Красотки

Джим Батчер

КРАСОТКИ

Я скучаю по своему боссу.

Прошел почти год с тех пор, как я помогла ему умереть, и все это время я оставалась единственным профессиональным чародеем в городе Чикаго.

Ну ладно. По правде говоря, официально я не чародей. Я все еще ученица. И никто мне не платит, если не считать бумажники и другие ценности, которые я иногда забираю у мертвецов, так что я скорее любитель, чем профессионал. И у меня нет лицензии частного детектива, какая была у моего босса, или рекламы в телефонной книге.

Но я все еще здесь. Я не так сильна, как он, и не настолько хороша, как он. Остается лишь надеяться, что моих способностей хватит, чтобы справляться с возникающими проблемами.

Так или иначе, но сейчас я смываю кровь в душе Уолдо Баттерса.

В последнее время я в основном живу под открытым небом, что не так ужасно летом и в начале осени, как в период арктического холода прошедшей суперзимы. С тем же успехом можно спать на тропическом пляже. И все же мне не хватает регулярного доступа к водопроводу, и Уолдо пускает меня помыться всякий раз, когда возникает необходимость. Я сделала воду максимально горячей и почувствовала, что я в раю. Это был обжигающий рай, но все же рай.

За несколько секунд пол в душе стал красным, но довольно быстро порозовел, когда я смыла большую часть крови. К счастью, не моей крови. Банда приспешников «Фомора» уносила пятнадцатилетнего мальчика в сторону озера Мичиган. Если бы они туда добрались, его бы ждала судьба более страшная, чем смерть. Я вмешалась, но ублюдок Слухач перерезал мальчику горло, чтобы не отдавать мне свою добычу. Я попыталась его спасти, когда Слухач с дружками бросились бежать. У меня не получилось. Я осталась с ним и почувствовала все, что происходило в его душе: смятение, боль и ужас, когда он умирал.

С Гарри ничего подобного не случилось бы. Он бы спас мальчишку. Разделался бы с приспешниками «Фомора», как с кеглями в боулинге, поднял бы его, точно герой сериала, и отнес в безопасное место.

Мне очень не хватает моего босса.

Я намылилась изо всех сил. Наверное, я плакала. Тогда, месяцы назад, я обошлась без слез, но иногда я даже не замечаю, как они начинают литься. Я стояла под горячим душем, с наслаждением позволив воде омыть мое тело, и наконец почувствовала себя чистой — ну хотя бы физически. Шрам на ноге от пули все еще оставался заметным, но его цвет изменился от пурпурно-красного к сердитому розовому. Баттерс сказал, что через пару лет он исчезнет. Я уже снова могла спокойно ходить, если избегала уж очень серьезных нагрузок. Но, проклятие, моим ногам и некоторым другим местечкам пришла пора возобновить знакомство с бритвой, даже с учетом того, что я блондинка.

Я намеревалась их игнорировать, но уход за собой помогает сохранять хорошее настроение. В здоровом теле здоровый дух — и все такое. Я не дура и понимаю, что в последнее время далеко не всегда была на уровне. А посему моя мораль нуждалась в любой поддержке. Я наклонилась и взяла розовую пластмассовую бритву Энди, решив, что расплачусь с подружкой-оборотнем Уолдо потом.

Я закончила бриться как раз в тот момент, когда из душа полилась холодная вода, и вытерлась. Мои вещи неопрятной грудой валялись возле двери — кое-что купленное на распродаже в Биркенстоксе, старый нейлоновый рюкзак и залитая кровью одежда. Значит, еще один комплект отправится в помойку. Мои сандалии оставили следы на месте, где умер мальчик, так что придется избавиться и от них и наведаться в какой-нибудь магазинчик подержанной одежды, если в ближайшем будущем ничего не изменится. При обычных обстоятельствах это меня бы порадовало, но сейчас заниматься покупками совсем не хотелось.

Я наклонилась, чтобы подобрать упавшие волоски и все остальное, когда в дверь кто-то постучал. Я продолжала разглядывать пол. При моей работе враги могут сделать с тобой кошмарные вещи, если им удастся завладеть частичками твоего тела. Не убирать за собой равносильно тому, чтобы с расстояния в двадцать кварталов предложить кому-нибудь вскипятить твою кровь. Нет, большое спасибо.

— Да? — ответила я.

— Послушай, Молли, — сказал Уолдо. — Тут… кое-кто хочет с тобой поговорить.

Мы с ним заранее условились о многих вещах. Если он использовал слово «чувство» в любой из своих фраз, это означало, что за дверью меня поджидает опасность. А если его не было, значит, и опасности нет — или он не в состоянии ее увидеть. Я надела браслеты и кольцо и спрятала оба магических жезла так, чтобы иметь возможность выхватить их без малейшей задержки. Только после этого я начала одеваться.

— Кто? — спросила я.

Уолдо очень старался говорить спокойно, когда находился рядом со мной. И я ценила его усилия. Он был очень милым.

— Она говорит, что ее зовут Жюстина. Утверждает, что вы знакомы.

Я знала Жюстину. Она была рабом вампиров Белой Коллегии. Или личным помощником одного и подружкой другого. Гарри всегда тепло о ней отзывался, хотя вел себя как самый настоящий бестолковый идиот, когда дело доходило до женщин с потенциалом стать принцессой, которой грозит опасность.

— Если бы он был здесь, — пробормотала я себе под нос, — он бы ей помог.

Я не стала вытирать запотевшее зеркало перед уходом из ванной комнаты, потому что больше не хотела в него смотреть.

Жюстина, всего на несколько лет старше меня, но с совершенно седыми волосами, была необыкновенно хороша собой, из тех девушек, которых парни считают слишком красивыми, чтобы к ним подойти. Она пришла ко мне в джинсах и рубашке на несколько размеров больше, чем требовалось, и я сразу поняла, что рубашка принадлежала Томасу. Ее жестикуляция и мимика оставались напряженными, но нейтральными. Жюстина прекрасно умела контролировать свои чувства, но я заметила тщательно скрываемый страх. Я ведь чародей, ну, или почти чародей и работаю с человеческим разумом. Людям редко удается что-то от меня скрыть.

Если Жюстина боялась, то только за Томаса. А раз пришла за помощью, значит, не сумела получить ее в Белой Коллегии. Мы могли бы вежливо поговорить, и она бы мне все рассказала. Однако в последнее время у меня не хватало терпения на всякие там реверансы, и я сразу перешла к делу.

— Привет, Жюстина. Как я могу помочь тебе с Томасом, если даже его собственная семья не в силах это сделать?

Глаза Жюстины вылезли из орбит. У Уолдо был вид ничуть не лучше.

Я уже привыкла к подобной реакции.

— Откуда ты узнала? — тихо спросила Жюстина.

Если занимаешься магией, люди думают: все, что ты делаешь, непременно с ней связано. Гарри это веселило. Для него магия являлась одним из инструментов, которыми пользуется разум для решения самых разных проблем. И он считал разум намного важнее волшебства.

— А это имеет значение?

Она нахмурилась, отвернулась от меня и покачала головой.

— Он исчез. Я знаю, что он отправился выполнять какое-то поручение Лары, но она говорит, что ничего не знает. Она лжет.

— Она вампир. И ты не ответила на мой первый вопрос. — Мой голос прозвучал жестче, чем я сама того хотела. Тогда я попыталась расслабиться, сложила на груди руки и оперлась о стену. — Почему я должна тебе помогать?

Я не собиралась отказывать Жюстине. Но я знала тайну Гарри и Томаса, которая была известна лишь немногим, и мне хотелось выяснить, известен ли их секрет Жюстине, или мне и дальше предстоит его скрывать.

Жюстина пристально посмотрела мне в глаза.

— Если ты не можешь обратиться за помощью к семье, то к кому ты пойдешь? — спросила она.

Я отвела глаза до того, как заглянуть к ней в душу, но ее слова и поза, все вместе помогли мне получить ответ.

Она знала.

Томас и Гарри были сводными братьями. Она бы пришла на помощь к Гарри, будь он жив. А я была единственным человеком, который хотя бы частично являлся наследником Гарри здесь, и она надеялась, что я захочу занять его место. Его огромное и страшное место.

— Ты идешь к друзьям, — тихо ответила я. — Мне потребуется что-нибудь от него. Волосы или обрезки ногтей…

Жюстина вытащила из нагрудного кармана рубашки закрытый пластиковый пакет и молча протянула мне. Я взяла его и увидела в нем несколько темных волосков.

— Ты уверена, что они Томаса?

Жюстина указала на свою седую гриву.

— Их не так просто перепутать.

Я перехватила взгляд наблюдавшего за мной с противоположной стороны комнаты Баттерса, носатого коротышки, жилистого и энергичного. Через его волосы словно пропустили электрический ток, а потом заморозили. Я увидела тревогу в глазах этого обычно спокойного и уверенного в себе человека. Он работал патологоанатомом, но был одним из самых разумных людей в городе, когда дело доходило до сверхъестественных явлений.

— Что такое? — спросила я у него.

Он обдумал свои слова, прежде чем дать ответ — и не столько из-за того, что боялся меня, скорее ему не хотелось оскорбить мои чувства. В последнее время многие стремились поступать наоборот.

— Стоит ли тебе в это влезать, Молли?

На самом деле он хотел спросить, в своем ли я уме. Смогу ли помочь или только все испорчу?

— Я не знаю, — честно ответила я и посмотрела на Жюстину. — Подожди здесь.

Я прихватила свои вещи, взяла пластиковый пакетик с волосами и вышла из комнаты.

Первое, чему меня научил Гарри Дрезден, — это отслеживать заклинания.

— Принцип очень простой, девочка, — сказал мне как-то Гарри. — Мы создаем энергетическую связь между двумя одинаковыми вещами. Так мы получаем индикатор, который показывает, куда направлена энергия.

— И что мы найдем? — спросила я.

Он как раз держал в руке довольно толстый серый волос и кивком показал на своего пса по кличке Мыш. Как по мне, гигантскому мохнатому храмовому псу размером с пони больше подошла бы кличка Лось.

— Мыш, спрячься куда-нибудь, а мы попробуем тебя найти, — сказал Гарри.

Большой пес зевнул и неспешно двинулся к двери. Гарри выпустил его, вернулся и сел рядом со мной. Мы находились в его гостиной. Пару ночей назад я набросилась на него. Голая. А он вылил мне на голову кувшин ледяной воды. Я до сих пор на него обижалась — но, наверное, Гарри поступил правильно. Он всегда все делал правильно, даже если это означало, что он проиграет. Я все еще ужасно хотела быть с ним, но, видимо, время еще не пришло.

Но я не против. Я умею быть терпеливой. И я все еще могла быть с ним — хоть и по-другому — почти каждый день.

— Хорошо, — сказала я, когда он уселся рядом. — Что мне теперь делать?

За годы, прошедшие с того дня, выученное тогда заклинание стало рутиной. Я использовала его, чтобы отыскивать пропавших людей, тайники, бесследно исчезнувшие носки, ну и совать нос, куда не следовало. Гарри сказал бы, что это и означает быть чародеем. Гарри был прав.

Я остановилась в переулке за домом Баттерса и маленьким кусочком розового мела начертила на бетоне круг. Замкнув его легким усилием воли, я вытащила из пластикового пакетика волос и подняла его вверх. Потом сфокусировала энергию на заклинании, собирая воедино в своем сознании различные стихии. Когда мы начинали, Гарри разрешал мне использовать четыре разных предмета, учил совмещать их с мыслями, чтобы они отражали различные части ритуала, но теперь я умела обходиться без них. Магия рождается в голове у чародея. Можно брать реквизит, чтобы упростить себе жизнь, и в действительно сложных случаях вещи помогают сделать совершенно невозможное всего лишь почти невозможным. Однако для решения простых задач мне уже не требовалась помощь такого рода.

Я мысленно собрала различные части заклинания, соединила их вместе, усилием воли придала им некоторую энергию, пробормотала одно слово и направила полученную субстанцию в волос, зажатый в моих пальцах. Затем я положила волос в рот, разбила круг, стерев меловую черту ногой, и встала.

Гарри всегда использовал какой-то предмет в качестве индикатора отслеживающего заклинания — свой амулет, компас или нечто вроде маятника. Я не хотела оскорблять его чувства, но и это не является обязательным. Магия пульсировала в волосе, слегка пощипывая мои губы. Я вытащила дешевый пластиковый компас и покрытый мелом шнур десяти футов длиной, затем направила его на север, куда указывала стрелка компаса.

Потом я взяла второй конец шнура и начала медленно его поворачивать, пока воздействие волоса на мои губы не стало максимальным. Губы едва ли не самая чувствительная часть тела, и я обнаружила, что они дают самую надежную обратную связь в таких случаях. Как только я узнала, в какой стороне находится Томас, я направила туда шнур, убедилась, что он натянут, и щелкнула по нему, в результате чего он принял удлиненную форму буквы V — совсем как кончик гигантской иголки. Я измерила расстояние в основании V, повернулась на девяносто градусов, отошла на пятьсот шагов и проделала все снова.

Обещайте мне, что не сдадите меня моему школьному учителю математики, но после этого я применила тригонометрию в реальной жизни.

Все предельно просто. У меня получились два угла, отложенных от луча, направленного на север. Расстояние между их вершинами я знала в шагах Молли. Шаги Молли не слишком научное понятие, но в данном случае вполне достаточное, чтобы вычислить расстояние до Томаса.

Используя эти простые инструменты, я не могла получить дверь, которую следовало взломать, но узнала, что он сравнительно близко — и находится на расстоянии, не превышающем четыре или пять миль, а не на северном полюсе, к примеру. Я много перемещаюсь по городу, потому что в движущуюся мишень труднее попасть, и обычно прохожу в три или четыре раза больше.

Мне требовалось подойти к нему значительно ближе, чтобы определить его положение более точно. Поэтому я повернула лицо в направлении наибольшего покалывания и зашагала в нужную сторону.

Томас находился в небольшом офисном здании, расположенном среди множества других, более крупных.

На таком участке земли вполне можно было построить что-нибудь огромное, но большую часть территории занимали ухоженные лужайки и сад с прудами, окруженные невысокой кованой оградой. При строительстве использовали камень и мрамор, а в карнизах чувствовалось больше класса, чем в башнях соседних сооружений. Здание поражало своим великолепием и вместе с тем казалось недооцененным; оно походило на маленький безупречный бриллиант в обрамлении громадных кусков из горного хрусталя.

Снаружи я не заметила никаких надписей, а также очевидного входа, за исключением ворот, которые охраняли компетентного вида мужчины в темных костюмах. Очень дорогих. Я подумала, что если охранники имеют возможность носить такое на работе, значит, владелец здания богатый человек, и за ним стоят серьезные деньги.

Я обошла здание со всех сторон, чтобы убедиться, что заклинание всякий раз указывает на него, — да, Томас находился там. И хотя я старалась держаться дальней стороны улицы, кто-то все-таки меня заметил. Я почувствовала, что охранники начали за мной следить, хотя их глаза скрывали темные очки. Может быть, мне следовало подойти, укрывшись под вуалью, но Гарри всегда возражал против применения магии без прямой необходимости, к тому же очень легко начать ею пользоваться для достижения примитивных целей — только позволь себе это.

В некоторых отношениях я даже лучше, чем Гарри, когда нужно ответить на вопрос «как». Но я поняла, что никогда не стану такой же умной, как он, когда встает вопрос «почему».

Я зашла в ближайший «Старбакс», купила чашку жидкой жизни и стала размышлять, как попасть внутрь здания. Мой язык уже вовсю нахваливал мне мой великолепный разум, когда я почувствовала быстрое приближение сверхъестественных сил.

Я постаралась сохранять спокойствие, потому что паника убивает. Вместо этого я быстро повернулась на одном каблуке и скользнула в узкий проход, ведущий в маленькую туалетную комнату. Войдя внутрь, я закрыла за собой дверь, вытащила из кармана на бедре магические жезлы и проверила уровень энергии в браслетах. Оба были готовы к использованию. Кольца также, иными словами, можно действовать.

Так что я привела в порядок мысли, совершила небольшое волевое усилие, прошептала слово и исчезла.

Вуали — совсем не простая магия, но у меня к ним талант. Стать совершенно и полностью невидимой задача чрезвычайно сложная: когда ты пропускаешь через себя свет, оказывается, что он холодный, как камень, и ты начинаешь замерзать, не говоря уже о том, что превращаешься в слепую курицу. А вот сделаться незаметной — иной коленкор. Благодаря хорошей вуали вместо тебя люди видят лишь мерцание и неясные тени там, где их быть не должно, но и это еще не все. Воздух вокруг приобретает необычные свойства — у случайного наблюдателя создается впечатление, что он занят очень скучной работой в три тридцать дня. Так что сочетание подобных ощущений с мерцанием позволяет оставаться невидимкой без особых усилий.

Когда я исчезла за вуалью, мне удалось вызвать новый образ — еще одно сочетание иллюзии и внушения. Он был совсем простым: я сама, какой отражалась в зеркале еще мгновение назад, ослепительно прекрасная и улыбчивая, поглощающая чашку райского напитка. И одновременно мое собственное присутствие: звук шагов и движение, запах шампуня Баттерса и аромат чашки кофе. Я привязала картинку к одному из колец у себя на пальце и оставила там, чтобы она черпала энергию, накопленную в лунном камне. Затем я повернулась и под прикрытием образа, наложенного на мое тело, вышла из кафе.

Как только я оказалась снаружи, дальше, как и со всяким хорошим маневром уклонения, было совсем просто. Мой образ повернул налево, а я сама — направо.

Для любого, кто наблюдал бы со стороны, из кафе вышла молодая женщина со стаканчиком кофе в руке и небрежной походкой зашагала по улице. Она явно получала удовольствие от происходящего. Мой образ немного энергичнее раскачивал бедрами, что тут же привлекло к нему внимание (значит, он еще лучше выполнял свою роль). Так он пройдет по улице милю, а потом попросту исчезнет.

Я же свернула в переулок и стала наблюдать.

Мой образ не успел пройти и ста ярдов, как из переулка вышел мужчина в черном свитере с высоким воротником и последовал за ним — слуга «Фомора». Этих подонков в последнее время развелось превеликое множество, как тараканов, они стали более отвратительными, и убивать их стало намного сложнее.

Вот только… все получилось слишком уж просто. Один слуга не мог заставить меня отреагировать на него так остро. Да, они были сильными, быстрыми и безжалостными, но не опаснее, чем многие другие темные существа. И они не обладали серьезной магической силой, в противном случае «Фомор» не стал бы иметь с ними дела.

Там было что-то еще, нечто хотело меня отвлечь, заставить наблюдать за мнимым слугой, следующим за мнимой Молли. И если этот кто-то знал меня настолько хорошо, чтобы устроить подобный трюк для отвлечения моего внимания, он мог обнаружить меня даже под вуалью. А такие люди наперечет.

Я засунула руку в нейлоновый рюкзак и вытащила нож, точнее, штык от М9, который мой брат привез из Афганистана. Обнажив тяжелый клинок, я закрыла глаза и быстро повернулась, держа его в одной руке и кофе в другой. Затем, быстро открыв крышку большим пальцем, я плеснула кофе по широкой дуге на высоте груди.

Услышав стон, я сориентировалась на звук, открыла глаза, шагнула к источнику и вонзила нож в воздух где-то на уровне немного выше собственного сердца.

Сталь клинка заискрилась и засверкала, пронзив вуаль, находившуюся всего в нескольких дюймах от меня. Я сделала быстрый шаг сквозь вуаль, направив острие клинка перед собой, и передо мной возникла женщина, немного выше меня, в истрепанной, перепачканной кофе одежде, с распущенными осенне-огненными волосами, которыми играл ветер. Она отпрянула назад и в сторону, и ее плечи оказались прижатыми к кирпичной стене дома.

Я не остановилась и направила клинок женщине в горло, но в последнюю секунду мое запястье перехватила бледная рука, быстрая, точно змея, но более сильная и холодная. Мое лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица, когда я поднесла вторую руку к рукояти ножа и слегка на нее надавила — достаточно сильно, но не так, чтобы потерять равновесие, если она сделает резкое движение. Она была стройной и красивой даже в лохмотьях, с большими, слегка раскосыми зелеными глазами и идеальным овалом лица, какой бывает у редких супермоделей — и у всех Сидхе.

— Привет, Тетушка, — спокойно сказала я. — Нехорошо подбираться ко мне сзади. В особенности в последнее время.

Она удерживала мой вес одной рукой, хотя ей было нелегко, и я уловила напряжение в мелодичном голосе.

— Дитя, — выдохнула она, — ты предвидела, что я подойду. И если бы я тебя не остановила, вонзила бы холодную сталь в мою плоть, что заставило бы меня невыразимо страдать. Ты бы пролила мою кровь на землю. — Ее глаза широко раскрылись. — Ты бы лишила меня жизни.

— Совершенно верно, — вежливо согласилась я.

На ее губах появилась широкая улыбка, и я снова поразилась тому, какие у нее идеально ровные зубы.

— Я хорошо тебя обучила.

Затем она с удивительным изяществом ускользнула от клинка и отступила от меня на большой шаг. Не сводя с нее глаз, я опустила нож, но убирать его не стала.

— У меня нет времени для уроков, Тетушка Леа.

— Я здесь не для того, чтобы тебя учить, дитя.

— Для игр у меня также нет времени.

— И играть с тобой я не собираюсь, — сказала Леанансидхе, — но я должна тебя предупредить: здесь небезопасно.