Наследие проклятой королевы

— На что? — переспросил я, поглядев на женщину.

— Ну, эта, юн спадин, таверна как таверна, а ночью собираются охочие до азарту и ставят на бочку кувшин. В кувшин золото-серебро-медь и прочие ценности. Если драка на кулаках, то можно помалу, а если на ножах, то денежка уже большая. Потом гасится свет, и начинается кто кого. Кто последний на ногах, того и кубышка с добром. А ещё в выигрыше те, кто угадают победителя.

— Это жульничество! — воскликнула Катарина, искренне возмутившись. Даже румянец проступил сквозь загар на щеках, и она захлопала глазами, как будто её на рынке в первый раз обсчитали.

— Да никто не будет потом по мелочи судиться! А вот если большая деньга на кону стоит, там да, могут и спицу потом сунуть под кольчугу в тёмном переулке. Ночной народ очень не любит, когда кто-то жульничает ловчее, чем они.

— Я не буду, — надула губы храмовница и сложила руки на груди.

— Ну, не хошь, значит, не буду за колечко ноздре тянуть, как упрямого телёнка, — развела руками мечница, а потом снова спохватилась, ткнув пальцем в сторону храмовницы. Прямо любо-дорого смотреть за их перепалками! Они настолько разные и при этом так хорошо дополняют друг друга, что невозможно сдержать улыбку.

— А хошь ставку на смерть поставить? — продолжила Урсула.

Катарина нахмурилась, зато я влез в этот диалог, в очередной раз не поняв прикола.

— Ставка на смерть?

Урсула игриво сделала губы бантиком, чувствуя, что зацепила собеседника интересной темой, и можно дальше травить байки.

— Да-а-а, — протянула она шёпотом. — Ставка на смерть. Знашь, юн спадин, приходишь в торговый дом, где делают ставки, и говоришь: «Ставлю на свою смерть. Коль сдохну, прошу отдать выигрыш доверенному человеку, коли придёт». Я перед каждой войной на себя ставила, а в грамоте своего муженька указывала. Но для солдатки выигрыш небольшой, ставочницы много шансов не дают, а вот купчихам, кады ставят, что не вернутся с проверенного пути, много потом отзвякивают. Солдатки у костра шептали, что у Линды мамка выиграла аж десять тыщ золотом. А ещё поговаривают, будто бы она потому и сбежала с нами, что кубышка в руках у сироты слишком жжёт душу всяким ночным пройдохам. А тёмные духи только и ждут, чтоб подтолкнуть человека в лапы жадности. Но, как бы то ни было, к знатной графине прибиться не самая плохая затея, ежели частью золота поделиться за приют и молчание. Но если байка правдива, то где Линда столько денег спрятала, никто не ведает. А сама молчит. Её уже и подпаивать пытались, а всё одно молчит.

Я поглядел в сторону оруженоски юной графини. Неужели Ребекка всё знала и потому приютила девчушку, несмотря на то, что та мало что умела в военном деле? Но рыцарша весьма умна, должно быть, ещё что-то, одной лишь жалости мало.

— Юрий, — позвала меня Катарина, тоже некоторое время глядевшая в сторону Клэр и пухленькой Линды, — а какие твои намерения в делах в Коруне?

Прежде чем ответить, я пожал плечами.

— Сначала надо найти своих братьев, которые имеют миссию в столице, отдать донесения, получить распоряжения от старших, да и Лукреция очень наставила посетить контору Магистрата, чтоб получить разрешение на обучение колдовству и сделать взнос в гильдию. Если не получу грамоту, могут и язык вырвать, как Марте, если вообще руки не отрубят в придачу к голове. Тётя Урсула, какие ещё казни в королевстве практикуют?

— Да разные, — ухмыльнулась мечница и начала перечислять, закатив глаза: — Тебе могут стручок медленно сшоркивать наждачным камнем, могут крутить его раскалёнными щипцами. А ещё…

— Хватит! — буркнула Катарина. — Урсула, я поняла уже, что тебе очень хочется в бордель. Из тебя это лезет, как кислое тесто из горшка.

— Я, между прочим, мужня́тая, — кокетливо поправив подол гамбезона, парировала мечница, отчего нас с храмовницей пробило на смех. Вот что-что, а это нашу спутницу никак не сдерживало. Помнится, она менестреля в таверне зажала в угол безо всяких моральных терзаний. А тем временем Урсула вытянула палец вверх и громко выкрикнула: — Истинно говорю! — А потом шёпотом добавила: — Дочку бы куда отправить на это время, а то до корней ухи отгрызёт, мол, мама, а как же папа?

Мы снова засмеялись, а позади нас раздался недовольный голос Лукреции. Обернувшись, увидел, что быстро волшебница шла в нашу сторону, нервно размахивая своей записной книжкой.

— Срочно надо в Магистрат. Куплю свиток с заклинанием против блох, вшей и клопов. Жуть как боюсь эту гадость.

Магесса тряхнула головой, издав тихое «бр-р-р».

— Свиток? — переспросил я. — А как он действует? Надо произнести волшебное слово, и возникнут чары?

Настала очередь Лукреции нахмуриться в недоумении.

— Нет! — огрызнулась она через пару секунд. — Свиток — это чертёж заклинания, и я буду создавать чары и привязывать их к зачарунькам. Наделаю сто штук и прицеплю ко всем местам.

— Это, Ваше Магичество, — вкрадчиво задала вопрос Урсула, — а зачаруньку от вшей на лохматке тоже сделаете?

Лукрецию снова передёрнуло. Наверное, она и не думала о подобном, но радужное неведение разбилось о житейскую пошлость наёмницы.

— И этих тоже надо, — пробурчала волшебница, — тоже сто штук, а то вдруг они по траве ко мне перелезут.

— Они по траве не лазиют, — состроив ангельское выражение лица, произнесла Урсула, поправив магессу. — Они по другому стебельку перебираются.

— Знаю! Не девочка! — рыкнула волшебница и добавила: — Всё равно. Как представлю, аж бледность к лицу подкатывает! И комары с мошками надоели — от них тоже надо чары купить. А ещё от меня смердит, как от крестьянки, и благовония кончились — нечем пома́ндер намочить.

Волшебница снова сделала «Бр-р-р-р», а потом вскинула руку к лицу на манер козырьки и указала кивком в сторону города. — Нас встречают.

Я быстро приложился к биноклю. Действительно, по пыльной дороге к нам неслись колесницы, и на передней было знамя рода да Кашо́нов, словно плакат в аэропорту, типа, ждём такого-то.

Но не о приёме и размещении думал сейчас, а о том, что надо как-то будет перекроить план экспедиции, чтоб суметь обойти те места, что укажет Инфа́нт Ла́га Ро́ха, дитя Кровавого Озера, а ещё впору будет делать не ставку на смерть, а ставку на жизнь, ибо возвращение всех целыми и невредимыми будет сродни чуду.

Глава 3. Выбор принцессы и шаг во тьму

Нас встретили. Ощущение при этом было странным: на лицах встречающей делегации виднелись натужные улыбки, казалось, женщины не знали, как реагировать, слова их были скомканными и нарочито радостными, будто у плохого актёра, пытающегося играть с глубочайшего похмелья. Сперва я подумал, что это из-за присутствия в отряде халума́ри, то есть нас, но потом всё встало на свои места (достаточно было взглянуть на кислые физиономии охранниц). Всё дело было в Клэр: ведь она незаконнорождённая и признана старым графом совсем недавно. Девушке завидовали, девушкой брезговали, девушку ненавидели, девушку не принимали как госпожу, считая выскочкой.

— Может, всё же гостиница? — прошептал подошедший поближе Андрей, который наверняка тоже ощущал себя не в своей тарелке.

Впрочем, кислые физиономии от неожиданной встречи оказались не только у нас. Катарина сложила губки бантиком и нахмурила брови, Урсула прошептала на выдохе какое-то проклятие, Ребекка за спиной застывшей с контуженым видом Клэр хмуро глядела на встречающих леди.

Во главе делегации была грузная женщина, одетая в платье из ткани всех оттенков синего и прибывшая не на колеснице, как остальные, а в открытом двухместном экипаже, похожем на пролётку, разве что запряжённом бычком, а не лошадью. Женщина тяжело сошла на землю, бегая глазами по прибывшим. Взгляд ненадолго остановился и на нас, а потом быстро сфокусировался на юной графине.

Рядом с женщиной встали три девушки, одетые явно в соответствии с какой-то традицией. Одна — со штандартом семьи да Кашо́нов, в белом платье, чёрном корсете и прочих чёрно-белых атрибутах (то бишь один чулок чёрный, а второй белый, на рукавах платья — рукава-«фонарики» из чёрных и белых полос, на голове — берет из таких же лоскутов). Вторая — в похожем наряде, но зелёно-белых цветов, а в руках у неё была подушечка из багряного бархата, обшитая по краю золотой нитью. Третья же — в красно-белом одеянии, но с пустыми руками, зато в дополнение к костюму у неё прилагались облегчённая кираса, обильно покрытая гравировкой, и шлем-морио́н, какие можно увидеть на картинах, изображающих испанских конкистадоров.

— Зебра, Салатница и Краснопёрка, — тихо усмехнулся и прошептал Андрей, глядя на девушек.

— Нет. Зебра уже была, — слегка наклонившись в его сторону, ответил я.

— Когда?

— Переводчица у тех ноби́ек.

— А-а-а… — протянул лейтенант, расплылся в улыбке, а потом выдал новое предложение. — Шахмата.

— Некрасиво звучит, — ухмыльнулся я, поняв, к чему клонит товарищ.

— Ну, тогда — шашечки.

Мы переглянулись и дружно кивнули, давя ехидные улыбки.

А встречающую делегацию после небольшой паузы вдруг прорвало. Создалось ощущение, будто они осознали, что это всё взаправду и навсегда, а раз так, то нужно как можно быстрее заполучить благосклонность юной графини. Началась гонка фрейлин по вертикали, в ход пошли улыбки, поклоны и приторно-сладкие восхваляющие шепото́чки, которые госпожа ну просто обязана услышать.

— Волей великой Небесной Пары на нас снизошла благодать! — громко заголосила грузная женщина и опустилась на правое колено, предварительно задрав подол левой рукой. Правую руку же отвела в сторону, изящно изогнув запястье.

Готовая расплакаться от обиды Клэр воспрянула духом, а потом обернулась и поглядела на Ребекку.

— Всё, как учили, — громко прошептала рыцарша, улыбнулась и сложила руки на накладном животике.

Юная графиня быстро кивнула, повернулась к делегации встречающих и приподняла согнутую в локте правую руку без перчатки со сложенными в знаке Небесной Пары пальцами. Клэр неспешно, чтоб выглядеть снисходительно-важной, осенила всех благословением, а потом отвела руку назад и согнула пальцы. После этого движения с колесницы соскочила оруженоска с гербовым щитом госпожи и башкой вождя псогла́вых в руках. Ох, и намучилась Лукреция с обезьяньей головой! Брезгливая волшебница сперва отказывалась что-либо делать с останками, а потом всё же сдалась под натиском юной графини. Вбитый в основание черепа штырь с чарами неувядания получился только с десятого раза, а потом оказалось, что артефакт не мог насовсем остановить тлен, отчего Клэр начала психовать, а Лукреция бурчать, мол, живодёрня не относится к числу её талантов. Благо, вмешалась Ребекка, заставив подчинённых сделать из головы упрощённое чучело. Для этого вынули мозг, выколупали глаза, засолили черепушку и высушили её на ветру. На прихоть графиньки истратили почти всю припасённую для похода соль, отчего чуть не возник соляной бунт, но я заверил, что наши братья халума́ри передадут ещё сто фунтов соли, или почти пятьдесят килограммов. Этого оказалось достаточно, чтоб успокоить солдаток.

Тем временем Линда остановилась перед разодетой в красно-белый костюм девушкой, дождалась, пока та не встанет на колено, и передала щит. Когда щитоноска опустилась, наступила очередь пухленькой Линды припасть на колено и ждать, покуда оппонентка не развернётся и не направится к колеснице Клэр. Так прошла своеобразная смена пажеского караула, и теперь принявшая сторона будет выполнять функцию провожатых к месту почивания.

— Что они делают? — снова спросил Андрей.

Я поборол желание почесать в затылке и приступил к ответу.

— Ритуал пришёл из походных традиций, когда комендантша военного лагеря назначала па́жиньку, па́жицу, паже́ссу… в общем, девушку-пажа, которая укажет место, отведённое для размещения знатной ры́царши, прибывшей по зову королевы. Знаешь, это как лоцман, который сопровождает корабли к месту швартовки мимо мелей и рифов. А сейчас так принято встречать госпожу, вернувшуюся после длительного странствия или впервые посетившую усадьбу, как в случае с Клэр.

— А эта тётка, кто она? — кивнул в сторону встречающих, уточнил товарищ.

— Не знаю, но, скорее всего, управляющая имением, — тихо отозвался я.

Лейтенант угукнул в знак понимания.

После щитоносцев наступила очередь девушки с подушечкой, на которой, как выяснилось, лежала связка золотых и серебряных ключей на стальном кольце, совсем как в сказке про Буратино, разве что число ключей соответствовало количеству рыцарских благодетелей как пожелание и напоминание от жителей обители. Всего их было девять: смелость, справедливость, милосердие, щедрость, верность, благородство, надежда, сила, скромность. Юная графиня, преисполненная пафосом и эмоциями под самую завязку, звякнула ключами, подвесив их рядом с «последней надеждой».

На этом ритуал завершился, и началась неофициальная часть.

— Легко ли стелилась пред вами дорога, моя госпожа? — любезно осведомилась грузная женщина.

Клэр ответила лёгким кивком, что далось ей непросто, ибо девушка еле-еле сдерживала эмоции.

— Замечательно, — произнесла она и добавила: — Встаньте, я представлю своих спутников. Это леди Ребекка да Лидия да Мосс — моя наставница.

Женщина тяжело поднялась с земли и сделала небольшой поклон, адресованный Ребекке; та ответила тем же.

— Лукреция да Бэль, Перст Магистрата, — продолжила представлять присутствующих Клэр, обозначив право записной городской ведьмы зачитывать по бумажке официальные решения своей гильдии, но не более того.

Волшебница важно поклонилась, выпрямившись раньше, чем управляющая ответила на приветствие. А затем пришла наша очередь.

— Господа Юрий да Наталия и Андрэй да Глюш, халума́ри, эсквайры.

Грузная женщина, не переставая улыбаться, смерила всех цепким взглядом, пробежавшись им по вышитым на дублетах гербам: вставший на задние лапы заяц и взявший в передние факел — у меня, и ворон с восьмёркой в виде нимба над головой — у товарища. Для Средних веков это очень важно, и если с гербом Ребекки она знакома хотя бы по справочникам и свиткам, кои регулярно обновляются, то мы были в диковинку.

Я легонько толкнул лейтенанта локтем в бок и изобразил в воздухе при помощи своего берета несколько кренделей, выполнив куртуазный поклон. Андрей поглядел на меня и попытался построить то же самое, но получилось столь коряво, что лучше бы вовсе не делал. Мы с ним занимались, но, как видно, занятия не пошли впрок.

— Радость посетила наш дом: халума́ри настолько же желанные гости, насколько редкие! — расплескалась в приторно-добрых словах управляющая и застыла с протянутой ладонью, ожидая, что ей подадут в ответ руку, позволив прикоснуться губами. Да, меня тоже в первый раз покоробило оттого, что в этом мире не мужики лобзают даму, а наоборот, но потом решил относиться к этому с иронией и юмором. Ну, а после, возможно, вообще, займусь борьбой за равноправие, как феминистки на Земле. На Реверсе это правильнее назвать маскули́ст, но слишком уж неказисто звучит, да и не подходит по внешнему признаку к местным субтильным мужичкам.

В итоге руку я не протянул, а сложил пальцы в знаке Небесной Пары и сделал медленный кивок. Вполне нейтральный ответ, в случае если дан какой-то обет, типа молчания, безбрачия или же просто скромности. А вот Андрей застыл, как истукан, косясь на меня в ожидании подсказки.

Управляющая слегка улыбнулась и выпрямилась. Затем назвала свои имя, чин и должность.

— Доми́нга да Касто́дия, эсквайра, мажордоме́сса, к вашим услугам.

Я снова кивнул. Больше никого не представили: Средневековье, со своими сословными правилами — оно такое, в нём за людей считают только равных или более знатных. Я коротко глянул на Катарину, а та понуро опустила голову: ведь ей сейчас отведена роль бессловесного инструмента. И пусть она не рабыня, а телохранительница, но всё едино неровня графине. Храмовнице наверняка было обидно, ведь, пройди она инициацию, могла бы быть на равных с волшебницей в местной табели о рангах и чинах. Тогда бы её звали не Катарина да Мариа да Ша́на-ун, а Катарина да Мариа да Ша́на-фъел, то есть верная Ша́не, преданная богине. Святые воины всегда посвящаются бессмертной деве.

— Катюша, — тихо произнёс я, когда управляющая снова рассыпалась в комплиментах перед своей юной госпожой, увлекая ту к свите, чтоб рассказать, кто есть кто.

— Катюша, — снова позвал я, так как в первый раз девушка не откликнулась, уставившись застывшим взглядом себе под ноги.

— Что? — встрепенулась она, когда я легонько коснулся её локтя. И это, между прочим, не укрылось от Доми́нги да Касто́дия. Грузная женщина даже не улыбнулась, она всего лишь остановила свой цепкий взгляд чуть дольше обычного, словно ничего предосудительного в связи с телохранительницей не имелось, мол, заурядный служебный роман, который не принято афишировать, но размочаливать шекспировскую трагедию на ровном месте тоже никто не будет.

— А мужчины-храмовники существуют? — спросил я, чтоб отвлечь девушку от горьких дум.

— Ты о чём?

— Да просто интересно.

Катарина медленно кивнула и пояснила:

— На самом деле орден не столь един, как кажется. Есть цитадели войны, есть цитадели мира, есть мужские и женские монастыри. И в каждыим из них свои уставы, — медленно проговорила девушка, снова опустив глаза.

«Ка́ждыим»… В русском языке нет аналога такой обобщающей формы прилагательного, да и в земном испанском тоже. Здесь же можно сказать «каждые» — это много кого-то мужского пола. «Ка́ждыя» (в дореволюционном русском подобная форма тоже имелась) — это много женского. А «ка́ждыи» — сугубо местное изобретение, когда в наличии смешанная группа. Естественно, это лишь грубая адаптация перевода.

— Я хочу знать, добавляют ли им к человеческой душе звериную.

Храмовница повела головой из стороны в сторону.

— А зачем? Чтобы выхаживать раненых и больных, не требуется суть зверя. Яси будет, если человечья будет чище, чем у других.

Я вздохнул и сжал в своей ладони кончики пальцев её левой руки. Мне это показалось уместным.

— Улыбнись, — прошептал, наблюдая, как вокруг свиты бегал Малыш. Женщины бросали на него опасливые взгляды, но шарахаться в стороны не рисковали — мало ли чего можно ожидать от пса, обученного охоте на двуногую дичь, если побежать прочь. Он может и в горло вцепиться.

В паузу между знакомством и отправлением в особняк вклинился Андрей. Он несколько раз толкнул меня под локоть, скорчил ошарашенно-страдальческую физиономию и начал расспрашивать.

— Слышь, Юра, а мне что дальше делать? Я реверансов не умею.

— Смотрел мультики от мышиной студии? — зловеще прошептал я в ответ.

— Ну, типа да, — ожидая подвоха, протянул лейтенант.

— Выбери себе подходящий образ принцессы и действуй соответствующе — не промахнёшься.

— Да пошёл ты, — огрызнулся товарищ, а потом вошёл в раж и начал размышлять вслух: — Там все какие-то ущербные. То блондинка-имбеци́лка жила с семью коротышками и жрала всё подряд, отчего и подохла. И я что-то не вижу здесь кучку гномьих девок, да и не хватит меня на семь баб. Хотя есть же чёрно-белая книга про Робинзона и Пятницу. Можно дать девкам-шахтёркам имена по дням недели, типа Понеде́лица, Вто́рница, Сре́дница, Воскресе́нька.

— Семь шахтёрок — это тебе в Ке́ренборг, — ответил я, вспомнив своё первое приключение, начавшееся в таверне, и еле-еле сдержал улыбку.

— Ну, хорошо, — продолжил Андрей, — сказка «Красавица и чудовище» уже занята.

— Что? — переспросил я, потом нахмурился и поглядел себе на пузо, на Катарину, а затем снова на товарища. — Совсем охренел?!

— Ну, ты же мне сам сказки посоветовал перебрать, — ухмыльнулся коллега. — Я так и понял, что это из личного опыта.

— Она не чудовище и вполне симпатичная, — возмутился я пуще прежнего.

— Мордаха приятная, но вот глотки она режет как эсэсовка со стажем. Как цыплятам — раз! — и всё!