Ледовая армия

— Глупцы... Цитадель могла открыть вам... Путь.

— Она открыла его пушкам. Откуда здесь орудия? Они не могли нагнать корабль. Они ведь были здесь всегда, верно? — Фарри захлопнул компас, убрал его обратно. Фанатик жадно потянулся за артефактом взглядом, но обмяк. — Они ждали, когда «можно открыть нам путь»? Знали маршрут города?

— Мы знали... Что он здесь. Знали. Мы ждали. Лед прячет... Если уметь прятаться. Кто-то нас находил... Весной. Зимой. Тоже дикари. Пустыня забрала их.

Он закашлялся, попытался выпрямиться, но застонал от боли. Окровавленный рот тронула злая улыбка.

— Этого бы... не было. Если бы вы отдали его. Мы бы подарили вам... Свет знания.

— Если бы вы спросили у нас! — не выдержал я. — Если бы вы просто спросили у нас! Почему вы не могли просто поговорить с нами?! Когда вы узнали о нем, когда?

Пленный перевел на меня безумный взгляд. Губы его дрожали.

— В Приюте? — ахнул я. — В Приюте? Вы ведь знали все уже в Приюте?!

— Вокатус девяносто седьмого сектора обнаружил сигнал в Приюте. И отправил запрос в магистрат. Рупор безмолвствовал. Мы ничего не знали о его находке, а он не решился действовать. Потом сигнал исчез, но мы запомнили вас. Запомнили тебя.

Он указал на меня дрожащим изуродованным пальцем.

— Рупор Технобога описал тебя, и мы ждали. Во всех портах. Во всех городах ждали. Но вы предали нас в Барроухельме, и магистрат определил парадигму.

Барри Рубенс шумно выдохнул, раздраженно давая понять, что ничего не понимает в нашем разговоре и крайне недоволен моим вмешательством. Жерар поигрывал ножом, очищенным от крови брата цитадели, и хотел пустить оружие в ход.

— Откуда ты все это знаешь? Ты был там? — подал голос Фарри.

— Рупор объединяет нас. Знания должны быть сохранны. Технобог следит за тем, чтобы они не пропадали. В каждом из нас частичка Его.

Он опять залопотал какую-то тарабарщину.

— Может, можно что-то исправить? — спросил я у товарищей. — Может, еще не поздно?

По спине пробежались мурашки, будто каждый из тысяч убитых где-то далеко, на Береге, обратил свой мертвый взор на меня.

— Нет, Эд. Теперь между нами кровь. Много крови. Теперь никак нельзя... — сказал Фарри. — Ты видел, как они поступили с городом. Никто не собирался с нами говорить. Они хотели забрать компас из руин.

— Настало новое время. Очищающий механизм запущен. Технобог не позволит роду людей и дальше угасать. Эпоха просвещения пришла, — фанатик смотрел ему в глаза. — Одна власть. Одна цель. Технобог исправит то, что сломало колдовство Светлого Дьявола и Темного Зверя. Технобог починит души заблудших.

— А если погибнет еще больше? — крикнул я.

— Ты не слышал его, Эд? Открой уши, если нет. Они явно что-то придумали... — одернул меня Фарри.

Пленник первым отвел взгляд от юного противника.

— Что же за время нас ждет? — спросил его мой друг.

Бескровные губы опять растянулись в улыбке:

— Время знаний.

— Почему вы решили, что компас еще в городе? Прошло полтора года, мы легко могли пересечь Пустыню вместе с ним. Однако вы тут. И компас тут.

— Повезло.

Мне даже не пришлось подавать голос. Жерар хмыкнул и полоснул ножом по залитому кровью плечу пленника. Тот всхлипнул, а квартирмейстер плеснул что-то из фляги на кожу фанатика. Кожа задымилась, а пленник истошно закричал от боли. Тот визг не мог издавать разумный человек. Вопль попавшего в западню зверя — вот что это было. От раны поднимался вонючий дымок, и когда он рассеялся, брат Цитадели вдруг зарыдал. Он скорчился на полу и заплакал.

— Это еще что за сопли? — искренне удивился Жерар.

Я прикрыл глаза, не желая видеть происходящее. Передо мною все-таки был живой человек, который страдал. Который был чудовищно несчастен. И как-то сразу забылось мне, что только что он скалился в лицо мне и моему другу, а за его улыбкой таилась смерть и зловещая «эпоха просвещения».

— Вы были уверены, что компас здесь. Почему? — спросил Фарри.

— Я не знаю! Это Рупор! Он сказал! Кто-то из совета города знал. Он передавал. Не из Братства. Боже, как больно! Ох... как же больно... Чтоб ты сдох, дикарь! Ссс...

Жерар присел рядом с ним, и брат Цитадели дернулся в ужасе.

— Не надо. Не надо! Я больше ничего не знаю. Рупор говорил. Рупор знал. Что ты залил мне, грязный неуч? Что это так жжется?!

— Это не самая большая твоя проблема. Джентльмены? — Жерар посмотрел в нашу сторону. — У вас есть еще вопросы?

— Вы знаете, что это такое, верно? — Фарри сунул компас под нос пленнику. — Знаете, как он работает, что делает. Всегда знали. Когда следили за нами — знали. Когда натравили на нас своих ликвидаторов — знали! Даже когда осадили Берег — знали, что на самом деле происходит. Почему вы молчали? Почему вы никому не сказали?!

— Решения принимает Магистрат. И Рупор озвучивает их, — он смотрел на Фарри с ненавистью. — Тебе сложно это понять. Ты житель бродячих тюрем. Раб пустыни. Я когда-то был таким. Прежде чем Братство приняло меня — ремонтировал древние ходовые механизмы Айронкастла. Но теперь я в свете Технобога. Теперь я вижу все правильно, истинно. Магистрат великодушен. Он гуманен и заботится даже о дикарях.

Фарри жестом остановил напрягшегося Жерара.

— Я больше не один. Мы двигаем этот мир, а не поддерживаем старый порядок. Мы не оттягиваем его крах, а создаем новое! Но вы никогда нас не поймете. Вы будете цепляться за старое, и вы сдохнете за него. Вас нельзя пускать за Круг. Вы принесете туда лишь свою закостенелость. Свою вечную вражду. Я рад, что Братство перестало нянчиться с низшими умами. Рад, что оно не пошло на поводу этих чертовых либератов, а избрало путь изменения, а не принятия. Вы заслужили это!

— Это не мы убили столько людей просто так, из-за компаса! — воскликнул я.

— Вы убили куда больше. Просто за то, что кто-то богаче, а кто-то беднее, что кто-то в законе, а кто-то выбрал не ту Гильдию, не тот город, родился на Берегу или же в какой-нибудь холодной дыре близ Провалов. Вы убиваете друг друга просто так, за мелочь. Без цели! Без идеи! Без...

— Значит, он ведет за Круг? — перебил его Фарри. — Все-таки за Круг?

— Да, но вы никогда не доберетесь туда. Никогда. Лучшие Жнецы, лучшие капитаны — они все будут искать вас! Рупор укажет нам путь, если кто-то заплутает в буранах.

— Тебе этого никогда не узнать, дурак. Ты тут сдохнешь, понимаешь? Сдохнешь один, без всякого толку! — сорвался Фарри. — Вы все испортили, оледеневшие куски обоссаного снега. Все испортили!

— Братство важнее моей жизни, — резко успокоился пленник.

— Добрый ан Лавани... — подал голос Барри Рубенс.

— Тихо, — отмахнулся парень. В нем, в подростке, вдруг объявилась сила способная остановить даже умудренного боями мужчину. — Тихо!

Он подошел к пленному.

— Я столько сделал. Столько вынес. И тут появляетесь вы! Появляетесь со своими пушками, со своим Магистратом и парадигмой. Ломаете мои планы, драные вы шаркуноеды! Я думал, вы герои. Я думал...

— Фарри.

— Я сказал тихо, — полоснул по мне взглядом Фарриан и продолжил, обращаясь к окровавленному брату Цитадели. — Я отомщу, поверь мне. Отомщу за это.

Он расправил плечи, прикрыл на миг глаза:

— Это не должно повлиять на наши планы. Где Снэйл? Ты его видел?

Барри Рубенс дернулся, будто очнувшись.

— Что?

— Где ан Найт, капитан?

— Не видел...

— Тогда будем решать сейчас. Все, что произошло — это ужасно, — Фарри ни на кого не смотрел, играя желваками, он будто обращался ко тьме технического отсека. — Но мы должны продолжать.

— Джентльмены, если мне будет позволено заметить, то у нас на хвосте ожидается вся Цитадель, — подал голос Жерар.

— Твое мнение, капитан? — Фарри посмотрел в упор на Монокля.

— У меня полный борт людей, которые не нашли себя в этом мире, раз отправились на поиски загадки Южного Круга. Разумеется, мне тоже кажется, что вот это не должно отвернуть нас от экспедиции.

— Двое за. Третьего не ждем.

— Джентльмены... Что делать с нашим говорливым другом? — Жерар поднял фанатика за волосы, с сожалением взглянул ему в лицо. Брат Цитадели хрипло застонал. — И со всей Цитаделью, джентльмены.

— Прикончи его, — сказал Фарри.

Мне удалось выйти из каморки прежде, чем квартирмейстер убил пленника. Странно, наверное. Присутствовать при пытках, не моргать глазом, пока с живым человеком делают такие вещи, от которых сворачивается в узел сердце, и уйти, когда его мучения должны оборвать. Ах, я не могу на это смотреть, да? Можно резать и калечить, но убивать — табу? Нелепица, страшная глупость.

Следом за мною вышел Фарри. Он держался с уверенным видом, хотя мне стало холодно от комка в его груди.

— Как-то так... Я большой мальчик, да?

— Почему он тебя слушает? Почему просто не заберет компас, а?

— Кто? — не понял Фарри. — А! Капитан! Не знаю. Мне кажется он слишком... Правильный для этого?

Дверь отворилась, в коридор вышел Монокль. Он натягивал черные кожаные перчатки. Медленно, очень внимательно.

— Надо найти ан Найта, — сказал ему Фарри.

— Сделаем, — он чуть кивнул нам и ушел прочь по темному коридору, освещенному мерцающими шаманскими фонарями.

Глава седьмая «Свидетель и убийца»

Снэйла ан Найта нашел кто-то из моряков. Шериф встретил смерть в подсобке на второй палубе, кто-то заколол его, насадив на собственный клинок, и бросил там как кусок загнивающего мяса. Имя главы Тайного Двора в Барроухельме было связано с оплотом справедливости. Он был одинаково суров как с простыми кровопийцами, так и с людьми благородными, оказавшимися за гранью дозволенного. Тем страшнее оказалась его прозаическая гибель. Ночью за стенами ледохода шла настоящая битва, где сражались и отходили к Темному Богу смелые люди. А шериф перед смертью видел лишь трубы отопления в чехле из рванья.

Пол в коридоре не очень хорошо вытерли курткой мертвого ан Найта и бросили ее на труп.

Монокль стоял у входа в подсобку и раздраженно играл желваками. Входы в коридор с обеих сторон перекрыли вооруженные солдаты, не пускавшиелюбопытных. У дальнего входа фонарь не горел, и потому я видел лишь две белые куртки, крестом перетянутые ремнями. В проходе воняло кровью. Если бы не Фарри, я бы никогда сюда не пошел.

— Он теперь всегда будет с тобой таскаться? — кивнул на меня Монокль.

— Да, — ответил Фарри.

Капитан хотел сказать что-то еще, но промолчал. Я был благодарен и за это.

— Что-нибудь узнали? — продолжил Фарри и потер покрасневшие глаза. Всю ночь он крутился в койке и тяжело вздыхал, сражаясь с плохими мыслями. Мне тоже не спалось. Пару раз я провалился в полубред, где бежал по льду от закованных в черную броню солдат Цитадели. Они преследовали меня и там, во сне. Жужжали на шлемах антеннки в виде зубастых пил, скрежетали металлические суставы. Сквозь фильтры с паром вырывалось дыхание остервеневших хищников.

— Ничего, кроме того, что его зарезали собственным клинком. Тут все ясно, как снег. У нас на борту убийца.

— Команда у тебя действительно пестрая.

Монокль поморщился, но согласился.

— Да, может и есть среди моряков кто-то, кому ищейки Барроухельма потоптались по мозолям. Я и сам не очень люблю Тайный Двор. У них ко мне было много вопросов в связи с этим.

Он взмахнул руками, указывая на корабль.

— У меня есть дознаватель, — сказал Фарри. — Может, ему стоит на это взглянуть?

— У тебя? — поджал губы Монокль.

— Ну, у нас, — уточнил мой друг. — А еще эмпат. Я думаю, если Эд послушает каждого члена команды, то мы найдем убийцу. Правда, Эд?

Я пожал плечами. В коридоре было прохладно, из склада доносились звуки возни и покашливание. Там лежал человек, который много видел, много знал. Который принимал решения всю свою жизнь и эти решения меняли ход вещей. И теперь он мертв. Вот так, буднично. Над ним крутится кто-то из команды, простывший на морозе, а в коридоре два человека говорят о том, кто у кого есть. Был герой — не стало героя.

— Снэйл был хорошим человеком, — сказал Монокль и потер лоб, глаза. — С характером, но хороший. Он много знал. Без него будет сложнее.

— Да...

Снэйл ан Найт когда-то спас мою никчемную жизнь. Это было целую вечность назад, когда я, восторженный молодой мальчишка, попал из деревни в огромный город. Сколько прошло? Всего полтора года?

Я прислонился к дрожащей стене. Корабль полз куда-то по ледяной пустыне, вгрызаясь железными клыками в ее плоть. Полз уже совсем не в том мире, который я знал. И старый мир, наполненный предательством, казался уже не самым тоскливым вариантом.

«Новая парадигма». Слова фанатика будто извозили меня в гнилье. Будто из-за меня она и изменилась. Будто бы и не будто бы…

Все менялось. Сильные люди уходили, стяги их падали, а те, кто подхватывал знамена — знали меньше. Умели меньше.

Хотели меньше.

Впрочем, Фарри-то прежде горел желанием менять этот мир.