Моя новая маска

У неё было зарёванное лицо, по белой коже цвели красные пятна, и она явно была чем-то расстроена. Я растерянно глянула на Линка. Он чуть устало пожал плечами и нехотя пояснил:

— Медведь. Мы забыли в том доме…

Я слабо представляла себе, что делать с детской истерикой. Сделать вид, что не замечаю? Поругать её? Строго сказать, чтобы успокоилась? Почему-то мне было очень жалко эту рыдающую малышку.

И тогда я придумала. Села прямо на пол, чтобы удобнее было смотреть ей в глаза и тихо, спокойно, монотонным голосом стала рассказывать, что если она сейчас перестанет плакать, то мы умоемся и пойдём купим новую игрушку, а медведя привезут потом.

Не слишком понимаю, правильно ли это было с точки зрения педагогики, но через несколько минут моих уговоров кричать Эжен перестала и всхлипы стали реже. Линк облегчённо вздохнул:

— Она, вообще-то, не капризная и плачет редко! А тут я даже не знал, что делать!

Я встала с пола, осторожно погладила его по плечу и сказала:

— Не думаю, что нам будет просто, Линк, но мы постараемся со всем справиться.

Умыв зарёванную мордашку Эжен, мы оделись и пошли искать недорогую лавку с игрушками.

Вечером, в назначенное время, я дождалась в приёмной, когда мэтр Форшер проводит последнего посетителя.

Его коляска уже стояла у подъезда, и он продиктовал массивному кучеру адрес. Ехали мы не слишком долго и, поскольку было ещё достаточно светло, я с любопытством разглядывала район.

В основном, здесь были небольшие домики на одну семью, в полтора-два этажа. Сами земельные участки были крошечные, но район достаточно чистый, не для простых работяг. К одному из таких домиков мы и подъехали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На дверях висел ярко начищенный медный молоточек, и мэтр постучал им по специальной медной пластинке. Дверь открыла чистенькая, симпатичная горничная и, глядя на солидную шубу мэтра, пригласила нас в дом. Через несколько минут ожидания в прихожую вышел хозяин.

Я благоразумно держалась за спиной кёрста Форшера и не лезла в разговор, однако, достаточно быстро поняла, о чём именно спрашивает кёрст. Его интересовало, полностью ли арендуют этот дом.

Выяснив, буквально в течение пары минут, всё, что хотел, мэтр извинился за вторжение, и мы поехали по следующему адресу. Там мы и нашли искомое. Двухэтажный домик имел аккуратный вид и второе, боковое, крылечко.

Горничная, которая открыла нам дверь, выглядела достаточно разбитной и вульгарной. Обладательница пышного бюста и кокетливых улыбок пригласила нас в небольшую прихожую и позвала хозяина. Арендатором этого домика был неприятный пузан с большой плешью, старательно прикрытой жидкими прядями волос и сальным взглядом.

Когда кёрст Форшер представился, заявив, что он является представителем законных наследников, пузан несколько возмущённо заявил, что арендную плату вносит всегда в срок и долгов за ним нет!

— Нас интересует не долги кёрст Пужон. Скажите, арендуете ли вы весь дом или только его часть?

— Во второй половине дома, ну, той, что с отдельным входом, иногда ночевал сам хозяин, — тут кёрст Пужон неприятно ухмыльнулся: — Чаще всего, разумеется, не один! — его ухмылка стала совсем мерзкой.

Вежливо поблагодарив кёрста Пужона за информацию, мэтр провёл меня к боковому крылечку, и в его руках я увидела связку ключей, не ту, которой запирала дом, а ту самую, которую в своё время я лично передала в руки оценщикам, на которой были ключи от кабинета папаши и от его бюро. Нагнувшись и посмотрев на замок, мэтр Форшер безошибочно выбрал один из ключей и легко открыл дверь.

Прихожая была совсем крошечной и грязноватой, слой пыли указывал на то, что здесь никто не живёт постоянно. Самым неприятным был кисловатый, душный воздух, хранящий запах нечистого тела, едких духов и перегара. Комната, в которую мы вошли, наводила на мысль о дешёвом борделе.

В центре стояла огромная кровать с несвежим бельём и скомканным одеялом. На небольшом столике у окна засохшие остатки ужина на двоих, над которыми назойливо жужжало несколько жирных мух, бордовые атласные портьеры, когда-то дорогие и красивые, были украшены несколькими пятнами и прожжены в двух местах.

В комнате было слишком темно. Я подошла и раздёрнула их, обнажив грязное окно.

Пустые винные бутылки в большом количестве были натыканы по углам и катались по полу. В углу стоял дамский туалетный столик, щедро усыпанный то ли пудрой, то ли пылью, с залапанными флаконами и баночками, на красивую резную ширму наброшен роскошный дамский халат, отороченный порванным кружевом.

Самым непонятным мне предметом было огромное передвижное зеркало на колёсиках, стоящее наискосок от кровати. Через минуту я сообразила, зачем оно нужно. Паззл сложился — сюда папенька водил девок, а в зеркало, в процессе, любовался на себя и своих любовниц. Я покраснела и отвела глаза, он, конечно, не мой отец, но мне всё равно было неловко.

Действия мэтра Форшера поразили меня. До этого момента мне он казался этаким пожилым крючкотвором, а здесь, в этой удушливой атмосфере, он словно помолодел и стал напоминать охотящегося пса. С минуту постояв на пороге комнаты, он пошёл вдоль левой стены, по периметру, тщательно осматривая грязноватые обои и простукивая её тростью.

Сейф нашёлся в изголовье кровати. Так же безошибочно подобрав ключ, мэтр Форшер собрал все бумаги, найденные там, передал мне в руки небольшой мешочек с монетами, взятый с верхней полочки сейфа и, брезгливо оглядев комнату, сказал:

— Поехали, кёрста Эжен. Завтра я займусь вашими делами.

Глава 13

Утром я не трогала детей и дала им возможность выспаться, потому завтракать мы сели довольно поздно, около полудня. Я собиралась вывести их на прогулку и хоть немного осмотреть город. Однако, к концу завтрака в номер постучали.

На пороге стоял подросток лет четырнадцати, крепкий и толстощёкий, одетый в зелёный суконный костюм и такую же зелёную шапку с золотистой кокардой. Через плечо у него висела довольно большая кожаная сумка.

Я невольно вспомнила знаменитые строчки: «Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне, с цифрой пять на медной бляшке, в синей форменной фуражке? Это он, это он, Ленинградский почтальон». Улыбнулась, глядя на его важное лицо, и дождалась вопроса.

— Кёрста Элен Дюрайн?

— Да.

— Распишитесь.

Мальчишка протянул довольно потрёпанный разлинованный блокнот и слегка обгрызенный карандаш. Я чиркнула какую-то загогулину, надеясь, что это сойдёт за подпись. Мальчишка порылся в сумке и вручил мне небольшой узкий конверт без марок и адреса, зато с восковой печатью.

На конверте каллиграфическим почерком было написано: «Кёрсте Элен Дюрайн, гостиница «Лаундгранд»». Я порылась в кармане и вручила просиявшему почтальону корн. Не знаю, нужно ли было это делать, но мне кажется, что система чаевых существует везде.

В записке мэтр Форшер просил меня навестить его, по возможности, сегодня или завтра, в связи, как он написал: «со вновь открывшимися обстоятельствами дела».

Оставив Эжен на Линка, я отправилась в контору мэтра. Ждать пришлось недолго и, как только очередной посетитель удалился, кёрст принял меня.

— Кёрста Элен, я, признаться, ещё не нашёл времени заняться вашими бумагами, но сегодня утром у меня была посетительница, которая предъявила мне копию завещания вашего отца.

— Посетительница?! Кто она такая и как узнала о вас?

— В газете «Новости Сент-Тирона» есть раздел, где в обязательном порядке перечисляются все наследственные и опекунские дела и имя законника, который ими занимается.

Мэтр помолчал и, как мне показалось, чуть смущённо продолжил:

— Думаю, кёрст Эжен, что эта женщина, трок Брюкон, ну, как бы это сказать… Это приятельница вашего отца.

Стало ясно, что кёрст Форшер говорит о любовнице папашки, но всё ещё не понятно, зачем он меня вызвал. Мэтр устало потёр виски, вздохнул и положил передо мной лист плотной веленевой бумаги, исписанной крупным и чётким почерком.

— Вот, кёрст Элен, завещание вашего отца. Оно находилось в той же папке, что и документы, подтверждающие собственность на дома. Прошу учесть, что второй экземпляр находится у той самой трок Брюкон.

Я пробежала глазами завещание, а потом прочитала второй раз, более внимательно. Краска залила мне лицо. Даже подыхая, папашка ухитрился напакостить своим детям.

Согласно этой бумажке наследниками его имущества являлись всего два человека. Я, как его старшая дочь, и эта самая девка — Брюкон. О младших детях в завещании не было ни слова!

В общем-то, для меня было не важно, кто именно из его детей был бы назван наследником. В любом случае, достаточно взрослой считалась только я. Но этот козлина оставил своей любовнице один из домов!

Если раньше я думала, что, живя в одном доме и продолжая получать арендную плату за второй, я смогу, пусть не шикуя, поднять детей, то своим завещанием папенька обеспечил нам полуголодное существование.

Мэтр Форшер сочувственно посапывал в кресле напротив, наблюдая за моим лицом. Мне кажется, что так же, как и я, он испытывал брезгливость и раздражение.

— Если обратиться в суд…?

Мэтр развёл руками:

— Это ничего не даст, кроме скандала и грязи. Завещание составлено по всем правилам и подписи свидетелей на месте.

Несколько мгновений подумав, я сказала:

— Пусть подавится! Кёрст Форшер, сейчас я пойду к детям, а вы, пожалуйста, известите меня, когда будут готовы документы и освободится наш дом, жить в гостинице с нашими доходами — слишком дорого.

Возможно, мэтр ждал от меня какой-то более эмоциональной реакции, может быть — слёз, а может даже и истерики. Однако, в этот раз он встал с кресла и, придерживая под локоть, лично проводил меня до дверей кабинета, приговаривая:

— Вы удивительно сильная девушка, кёрста Элен! Я постараюсь закончить ваше дело в максимально короткие сроки! Сегодня же вечером я посещу кёрсту Эгреж и получу её отказ от опеки. Обещаю!

Кёрст Форшер, похоже, действительно задействовал все свои связи и через неделю в его конторе я получила на руки разрешение «старшей в роду». Согласно этой солидной бумаге, я получала все права совершеннолетней гражданки и становилась опекуном Линка и Эжен. Кроме того, вступала во владение своим собственным домом, тем самым, где было любовное гнёздышко папаши.

Возможно, таким образом он старался унизить свою жену, даже после собственной смерти давая ей понять, что она в его глазах — ничтожество, не достойное наследства. Никто же не ожидал, что они погибнут одновременно.

Вряд ли папаша так уж беспокоился о старшей дочери, но мне было наплевать на его замыслы. Этот дом был больше и немного дороже, а остальное меня мало волновало. Плюс был ещё и в том, что я смогу сдавать большую часть дома — хоть какие-то деньги.

Вместе со всеми этими документами я получила и расписку о погашении всех долгов. Это была отличная новость — визиты трока Валима мне больше не угрожали! Сверху мэтр положил мешочек с остатком денег и ключи от нашего нового дома. На прощание я попросила у кёрста Форшера несколько советов и с благодарностью расплатилась с ним.

Сумму для оплаты его услуг кёрст назвал столь незначительную, что я удивилась. Я предполагала, что его услуги будут стоить на порядок дороже. На мой вопросительный взгляд кёрст, как будто стесняясь своей доброты, сердито и даже чуть раздражённо ответил:

— Должны же вы хоть иногда встречать порядочных людей! А насчёт ваших вопросов, я всё разузнаю в ближайшее время, обещаю. И напишу вам на новый адрес.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У меня на глаза навернулись слёзы — так неожиданна и приятна была доброта мэтра. Пожалуй, в этом мире он был первым человеком, кто пожелал мне помочь. Мне хотелось обнять сердитого старика, но я не рискнула. Только пролепетала тысячу благодарностей.

Пока возвращалась в «Лаундгранд», к детям, обдумывала, что и как нужно рассказать Линку. Последнее время он меня беспокоил. Несколько раз пытался выспрашивать у меня, что будет происходить в нашей жизни.

Я отмалчивалась не потому, что собиралась делать что-то в тайне, а просто боялась дать беспочвенные надежды. Сейчас же я торопилась в гостиницу, чтобы, наконец-то, поделиться хорошими новостями и снять с него хотя бы часть тяжёлых мыслей о будущем.

Вернулась в номер и, разложив на столе свою «добычу», начала рассказывать Линку, какая бумага что именно значит. Эжен мирно спала на маленькой тахте, а я шёпотом говорила:

— Завтра с утра я пойду убирать эту часть дома, а ты ещё пару дней побудешь с Эжен в номере. Там нужен небольшой ремонт, возможно, придётся прожить здесь ещё несколько дней. Если честно, я видела только одну из комнат. Так что пока не знаю, сколько и чего там есть. Потом мы переедем в новый дом и будем там жить. У нас есть немного денег, кроме того, каждый месяц мы будем получать десять фанков — это аренда за вторую половину дома. Потом, ближе к осени, ты пойдёшь в школу — скоро мэтр Форшер пришлёт письмо, где посоветует, в какую именно.

— А Эжен?

— Эжен ещё слишком мала для школы, поэтому будет оставаться со мной.

Линк помолчал, хмуря светлые брови и думая о чём-то своём, а потом неуверенно спросил:

— Элен, а ты понимаешь, что этих денег слишком мало, чтобы прожить целый месяц? Папа давал маме двенадцать фанков в месяц и нам почти никогда не хватало на дрова.

— Понимаю. Но я думаю, что для Эжен и работы по дому у нас будет горничная. А я смогу немного зарабатывать для того, чтобы мы жили лучше. Больше ты не будешь мёрзнуть и голодать. Никто из нас не будет, обещаю!

— Зарабатывать?!

Кажется, я смогла удивить Линка. Он так таращился на меня, что я засмеялась и ласково потрепала его светлые отросшие волосы. Надо, кстати, будет сводить его к парикмахеру.

— Зарабатывать, Линк. Я немного умею шить и у меня есть несколько идей.

— Элен, ты же кёрста, папа всегда говорил, что кёрстам неприлично работать!

Я вздохнула и принялась объяснять:

— Линк, наша мама готовила, убирала и мыла посуду. Она была кёрст. И она работала. Или ты не считаешь это работой?

Линк несколько смутился, но потом, похоже, решил, что нашёл хороший довод.

— Мама работала только дома. Она же не ходила на работу, как молочница или продавщица! А за мытьё посуды дома никто не заплатит.

— Линк, даже дома можно найти работу, за которую будут платить.

Линка явно одолевали сомнения, однако, возражать он мне не стал, очень по-взрослому вздохнул и сказал:

— Может быть, не надо мне в школу, это дорого…

— Обязательно надо! Иначе вырастешь и станешь, как папа!

От такого довода он окончательно растерялся и ляпнул:

— А что папа? Папа же очень хорошо жил!

Прямо сказать ребёнку, что считаю его папу редкостным козлом, я не могла, потому спросила:

— Ты вырастешь, женишься и заставишь свою жену жить так, как мама? Ты точно хочешь быть похожим на отца?

Линк яростно затряс головой и, похоже, вспомнил, что мамы больше нет. Отвернувшись к стене, он сопел, сдерживая слёзы, а мне было безумно жалко мальчишку. Я подошла и обняла его, крепко прижав к себе и успокаивающе поглаживая по спине, сказала:

— Работать не стыдно, Линк. Стыдно жить, как паразит.

Плечи ребёнка расслабились, и он заревел, а я продолжала поглаживать его и тихонько шептать на ухо:

— Не бойся, всё у нас будет хорошо. Обязательно!

Глава 14

Утром, сразу же после завтрака, я отправилась рассматривать свой новый дом. Мне нужно было прикинуть, что я могу сделать сама, на что нужно будет нанять рабочих и оценить, в какую сумму встанет весь ремонт — можем ли мы вообще себе это позволить.

Доехать до моего дома извозчик не смог — какие-то работяги долбили прямо посреди улицы едва оттаявшую землю у соседнего дома. Пришлось идти пешком, благо, что для прохода они накидали в уличную грязь достаточно широкие доски.

Открыв дверь, я оставила её нараспашку — пусть проветривается. Да и день сегодня был солнечный, так что смогу ходить без свечки.

Окинула взглядом крошечную прихожую. Белёные стены были украшены целой коллекцией разнообразных пятен. Вот тут явно запустили бутылкой — на стене вмятина, желтоватые брызги и потёки вокруг, а вот это пятно — гораздо интереснее по происхождению, такое ощущение, что в стену кинули или пирожное, или кусок жареного мяса — от жира даже побелка отслаивается.