— Выбирайте!
Пожалуй, впервые на моей памяти Карл смутился и заколебался, начал стягивать перчатки, не спеша отвечать.
— Самый дешёвый, — пришёл я ему на помощь.
— Трёхзвёздочный, — перефразировал Карл моё пожелание, и буфетчик выставил перед нами две пузатых рюмки-переростка, после откупорил новую поллитровую бутылку, набулькал в мерный стаканчик порцию коньяка, перелил и повторил процедуру второй раз.
Мой спутник взял рюмку, я последовал его примеру, и мы чокнулись. Ну а дальше я в несколько длинных глотков влил в себя обжёгший глотку жидким огнём напиток, шумно выдохнул и передвинул бокал буфетчику.
— Повторите, пожалуйста!
В желудке разгорелось пламя, ударило в голову, растеклось по организму волной тепла. Ничуть не опьянел, просто отступил холод, разом перестало ломить замёрзшие пальцы. Прежде пробовать коньяк не доводилось, и я решил, что он куда приятней водки, коей отпаивали меня в госпитале после первого резонанса.
Карл выпил едва ли треть своей порции и снисходительно заметил:
— Пьер, это же коньяк! Его не хлещут залпом, его смакуют!
— Не после часа на холодном ветру! — отрезал я и полез в карман за деньгами. — Какой взнос?
— Стол — четырнадцать рублей, — объявил буфетчик. — Напитки оплачиваются отдельно.
Я отсчитал три пятёрки и указал на бутылку.
— А бутылка коньяка?
— Пятнадцать рублей двадцать копеек.
Карл встрепенулся и вытащил бумажник, но я ничего и слушать не стал, заменил одну из пятёрок двумя червонцами, смахнул в ладонь выложенную в блюдечко сдачу и без пересчёта ссыпал мелочь в боковой карман. Затем с бутылкой в одной руке и пустой рюмкой в другой двинулся к окну, подоконник которого переделали в длинную стойку; там стояли стулья на высоких ножках и пепельницы.
Пока я располагался на новом месте, подошёл Карл, принёс блюдо с сэндвичами.
— Закусывай, а то развезёт, и до горячего не дотянешь.
— А как же — смаковать?
Здоровяк снял с бритой макушки шляпу, кинул её на подоконник и рассмеялся.
— Одно другому не мешает.
Я плеснул себе коньяка, но залпом пить не стал, лишь пригубил, поморщился и взял с тарелки бутерброд с сыром и ветчиной. Откусил, прожевал и спросил:
— Думаешь, отойдёт?
Карл сразу понял подоплёку вопроса и развёл руками.
— Чужая душа — потёмки, а женская так и подавно. Моя отходчивая, из кровавой Мэри в лапочку Мишель и за полчаса обернуться может. А вот Нинет… Не знаю. Но сегодня тебе там ловить нечего. Научный факт! — Он помолчал, затем добавил: — Да не убивайся ты так. Ещё помиритесь!
Я кивнул и взял рюмку.
— Твоё здоровье.
Мы чокнулись и выпили, точнее — слегка пригубили. Пусть и хотелось забыться, напиваться я не собирался. Ни к чему хорошему это привести не могло. Плавали — знаем.
Посидели так ещё немного, а когда буфетчик в очередной раз отлучился на стук, в бар вошли Николай и Тамара. Русоволосая студентка сразу отправилась в дамскую комнату, а паренёк с чуть искривлённым после пропущенного в августе удара носом присоединился к нам.
— Ну ты, Петя, и устроил переполох в благородном семействе! — усмехнулся он, пожимая мне руку. — Нинка в слезах, девчонки вокруг неё хоровод водят, утешают.
Я досадливо поморщился и указал на буфет.
— Бери рюмку.
— Не! — отказался студент и усмехнулся. — У меня на ночь другие планы.
Карл легонько стукнул своей рюмкой мою, глотнул коньяка и спросил:
— Коль, что там говорят-то вообще?
Николай вновь усмехнулся.
— Да просто не повезло тебе, Петь. Явно не твой день.
— Это как? — удивился я.
— Ингу Снегирь знаешь?
— Ингу? Знаю. Она тут при чём?
Студент потёр озябшими ладонями друг об дружку, с сомнением поглядел на початую бутылку коньяка, но за рюмкой не пошёл, вместо этого пояснил:
— Ингу сегодня какой-то вояка искал. Заявился в клуб при полном параде, ну его и завернули на входе. Он скандал устроил, говорит: «у вас даже комендантские среди завсегдатаев». Так слово за слово твоя фамилия и всплыла.
— Сука, — коротко выдохнул я и выпил.
Сука и есть. Аркаша — гад. Это ж надо было так подгадить!
Специально бы постарался — не смог! Или он специально? Ах ты ж…
— Только Петя не из комендатуры, — поправил Карл приятеля. — Петя у нас танкист.
— Серьёзно? — удивился Николай.
— Мотоциклист, — сказал я, вновь наполняя рюмку. — Кого прикажут, того и вожу.
— Точно! Ты же летом на мотоцикле приезжал! Нинка потом ещё от восторга пищала, когда ты её прокатил.
Я тяжело вздохнул, и Карл поспешил перевести разговор на другую тему:
— А Жан где?
— В «СверхДжоуле» остался, подкаблучник, — сообщил нам Николай, заметил вернувшуюся в зал Тамару и поспешил к девушке.
Карл с усмешкой посмотрел ему вслед и пихнул меня в бок.
— Погляди на наш переходящий приз.
— Это ты о чём? — не понял я.
— Не о чём, а о ком. О Тамаре. Водится за ней привычка парней у подруг отбивать. А потом глазами хлопает и невинность изображает: «Ой, я просто его проверить хотела». И знаешь, что самое интересно? Все думают, что она на передок слаба, а я никого не знаю, кто бы её в койку завалил. Только дразнит. Имей в виду — с тобой точно заигрывать станет.
Тамара дурнушкой отнюдь не была, привлекала внимание высоким ростом и округлыми формами без малейшего намёка на полноту, но сегодня мне было не до неё и без такого рода предупреждений. В любом случае эту новогоднюю ночь я всерьёз вознамерился провести в компании бутылки коньяка и самой что ни на есть чёрной меланхолии.
Постепенно бар заполнился студентами, и Карл отошёл переговорить со знакомыми, а я так и остался сидеть у окна. Время от времени прикладывался к рюмке, но не столько пил, сколько смачивал губы и вдыхал резковатый коньячный аромат. С выпивкой решил повременить до горячего, а поскольку сэндвичи мы умяли до последней крошки, взял тарелку и подошёл к стойке.
Там в ожидании коктейлей болтали две старшекурсницы, взгляд сам собой скользнул по их стройным ножкам в шёлковых чулках.
— Слышала, Ульяна с пиковых нагрузок залетела? — спросила вдруг рыженькая студентка у подружки.
— Да ты что? — ахнула та. — Наша восходящая звёздочка и так окарала? Она совсем ку-ку, что ли? Или по любви?
— В том-то и дело, что нет! Помнишь, на пароходике сезон закрывали? Её с шампанского развезло, проснулась в одной из кают с задранной юбкой. Понадеялась, что обойдётся, да не тут-то было!
— То есть, даже не помнит, с кем переспала?
Тут барышням выдали два бокала с ядовито-зелёным содержимым и соломенными трубочками, они отошли, и окончание истории я не расслышал, но вольность нравов в студенческой среде отметить не преминул. А вот Нина не такая.
«Знаешь, Петя, я почти готова тебе отдаться!»
При воспоминании о той поездке аж передёрнуло всего. Дурак! Какой же я дурак!
— Ещё коньяка? — с понимающей улыбкой поинтересовался буфетчик.
— А есть что-нибудь существенней бутербродов? — справился я. — Или только горячего ждать? И стакан воды с газом, если можно.
Газировку я выдул одним махом, расплатился и с тарелкой мясной нарезки вернулся к окну. Выпил, закусил и оглядел суетившихся студентов, будто бы даже свысока.
У человека горе, а они… Захотелось, чтобы кто-нибудь рассказал Нине, как я страдал из-за неё всю новогоднюю ночь, но Тамара могла лишь насочинять небылиц, а остальным не было до меня ровным счётом никакого дела. Глупо страдать вот так — напоказ, но я же не напоказ, мне и в самом деле тошно…
Тогда ушёл в туалет и умылся, а после долго стоял и гляделся в зеркало над раковиной.
Ну что с тобой не так, а?
Ни инициацию нормально пройти, ни с девушкой сойтись не можешь. Всех достоинств — не убили пока ещё.
Я обдумал эту мысль и кивнул. Не убили — это плюс. Это хорошо.
А ещё понял, что вовсе не трезв как стёклышко, а уже изрядно пьян, ибо в трезвом состоянии об августовских событиях старался не вспоминать. И окончательно убедился в собственном не вполне адекватном состоянии, когда столкнулся в зале с Ингой и не ограничился обычным приветствием, а ещё и сказал:
— Тебя Аркаша искал.
Сопровождавший мою бывшую одноклассницу молодой человек лет двадцати пяти — высокий, плечистый и светловолосый, снял берет с коротко — едва не по-уставному подстриженных светлых волос и с интересом поглядел на меня, а вот Инга лишь плечом повела.
— Я ему всё уже написала! — заявила она.
— Лучше бы при личной встрече сказала.
Инга уставилась на меня во все глаза.
— Наши отношения, Петя, тебя совершено не касаются!
— Не касаются, — признал я, — но коснулись.
Ничего больше говорить не стал, всё же не настолько был пьян, и вернулся к столу. На дальнем конце стойки-подоконника расположились Николай и Тамара, а вот Карла видно не было. Я налил и выпил.
Задумался об Инге и Нине. По первой я сходил с ума два года, со второй и встречался-то всего от силы раз пять. Ингу выкинул из головы в один момент, так чего же сейчас всего ломает? Быть может, просто первый раз отвергнутым оказался? Может, и нет никакой любви, одно только уязвлённое самолюбие? Обида? Злость?
Но нет — на Нину я не злился. Злился на себя, злился на Аркашу. На Нину — нет. Было только очень-очень стыдно. Будто подвёл девчонку. Или действительно подвёл?
О-хо-хо…
Подошёл Карл, толкнул в плечо Николая.
— Вениамин Мельник пришёл!
— Видел, ага, — отмахнулся Коля, которого куда больше занимала спутница, а не какой-то там Мельник.
Тогда Карл взгромоздился на стул по соседству и пихнул в бок уже меня.
— Гляди, Пьер, — указал он на спутника Инги. — Это аспирант с нашей кафедры. Он полгода добровольцем на гражданской войне в Домании на стороне республиканцев сражался. Недавно только вернулся. Представляешь?
Полгода? Сказать по правде, полгода назад заявление об отъезде на войну произвело бы на меня несравненно больший эффект, а сейчас подивился скорее тому, как аспирант сразу после возвращения умудрился свести столь близкое знакомство с Ингой. Или же дело обстояло с точностью до наоборот, и это она проявила инициативу в общении с местной знаменитостью? Как знать…
— Круто.
— С ним ещё Тарас Пникота и Касатон Стройнович ездили, но их не вижу пока, — поведал мне Карл и указал на бутылку. — Ну, наливай!
Под мясную нарезку мы выпили ещё по рюмке, а потом начали накрывать на столы и разносить горячее. Хозяин заведения предпочёл накормить студентов пораньше, дабы публику не развезло раньше времени после употребления горячительных напитков натощак.
— Да не переживай ты так, Пьер! — придвинулся ко мне чуток захмелевший Карл. — Всё образуется. А хочешь, с девчонками с нашей кафедры познакомлю? Клин клином вышибается! Научный факт!
Я покачал головой.
— Ты не понимаешь, Карл! Как всякому тонко чувствующему человеку сегодня мне полагается испытывать нестерпимые моральные терзания! Да и как потом с Ниной мириться, скажи?
— Молодец! Позитивный настрой — это правильно!
Где он углядел таковой настрой, было решительно непонятно, но ничего на этот счёт говорить не стал, поковырялся вилкой в тарелке и взял себя в руки, доел всю поджарку. Аппетита не было, но не оставлять же?
Завели граммофон, заиграло танго «Магнолия», и молодые люди начали приглашать барышень, а мне на колени вдруг уселась Тамара. Студентка почти не уступала ростом, да ещё закинула руки на плечи, так что её декольте замаячило прямо перед лицом, и посмотреть там было на что.