При разборе дела за Занковича вступился командир полка полковник Дараган. Материалы передали в дивизионное совещание. Там вскоре приняли решение: «Считая поступок полковника Занковича не соответствующим духу времени и нетактичным, удалить в резерв чинов».
Командовать 4-м эскадроном назначили штаб-ротмистра Газалиева. Новый начальник с драгунами ладил. Но когда на Дону начали собираться офицерские части, из которых формировалась Белая гвардия, по слухам, отправился туда. Отбыл в отпуск и, как повелось, в полк не вернулся.
Не доверяли драгуны и поручику Ясинскому. Судьбе было угодно, что именно на него обрушился весь солдатский гнев, все их обиды, копившиеся годами, и вся их жестокая несправедливость.
«Единогласно постановлено:
1) Настоящим постановлением устанавливаем и подтверждаем своё решение, принятое 18 декабря с/года о произведённом суде над бывшим поручиком Ясинским, как кардинальную меру пресечь его контрреволюционную деятельность эскадрон признаёт правильным лишение его жизни, что было приведено в исполнение вышеуказанного числа.
2) Командиром эскадрона выбран тов. Стафеев.
3) Большинством голосов выбран заместителем его тов. Каштанов.
4) Вещи погибшего поручика Ясинского продать и деньги, вырученные от продажи вместе с собственными его деньгами в сумме восемьсот рублей (800 р. 97 к.) препроводить вместе с настоящим постановлением в полковой комитет для направления их в Военно-Революционный комитет на помощь семьям погибших борцов за свободу во время Революции».
За седло поручика выручили 60 рублей. По-хозяйски распорядились и другими вещами расстрелянного. Правда, под шумок потеряли серебряный портсигар, что нашло отражение и в протоколе: «Вопрос об утере портсигара б. поручика Ясинского не возбуждался».
Другие документы проясняют предысторию трагедии.
Из них следует, что после октября 1917 года, когда власть в полку перешла к комитету и офицеры фактически оказались отстранёнными от власти, а порой и не у дел, они, пользуясь различными предлогами, начали покидать расположение полка. Враждебность драгун росла. Полком фактически командовал председатель полкового комитета каптенармус Иванькин. Атмосфера в эскадронах создалась соответствующая. Вдобавок ко всему в ноябре штаб фронта предпринял попытку откомандировать с передовой в тыл на подавление революции сотни 5-го Донского казачьего полка. Драгунский Каргопольский полк воспротивился этому, отказавшись сменить в окопах казаков. В те же дни «ввиду подозрительности» заменили казаков летучей почты надёжными товарищами из драгун.
В самом 4-м эскадроне тоже делали свою революцию. Командиром эскадрона избрали полного георгиевского кавалера унтер-офицера Стафеева. Офицеров от командования отстранили — «так как они, офицеры, интересы солдат не защищают». Денщиков и вестовых у них отняли, а самих распределили по взводам рядовыми. Вскоре, чего и следовало ожидать, один за другим они начали исчезать. Куда бежали разжалованные в рядовые поручики, корнеты и штаб-ротмистры, неизвестно. Известно лишь, что в те дни для офицеров существовал один путь — на юг России. Странно, но тот, кто яростнее всех пытался убедить драгун в ошибочности и пагубности большевистского выбора, кто, казалось, сильнее других офицеров ненавидел грядущую власть и при первом же случае беспощадно критиковал новые порядки в полку, задержался в расположении дольше других и, казалось, не желал покидать эскадрон.
Наконец иссякло и его терпение. В середине декабря Ясинского назначили в караул. С поста он ушёл самовольно. Но вскоре был задержан латышскими стрелками «и под конвоем возвращён в полк». Командир эскадрона Стафеев спросил, почему он бросил пост. На что Ясинский ответил с вызывающей дерзостью:
— Служить изменникам-большевикам не желаю.
В те дни от единой и неделимой отваливались, как снасти от терпящего бедствие корабля, Финляндия, Польша, Литва, Украина, Курляндия… Многие, в особенности офицеры, переживали распад империи болезненно.
Разговор драгун и бывшего поручика принял самые ожесточённые и грубые формы и закончился выстрелом кого-то из солдат. Суд состоялся уже после того, как дело было сделано. Видимо, поэтому в постановлении эскадронного комитета Ясинский фигурирует как погибший.
Рокоссовский, по всей вероятности, стал участником этой истории и был частью той массы, которая склонялась к крайним мерам и в итоге пустила в ход карабин, а затем признала правильным лишение жизни своего бывшего командира эскадрона с целью «пресечь его контрреволюционную деятельность».
Так начиналась Гражданская война. Она разделила народ бывшей Российской империи на красных и белых, на своих и чужих, на бывших и тех, кто с энтузиазмом и самоотверженностью кинулся строить новую жизнь, где, казалось, счастья хватит всем.
Перед драгунами, оставшимися без офицеров, без полкового штандарта и присяги, встала проблема личного выбора: с кем?
Тогда же, в декабре, полк покинули боевые товарищи и земляки Рокоссовского Вацлав Странкевич, двоюродный брат Франц Рокоссовский и другие поляки. Они отправлялись в польский корпус воевать за своё, кровное, польское дело. Именно об этом они заявили ему, уговаривая ехать с ними. Рокоссовский отказался. К тому времени он сделал свой выбор. В Советской республике, где власть перешла в руки народа, строили новую армию — Красную гвардию. В войска возвращались порядок, дисциплина. На руководящие должности выдвигались талантливые и энергичные командиры из самой народной гущи. Своё будущее он уже тогда решил связать с армией страны, за которую дрался все эти годы. Армия только-только рождалась, она ещё не имела имени. А пока повсеместно создавались красногвардейские отряды.
Тяжёлым было прощание Рокоссовского с земляками. Вспоминали Варшаву. Свои первые дни в драгунском полку. И первые бои. Погибших товарищей.
— А помнишь, Костя, рубку под Шяуляем? — сказал кто-то по-польски. И они надолго замолчали. Вспоминали.
Тот бой был кровавым.
Накануне соседний Рыльский пехотный полк немцы изрядно потрепали. Неожиданно контратаковали, выбили из окопов, часть бойцов рассеяли по лесу, а другую часть окружили. Подавленные неудачей, гибелью товарищей и ощущением надвигающейся беды — полным разгромом и возможным пленением — пехотинцы окопались, заняли круговую оборону и ждали своей участи. Наступила ночь. Она принесла временное затишье.
Командование приняло решение атаковать противника немедля, до рассвета. Деблокирующий удар должны были нанести каргопольцы. По жребию от каждой сотни отобрали по десятку драгун и одного офицера. Скрытно, чтобы не обнаружить своих намерений, вывели коней на исходные позиции. По команде вскочили в сёдла. В последний раз проверили оружие и — вперёд. Штаб-ротмистр Газалиев потуже затянул под подбородком ремешок офицерской фуражки и сказал: «Ну, ребята, двум смертям не бывать. С Богом!..»
Взвод на рысях миновал изрытое воронками и утыканное кольями с клубками оборванной колючей проволоки предполье. Скакали молча, стиснув зубы и полагаясь только на чутьё и надёжность своих верных боевых коней. Выносливый и послушный Ад нёс своего хозяина через воронки и окопы. Иногда драгун чувствовал, как конь под ним напрягается всем своим мощным телом, перемахивает через очередную рытвину и, ёкая селезёнкой, приземляется, ловит опору и мчится дальше. Где-то рядом в темноте слышатся глухие удары — лошади проваливаются в рытвины, ломают ноги и рёбра, всадники летят под копыта, словно выбитые из сёдел картечными залпами в упор. И вот уже первая линия немецких окопов и первые вспышки запоздалых выстрелов — справа, слева, под ногами взмывшего свечой Ада. Нащупал ребристую холодную рукоять шашки. Клинок, будто ожидая этого прикосновения, стремительно и плавно скользнул из ножен. Драгуны налетели как ураган, крушили шашками враждебную темноту, и вскоре она стала расступаться, реже огрызаться ружейными выстрелами, а потом и вовсе затихла. Правее, в березняке, белевшем в рассветной дымке, шевельнулись цепи — пошла на прорыв пехота Рыльского полка. А они, уцелевшие в схватке с немецким боевым охранением, поскакали дальше. Миновали лощину. Кони вынесли их на край поля, и в густом молоке наползающего из низины тумана они увидели орудия, стоявшие на позициях. Возле них копошилась прислуга, слышались команды. Первых залпов можно было ждать в любое мгновение. «Ребята, руби!» — крикнул штаб-ротмистр, первым бросив коня прямо на батарею. Рокоссовский пришпорил Ада и, забирая левый повод, направил в самую гущу тумана, выскочил к крайнему орудию и, низко свесившись с седла, коротким точным ударом полоснул качнувшуюся перед ним тень. Тут же осадил и развернул коня, потому что со стороны поля к ним летели чужие всадники. Это были немецкие уланы, бросившиеся выручать свою батарею. Драгуны вовремя заметили опасность, тоже развернули и пришпорили коней. Быстро сблизились. Началась рубка. На всю жизнь Рокоссовскому запомнилось, как над головой, туго рассекая воздух, наполненный напряжением и страхом, пронеслась уланская шашка. Он машинально припал к тёплой шее Ада и увидел, как Странкевич боковым ударом буквально вынес улана из седла.
В той ночной рубке погибли многие. Но приказ драгуны выполнили. Выручили Рыльский пехотный полк, захватили несколько орудий, вырубили во встречном бою взвод немецких улан.
Рокоссовский и Странкевич в ту ночь держались рядом. Может, потому смерть и миновала их, что сами они в минуты атаки были воплощением гибели и ужаса.
И вот настала пора расставаться. Больше они никогда не увидятся. Тогда они ещё не знали, что служить им суждено в армиях враждебных государств.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Какие это чудесные люди, и какое это счастье быть в их рядах!
Об одном он жалел: что пришлось расстаться с боевыми наградами. А последнюю — медаль «За храбрость» — и вовсе не успел получить: наградные листы подписали только в конце декабря, когда ни армии той, что его награждала, ни государства, ни царя, чей барельеф сиял на аверсе медали, уже не существовало.
Весной 1918 года 5-я кавалерийская дивизия выгрузилась из эшелонов на станции Дикая под Вологдой. Полки начали расформировывать. Заканчивалась двухсотлетняя слава драгунского Каргопольского полка. Отныне он стал именоваться Каргопольским красногвардейским отрядом. И действительно, при переформировании новое подразделение до полка явно не дотягивало. Офицеры ушли, дезертировали многие рядовые драгуны и даже часть унтер-офицеров. Отбыли на запад, вступив в национальные легионы и бригады, почти все поляки.
В послужном списке, составленном Рокоссовским собственноручно уже после возвращения из Польши, начало военной карьеры в Красной армии выглядит так:
«Декабрь 1917 — август 1918
Помощник начальника Красногвардейского Каргопольского кавалерийского отряда. Военный Совет Брянского района, 3-я армия, Восточный фронт.
Август 1918 — май 1919
Командир эскадрона 1-го Уральского им. Володарского кавалерийского полка, 3-я армия, Восточный фронт.
Май 1919 — январь 1920
Командир 2-го отдельного Уральского кавалерийского дивизиона ЗО-й стрелковой дивизии 3-й армии, Восточный фронт.
Январь 1920 — август 1920
Командир 30-го отдельного кавалерийского полка 30-й стрелковой дивизии 5-й армии, Восточный фронт.
Август 1920 — октябрь 1921
Командир 35-го отдельного кавалерийского полка 35-й стрелковой дивизии 5-й армии, Восточный фронт».
Для сравнения. Когда Рокоссовский принял полк, один из будущих полководцев Великой Отечественной войны, И. С. Конев, комиссарствовал на бронепоезде в Забайкалье, а другой, Г. К. Жуков, командовал кавалерийским взводом в Причерноморье. Так что Рокоссовский делал военную карьеру куда быстрее и успешнее.
Красногвардейским кавалерийским отрядом, сформированным из остатков 5-го драгунского Каргопольского полка, командовал Адольф Казимирович Юшкевич. Большевик с дореволюционным стажем, бывший унтер-офицер, георгиевский кавалер. По национальности литовец, уроженец города Вильно. Имел воинскую специальность подрывника. Помощником командира полка назначили Рокоссовского. Они и прежде служили в одном эскадроне. Случалось, и дрались бок о бок. В том числе в 1915 году в памятной схватке под Ригой, когда немцы предприняли очередное наступление и начали теснить наши войска по всему фронту.
А дело было так… Полк спешно перебрасывали на опасный участок в район Поневежа. Эскадроны прибыли на станцию и приступили к выгрузке. Выводили из вагонов коней, выгружали снаряжение и фураж. И в это время горнист сыграл боевую тревогу. Разведка обнаружила противника всего в нескольких верстах от станции. Немцы уже развернулись для атаки и начали теснить боевые охранения, грозя опрокинуть их и прорваться к месту разгрузки. Эскадроны быстро оседлали коней, построились и выдвинулись в исходный район. Атаковали с ходу, в сомкнутом строю. 6-й эскадрон схватился с эскадроном немецкой кавалерии на кромке поля. Немецкие уланы пытались обойти с фланга нашу обороняющуюся пехоту. Вот тут-то на них и наскочили драгуны-каргопольцы. Рубка длилась всего несколько минут. Разгорячённые яростной схваткой драгуны понеслись дальше и вскоре выскочили прямо на вражескую батарею. Расчёты уже находились возле орудий. «Сабли вон!» — скомандовали офицеры и первыми бросились вперёд. К счастью, орудия были поставлены на более дальнюю стрельбу, немецким артиллеристам менять прицел и заряды на картечь было некогда, и шрапнель рванула воздух позади атакующей лавы. Рокоссовский бросил коня к офицеру, подававшему команды, свесился с седла и отработанным ударом свалил его на землю. Рубка закончилась в считаные минуты. Орудия были захвачены в целости.
Позже маршал вспоминал тот бой как образец офицерской распорядительности, чёткости поставленной задачи и солдатской исполнительности. Войска, твердил он, находясь на марше, должны пребывать в постоянной готовности к бою.
Юшкевич был на несколько лет старше, службу знал основательно. В полку с 1910 года. Лучше разбирался и в лошадях, и в людях. Наставлял своего помощника, когда у того что-нибудь выходило не так. Учеником помощник командира отряда оказался прилежным и способным. Наставления и замечания принимал как должное, терпеливо. Сразу же применял их на деле. Эту удивительную способность схватывать нужное и полезное на лету, впитывать всё рациональное из нового он сохранит на протяжении всей службы. Учиться будет постоянно, жадно и глубоко.
Итак, старый русский полк был расформирован. Кончилась его слава. Последней страницей его истории стало прощальное заседание полкового комитета, которое провёл ещё на фронте избранный из каптенармусов в командиры полка некто А. Иванькин. Протокол сохранил настроение драгун: «Итак, Каргопольский полк, просуществовав около 211 лет, выйдя от грани абсолютизма и дойдя до грани социализма в эпоху полной хозяйственной разрухи и народного бедствия, умер. Слава и честь ушедшему в вечность славному Каргопольскому полку!»
Полк был сформирован в 1707 году из рекрутов Тульской провинции. Участвовал в кампании 1806–1807 годов, в Отечественной войне 1812 года, в Битве народов под Лейпцигом в 1813 году. Во время Русско-турецкой войны 1828–1829 годов отличился в сражении при Боелештах в Малой Валахии. За доблесть и храбрость, проявленные на румынской земле, полк получил надпись «За отличие» на парадные каски. Во время Крымской войны 1853–1856 годов полк дрался под Инкерманом на реке Чёрной.
Первое время кавалеристы Юшкевича выполняли милицейские функции. Отряд поступил в распоряжение Вологодского совета. Других сил и формирований, которые могли бы обеспечивать советскую власть в округе, пока не существовало на многие сотни вёрст.
Первой серьёзной операцией отряда стало усмирение и разоружение «буйного» транзитного эшелона. В те дни с запада на север и восток без конца шли поезда с демобилизованными солдатами. Шли они и через Вологду. Разложившаяся армия возвращала солдат и младших чинов российским губерниям, откуда все эти годы забирала, в основном из деревень, мужиков призывного возраста. Домой ехали мужики, одуревшие от окопного сидения, агитаций анархистов, левых эсеров, большевиков, учредиловцев, прогрессистов и других партий — «истинных патриотов России». На промежуточных станциях эта хмельная, полуголодная и обнаглевшая от безнаказанности орда останавливала эшелон и приступала к экспроприации в пользу революции всего, что можно было пить и чем можно было закусить. Громили магазины и склады, обчищали частные погреба. Ехали домой с оружием и боеприпасами, а потому там, где останавливались, начиналась стрельба. Старая истина словно демонстрировала суть того, что вне окопов и казарм, где дисциплину обеспечивают не только офицеры, но и противник, солдаты превращаются в мародёров и насильников.
Итак, очередной «буйный» прибывал на железнодорожную станцию Вологды. Губернский совет заблаговременно был предупреждён телефонограммой. Приняли решение: силами только что сформированного Каргопольского красногвардейского отряда положить конец бесчинствам демобилизованных.
Поезд прибыл по расписанию. Из вагонов, как и ожидалось, начали выскакивать вооружённые солдаты и заполнять перрон. Вскоре толпа устремилась в сторону вокзальной площади, где находились магазины и привокзальный рынок. Но перед самой площадью в узком коридоре, сдавленном окрестными домами, этот неуправляемый поток неожиданно наткнулся на взвод вооружённых красногвардейцев. По команде рослого командира в длинной, до шпор, шинели: «К бою товьсь!» — взвод, звякнув затворами винтовок, ощетинился штыками и решительно сделал три шага вперёд. Толпа отшатнулась. Пользуясь сумятицей, Рокоссовский крикнул:
— Вы куда, ребята?
Толпа набухала злобой и агрессией:
— А твоё какое собачье!..
— Пошёл ты к…
— Офицер, што ли?
— Братва! Не слушай его! Да мы их, как лягушат, раздавим!
— За что боролись!
— Старым режимом попахивает…
— Эй, длинный! Мы таких, как ты, триста лет терпели!
Рокоссовский поднял руку и указал в сторону дальнего конца перрона:
— Прежде чем взяться за оружие, посмотрите туда.
На перроне и крышах станционных построек стояли пулемёты с заправленными лентами и изготовившиеся к стрельбе красноармейцы.
Толпа затихла. Смолкли даже самые задиристые и горластые.
Рокоссовский, видя, какое впечатление на «диких» произвели пулемётные расчёты, снова поднял руку:
— А теперь, ребята, слушай мою команду! По вагонам!
Возле вагонов разбредающихся солдат встречал Юшкевич с красногвардейцами. «Диких» быстро, пока не опомнились, разоружили.
Вскоре эшелон был отправлен дальше. Через несколько часов точно так же встретили очередной поезд и тоже разоружили его. Так пополняли отрядный арсенал.
Однажды в Вологду из Петрограда прибыл особый, как отстучал железнодорожный телеграф, эшелон. Из него высыпали солдаты и матросы. Выкатили орудия, выгрузили пулемёты. Вывели из вагонов лошадей. Кто такие, понять сразу было невозможно. Действовали энергично, нахально, но без стрельбы и грабежей. Через час прибывшие захватили одну из гостиниц в центре города и стали устраиваться в ней. В окнах установили пулемёты. На площади и в переулках — орудия. Заняв круговую оборону, объявили, что они — особый отряд анархистов и что прибыли в Вологду наводить свой порядок.
Следующей же ночью Каргопольский красногвардейский отряд окружил «крепость» и предложил «особым» сложить оружие.
— В противном случае вынуждены открыть огонь! — жёстко заявил прибывший для переговоров Рокоссовский.
Через несколько часов анархисты согласились на капитуляцию. Большинство из них на ближайших же поездах, чтобы не искушать судьбу, уехали кто на Архангельск, кто на Вятку.
Постепенно в городе и окрестностях воцарился революционный порядок, набеги на вокзал и торговые ряды прекратились.
В феврале 1918 года красногвардейский отряд Юшкевича срочно направили на юго-восток в город Буй — там активизировались эсеры, угрожали бунтом. Каргопольцы прибыли в городок, когда эсеры уже собрали своих сторонников и устроили демонстрацию, выдвинув свои требования. Демонстрация разошлась только после предупредительного залпа в воздух.
Вряд ли кто из бойцов, а тем более командиров отряда мучил себя сомнениями, что вместо привычной армейской службы они, в сущности, выполняют полицейские функции. Сыны своего народа, только что взявшего власть в Петрограде и во всех крупных городах и уездах, они свято верили в народное дело революции и всего того, что она несёт: землю — крестьянам, заводы — рабочим, власть — Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
После того как Буй затих, каргопольцев перебросили дальше по северной железной дороге в Галич. Здесь народ грозил бунтом в связи с «продовольственными трудностями». А трудности были такие. В январе 1918 года несколько волостей, расположенных за рекой Ветлугой, выступили против ужесточения хлебной монополии и проведения «учёта зерновых запасов населения». Народ заволновался. А народ там оказался непростой — старообрядцы. Местные хроники свидетельствуют: «Заречные волости не случайно проявляли наиболее активную позицию в защите хлебной торговли. Именно здесь проходили торговые пути, по которым хлеб из Вятской губернии доставлялся в неплодородные уезды Костромского края. Часть местных крестьян занималась торговлей хлебом, а другая, кроме этого, весьма успешно выращивала его. Жителей волости по-прежнему, как и девяносто лет назад, объединяла приверженность к старой вере». В феврале зареченские собрали Первый волостной съезд Советов. Делегаты осудили ужесточение хлебной монополии и постановили: решения Галичского совета, значительно урезавшие права хлеборобов и хлебных торговцев, не выполнять. Их поддержали солдаты запасного пехотного полка, дислоцированного в Галиче.
Дело уладили при активном участии каргопольцев.
Советская власть утверждалась везде по-разному. Где добровольно и мирно, а где и со стрельбой, и не всегда в воздух. На штыках таких формирований, как красногвардейский отряд Юшкевича, большевики устанавливали в стране властную вертикаль, заодно смиряли непокорную провинцию, веками жившую своим укладом и своим хлебом.
Как относился Рокоссовский к тому, что ему, солдату Первой мировой и боевому командиру Гражданской войны, вначале пришлось заниматься чисто полицейскими делами, с защитой страны от внешнего врага никак не связанными, неизвестно. Сам он на эту непростую тему нигде и никогда, даже в кругу семьи, не высказывался. В мемуарах тоже ни строчки. События зимы — весны 1918 года, по всей вероятности, считал для себя частью Гражданской войны. Да и нам, многое из той поры научившимся видеть в ином свете, пожалуй, не в чем упрекнуть помощника командира Каргопольского красногвардейского отряда. Военное дело он любил. Прежде всего прочего понимая в нём дисциплину. Начальству подчиняться и беспрекословно исполнять приказы умел. С подчинёнными ладил. Понимая особенности Гражданской войны, оружие применял лишь в крайнем случае. В расстрелах без суда и следствия, в казнях и расправах замечен не был.
В апреле 1918 года отряд перебросили на Восточный фронт в 3-ю армию, в район Брянска. К счастью, кампания повального изъятия «излишков» хлеба у ветлужских старообрядцев началась позже, в июне — июле, и отряду Юшкевича обеспечивать
Удивительное дело! Рокоссовскому во всех войнах — Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной — суждено было действовать в основном на центральном направлении.
Передислокация отряда на запад была вызвана тем, что положение на Украине и в пограничных с ней губерниях становилось крайне тяжёлым. Войска Центральной рады (гайдамаки Петлюры) в союзе с немецкими и австрийскими войсками захватили земли Северщины, Малороссии, Новороссии и Слобожанщины, перешли границу и на плечах отступающих малочисленных красногвардейских отрядов вторглись в пределы Орловской, Курской и Воронежской губерний. Австро-венгерские и германские войска наступали согласованно, определив линию разграничения и поделив зоны влияния.
Отряд Юшкевича действовал на Северщине против петлюровцев. Среди «самостийщиков» было много бывших офицеров и младших чинов. И те и другие воевали со знанием дела, дрались яростно.
В июле каргопольцев снова перебросили на другой участок фронта, на этот раз на восток — под Свердловск. Рокоссовский в автобиографии об этом периоде напишет: «…участвовал в боях с белогвардейцами и чехословаками под ст. Кузино, Свердловском, ст. Шамары и Шаля до августа 1918 года».
В начале осени Каргопольский отряд влили в состав 1 — го Уральского полка 3-й Уральской дивизии. В автобиографии Рокоссовский впоследствии напишет: «С августа 1918 года отряд переформирован в 1-й Уральский имени Володарского кавполк — назначен командиром первого эскадрона. С августа 1918 г. занимал последовательно командные должности: командира эскадрона, командира 1-го Уральского им. Володарского кавполка, командира 2-го Уральского отдельного кавдивизиона, командира 30-го кавалерийского полка, находясь на Восточном фронте (3-я и 5-я армии), участвовал в боях до полного разгрома колчаковской белой армии и ликвидации таковой. В 1921 году участвовал в боях против белогвардейских отрядов барона Унгерна до полной их ликвидации, состоя в должности командира 35-го кавполка».
Генерал Батов, друживший с Рокоссовским, рассказал в своих мемуарах, как незадолго до смерти своего друга посетил его в больнице. Рокоссовскому как раз принесли на подпись вёрстку его книги «Солдатский долг». Он просмотрел её, подписал и сказал Батову: «Авторский экземпляр я уже тебе не смогу прислать. Но считай, что ты получил его. — И добавил: — Очень хотелось написать воспоминания о Гражданской войне, сожалею, что не успел… Ничего мне так не хотелось, как написать о Гражданской войне, о подвиге революционных рабочих и крестьян. Какие это чудесные люди, и какое это счастье быть в их рядах!»
Генерал Батов, сам участник тех событий, оставил очень яркий портрет командира полка Рокоссовского.
«Рассказы сослуживцев, архивные документы, — читаем мы у генерала Батова, — помогают нам представить Константина Рокоссовского молодым красным командиром. Он был высоким, стройным, физически сильным и натренированным. Умом, задором и отвагой светились глаза. Он был скуп на слова и щедр на дружбу. Простой, скромный и отчаянно смелый.
В районе Ишима отдельный кавалерийский дивизион под его командованием внезапно атаковал село Виколин-ское, занятое крупными силами белогвардейцев. В стане врага возникла паника. Однако малейшая задержка атаки — и враг придёт в себя, поймёт, что силы атакующих невелики. Вон на околице уже разворачивается для боя артиллерийская батарея противника. Решение созрело мгновенно. Рокоссовский берёт двадцать всадников и с шашками наголо — на батарею. Она открывает огонь. Свистит картечь. Но красные конники прорываются к орудиям. Рокоссовский спрыгивает с коня возле поднявшего руки белого унтер-офицера и голосом, в котором звучат угроза и приказ, говорит:
— Видите — казаки? Огонь по ним! Будете стрелять — будете жить.
И орудия повернулись и открыли беглый огонь по казакам.
За этот бой Рокоссовский получил свой первый орден Красного Знамени.
Вот ещё один бой — в районе станицы Желтуринской, что в Забайкалье, в период борьбы против барона Унгер-на, главаря белогвардейских банд. 31 мая 1921 года белые казаки двумя сотнями заняли кожевенный завод в девяти километрах от станицы. На другой день утром отдельный кавалерийский полк, которым командовал двадцатипятилетний Рокоссовский, выбил белых с завода. Но разведка донесла, что со стороны Монголии подошла бригада белого генерала Резухина, с ней ведёт неравный бой один из батальонов 311-го советского стрелкового полка. Рокоссовский поднимает кавалеристов и ведёт их на помощь своей пехоте. Ещё издали видит, как отходят наши стрелковые роты и как их преследуют белые эскадроны. Рокоссовский своим полком атакует белогвардейцев во фланг и обращает их в бегство. Это была блестящая атака. В схватке Константин Константинович лично зарубил нескольких белоказаков, но и сам получил удар саблей по бедру, под ним убили коня, ему подали другого… Подвиг в этом бою был отмечен вторым орденом Красного Знамени».
Гражданская война и для её участников и мемуаристов, и для нас, читателей этих мемуаров, была и остаётся временем жестоким и романтичным одновременно. Что в записках друга правда, а что — от доброго сердца — вымысел, понять теперь трудно.
Впрочем, документы свидетельствуют: