Помоги проекту - поделись книгой:
Но это было лишь начало кровавой битвы, и враги смотрели друг на друга, уклоняясь то в одну, то в другую сторону. Каждый из них угадывал намерение противника. Вепрь должен был стойко держаться на ногах, чтобы не погибнуть, а потому медведь стремился опрокинуть его на землю, чтобы затем, придержав его передней лапой, вскрыть ему брюхо когтями задней. Оба были охвачены воинственным безумием.
Продолжая изворачиваться во все стороны, когерский медведь не спускал глаз с вепря и выжидал благоприятного момента. Но вот противники сошлись снова, и медведь, бросившись со всего размаха на Фому, пытался всею тяжестью своего тела свалить его с ног, но вепрь держался стойко и царапнул клыками мягкое брюхо противника.
Медведь вздрогнул от боли и отступил назад. И снова стояли они друг против друга, готовясь к смертоносному удару. Медведь чувствовал себя безопаснее, стоя на поваленном стволе; он шагал то туда, то сюда, делал ложные удары до тех пор, пока Фома, горевший нетерпением продолжать битву, не бросился на него. Ствол преградил ему путь. Он перепрыгнул через него, но и это его не устроило. Враги снова сошлись; медведь бросился к вепрю и всею тяжестью навалился на него. «Клик! Клик!» — слышался лязг длинных, острых клыков. Медведь, обливаясь кровью, опустился на все четыре лапы. Исход битвы начинал колебаться, и успех переходил на сторону медведя.
Когда враги снова набросились друг на друга и медведь вторично одержал верх, на него внезапно налетела Гризель, быстро и изо всей силы нанося ему удар за ударом острыми клыками. Медведь отступил. Гризель схватила его заднюю лапу и, продолжая ее грызть, тащила к себе. Тогда Фома налетел сзади на чудовище и начал колоть его клыками и рвать его тело.
Медведь свалился. Фома и Гризель с остервенением кинулись на поверженного противника. Все три зверя смешались в чудовищный клубок. Лязг клыков, безмолвные удары, глухие стоны, придушенный рев, ослабевающее постепенно барахтанье, потоки крови, последняя попытка бегства, клочья шерсти, отчаянный вопль — когерский медведь был побежден. А противники продолжали рвать и терзать его. Медведь попытался ухватиться за ствол дерева, как бы ища у него защиты, но его стащили вниз.
Вепри до тех пор терзали его бока, пока не обнажили ребер. Они распороли ему брюхо и разбросали внутренности по стволу дерева. Они терзали и рвали ело тело до тех пор, пока не замер последний вздох, не прекратилось движение, и когерский медведь превратился в окровавленную, грязную массу.
А Пренти стоял и смотрел, как человек, потерявший сознание времени и пространства, которому кажется, будто он сам участвует в этой битве. Он следил за тем, как сильный, воинственный вепрь выигрывает поле битвы, и его победа казалась ему собственной победой. Он любил его, да, любил, как сильный человек любит мужественного, непоколебимого борца.
Он видел, как огромный, бесстрашный вепрь пришел в себя и успокоился, как подбежали вепрята, исподтишка хватали павшего врага и тут же, вообразив, вероятно, что он подает признаки жизни, с испугом убегали. Он видел, какую нежность выказали друг другу вепрь и веприца. Многое в их поведении говорило о крепких узах семейной любви. Животной любви, если хотите, но все-таки любви, которая готова на всякие испытания и на самую ожесточенную борьбу. И человек взглянул на оружие в своих руках, на блестящее смертоносное оружие, принесенное им для убийства. Ему сделалось стыдно, и чем дальше, тем становилось стыднее. — «Он спас мне дочурку, а я вот чем хотел отплатить ему». — И Пренти вспомнил, как Лизета, единственное существо, на котором была сосредоточена его любовь, явилась взволнованная домой и рассказала ему о битве с гремучей змеей; вспомнил, что он пережил в ту минуту, и глубокое волнение охватило его. Слова Лизеты сразу приобрели в его глазах большое значение. Да, она была права. Существуют другие, лучшие способы охранить огород.
Восхищение перед непоколебимым мужеством вепря все сильнее охватывало фермера.
«Удивительное зрелище! В жизнь свою не видывал такой поразительной битвы. И после этого убить его? Нет! Пусть себе гуляет по болотам, пока не умрет от старости».
Подруга вепря направилась к лесу, а следом за нею и весь ее выводок. Семья бежала весело, позабыв о случившемся; несколько отстал от остальных раненый вепренок. Позади всех шел Фома, сильный, как всегда, хотя и покрытый ранами, причинявшими ему сильную боль. Пройдя несколько шагов, он остановился и оглянулся назад; увидав, что враг его лежит неподвижно, вепрь двинулся дальше.
Процессия скоро скрылась в гуще папоротников. В воздухе замелькали крылья коршунов, слетавшихся на поле битвы…
ТАИНСТВЕННЫЙ ВРАГ
Эта странная история началась с того, что Джесси не вернулась домой. По крайней мере, у Боба Корлисса впервые мелькнула мысль, что не все благополучно, когда овчарка не вернулась с острова вместе с Генри. К тому же негр не преминул высказать Корлиссу свой взгляд на загадочное происшествие.
— На острове кто-то есть, сэр, но кто это такое, я не знаю… Да и Джесси… она куда-то пропала…
— Ведь она отправилась с тобой, не правда ли, Генри? Разве она не была при тебе, когда ты собирал годовалый телят, чтобы покормить их на Джэкфильдской насыпи?
— Да, она пошла со мной, сэр. Некоторое время она вертелась возле меня; потом она словно напала на какой-то след на дальней насыпи, да так и не вернулась… А ведь Джесси такая умница, что никак не может заблудиться, — добавил негр с угрюмой многозначительностью.
— Ты только что сказал, что на острове кто-то есть. Что ты хотел этим сказать, Генри? — спросил Корлисс. Он был не из тех людей, которые поддаются смутным страхам.
— Я не досчитался трех боровов, сэр, и два теленка страшно изодраны. Большой боров так сильно изранен, что едва ходит. А теперь вот и Джесси куда-то пропала… Кроме того, все наши животные там на острове — какие-то перепуганные: все оглядываются по сторонам…
— Сейчас только середина марта, — начал соображать Боб, — однако какой-нибудь самец-аллигатор уже мог проснуться от зимней спячки и натворить все эти беды… Только аллигатор едва ли зашел бы так далеко по Джэкфильдской насыпи… Что ты об этом думаешь, Генри?
— Я искал следов, но ничего не нашел. Привидения следов не оставляют, масса Боб… — сказал негр.
— Вздор! Слыханное ли дело, чтобы привидение могло искалечить столько домашних животных на острове, лежащем среди речной дельты! Неужели ты веришь в такую чушь?
— Привидение может сделать все, что угодно, — возразил негр. — Поэтому, когда я не знаю, кто натворил беду, я говорю, что это сделало привидение.
— Вот что, Генри, принимайся-ка за дойку коров, а я отправлюсь на остров и посмотрю, в чем там дело. Что бы там ни было, я непременно хочу найти Джесси. Может быть, мне по пути удастся обнаружить что-нибудь интересное.
— Будьте осторожны, масса Боб! — предостерегал хозяина негр, любуясь никогда не покидавшей плантатора отвагой и решительностью. — Вам бы лучше взять с собою два ружья.
Корлисс громко расхохотался; его искренняя веселость заставила улыбнуться угрюмого негра.
— Два ружья? — переспросил плантатор. — Да разве ты не знаешь, что ружья бессильны против привидений! Нет, я возьму окованное железом весло: оно мне во всяком случае понадобится, чтобы переехать реку. Ружья я оставлю здесь, Генри. Если твое привидение перелетит через реку, можешь расстрелять его.
Оба смеялись, расставаясь, но улыбка быстро сбежала с лица Генри.
— Хозяин идет навстречу опасности, — пробормотал негр. — Его ничто не может испугать… Нравится мне работать на такого человека! — добавил он несколько непоследовательно.
С марта по ноябрь Корлисс держал почти весь свой скот на острове — широком невозделанном пространстве земли, лежавшем в дельте реки Санти. Это была дикая область: обширные болотистые пастбища, трясины, шелестящие заросли лотосов и тростников. Некогда превращенный в плодородные рисовые поля, этот огромный участок вернулся в первобытное состояние. Вероятно, местность сделалась еще более дикой и непроходимой, чем раньше, так как теперь ее изрезывали глубокие канавы и заросшие болотными травами рвы, в которые было легко провалиться; там и сям попадались остатки дамб. Несмотря на свою запущенность, остров представлял собою прекрасное летнее пастбище. Правда, свирепый аллигатор порою лакомился молодым скотом, дикая кошка — этот бандит речных болот — по временам ловила поросят, да иногда какое-нибудь крупное животное погибало от укуса гремучей змеи. Зато свежая вода всегда имелась в изобилии, густая тень позволяла укрыться от зноя, а землю покрывала роскошная сочная трава. Рогатый скот возвращался с острова в прекрасном состоянии, отъевшийся, гладкий и здоровый, хотя слегка одичавший. Уже в течение многих лет негр Генри помогал Корлиссу выполнять эту часть работ на плантации. Три года овчарка Джесси добросовестно исполняла свою долю работы. Теперь она пропала, и хозяин отправился ее искать.
Спустя час после разговора с негром Корлисс стоял на одной из насыпей, пересекавших остров. Во все стороны тянулись унылые болота, неумолчно шелестевшие мириадами камышей. Далеко к северу, там, где сходились два рукава Санти, виднелись обширные болотистые, покрытые дымкой, таинственные джунгли. Корлисс старался решить, не мог ли какой-нибудь враг притти из этой дикой, безымянной и грозной области, чтобы напасть на его стада. Это было место, куда редко проникали люди. Вечно носились слухи о неведомых страшилищах, живущих в глубине суровых, неприступных джунглей…
Спустившись с насыпи, Корлисс подошел к грубому сараю, построенному Генри. Сюда сзывали свиней для кормежки. Эти случайные кормежки не давали животным окончательно одичать на безлюдном острове. В сарае виднелся набросанный корм. Казалось странным, что свиньи его не доели. В углу сарая плантатор заметил прижавшегося к стене пятилетнего породистого борова, которого на плантации он нередко кормил из рук. Боров, казалось, не был в силах подняться и, когда хозяин подошел к нему, даже не попытался сдвинуться с места. Корлисс увидел две страшных раны на боку несчастного животного. Обе они были смертельны…
Это был образчик работы таинственного врага…
Земля в сарае была вся изрыта; видимо, там происходила ожесточенная борьба. Однако Корлисс не мог различить никаких следов.
«Аллигатор не полез бы в сарай за боровом, — размышлял Корлисс. — Если бы даже это и случилось, он ни в коем случае не оставил бы здесь убитой им добычи… Кто-то из охотников рассказывал мне, что черный медведь иногда убивает свиней из озорства; однако он все-таки уносит тушу. Время от времени на остров заглядывает медведь, но мне почему-то кажется, что тут побывало что-то похуже медведя. Что-то такое, чего я еще никогда не встречал. В конце концов, быть может, Генри и прав», — усмехнулся плантатор.
Стоя возле сарая, Корлисс старался решить, что лучше предпринять при данных обстоятельствах; до ночи оставался какой-нибудь час.
— Здесь хозяйничало какое-то свирепое чудовище, — сказал он. — По острову бродит злобный убийца. О человеке не может быть и речи. Какой бы это мог быть зверь?..
Словно в ответ на его вопрос из-под кипариса, стоявшего у подножья насыпи, раздался жалобный визг.
— Джесси! — воскликнул плантатор. — Она ранена, иначе она подбежала бы ко мне. Как бы там ни было, я ее нашел!
И он бросился к кипарису.
Собака неподвижно лежала среди куч гниющих камышей. Корлисс сразу заметил, что она ужасно изранена. Длинные красные полосы и пятна крови ярко выделялись на ее белой шерсти. При виде хозяина она завиляла хвостом и поползла к нему, оставляя за собой кровавый след. Однако ей удалось проползти лишь несколько сантиметров.
— Бедная моя старушонка! — сказал Корлисс, опускаясь на колени и гладя собаку. — Я донесу тебя до дому. Я знаю, ты храбро билась… Проклятый зверь будет иметь дело со мной!..
Глаза Джесси не отрывались от лица хозяина, словно хотели сказать, что теперь, когда он пришел, все будет хорошо. Слабо, с видимым усилием лизнула она ему руку…
Стоя на коленях перед собакой, плантатор услыхал громкий беспорядочный топот. Рогатый скот или свиньи неслись целым стадом с такой быстротой, словно за ними гнался лютый враг. Едва успел Корлисс взять Джесси на руки и отойти в сторону, как стадо в дюжину или больше коров пронеслось мимо него по тропинке. За ними следовали несколько телят и две овцы; потом с визгом промчалось стадо свиней. Животные, видимо, встретили что-то, внушившее им панический ужас. Корлисс окликнул их, но они не обратили на него внимания.
«Вероятно, это оно за ними гонится, — подумал плантатор. — Оно собиралось прикончить Джесси и несчастного борова. Ну, что ж! Сейчас мы с ним сведем счеты…»
Несомненно, загадочное животное приближалось… Однако на этот раз Корлиссу так и не удалось его разглядеть. Он отчетливо слышал треск в камышах; какое-то огромное животное пробиралось сквозь заросли. Затем треск прекратился. Враг притаился… Плантатор стоял у кипариса, крепко прижав к себе Джесси. В правой руке он держал короткое весло. Другого оружия при нем не было. Так простоял он минуты две, притаив дыхание. Он внимательно вглядывался в кусты, росшие под насыпью. Солнце заходило. Окутанный дымкой пейзаж казался призрачным. На мгновение Корлиссу показалось, что он видит таинственного врага: сквозь темную листву мелькнул внушительный силуэт какого-то зверя…
Сумрак быстро надвигался. С дельты дул легкий сырой ветерок. Над полянами носились стаи диких уток. Тучи скворцов летели на ночлег в болота. С реки донесся жуткий рев старого самца-аллигатора.
— Слышу, слышу твое басовое соло, старый друг! — пробормотал Корлисс. — Но в данную минуту меня интересует совсем иное… Прислушайся, Джесси, — обратился он к собаке. — Ты его слышишь?
Раненная овчарка теснее прижалась к груди человека и тревожно взвизгнула.
— Ну, так, значит, я слышал именно его, — продолжал Корлисс. — Я слыхал, как чудовище повернуло и побежало вдоль насыпи. Мы с тобой последуем за ним, Джесси. Оно побежало на Лоон-Пойнт-Ридж. Если мы туда пойдем сейчас, мы непременно его увидим.
Лоон-Пойнт-Ридж был лесистый мыс, далеко выступавший в реку. Выйдя из угрюмых зарослей, путник попадал на обвеваемый ветрами скалистый мыс. Место это было свободно от кустов. Кругом шумели огромные сосны и красные кедры. Воздух был необыкновенно ароматен. На этот скалистый мыс нередко взбирались беглецы, спасавшиеся от разливавшихся вод. Кроме того, он служил местом отправления для всех живых существ, покидавших остров.
Итти на уединенный мыс в сумерках, с израненной собакой на одной руке и веслом в другой было, конечно, небезопасно. Но Корлисс находился на собственной земле; незваный посетитель, инкогнито которого он чувствовал себя обязанным раскрыть, предпринял нашествие на его владения; нельзя было упустить удобный момент. Кроме того, Боб Корлисс всегда руководствовался принципом, что только смелый достоин звания человека.
— Я предпочел бы совсем не жить, — заявлял Боб, когда друзья упрекали его в неосмотрительности, — чем вечно перед чем-нибудь дрожать…
Дойдя до мыса, Корлисс начал тщательно разыскивать следы таинственного существа. В закатном свете он увидел несколько болотных кроликов, молчаливо скакавших по поляне. В ветвях зычно кричала сова… Направо, между соснами, Корлисс различил огромную рыжеватую фигуру своего врага. Ему показалось, что он видит острые уши и злобные глаза. Много лет назад он видел в цирке гиэну. Неведомое животное походило на нее, но было гораздо выше, грузнее и внушительнее.
Пока Корлисс разглядывал его, загадочное существо скрылось между стволов деревьев.
— Джесси, — сказал плантатор, — я положу тебя возле этого дерева, а сам пройду немного дальше на разведки. Лежи спокойно.
По обе стороны лесистого мыса сверкали и переливались озаренные заходящим солнцем воды Санти. Загадочное существо, повидимому, намеревалось спуститься в воду… Теперь оно должно находиться в группе сосен, видневшейся влево… Да, вот оно, наполовину скрытое толстыми стволами… Оно стояло в позе сурового вызова. Серовато-рыжая шерсть… Могучее, массивное туловище, зловещие клыки…
«Так вот кто этот злодей! — подумал Корлисс. — Не удивительно, что он на всех нагнал панический ужас. Я и сам готов бежать от него. Однако надо попытаться сделать одну штуку. Если мне удастся загнать его в воду, он поплывет обратно в свои болота. Вероятно, его занес сюда особенно сильный отлив, или он просто спустился вниз по реке. Верно одно — здесь я его не оставлю».
— Убирайся отсюда, дьявол ты этакий! — крикнул плантатор, обращаясь к огромному кабану. Зверь ощетинился и пригнул голову, готовясь к нападению на человека…
Корлисс начал наступать на бандита с высоко поднятым веслом. Он твердо решил не пропустить свирепое животное мимо себя в дикие болотистые области острова и загнать его в реку. Однако риск был ужасен…
Злобное чудовище не спускало глаз с человека. Корлиссу казалось, что оно чутко к чему-то прислушивается. Внезапно кабан шарахнулся в сторону и помчался вдоль берега. Корлисс подумал, что зверь хочет уйти от него, но через минуту сообразил, в чем дело.
— Силы небесные! — закричал он. — Ведь он ищет Джесси, он хочет прикончить ее!..
Так и оказалось. Огромный зверь бросился к беспомощной овчарке, которую Боб уложил возле дерева. Но теперь у Джесси был надежный защитник. Собака увидала мчавшегося на нее кабана и попыталась подняться на ноги. Страшная голова бандита была опущена и повернута набок; грозно сверкали клыки… Со всех ног Корлисс кинулся на помощь к Джесси. На бегу он взмахнул веслом. Окованный железом конец опустился со страшной силой на голову кабана. Животное повернулось к человеку… Теперь опасность грозила уже самому плантатору.
Собрав последние силы, Джесси напала на кабана сзади. Она вцепилась зубами в нижнюю часть его бока. Кабан снова повернулся. На этот раз Корлисс нанес свирепому животному тяжелый удар прямо по носу. Кабан пошатнулся, слегка ошеломленный. Корлисс снова с громким криком ударил его веслом. Джесси залаяла изо всех сил. Кабан направился к реке. Корлисс следовал за ним по пятам, не переставая на бегу наносить ему удары. Наконец незваный гость вошел в воду. Корлисс нанес ему последний удар, когда он уже начал плыть.
«Жаль, что мне не удалось прикончить его! — сокрушался плантатор. — Однако, полагаю, он долго будет помнить нашу встречу. Он уже больше не пожалует к нам в гости…»
КАБАН СРЕДИ СВИНЕЙ
Кабан встревожился. Он лежал в зарослях крапивы на склоне, обращенном к востоку. Кругом стоял высокий буковый лес; за ним синели широкие долины, и блестела река.
Кабан заворчал, приподнялся, прислушался, а потом, подняв рыло, обнюхал воздух во всех направлениях.
Ничего, никаких подозрительных запахов!
Солнце взошло еще недавно, но уже порядочно припекало восточный склон. Несмотря на то, что был уж май, деревья давали мало тени. С верхних веток то и дело падали с шуршанием на землю сухие листья. Зима была мягкая, и гусениц развелось множество. Листва дубового леса была начисто обглодана ими.
Кабан не мог дольше оставаться на своем ложе. Он пробрался через заросли крапивы и малинника на открытое место и там остановился, принюхиваясь и прислушиваясь.
Какая-то странная тревога наполняла лес. Птицы не пели, а только беспокойно шумели; сойки с криком носились между деревьями, мелкие птицы то и дело вспархивали и перелетали целыми стаями, как будто их кто-то спугнул. На одном из деревьев жалобно пищали молодые дрозды, словно на них напали муравьи. Солнце светило тускло, над лесом скользили облака, по ветру надвигались миллиарды сереньких точек.
Кабан вдруг увидел, что его окутало такое облако, и все тело его тотчас же начало мучительно чесаться. Он чувствовал ежеминутные уколы за ушами, на животе, на внутренней стороне ног. Уколы становились все сильнее и причиняли мучительную боль.
Кабан был крупный, сильный зверь с огромными клыками, которые торчали вверх по бокам длинного рыла. На спине его торчала жесткими пучками щетина. Он был худ, как доска.
Он начал бешено кидаться по сторонам, чтобы избавиться от своих мучителей. Он сердито рычал, бросался в кусты, но мошки крепко сидели на самых чувствительных местах его тела. Как только он выходил из чащи, на него набрасывались новые рои мошек, которых теплый май в изобилии рассылал во все стороны из дунайских болот.
Укусы их приводили кабана в бешенство. Он носился кругами, катался по земле, вырывал клыками из земли корни и кусты, так что кругом него подымались целые тучи листьев и земли. Но ничто не помогало. Свирепые мошки, которые своими укусами ежегодно убивали немало крупного скота, не отставали от него. Кабан ушел с открытого места опять в лес. Он бросился в узкое ущелье, где было прохладно и росли пышные папоротники. Плотная туча мошек отстала от него, но отдельные насекомые забились в его щетину, кусали в морду, щекотали около глаз и залезали в уши.
Чем выше поднималось солнце, тем сильнее становились мучения. Только в густой тени темных лесных оврагов было немного легче; но ранки начинали распухать, вся кожа горела, и малейшее движение вызывало острую боль.
Наконец солнце забралось и в овраг, куда спрятался кабан. И вскоре опять серая туча заслонила его — рои мошек облепили кабана.
Рыча и фыркая от боли, кабан вскочил. И опять он бросился в лес, взбирался на горы, спускался в ущелья. Кругом него носились и другие лесные звери, терзаемые той же лютой мошкарой; в гнездах жалобно пищали умиравшие птенцы; посреди дороги скорчился заяц, который трясся всем телом.
Перед заходом солнца кровожадные полчища мошек еще раз проснулись к деятельности и облепили несчастного кабана. Он совершенно отупел и обессилел, растянулся на земле и предоставил мошкам свое тело на терзания. Но когда солнце село, мошки вдруг исчезли.
Кабан лежал и хрипел. Он был не в силах итти за пищей. Его ноги распухли, под щетиной везде образовались шишки, которые болели, его лихорадило, глаза так заплыли, что он почти ничего не видел, а мощные челюсти изредка раскрывались и снова злобно сжимались. Так прошла ночь. Но еще до того, как появилось солнце, кабан забрался в самую глубину ущелья и стал валяться в прохладной воде ручья, высунув из нее только спину и голову.
Но вот солнце снова осветило долину, и воздух опять закишел мошками. Они не носились, как вчера, целыми тучами, а распределились по всему лесу; где пахло живым телом, там они собирались роями. И опять они облепили кабана. И ему приходилось окунаться с головой в воду, чтобы избавиться от них.
Когда солнце стояло уже высоко, кабан заметил движение над собой, на горе. Он потянул в себя воздух, чтобы узнать, не грозит ли ему опасность, но его распухший нос ничего не почуял. А потом с горы потянуло едким дымом, который осаждался в глубине долины. От этого дыма мошкара рассеялась.
Кабан услышал хрюканье и шаги свиней. Он с трудом выбрался из воды, хотел взобраться по другому склону, но ноги его одеревянели, в когтях не было силы, чтобы цепляться за твердую землю, он сорвался вниз и лежал, пыхтя и сопя, на берегу ручья. Стадо домашних свиней подошло к нему.
Они с хрюканьем и сопением окружили кабана, но, видя его беспомощность, начали валяться и бегать кругом него, обнюхивая его не то с любопытством, не то с сочувствием. Кабан чуял в них родичей и не тревожился.
Вдруг раздались человеческие голоса. Кабан испуганно вскочил, хотел бежать, но свиньи тесной толпой окружили его и не пускали. К стаду подошли два пастушка — мальчик и девочка. Десятилетний мальчик нес в руках тлевший древесный гриб; видя, что свиньи намереваются остаться в долине, он положил гриб на землю и прикрыл сухими листьями, от которых тотчас же пошел густой дым. У девочки, выглядевшей немного старше, была в руках бутылка с нефтью, которой она то и дело мазала свиньям животы и под ногами: запах нефти отгонял от них мошкару. За детьми бежали две лохматые румынские овчарки.
Одна из них вдруг подняла морду вверх, залаяла и пыталась ворваться в столпившееся стадо свиней. Она почуяла кабана. К ней вскоре присоединилась другая, и они с диким лаем стали бросаться на стадо, но свиньи с свирепым хрюканьем отражали нападение, которое они приняли на свой счет. Поведение собак привлекло внимание детей, и они тоже увидали кабана.
— Посмотри-ка, какая-то чужая большая свинья, — сказала девочка.
— Да, да, — ответил мальчик. — Вся черная и с какими клыками!
Дети начали рассматривать кабана, который старался подняться, но то и дело беспомощно опускался на задние ноги.
— Она больная, — сказала девочка.
— Вовсе не больная, — ответил мальчик. — Ее заели мошки. Она не намазана нефтью.
— Так давай намажем.
Они подошли к кабану.
— А он не укусит? — сказала девочка. — Он какой-то страшный.
— Если укусит, я ему дам по рылу, — храбро заявил мальчик.
Кабан тяжело повернул голову и щелкнул челюстями. Но румынские дети с ранних лет пасут одни, без взрослых, стада свиней и овец, и им случается бросаться с топором и на волков, когда те нападают на их стада. Девочка намазала кабану нефтью сначала спину, и он не противился. Он точно понимал, что ему не грозит опасность. Вскоре зверь почувствовал, что нефть смягчает боль его ран. Через несколько минут были вымазаны нефтью все чувствительные места его тела. Ему стало лучше. Он поднялся и вместе со свиньями пошел вниз по долине, не смея вырваться из стада, вокруг которого с лаем носились собаки. Через некоторое время он стал понемногу рыться в земле, потому что голод дал себя знать, как только он начал двигаться.
— Какая большая свинья! — удивлялись дети. — Только уж очень худая. Вот если бы ее откормить!
Поделиться книгой: