Помоги проекту - поделись книгой:
Да уж – человеческая глупость оплачивается по самому дорогому прейскуранту теми, кто ее живет. Одно утешает – таких идиотов, как я немало, вон целая очередь за телегами в неволю пошла. И я теперь пойду вместе с ними. О будущем подумать страшно – продадут злому хозяину, хотя бы тому татарину, и будут меня приохочивать к содомии.
И стану я Гюльчитай, и буду радостно вопить – господин меня назначил любимой женой!
Тьфу, что за мерзость лезет сейчас в голову!
Нет уж – горло ему перегрызу в таком случае, только более удобного момента дождусь. Сейчас нужно хитрить и лицемерить, пусть думают, что я смирился с рабской долей. Да и делать больше нечего, любую непокорность они плетьми подавляют, а лишний удар по моему истерзанному телу может стать для меня фатальным».
Юрий невольно застонал, представляя как его будут снова избивать – такого категорически не хотелось. Искоса посмотрел на татар – те занимались с лошадьми, что-то скребли, переседлывали. Дюжина коней – а он своими ножками десятки верст отмерил, причем босыми. И дальше придется идти своим ходом – рабам катание не положено.
А в голову снова полезли мрачные мысли, тут поневоле задумаешься о смысле бытия, и о своем месте, которое ты в нем занимаешь. И тут сам себя не обманешь, все как на ладони.
«Я самый бесполезный в этом времени человек!
Ты сам посуди, Юрий Львович – школу ты еле окончил, с трудом экзамены сдал. Образования у тебя, по сути, нет стоящего – учиться дальше не пошел, а работал слесарем на заводе. А из тебя работник аховый, сам прекрасно знаешь. Любой здешний ремесленник сто очков вперед даст, а то и больше – потому что нет еще станков, которые ты бы смог наладить. А что там еще из предметов?
История?!
Даже не смешно – из гетманов только Богдана знаю, а вот когда он правил, или еще будет править, не знаю. А про царей всяких вообще ничего не помню – и на хрена нам эти цари были нужны?
Летописи никогда не читал, даже с бодуна. Грамоты от пращура попробовал разобрать, ни хрена толком не понял – княжий стол «воединый», «венец королевский держати» – на свадьбе что ли?!
Какая-то «вислая печать хрисовула», хрен пойми, что это за материал такой, «на оную наложенная».
Бред какой-то!
Надо было эту гребаную историю учить, но до нее тогда руки не дошли, а сейчас поздно. Я в первый год «незалежности» на свет появился, когда Союз на куски распался. В то время историю писали все кому не лень, учебники твердили противоположное, не зря старая учительница за голову хваталась. Вышло, что историю сотворили в Киеве свою, в Москве свою, во Львове там вообще «родина укров»!
И все – я бесполезное существо для этого гребанного мира, чтоб он провалился и сгинул!
На коне держусь как собака на заборе. В машинах разбираюсь – но их тут нет – вон стоят лошадки. Да, я служил два года, потом год АТО – но я там танка «сепаров» ни разу не видел, чтоб из своего РПГ в него запулить. А здесь нет ни гранатометов, ни бронетехники, ни оружия современного, в котором разбираюсь чуток – надо ведь знать чем торгуешь.
Да где его тут взять прикажите?!
Здесь из самопалов палят, а я ими только в детстве баловался. Порох бездымный не сделаю, патронный капсюль тоже, ибо не знаю как нитроцеллюлозу с гремучей ртутью сварганить. Вот стрелять из здешних фузей, пищалей, аркебуз и мушкетов смог бы легко, не велика наука – достаточно примитивное оружие. Да и тюнинг им провести, видел в музеи эти бандуры – смотреть без слез жалко. Пулю Нейслера и Минье отлить не проблема, над ружейным замком поколдовать можно. Пороховые мины смогу соорудить при случае, рвануть что-нибудь, тот же мост – правильно рассчитать нужно, порох слабоват для взрывчатки, далеко не тротил.
Только в наемники мне и осталось подаваться – землю пахать и за скотом ухаживать не умею. Саблей орудовать можно научиться, как и кинжалом – раньше у меня просто насчет «холодняка» голова не болела, да и зачем, когда ствол под рукою. Так что только в инфантерию регулярную подаваться и снова в строю шагать.
Можно и в незаконное вооруженное бандформирование податься, туда, где «огнестрел» есть. Хм, а ведь странный термин – если незаконное, то значит есть вполне законная банда, вооруженная до зубов. Не иначе как государственная структура какая, а то сама и власть. Вроде этих татар – они не войско, а именно банда, причем с такой сталкиваться крайне опасно. Даже казаки в крепости не смогли от них отбиться. Так что хрен сбежишь от этих бандитов, в любой момент убить могут».
Юрий тяжело вздохнул – такая вот у него печальная судьба стала, в которой положение аховое, статус самый «подлый» – чисто рабский, и почти никаких перспектив…
Апокриф 2
– Княже, беда! Король Казимир с полками Галич занял!
– Как такое случилось?!
Владимир Львович от страшного известия чуть не подскочил с кресла – но тысяцкому Роману Гнездо поверил сразу. Доверенный человек «короля всея Руси» Льва II Юрьевича, он и ему, сыну, служил преданно. Жаль только, что сил за ним, с того самого рокового дня 1323 года, когда в битве с литовцами у реки Ирпень погибли отец и дядя, у него не осталось – в жестокой сече полегла вся галицко-волынская дружина.
Он не прокняжил в Галиче и года – Боярский совет по наущению тысяцкого Дмитрия Дятьку призвал на княжеский стол сына мазовецкого князя, по имени Болеслав, что был ему двоюродным братом – его мать приходилась отцу Владимира родной сестрой. Так что впервые княжеский стол перешел к правителю по женской линии, и на то были веские причины.
Мазовецкие князья считались в Польше одними из самых сильных, и галичские бояре рассчитывали, что с помощью поляков сумеют отстоять Волынь от притязаний Великого князя Литовского и Русского Гедемина. Под их давлением Владимир Львович, не желая кровавой междоусобицы, удалился в Луцк, но при этом не отрекся от королевского и княжеского «стола», в результате чего сохранил номинальную власть.
Отпрыск мазовецкого князя Тройдена вскоре прибыл в Галич. Он принял православие вместе с именем Юрий. Однако вскоре он решил перебраться во Владимир-Волынский – непрекращающаяся грызня с галицкими боярами закончилась, почти как всегда, уверенной победой последних. О том свидетельствовали грамоты, где ниже королевской росписи стояли подписи знатных бояр и воевод с епископом, с указанием всех их имен и должностей. До такого непотребства ни один из Романовичей никогда не опускался – мнение бояр всегда учитывалось, но в грамотах никогда не приводился столь внушительный перечень.
Встретив такой неласковый прием (он ведь не «природный» король, а со стороны «призванный») Юрий-Болеслав фактически бежал на Волынь, став попутно князем Белзским. И впервые стал именовать себя «Dei gratia natis dux minoris Russiae», что означало, что он «Божьей милостью природный князь Малой Руси». Впрочем, на других его печатях ставился привычный королевский титул.
По настоянию римского папы Иоанна XXII Юрий-Болеслав довольно быстро оставил православный обряд. И теперь его деятельность являлась вредоносной для Галицко-Волынской Руси, что стало доходить до сознания даже самых эгоистичных бояр. Вот только сделать они ничего уже не могли – Юрий-Болеслав взял в жены дочь Гедемина Евфремию, а на ее сестре Альдоне женился польский король Казимир.
Под угрозой интервенции со стороны Польши и Литвы галицкие бояре присмирели, а потому два года тому назад в Вишеграде между свояками было подписано соглашение, чисто родственное – если Юрий умрет бездетным, то все его владения переходят польскому королю.
Вот с этого момента зачастили боярские посланцы в Луцк – как никак но изгнанный ими Владимир Львович прямой преемник династии, а польский король с бока припека, династических прав абсолютно никаких. Да, он родственник мазовецким князьям. Но король Юрий-Болеслав по женской линии является Романовичем, никак не по отцовской.
Свойство по супругам вообще никакого отношения к Галичине и Волыни не имеет, мало ли кто на ком жениться соизволит? Так что каждому свояку еще одну королевскую корону истребовать?!
Двенадцать дней тому назад из Галича пришло известие, что король Юрий-Болеслав неожиданно скончался. Причем по всем весям сразу же пошел слух, что его якобы отравили бояре, которые были недовольны угрозой насаждения католической веры.
Такое предположение Владимир Львович отверг сразу – галицким боярам в последнюю очередь была нужна смерть «призванного короля». А потому луцкий князь немедленно отправил в столицу своего тысяцкого с грамотой, в которой объявлял о своем повторном вхождении на «стол отич и дедич», как прямой наследник династии Романовичей. Он надеялся опередить Казимира в его притязаниях, аппетит ляхов можно было урезать с помощью венгров, с которыми земли Червонной Руси имели давние взаимосвязи. И Литве – князю Гедемину не понравился бы захват Польшей всего Галицко-Волынского княжества.
– Юрия отравили по наущению Казимира, княже. Польские полки стояли в приграничье и сразу же вошли на галицкие земли в силе тяжкой. Универсалы короля тут же стали читать, что он идет карать коварных бояр за убийство Пяста. Вот послание от Боярского совета, княже – в нем он призывает вступить тебя на «стол» по полному «природному праву»! Они его подписали за день до вхождения поляков в Галич.
– Спасибо, тысяцкий, но грамота сия запоздала – Казимир уже в Галиче, а я не успею собрать рати. Поздно!
Владимир Львович осунулся, и горестно взмахнул рукою. С тоской посмотрел на тестя – два дня тому назад его юная дочь родила долгожданного наследника, нареченного Львом, в честь деда. И он хотел тайный брак обнародовать, сделал бы это завтра, но ситуация резко изменилась – теперь приходилось держать женитьбу в строгой тайне. Пусть лучше думают, что его сын является незаконнорожденным.
– По приказу польского короля стали хватать бояр, что поддержали вас, княже. Грамоту боярскую отыскали и порвали, но ее переписали трижды, так что я привез тебе списки. Боярские усадьбы начали грабить, на меня устроили облаву, но я выехал раньше и по пути меня догнал сотник Данило, который нарочно остался в городе для надзора.
– Это Казимир все устроил с делом подлым! На сбор ратей несколько месяцев уходит, а тут поляки ожидали момента, собравшись заблаговременно. Это война, тысяцкий, заранее подготовленная, а потому и отравление короля Юрия подстроенное.
– Но нам что делать, княже?
– Признавать власть Казимира не стану! Галичину он сможет захватить, но вот Волынь ему Гедемин занять не даст. Моя сродная сестра замужем за его сыном Любартом, что в православии Дмитрием наречен. Вот к нему и поеду за помощью, собственные рати мы собрать никак не успеем, а дружину нашу малую ляхи сразу уничтожат.
– Убьет тебя литовец, княже. Он может быть в сговоре с Казимиром – оба коварством своим известные. Дочь мою вдовой оставишь, и княжича сиротой. Давай я к литвинам поеду…
– То мой выбор, тысяцкий. Если убьют меня литвины, то начнется война за наследство Романовичей – Галичина достанется ляхам, Волынь отойдет к Литве. А сына моего Льва, твоего внука, сразу убьют, стоит объявить мне его сейчас наследником.
– Княже, но делать что будем?! Ляхи и литовцы отчие земли рвут кусками, а как нам на то смотреть?! Ведь мы веками земли эти мечом боронили, державу крепили…
– А державу нашу бояре своей ненасытной алчностью и жадностью погубили. Вровень с князьями им хотелось встать! И что – головы теперь им рубить будут, что они в гордыне своей подняли. А те, кто на колени встанет, служить верно иноземцам начнут – им вотчины, может быть, и оставят. Но не все, большую часть отберут. И богатств своих боярство лишится, а многие и с головами вместе. Вот к чему привело их лукавство, гордыня безмерная и подлое предательство земли Русской!
Владимир Львович положил ладони на стол – его лицо стало смертельно бледным. Тысяцкий понурил поседевшую голову, прекрасно понимая, что в эту минуту его князь и родственник принимает самое опасное, и возможно погибельное, в своей жизни решение.
– Я напишу две грамоты от своего имени, с вислыми хрисовулами! Золотую печать мою никто не оспорит! Как король, от венца не отказавшийся, и корону на свое чело возложивший! В первой я объявлю польского короля Казимира клятвопреступником и отравителем, обманом и жестокостью овладевшим Галичиной.
Владимир Львович прикусил губу, сидел долго в мучительных размышлениях. А затем снова заговорил:
– И напишу там еще, что если не вернусь живым от Любарта, то считать и литовского князя клятвопреступником и убийцей. А всем грамотам, по которым я якобы передал ему Владимир с Луцком и все Волынские земли, не верить – ибо они лжа коварная, вину от моего убийцы отводящая. Никаких земель ни Польше, ни Литве, я в наследство не даю!
А всю вотчину Романовичей завещаю своему новорожденному сыну Льву, от твоей дочери, тысяцкий Роман, мной полученного позавчерашним днем. И его прямым потомкам! И тому из них, кто земли отчие обратно вернет, или будет признан равными по достоинству властителями в том его законном праве! То пусть тогда он и станет королем!
И эти две грамоты завещаю хранить вечно, с двумя золотыми королевскими коронами нашей земли, что в казне моей, а также с крестом и печатью первого короля Даниила Романовича! В глубокой тайне хранить, чтобы сын мой, или потомок, мог предъявить их в своем праве!
Владимир Львович остановился, задумчиво теребя вислый ус, а затем уверенным голосом произнес:
– Будет хорошо, если я признаю Льва незаконнорожденным, и грамоту подпишу, что жалую ему городок и владения. Эта будет явная, для литовского князя Любарта и ляхов, чтоб их в заблуждение ввести. Серебряный аргировул прикрепим печатью, ему поверят и владения у моего сына отбирать не станут. А имя его будет Лев Владимирович Галицкий! А ты, тысяцкий, за свой род клятву принесешь с сыновьями, что служить ему будете верно, и сию тайну сохраните и потомкам передадите в секрете держать!
– Клянусь, княже! Все исполним!
– Золото из казны этой ночью все вывезешь и спрячешь, немного монет оставишь. И все драгоценности, и серебра половину. В Киевской Лавре настоятель мне предан – он грамоты спрячет, и вклад богатый ему дашь. А еще он иеромонахов подготовит, но ты одному сыну заповедай сан принять, но лишь после того как наследников воспитает. И внуку також – кто-то из потомков твоего рода в Лавре ту тайну хранить будет с бережением, а в нужный час ее откроет!
– Сделаю, княже! Исполню волю твою!
– И пусть летопись рода моего ведут, и свитки о том хранят. Пусть даже через триста лет потомки мои, Романовичи по праву, на стол отич и дедич со славой возвернуться!
Глава 9
«Почему он на меня так смотрит непонятно?!»
Галицкий тяжело вздохнул, покосившись на соседа по «связке» – измордованного мужика лет сорока, с большими натруженными ладонями, с лицом в синяках и ссадинах. Из одежды на невольнике одно нательное белье, порядком изорванное и в кровавых пятнах, а ноги босые. Впрочем, обуви у захваченных пленников не имелось, за редчайшим исключением. У некоторых имелись чоботы из заячьих шкурок, порядком изношенные, и, видимо, не представлявшие для разбойников ценности. В отличие от его кожаных сапог, отобранных еще на берегу Донца.
Дорога измотала Юрия совершенно, и, если бы на пути он с полчаса не отдохнул у ручья, то вряд ли догнал обоз удачливых степных разбойников. Повезло и в том, что последний двигался медленно – быки ведь не лошади, идут неторопливо, человек их обгоняет быстрым шагом.
Галицкий рассмотрел телеги и повозки – ими правили обычные селяне, понукая лошадей и быков. А там наваленные груды разнообразной крестьянской утвари – котлы, домотканое сукнецо, туго набитые мешки, топоры, мотыги, вообще инвентарь непонятного назначения и прочее, прочее, прочее. Посреди разнообразного добра сидели ребятишки – испуганные, притихшие и молчащие. А с ними девицы в сарафанах – причем было не видно, что их били или насиловали – одежда не порвана, на лицах нет синяков и ссадин, и обувь не снята.
Странно, почему к ним такую милость проявили упыри, что без всякой жалости измордовали всех пленников?!
За возами на длинных и толстых веревках бежали пленники – избитые и ободранные, в истерзанной одежде, грязные и запыленные. Видимо, многие падали в пути, и татары их тут же поднимали плетьми. Проверенный способ придать силы и ускорение.
«Что творят суки червивые, что творят! Да за такие вещи нужно всех вырезать повсеместно, не взирая на пол и возраст! Наловили людей, повязали, кого убили, всех избили, а теперь волокут на продажу! И еще гарцуют, веселятся – много, видимо, награбили!»
Юрий посмотрел на конных татар – те вытянулись цепочкой вдоль возов, обычно парами, и смотрели на пленников постоянно, даже когда переговаривались между собою. За всадниками шли заводные лошади, причем не в поводу – а это говорило об отличной их дрессировке. И вряд ли с помощью плети, как несчастных полонянников.
Невольникам разговаривать между собой не позволяли – Юрий несколько раз видел, как лупили плетью разговорчивых без всякой жалости. Поневоле тут притихнешь – целее спина будет.
– Ой лишенько, диток повбили! Изверги!
Где-то впереди раздался дикий вопль – закричала женщина. А затем послышался яростный тоскующий вой, и столько было в нем звериной ненависти, что Галицкий содрогнулся всей душой.
Это ведь как надо довести бабу, чтобы она волчицей завыла на всю степь, и при этом надрывно смеялась?!
Обоз встал – пленники испытали облегчение от короткой остановки. Их порядком шатало, ведь они проделали долгий путь. Никто не ел с самого утра, а то и с ночи, ни крошки во рту, а попить воды удалось лишь раз у ручья. Невольников осыпали руганью, нещадно избивали плетьми. Старались зацепить каждого, на ком прищуренный взгляд степняка остановился.
Всех женщин, судя по их разорванной одежде, затравленным взглядам и синякам, еще прилюдно изнасиловали, подвергли всяческому глумлению, и радостно смеясь при этом.
Татары кинулись к той «грозди», откуда раздавался дикий вопль матери, потерявшей в одночасье детей, и он прекратился, тут же сменившись жалобным криком и причитаниями. И снова вопль – но уже идущий от немыслимой и непереносимой боли, от которого Юрий содрогнулся в страхе, не желая даже представлять, что татары делают сейчас со своей несчастной жертвой, находящийся сейчас в их полной власти.
– Не отводи взора, иначе тебя так же прикончат. Не отводи, ради Бога! Стерпи – иначе худо и мне будет!
Мужик к нему лица не поворачивал, вроде стоял безучастно, но его шепот обжигал ухо. Однако тут обоз снова тронулся, под заунывный женский вой, что раздавался впереди.
– Смотри, урус, все смотри! Так будет с каждым, кто себя плохо поведет и не будет послушным!
Степняк в грязном халате говорил на русском вполне понятно. Именно так Юрий и воспринял его слова. И он повернул лицо в левую сторону, понимая, что любое непослушание будет подавлено на корню самыми жесточайшими наказаниями.
И тут Галицкий увидел в стороне бьющееся на траве обнаженное женское тело, а разглядев, едва удержал тошноту. Такого зверства он даже не предполагал в самых кошмарных своих подозрениях. И проделано оно было столь быстро, как могут только выполнить палачи, имеющие огромный опыт подобных казней.
На земле лежала несчастная истерзанная баба и горестно мычала окровавленным ртом – судя по всему, ей вырезали язык. А заодно отрезали нос, уши и одну грудь. Женщина была в сознании, о чем свидетельствовали выпученные глаза, только хрипела, и пыталась встать на вывороченные ступни. Руки за спиной были связаны, несчастная изгибалась, пытаясь вытянуть из задницы вбитый туда толстый кол.
– Смотри, урус!
Громкий голос татарина заставил Галицкого собраться духом – такой смерти себе он не желал категорически. Так и прошел мимо мученицы, не закрывая глаз и с трудом сдерживаясь от матов, из его глаз потекли слезы, сдержать их он не смог.
Впрочем, судя по многочисленным всхлипам, плакали многие в «грозди», однако затравленно молчали, дружно повернув головы к обочине. И все смотрели на казненную женщину.
«Вот так и добиваются покорности и полного подчинения! Страхом, жутким страхом и бесчеловечной жестокостью к любому, кто пытается хоть как-то сопротивляться. И тем ломают волю!
И в Крым мы придем уже полностью морально сломленными и перечить новым хозяевам уже не будем!»
Юрий мерил шагами пыльный шлях, уводящий его от родины, пусть и обретенной им снова во вроде бы давно прошедшем времени. А сам думал над своей будущей долей – его уводили рабом в далекий Крым, а память в народе штука такая – зло может помнить столетиями.
Крымское ханство оказалось уникальным явлением в европейской истории данного времени. Это государство, в котором главная масса населения, татары и ногаи, не занимались никакой полезной экономической деятельностью, даже вроде бы привычным для них скотоводством, которым и должны были заниматься как все нормальные люди.
А зачем им этими делами заморачиваться, если все могут исполнять рабы, причем гораздо лучше, чем сами татары, возьмись они хозяйствовать. Так создалось рабовладельческое государство, где главное занятие всех мужчин заключалось в промысле невольников. Почти каждый год устраивался набег на соседей, а иногда и два-три, порой на несколько приграничных земель сразу, для грабежа и захвата «живого товара».
Увозили все подчистую, старались выгрести зерно в первую очередь. В Крыму никогда не сеяли и не пахали землю. А кушать хлебушко, что характерно, хотели все немытые с рождения «господа». Но зачем покупать зерно, платить за него серебряные акче, гроши и копейки, если можно совершенно бесплатно силой отобрать его у соседей, оплатив положенные в торговле счета не деньгами, а острой сталью.
Рабы были самой ходовой валютой – они выполняли все работы, «господа» лишь взирали за их трудом, и при необходимости наказывали нерадивых или строптивых. Невольники стекались в Крым с разных сторон – пятая часть оставалась, а большую массу отвозили в Оттоманскую Порту, где их как скот, только двуногий и говорящий, продавали на рынках. Рудники, гаремы, галеры, дома зажиточных турок нуждались в постоянном поступлении «живого товара», причем в большей массе состоящего из русичей – Украина и южно-русские земли разорялись нещадно.
Постоянные набеги из года в год, и многотысячный уводимый полон, тысячи возов, забитых награбленным добром!
Система отработанная не то, что годами – веками!
Глава 10
«Только не сойти с ума, лишь бы не тронуться разумом в этом жестоком и безумном мире!»
Галицкий зажмурил глаза, стараясь не смотреть на творящиеся кругом непотребство. Была бы возможность, то заткнул бы уши, но приходилось все слышать. Юрий только тяжело вздохнул, покосившись на прилегшего рядом мужчину, совершенно ему незнакомого, с сединой на висках – он шел впереди связки невольников, в изодранной одежде, покрытой окровавленными полосками. Видимо оказал татарам яростное сопротивление, раз его так безжалостно посекли плетьми, хлеща со всей силы.
Поделиться книгой: