вызывая почти мгновенную криогенизацию. Одновременно капсула направляла сигнал в одну из стратегически размещенных лабораторий декриогенизации, и тело мигом обнаруживали и транспортировали в одну из ближайших. Все лаборатории такого рода располагались под землей и по вполне понятным причинам в конце концов получили название «крипты», то есть склепы. В каждой из них постоянно дежурил криогенный техник. Поступающие туда тела хранились в криогенных холодильных установках до тех пор, пока не появится возможность восстановить их и декриогенизировать, время ожидания определялось общественным положением декриогенизируемого. Поскольку техника хирургии и лечебные процессы на Голе граничили с чудом, с человеческим телом редко могло случиться что—то непоправимое, такое, что нельзя было бы исправить или вылечить; таким образом, практически ничто не ограничивало число смертей, которые могла перенести жительница Гола, всякий рач снова возвращаясь к жизни. И только если в момент смерти повреждалась сама криогенная капсула, декриогенизация становилась невозможной. Подобное затруднение в конце концов, вероятно, и стало причиной возникновения среди местных мужчин известной поговорки: «единственный способ избавиться от ненужной женщины — вогнать кол ей в сердце».
Поделиться книгой: