— Прости, Дин, мне Мухаммад звонит.
Я тут же отключила звонок и ответила ему.
— Малышка, привет. А мы уже в Стамбуле. Видишь, как красиво?
Повертел камерой, выхватывая берег моря, пальмы, розовый закат.
— Круто, да. А как ты оказался в Стамбуле?
— Ну я ж с пересадками. Прямого не было.
— А теперь когда твой самолет вылетает?
— Детка… — он куда-то обернулся, потом снова посмотрел в камеру, — засада у нас тут. Рейс отменили.
— Как отменили?
Улыбка сползла с лица. Ну вот…как всегда, когда мне слишком хорошо, что-то случается …чтоб сильно не наслаждалась жизнью.
— Вот так. Бывает же. Поломка самолета. Задержится на пять дней. Я тут подумал, что могу купить тебе билет, и ты прилетишь ко мне, м?
— Куда?
— В Стамбул. У меня здесь родственники. Погуляем, побесимся. А потом поедешь домой. Пяяять дней, детка. Со мной.
Звучало очень заманчиво, просто офигеть как заманчиво, но было одно «но» — отец никуда меня не отпустит. Он вообще не знает о существовании Мухаммада.
— Я… я не смогу.
— Почему?
— Предки не отпустят.
— А ты не спрашивай. Вроде девочка уже большая, совершеннолетняя.
— Дело не в этом…просто мой отец, он…
— Да брось. Они все такие. Мой тоже деспот тот еще. Не говори ему. Оставь записку и просто улетай. У тебя загран есть?
— Есть, конечно.
Его голос приобрел другие нотки. Покровительственные, и в какой-то мере мне это нравилось.
— Вот и круто. Я куплю тебе билет, зарегистрирую, а ты просто вылетишь, и все. Поищет, попсихует, а когда вернешься, простит. Зато я тебя увижу! Через неделю учеба начинается, и потом мы сможем встретиться только в конце лета, и то…кто знает, получится ли. Эй…детка, я безумно хочу увидеть тебя. Слышишь? Ана ба хеб бак!*1
— Ана ба хеб бак! — повторила я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Ну что? Покупать билеты?
— Я не знаю… я вечером тебе скажу. Мне подумать надо.
— Только долго не думай. Ты разбиваешь мне сердце.
Отключила мессенджер и упала в кресло, закрыла лицо руками. Я не привыкла обманывать отца. У нас был уговор — честность превыше всего. Что бы ни случилось, мы говорим друг другу правду.
А что, если я расскажу ему о Мухаммаде и попрошу поехать в Стамбул? Папа даст мне охрану и все, и я встречусь со своим парнем. Я ведь действительно уже взрослая. Почему я должна скрывать от отца, с кем я встречаюсь? Вот прямо сейчас пойду и поговорю с ним. Заодно обсудим памятник для мамы. Я нарисовала несколько эскизов.
Встала с кресла, поправила юбку и вышла из комнаты. Прошла по коридору к кабинету отца, хотела постучать, но услыхала его голос.
— Да, Александра, я тебя слышу…Нет, я еще об этом не думал. Мне нужно обсудить с Кариной…там выпадает годовщина смерти Лены и…Думаешь? Ладно. Я приеду посмотреть.
Я медленно опустила руку.
— Да, поминок не будет, конечно. Мы планировали обговорить новый памятник. Но это подождет. Я не то, чтобы обещал, но на годовщину, ты же знаешь, мы всегда вместе.
Пауза…и у меня внутри пауза.
— Да… я так и сделаю. Скажу ей, что вылетаю по делам, и приеду выбрать вместе с тобой. Я тоже ужасно соскучился, безумно. Твой тур слишком затянулся…
Скривила губы и неслышно ударила ладонью по стене. Подождет, значит. Мама подождет. Конечно, она ведь уже мертвая, а ты нашел ей замену, родил нового ребенка, и все в твоей жизни теперь зашибись…И с каких пор ты начал мне врать?
Развернулась и пошла по коридору обратно в комнату. Это ощущение, что ты лишний, что ты мешаешь им жить. Потому что они счастливы, а ты — вечное напоминание о самом плохом и о человеке, которого хочется забыть навсегда. В доме уже нет портретов мамы на стенах…они аккуратно убраны. По одному. Медленно, но верно.
Набрала прямыми, как палки, пальцами номер Мухаммада.
— Да. Покупай билеты. Я приеду.
Глава 2. Саид
— Наше партнерство, Саид, подходит к концу.
Андрей сидел напротив Нармузинова и сжимал длинными пальцами чашку с кофе. Как изменился за эти годы. Из бандита стал политиком. Обелился. Теперь все по-правильному и по-честному. По закону.
— Вот это и вот это нашли в твоих фурах на границе. Фурах, которые пропустил я. Пропустил, доверяя тебе.
Положил перед Саидом фотографии с ящиками с оружием и боеприпасами. Саид взял одну из фотографий, рассмотрел и вернул обратно. На его смуглом лице не отразилось ни одной эмоции. Казалось, оно высечено из темного камня и мимика ему несвойственна.
— Наш уговор таким не был.
— Напомни, каким он был, Граф. Если память мне не изменяет, наркота и секс-трафик под запретом. Все остальное — на мое усмотрение.
— Не притворяйся, Саид, ты знаешь, что это касалось и оружия. Я не посмотрю на наши родственные связи и перекрою все пути для твоих грузовиков.
Нармузинов постучал пальцами по столу, и на них блеснули несколько массивных золотых колец.
— Твои люди, дорогой, досматривали фуры. Товар не прятали. Все на виду. Долгое время, дорогой, ты получал за эти перевозки миллионы и не жаловался, но, когда сюда влезли менты, которые копают под тебя после известного инцидента, мой товар вдруг стал вне закона.
Чуть подался вперед, и Андрей напрягся — сквозь холод просачивалась страстная и дикая натура оппонента.
— Оружие не для войны и не для террористов. Его поставляют в оружейные магазины. Все легально. Разберись с Зарецким не за мой счет, Граф.
Граф усмехнулся и включил что-то на своем смартфоне. Передал Саиду.
— Все законно? Там заснята продажа оружия человеку, который спустя три дня расстрелял студентов в метро. Из твоего ствола, который я ввез в страну. Какого хрена я должен подставляться?
— Это могло произойти с любым магазином. Скажи лучше, что сотрудничество со мной пятнает твою репутацию и мешает твоей политической карьере, Андрей.
— Мне придется заключить с тобой новый договор.
Переводит тему, смягчает удар. Дипломат хренов.
— Не придется!
Оба резко встали из-за стола.
— Мне не нужны твои линии. Я найду, как перевозить свой товар. Дочери привет передай.
И вышел из вип-комнаты закрытого клуба.
Это не была ссора. Нет, они слишком уважают себя, чтобы опускаться до ссор. Это война. Которая началась тихо и скромно и за пару лет набрала обороты и масштабы. Как снежный ком. Несмотря ни на что, они оставались врагами. Слишком много их семьи отняли друг у друга.
Нармузинову пришлось искать другие способы переправки товара. Уже нелегальные, а это требовало возвращения к старым связям. Тем, которые остались в тени после смерти Ахмеда.
Саид сидел в плетеном кресле под сенью виноградника и смотрел на фото дочери. Впрочем, дочерью она ему никогда не была. Начиная с ее рождения и заканчивая их последним разговором, когда она попросила его оставить все как есть и не пытаться сблизиться.
— Я не Нармузинова. Я — Воронова. Ты мне не отец, и Ахмед мне никто. Прости…но я выбираю другой мир и другую семью. Не принуждай к общению. Я принадлежу себе, и мои дети — только мои. Им не нужно такое родство. Мне стыдно…что я Нармузинова. Я никогда больше не хочу ею быть.
И сына своего не показала. Он не лез. Гордость лезть не позволила. Хочет так, пусть так будет. Отреклась от семьи — ее право. Ахмед много наворотил, простить сложно. Если счастлива и здорова, ему, Саиду, больше ничего и не надо.
Но иногда тоска сердце клещами стискивала, и он сидел, морщась как от приступов боли, и боролся с желанием разбомбить на хер всю империю Вороновых, поставить на колени и вернуть себе дочь. Дикая кровь Нармузиновых кипела и пенилась в венах. И он мог. Ресурсы были, люди были, деньги имелись, и властью обладал неограниченной среди своих. Стоило свистнуть, и началась бы смертельная жатва. Только она сдерживала — дочь и ребенок ее. Потому что счастлива там, а принудить любить себя он не может и не хочет. Не заслужил любви. Одиночество заслужил. Двух жен, с которыми детей нет, заслужил.
Но война все же началась. Тихая, молчаливая. Пока без жертв. Началась с того дня, как к Арчи пришел.
— Давно не было тебя, брат. Забыл про нас, занеуважал.
— Ну что ты, Арчи. Дела, все дела.
— Слышал я, с турками бизнес завел. И как янычары?
— Нормально. Товар ходит как часы. Ходил…как часы.
— А теперь что? Ты кушай, дорогой, кушай. Замира старалась, лепешки пекла. Барана только сегодня утром зарезал, соленья мать моя передала, как узнала, что в гостях будешь.
Улыбается Арчи, руками разводит, а Саид знает, насколько опасен этот шакал, хоть и приходится ему троюродным братом. Хитрая, лживая и жадная тварь. Но…сейчас особо выбора нет. А с Арчи нужно дружить. Пришло время царю по холопам разъезжать.
— Коридор нужен. По морю. В Анкару и в Стамбул.
Арчи в рот кусок мяса положил, смачно облизал пальцы.
— А что так? Родственники твои русские через сушу вроде провозили.
Сказал с долей презрения, за которую Саид мог выбить ему передние зубы…но не в этот раз. И оправдываться не собирался.
— Теперь не провозят. Другой путь нужен.
— Ясно…В наше время все невечное и родственные связи тем более, да, дорогой?
Саид посмотрел на нож, лежащий на тарелке, и снова на Арчи, и тот слегка побледнел и выпрямился. Словно прочел мысли Нармузинова.
— Есть свои люди. Выделят контейнеры, проведут через таможню с документами.
— Но…
Саид знал, что «но» будет обязательно.
— Еще кое-какой груз захватишь, да?
— Какой груз.
Саид отпил вина из серебряного бокала и вонзил вилку в кусок мяса.
— Девочек. Из Стамбула в Анкару. Тебя досматривать не будут, а мне Албек возить не дает. Его это бизнес. Но кушать все хотят, и я хочу.
Сука. Хитрая мразь. Хочет его руками живой товар возить. И, если девок найдут, то война с Албеком у Саида будет.
— По две-три обычно. Твое дело — принять и передать дальше.
И выбора точно нет, не согласится — торговля накроется, а у него поставки на год вперед проплачены.
— Хорошо. Договорились.
— Могу и тебе девочек найти. Сочных, красивых, юных. На любой вкус. Хочешь блондинку? Стройную, нежную. Ты же любишь блондинок, Саид?
— Я люблю, когда мой товар вовремя доходит из пункта «А» в пункт «Б». Твои девки меня волнуют меньше всего.
Глава 3. Карина
Я сидела возле окна самолёта и смотрела вниз, туда, где, кажется, прямо под нами стелились белые плотные облака.
«— Охренеееееть! Ты реально это сделаешь? Каринаааа?»
Я закрыла глаза, откидывая голову назад и вспоминая свой последний разговор с Динкой. Она единственная знала, куда, а главное, к кому я сейчас лечу. Ну ещё, конечно, Мухаммад и Иса.
«— Да, сделаю! А что? — я пожала плечами, глядя в широко раскрытые от удивления глаза подруги, — Он мне сегодня билеты закажет.