Помоги проекту - поделись книгой:
Правильное решение приняли власти города, своебениобразно, чтобы не нарушать облик столицы, дома растут вниз.
Ухаха оо юп.
Теперь и кремль получил пятьдесят внутренних этажей, и лубянка семьдесят, тверская улица углубилась, стала похожей на каньон во друго-ого-гой стороне зем шара, куда-то надо ведь поместить население страны, сбежавшееся со всей страны сюда. Если нет земли, весь на приусадебных участках дёрн был продан государству.
Река москва по образцу невы тоже стала глубоким каньоном, стены которого глядят стоэтажными окнами друг на дружку.
Речная водь – предмет оживлённого экспорта. Но её добывают в чистых источниках и, не тратя на пополнение рек, продают на экспорт, так что до москвы доходит только муты-мутынная водь.
Отсюда этажи вниз до матушки до муты.
Всё-таки наша страна, великая россия, имеет немалый запас жильцов.
Да, и важнейшшное нововведение, кладбищ нету. Тайна ухода соблюдается очень строго, ничем не тревожа остающихся.
А то вон завели моду за рубцом – снабжать могильные памятники выбросами речевых кусков покойных. Как кто войдёт в оградку – тут же автоматически-ски дуэт, трио или хор родни, таящейся под камнем. Како-правильно названо – какофония. По воскресеньям галдёж.
Кхщ, кхшча!
У нас стройней.
Есть стена за пределами московской области, куда, по легенде, сходятся все прерванные пути.
Мп, мп.
Туда приходят и приезжают целыми организованными тургруппами, чтобы спокойно побеседовать с ушедшими.
Над стеной всё время звучат голоса (у каждого гражданина страны берётся по одной длинной ноте, ааа-ааа, ууу-уу, ооо-оо, йеее, зависит от возраста, ааа – это от рождения до года, документальные крики усыпающих, йааа – это до пяти лет покойные, йооо – до десяти лет, а потом йиии, йууу, кто что хочет выразить, причём заблаговременно, записи сохраняются в государственных архивах, и эти голоса после их исхода звучат гармонией, постоянно, композиторы создают целые симфонии из этих криков и воя, такой громкий стоит ор над этой стеной, ушедшие кричат как живые птицы. Все слушают и плачут как не надо, но тут одно место в стране для этого).
А води москвы и невы, а также всех других рек прямо у истоков очищают и тут же переливают в цистерны, которые идут на экспорт. Корабли-танкеры спокойно плывут по очистившемуся ото льдов северному морскому пути. Вот это единственное положительное, что принесло глобальное потепление.
Кга! Кга!
А всё живое, что населяло наши дикие северные территории, либо продано в зарубежные экопарки, где и благополучно закончило свои популяции, либо составило будущее черноземье на севере сибири, уйдя в почву, бывшую мерзлоту, а теперь в болота.
Вынимание!
Когда тысячелетия спустя, а то и миллионы лет, высохнут болота, то там заведутся мамонты, которые уже там жили. Их там же уже находили, и мамонтят. И саблезубых мамонто двух.
Ктяжс.
Я всё это произношу на давно уже уходящем языке, современное наречие упростилось до разных вариаций матабля.
Я уячил ху хе эо, фуо цнить.
Йощэ.
На что же мы рассчитываем, йутурологи – а мы все теперь йутурологи, нас интересует, куда же всё это катится. Победно дно идэ.
Кнжцц.
И ничего!
Ведь что: на нашем земном шаре реновация происходила миллионы раз, он покрывался водой всемирного потопа (откуда-то, от выживших говоривших, у нас возник этот термин), под водой уплотнялось и тлело всё жирное, распадалось всё хрупкое, всё химическо, пенопласткое и всё живое под тяжестью тонн воды обращалось в новые субстанции, то есть в нефть и газ, а тлеющие леса становились каменным углём, а то начинались повсеместные извержения в связи с падением предыдущих лун, и возникали и застывали новые горные системы, материки и полюса.
Ффсу, бяжз.
Однако человечество как-то выживало, торчало в виде малого племени с горсткой овец на вершине горы, обратившейся в остров, и туда по обычаям силлиардов лет причаливал ковчег с животными, и они высаживались на это пастбище, и один местный, абоцриген, говорил другому: «гляди, ара, цирк приехал».
Всегда один вопрос: на всех языках есть это, такое название, всемирный потоп.
Значит, были выжившие свидетели и их женщины, которые могли испустить после себя потомство и сохранить для нас, миллионы лет спустя, этот термин, кся фсы.
Вечно живой онон нас туда и приведёт.
Чёрное пальто
Одна девушка вдруг оказалась на краю дороги зимой в незнакомом месте, мало того, она была одета в чьё-то чужое чёрное пальто.
Под пальто, она посмотрела, был спортивный костюм.
На ногах находились кроссовки.
Девушка вообще не помнила, кто она такая и как её зовут.
Она стояла и мёрзла на непонятном шоссе зимой, ближе к вечеру.
Вокруг был лес, становилось темно.
Девушка подумала, что надо куда-то двигаться, потому что было холодно, чёрное пальто не грело совершенно.
Она пошла по дороге.
Тем временем из-за поворота показался грузовик. Девушка подняла руку, и грузовик остановился. Шофёр открыл дверцу. В кабине уже сидел один пассажир.
– Тебе куда?
Девушка ответила первое, что пришло на ум:
– А вы куда?
– На станцию, – ответил, засмеявшись, шофёр.
– И мне на станцию. – (Она вспомнила, что из леса действительно надо выбираться на какую-нибудь станцию.)
– Поехали, – сказал шофёр, всё ещё смеясь. – На станцию так на станцию.
– Я же не помещусь, – сказала девушка.
– Поместишься, – смеялся шофёр. – Товарищ у меня одни кости.
Девушка забралась в кабину, и грузовик тронулся.
Второй человек в кабине угрюмо потеснился.
Лица его совершенно не было видно из-под надвинутого капюшона.
Они мчались по темнеющей дороге среди снегов, шофёр молчал, улыбаясь, и девушка тоже молчала, ей не хотелось ничего спрашивать, чтобы никто не заметил, что она всё забыла.
Наконец они приехали к какой-то платформе, освещённой фонарями, девушка слезла, дверца за ней хлопнула, грузовик рванул с места.
Девушка поднялась на перрон, села в подошедшую электричку и куда-то поехала.
Она помнила, что полагается покупать билет, но в карманах, как выяснилось, не было денег: только спички, какая-то бумажка и ключ.
Она стеснялась даже спросить, куда едет поезд, да и некого было, вагон был совершенно пустой и плохо освещённый.
Но в конце концов поезд остановился и больше никуда не пошёл, и пришлось выйти.
Это был, видимо, большой вокзал, но в этот час совершенно безлюдный, с погашенными огнями.
Всё вокруг было перерыто, зияли какие-то безобразные свежие ямы, ещё не занесённые снегом.
Выход был только один – спуститься в туннель, и девушка пошла по ступенькам вниз.
Туннель тоже оказался тёмным, с неровным, уходящим вниз полом, только от кафельных белых стен шёл какой-то свет.
Девушка легко бежала вниз по туннелю, почти не касаясь пола, неслась как во сне мимо ям, лопат, каких-то носилок, здесь тоже, видимо, шёл ремонт.
Потом туннель закончился, впереди была улица, и девушка, задыхаясь, выбралась на воздух.
Улица тоже оказалась пустой и какой-то полуразрушенной.
В домах не было света, в некоторых даже не оказалось крыш и окон, только дыры, а посредине проезжей части торчали временные ограждения: там тоже всё было раскопано.
Девушка стояла у края тротуара в своём чёрном пальто и мёрзла.
Тут к ней внезапно подъехал маленький грузовик, шофёр открыл дверцу и сказал:
– Садись, подвезу.
Это был тот самый грузовик, и рядом с шофёром сидел знакомый человек в чёрном пальто с капюшоном.
Но за то время, пока они не виделись, пассажир в пальто с капюшоном как будто бы потолстел, и места в кабине почти не было.
– Тут некуда, – сказала девушка, залезая в кабину. В глубине души она обрадовалась, что ей чудесным образом встретились старые знакомые.
Это были её единственные знакомые в той новой, непонятной жизни, которая её теперь окружала.
– Поместишься, – засмеялся весёлый шофёр, поворачивая к ней лицо.
И она с необыкновенной лёгкостью действительно поместилась, даже осталось ещё пустое пространство между ней и её мрачным соседом, он оказался совсем худым, это просто его пальто было такое широкое.
И девушка думала: возьму и скажу, что ничего не знаю.
Шофёр тоже был очень худым, иначе бы они все не расселись так свободно в этой тесной кабине маленького грузовика.
Шофёр был просто очень худой и курносый до невозможности, то есть вроде бы уродливый, с совершенно лысым черепом, и вместе с тем очень весёлый: он постоянно смеялся, открывая при смехе все свои зубы.
Можно даже сказать, что он не переставая хохотал во весь рот, беззвучно.
Второй сосед всё ещё прятал лицо в складках своего капюшона и не говорил ни слова.
Девушка тоже молчала: о чём ей было говорить?
Они ехали по совершенно пустым и раскопанным ночным улицам, народ, видимо, давно спал по домам.
– Тебе куда надо? – спросил весельчак, смеясь во весь свой рот.
– Мне надо к себе домой, – ответила девушка.
– А это куда? – беззвучно хохоча, поинтересовался шофёр.
– Ну… До конца этой улицы и направо, – сказала девушка неуверенно.
– А потом? – спросил, не переставая щерить зубы, водитель.
– А потом всё время прямо.
Так ответила девушка, в глубине души боясь, что у неё потребуют адрес.
Грузовик мчался совершенно бесшумно, хотя дорога была жуткая, вся в ямах.
– Куда? – спросил весёлый.
– Вот здесь, спасибо, – сказала девушка и открыла дверцу.
– А платить? – разинув смеющуюся пасть до предела, воскликнул шофёр.
Девушка поискала в карманах и снова обнаружила бумажку, спички и ключ.
– А у меня нету денег, – призналась она.
– Если нет денег, нечего было и садиться, – захохотал шофёр. – Тот первый раз мы ничего с тебя не взяли, а тебе это, видно, понравилось. Давай иди домой и принеси нам деньги. Или мы тебя съедим, мы худые и голодные, да? Точно, пустая башка? – спросил он со смехом товарища. – Мы питаемся такими вот, как ты. Шутка, конечно.
Они вышли все вместе из грузовика на каком-то пустыре, где вразброс стояли ещё не заселённые, видимо, дома, по виду новые.
Поделиться книгой: