Уэллс. Горький ветер

– Я размышляю над тем, чтобы снять вас с этого задания и перебросить на другое, с которым вы справитесь куда лучше. Есть у меня на примете одна миссия в Канаде. Вы как нельзя лучше подходите под роль исполнителя. Думаю, в течение недели оторвать вас от Уэллса и отправить навстречу новым приключениям.

Слова Флумена вырвали меня из оцепенения. Я совершенно выпустил из виду вариант развития событий, который меня никак не устраивал. Я настолько сработался и где-то даже сроднился с Уэллсом, что не собирался расставаться с ним. С Уэллсом мне было интересно. Я чувствовал себя на своем месте. И чувствовал, что во мне пробуждается сила исследователя, с которой я, как думал ранее, успел окончательно попрощаться. Если меня перебросят в Канаду, то я могу поставить крест на всем, чем сейчас горела моя душа.

И тогда я в первый раз серьезно задумался над тем, что надо разорвать свой неравноценный контракт с Секретной службой короны. Я уже отработал свой долг со всеми процентами, чтобы они могли распоряжаться моей жизнью и судьбой настолько вольно. Если бы смерть Флумена могла разорвать контракт, я бы, не задумываясь, убил его. Но я был уверен, что он предусмотрел такой вариант событий и подстраховался. И, судя по ехидной ухмылке Флумена, он знал, какие мысли роятся в моей голове.

– Если вы не хотите менять в ближайшее время место жительства, то работайте лучше. Мне нужно больше информации. Ваши отчеты пустотелы. Я недоволен ими. В течение этой недели жду от вас более продуктивной работы, иначе билет на дирижабль до Ванкувера обнаружите в почтовом ящике.

Флумен отодвинул от себя тарелку, встал и направился на выход со словами:

– Можете меня не провожать!

Глава 26. Большой Вселенский Информаторий

Ни стоуниты, ни другие обитатели истинного мира так не взволновали сердце Уэллса, как рассказ о Доме Дракона, при этом сам дракон Примум не пробудил в нем ни маленькой толики любопытства. Он отнесся к нему как к предмету интерьера, весьма экзотическому, но не выдающемуся. Старик в очках с золотой оправой заставил его на время задуматься, было видно, что он пытается осмыслить его, сопоставить с чем-то одному ему известным, но все же отложил эти мысли в сторону и взмахнул трубкой, обдав меня дымом, приглашая продолжать. Когда же я перешел к описанию хранилища, в котором очутился, Гэрберт напрягся, подался вперед и, кажется, окаменел, ловя каждое мое слово. Я подробно описал ему хранилище, стараясь не упустить ни одной детали, но я пробыл там недолго и несильно осматривался. Меня больше увлек образ дракона, который чуть было не сожрал меня на пороге, так что я был плохим свидетелем, но и этого хватило для того, чтобы Уэллс остался доволен. Он откинулся на спинку кресла и запыхтел трубкой. Какое-то время сидел молча, обдумывая поступившую информацию, затем выдохнул дым и заговорил:

– Ты никогда не задумывался, друг мой, почему век сменяется веком, а люди в основной своей массе остаются такими же, как и при царе Ироде или во времена Юлия Цезаря? Люди так же упрямы, малообразованны, малокультурны. Не все, конечно, но большая часть. Они живут в своем мире, ограниченном маленькой пирамидой потребностей, в которой духовная составляющая или путь развития стоит на самой низкой ступени. Если вообще присутствует в этом конструкте, – Гэрберт затянулся трубкой и выпустил струйку дыма.

Я отрицательно покачал головой, чувствуя, что впереди меня ждет увлекательный рассказ.

– Все дело в том, что человек способен к культурному развитию, когда он морально и нравственно подготовлен к этому. Когда мы рождаемся на свет, приходим из великого Ничто, или из Межвременья, мы изначально нацелены на развитие. Все наши информационные и энергетические каналы открыты. Даже родовая травма, которую переживает каждый младенец, не способна это разрушить. То, где вы побывали, друг мой Николас, это Большой Вселенский Информаторий, где хранятся все накопленные человечеством знания за все время существования со всеми вариациями и возможностями. Уверен, что и мой архив, пускай и в разрозненном, фрагментарном состоянии, там тоже находился. В этом месте хранятся все возможные знания обо всем на свете, там есть все изобретения, что были, что есть, что будут. Это самая ценная сокровищница, которую не купить за золото всего мира. Но вы спрашиваете меня, почему, если существует такое место, человек в основной своей массе продолжает блуждать в средневековых сумерках как разумом, так и душой? И я отвечу вам. Человек только тогда может ясно мыслить и связно выражать свои мысли, когда сможет получить доступ ко всем возможным знаниям и идеям, которыми располагало когда-либо человечество и будет располагать в будущем. Только тогда человек сможет подняться на следующую ступеньку развития и на шаг приблизиться к новому государственному образованию, единственному верному и справедливому. Как вы знаете, я называю его Космополис. В этом мире не будет места дикости, варварству, необразованности. Но что же мы видим сейчас? В очередной раз колесо изменений преобразовывает наш мир. На этот раз волна изменений идет из Азии. В Азии нет ничего плохого, но плохо варварство, необразованность, дикость. Империи гибнут под натиском варваров, которые переселяются в Империю в поисках сытой жизни и точат ее изнутри. При этом все мы при рождении имеем канал связи с Большим Вселенским Информаторием. Кто-то активно взаимодействует с ним, а кто-то просто тешит свою гордыню и себялюбие, а кто-то глух и прочно закрывается от информационных потоков. В Космополисе такого не будет. Туда войдут только те, кто достоин этого. Остальным же предстоит либо прозябать в нищете и безвестности, потому что нельзя насильно преобразовать человека и заставить его тянуться к знаниям, либо исчезнуть, как когда-то вымерли динозавры.

Уэллс затянулся дымом и некоторое время молчал, пыхая трубкой и уставившись безучастно в стену над камином.

– Теперь я получил фактическое подтверждение своей старой теории о Большом Вселенском Информатории. И если бы мы могли, пусть на базе клуба «Ленивцев», организовать прообраз, ядро общества будущего, мы смогли бы открыть сперва в Содружестве британской короны, а потом и по всему миру специальные школы, которые готовили бы будущих граждан Космополиса. Школы эти мы подключили бы к Информаторию, создав маленькие локальные Информатории, таким образом, мы с младых лет смогли бы воспитывать будущее человечество. Только в воспитании и образовании скрыт корень всех бед и всего счастья человечества. Наладив в школах каналы связи с Большим Вселенским Информаторием, мы смогли бы своими руками создать наше будущее.

– Вы оптимист, Уэллс. Вы человек идеи. Вы зажигаетесь так же быстро, как капля бензина, но сгораете еще быстрее, – неожиданно для самого себя сказал я. – Вы говорите о том, чтобы создать школы и дать им в руки доступ к тому месту, где побывал я и где теперь хранится резервная копия вашего архива, который спрятан там из-за угрозы попадания не в те руки. В руки, которые из ваших изобретений сделают оружие против всего человечества. Вы не чувствуете в этом противоречия?

Уэллс задумчиво посмотрел на меня. Было видно, что мои слова поразили его в самое сердце. Он затянулся из трубки и долгое время не выпускал дым, словно он позволял ему мыслить более ясно, видеть изъяны в своих теоретических построениях.

– Нельзя просто так дать людям в руки доступ к БВИ, – сказал я.

– БВИ? Что это? – смутился Гэрберт.

– Надоело постоянно выговаривать Большой Вселенский Информаторий. Мы не можем дать гранату в руки обезьяне. В лучшем случае она взорвет своего врага, в худшем подорвется сама. Свободный доступ к БВИ такая же граната в руках человечества.

– Что-то есть в ваших словах, Николас, – Уэллс задумчиво жевал кончик трубки.

– Какое-то время ваши школы будут работать и приносить пользу. Вероятно, они даже выпустят некоторое количество учеников, которые в будущем добьются внушительных результатов в процессе строительства Космополиса. Но только рано или поздно местные национальные правительства заинтересуются школами, в которых растят странных детей. А затем и узнают о БВИ, а дальше дело времени, когда они уничтожат школы и завладеют каналами доступа к БВИ. И начнется гонка вооружений, которая приведет либо к существенному научно-техническому прорыву, либо к гибели всего человечества. Ведь, как мы помним, грамотных, образованных людей будущего мы успеем выпустить очень мало, ничтожно мало. Мы дадим обезьяне в руки гранату и сядем рядом с ней. Разве это правильно? Разве для этого я прятал в Межвременье ваш архив?

Я пытался образумить Уэллса, хотя понимал, что и в его словах есть зерно истины. Без правильного образования и воспитания мы так и не выйдем никогда из средневековья, которое продолжает царить в душах людей. Но нельзя просто строить школы и делиться знаниями со всеми. Жители грядущего Космополиса должны быть тщательно отобраны, взвешены и признаны годными к почетной миссии стать будущим всего человечества. Только пройдя школу, избранные из них могут быть допущены к Большому Вселенскому Информаторию, знание о котором должно охраняться более тщательно, чем сокровища британской короны. Этими мыслями я поделился с Уэллсом и нашел у него поддержку.

– Верно говорите, Николас. Доступ к БВИ, как вы изволили выразиться, должны получить только тщательно отобранные и подготовленные кадры, которые составят правящую элиту будущего общества.

– Только эта элита должна быть сменяемой. Никакого застоя и поручительства. Только достойный способен стать первым среди равных, а затем равным среди первых. Только такой путь, и никакого другого.

– Мы можем открыть путь в Межвременье механически. Но к БВИ человек способен подключиться духовно, и в школах мы будем искать и находить самых одаренных детей, из которых и растить элиту. Но в то же время и не будем отказываться от Двери в стене, поскольку это прямой доступ к БВИ, – лицо Уэллса озарилось вдохновением, подобным тому, что он испытывал, когда находил ключ к неприступной задаче. – Назначьте новое собрание клуба «Ленивцев» на ближайшее время. Мы должны это обсудить с джентльменами. Время в нашем мире столь скоротечно, что мы не имеем права его расходовать на пустяки. Надо все обсудить и выстроить общую концепцию нового образования, которое приведет к постройке Космополиса.

– Сделаю, – сказал я и подумал, что вся эта концепция хомо новуса и страны будущего явно имеет антибританские черты. Флумен очень заинтересовался бы речами Уэллса и обрадовался им, поскольку мог бы надолго запереть в темницу Гэрберта за антиправительственный заговор, измену родине и подготовку к террористической деятельности. Ведь у наших псевдогосударственников любая критика деятельности правительства, предложение альтернативы уже являются предательством родины. Патриот своей страны в их понимании тот, кто, даже сидя в навозной яме, прославляет тех, кто его сюда засадил. Тот же, кто пытается понять, как он попал сюда и что сделать, для того чтобы не было больше навозных ям, а на их месте цвели сады, уже является преступником, которого надо публично расстрелять на площади. Что же говорить о Космополисе и человеке будущего! Если бы Флумен услышал идеи Уэллса, тут же принял бы решение о его ликвидации, значит, я должен сделать так, чтобы Флумен ничего не услышал. Но если клуб «Ленивцев» возобновит свои встречи, сделать это будет весьма сложно.

– Мы должны прощупать почву. Понять, на кого можем положиться. Но пока доступ к Межвременью должен быть закрыт. А ключи от Двери в стене спрятаны. Я подумаю о тайнике. Он должен быть очень надежен.

Спрятать сокровище, потом спрятать карту к сокровищам, чтобы потом замаскировать путь к карте, что ведет к сокровищам. Как же это все увлекательно, главное, чтобы Гэрберт не решил убрать единственного свидетеля для надежности. Ведь, как известно, лучший свидетель – мертвый свидетель.

Тем вечером мы еще разговаривали о Межвременье, затем обсудили расписание экспериментов и исследований на ближайшие две недели. Я же все это время думал, что моему участию в экспериментах может помешать новое явление Флумена, которому опять не понравится, что его кормят «пустышками». Но другого пути, кроме как писать липовые отчеты с разумными порциями дезинформации, я не видел. Я понимал, что долго так продолжаться не может. Я должен найти способ избавиться от поводка.

Глава 27. Джулио Скольпеари

Уэллс вдохновил меня на возобновление исследований. Долгое время я наблюдал за его деятельностью, и былая жажда научно-технических экспериментов вновь пробудилась. Я видел его азарт, непередаваемый взрыв эмоций, который он испытывал каждый раз, когда на практике доказывал или опровергал собственные теории, и я стал задумываться, что недурно было бы вспомнить былое. Забыть о том, что я променял картами жизнь исследователя, научного первооткрывателя на жизнь агента по особым поручениям. И хотя я не жаловался на судьбу, секретная служба доставляла мне удовольствие, по крайней мере в первое время, но я чувствовал, что мое предназначение в другом. И я все больше и больше задумывался о том, чтобы возобновить свои исследования.

Я внимательно следил за тем, что происходило в лабораториях Эдисона, жадно впитывал все, что печаталось в «Вестнике электричества», издании компании Эдисона. И, наконец, я понял, что должен хотя бы ради успокоения своей совести попробовать. Но я не хотел ставить в известность Гэрберта, по крайней мере до той поры, пока у меня на руках не будут первые положительные результаты опытов и я не удостоверюсь, что занимался правильным делом, а не тешил себя иллюзией собственной значимости. Но все же мне требовалась поддержка, по крайней мере с местом под лабораторию. Для исполнения того, что я задумал, требовались, по крайней мере, две экспериментальные площадки. Для одной вполне подходила квартира на Бейкер-стрит, которую я снимал, но так мало пользовался, в основном проводя время в доме Уэллса. Но вот второй площадки у меня не было. И тогда я подумал попросить у Гэрберта ключи от «Стрекозы».

Я не хотел посвящать его в подробности задуманного. Просто попросил ключи, и он выдал их мне, сказав, что в ближайшие две недели не планирует посещать «Стрекозу», и поскольку я явно замыслил что-то интересное, то он предоставляет мне отпуск с сохранением жалованья и обещанием, что, если у меня что-то получится, я первым делом ему расскажу об этом. Нет ничего проще. Тем более если возобновление моих экспериментов получит положительные результаты, я в любом случае планировал обсудить их с ним.

Правда, Гэрберт был настолько увлечен новой разработкой (или одной из старых), что вряд ли заметит мое отсутствие в течение ближайшего месяца, а когда я вернусь, будет настолько вдохновлен своим открытием, что какое-то время будет фонтанировать рассказами о нем. И что бы я там ни получил, чего бы ни добился, будет говорить только о себе.

Я принимал его. Все-таки Уэллс был гением и как гений имел право на здоровую порцию эгоизма. Я же хотел заняться электричеством, а вернее передачей его без проводов на расстояние. Была у меня одна старая разработка, которая в теории красиво складывалась, но сколько раз я в былое время ни пытался ее воплотить в жизнь, никогда не выходила. Что-то мешало, или я где-то ошибался в своих расчетах. Настала пора их проверить. Также я собирался провести эксперимент по перемещению неживого предмета на расстояние путем разложения его на составляющие части. Если электричество можно передавать по воздуху, то почему бы не попробовать передать, к примеру, птичью клетку, предварительно в точке «А» разложив ее на микроскопические составляющие, а в точке «Б» собрать воедино.

Для того чтобы провести эксперимент, требовалось соответствующее оборудование. На Бейкер-стрит, в большой гостиной, я планировал установить принимающую камеру, в то время как передающий контур собирался построить в «Стрекозе». Дело оставалось за малым – изготовить необходимое мне оборудование. Со времен службы в Континентальной компании Эдисона у меня сохранились кое-какие контакты, которые я собирался реанимировать. Хотя и знал, что эти контакты не так просты, как казались мне когда-то. Но любое оборудование стоит денег, даже если это заварочный чайник для простых чайных церемоний. Хорошо, что за прошедшие годы мне удалось скопить небольшой капитал, которым я собирался в будущем с толком распорядиться. Не лучшее ли применение денег вложить их в научный прогресс, в развитие и в приближение построения Космополиса, этой утопии Уэллса, в которую я поверил всей силой своей души?

Получив увольнительную, я первым делом отправился на Бейкер-стрит, чтобы разобраться в чертежах и наметить план работ. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил у себя дома гостя, которому совсем не обрадовался.

– Вы входите ко мне домой как к себе, – выразил я свое неудовольствие, увидев в гостиной Флумена.

– Что поделать? Я соскучился, а добиться вашего внимания стало очень тяжело. Пришлось напомнить о себе без приглашения, – бесцветным голосом ответил Флумен. – Присаживайтесь, – предложил он мне, указывая на соседнее кресло.

Хорошо, что я отпустил Германа заранее. У него были планы на вечер. Флумен сильно раздражал его, и я опасался, как бы он не натворил чего непоправимого в порыве праведного гнева.

– Чем могу вам помочь? – спросил я.

– Да что вы. Это я приехал спросить, чем могу вам помочь. Вы так долго работаете у Уэллса без каких-либо новостей, что я забеспокоился о вашем здоровье. Вероятно, вы заболели и теперь страдаете потерей памяти. Не помните, с какой целью и зачем оказались возле Уэллса. Хотя есть другой вариант объяснения вашего молчания – Гэрберт Уэллс уехал в графство Суррей разводить пчел. Только вот уличные топтуны докладывают, что Уэллс у себя на Бромли-стрит, чем-то опять занимается. Изредка выбираясь в бар «Айдлер», где встречается с Джеймсом Кейвором и Олдосом Бедфордом. Иногда к ним присоединяется сэр Артур Конан Дойль, известный медиум и философ, и ряд других популярных в народе личностей. Но все это я почему-то узнаю не от вас. Что прикажете мне думать? Я же предупреждал. Если вы не дадите материал, я отправлю вас в Канаду пасти овец.

Флумен смотрел на меня прожигающим взглядом. Я занервничал и почувствовал тошноту. Но все-таки справился с эмоциями.

– Я не понимаю, какие у вас ко мне претензии. Я регулярно телефонирую в Дом на набережной о текущих делах Уэллса по закрытому каналу, согласно нашей договоренности, – я постарался сделать голос как можно более безучастным, но получалось плохо. – С момента вашего последнего визита прошло совсем мало времени.

Я не мог скрыть свою неприязнь к Флумену, и он чувствовал ее.

– Вы говорите о сообщениях такого сорта. Сегодня ели, пили, экспериментировали с электричеством. Гэрберт философствовал о любви. Пошли к женщинам. Все ваши отчеты словно написаны под копирку. Не отличаются разнообразием, но зато запоминаются малой информированностью. Я жду от вас другого. И вам это прекрасно известно. Чем сейчас занимается Уэллс? Чем занята его голова?

Я не торопился с ответом, пытаясь сообразить, что можно говорить Флумену, а что нельзя. И хотя Флумен постоянно заверял меня, что заинтересован в успехах экспериментов Уэллса и что всеми силами готов поддерживать его, я ему не верил. Флумен преследовал свои служебные цели, чтобы посредством моих рук контролировать Уэллса и в нужный момент взять его со всеми изобретениями под свой тотальный контроль. Флумен считал, что ученый должен работать на правительство, иначе такой ученый не нужен. Томас Эдисон придерживался мнения, что ученый должен работать на частную корпорацию, чтобы добиться ее обогащения и независимости от любых правительств. Уэллс же верил, что ученый должен работать на благо народа и процветания человечества. И я был полностью на его стороне.

Мысленно я перебрал все разработки Гэрберта, о которых мне было известно, и выдал самую безобидную идею, на мой взгляд.

– Уэллс сейчас занят изучением загробного мира.

– Что вы говорите? – не смог скрыть своего изумления Флумен.

– Уэллс сделал научное допущение, что существует загробный мир, куда переходит энергетическая составляющая человека да и любого живого существа, несущая в себе всю накопленную за жизнь информацию. В традиционных религиях эту составляющую называют «душа». Уэллс сделал предположение о наличии некоего загробного мира, или параллельной реальности, куда стекаются все души, или информация из них. Такая огромная вселенская Библиотека. Он решил найти способ установить доступ к этой Библиотеке. Последнее время занимается именно этим. Как раз для этих целей он и устраивал встречи с Конаном Дойлем, который, как вам должно быть известно, проводит известные на весь Лондон спиритические сеансы.

Я замолчал, давая Флумену возможность насладиться полученными сведениями.

Уэллс правда разрабатывал это направление, но считал его малоперспективным, а главное – скорее теоретическим, неприменимым в практике. Он рассуждал о том, что даже если такая Библиотека и существует, а в этом он не сомневался, и даже если удастся к ней подключиться, это половина дела. Самое сложное – разговорить призраков, а потом расшифровать их откровения. Библиотека должна содержать грандиозные знания в любых областях, но чтобы отделить зерна от плевел, потребуется не одна человеческая жизнь, поэтому Уэллс отложил эту разработку в сторону, занимался ею время от времени, тогда, когда скучал от всего остального. К тому же БВИ открывал куда больше перспектив для исследований, чем загробное хранилище призраков.

– Вы расстроили меня, Тэсла, хотя сами и не подозреваете об этом. Следите за Уэллсом. Не выпускайте из виду. То, чем он занимается сейчас, представляет большую опасность для нашего общества. Воскрешать прошлое, а тем более мертвецов, дурная идея. Ведь можно ненароком разбудить чуму, которая пожрет всю человеческую цивилизацию, – сказал Флумен.

Признаться честно, я мало понимал, о чем он ведет речь. О какой такой чуме, что уничтожит человечество? Но я не возражал ему, хотя и почувствовал, что с потусторонним миром явно ошибся. Надо было выбрать более безобидную тему – совершенствование породы человека для выведения лучших образцов людей, или что-то в таком духе. Где Флумен мог бы вдохновиться, загореться глазами, размышляя о совершенных винтиках в государственной машине, об идеальных солдатах.

– На какой стадии находятся эксперименты Уэллса? Удалось ли ему добиться чего-то существенного? – неожиданно спросил Флумен.

– О, уверяю вас, он пока топчется на месте, – попытался я его успокоить.

– Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что не могу себе представить, к чему может привести такая опасная разработка. Плохо, потому что Уэллс может впасть в отчаянье и додуматься до чего-то еще более ужасного. Держите меня в курсе, Тэсла. И если будут какие-то изменения в любую сторону, немедленно докладывайте в Дом на набережной, срочно на мое имя.

Флумен поднялся из кресла и направился на выход.

Я не стал с ним прощаться, испытав облегчение от его ухода. С одной стороны, мне удалось в очередной раз запудрить его разум, усыпить его бдительность. Но, с другой стороны, что я знаю об этом Флумене? Быть может, он еще больше насторожился и теперь станет копать, потеряв ко мне доверие.

Я запер за Флуменом дверь, вернулся в гостиную, прошел к бару, достал бутылку отличного портвейна, подаренную мне Уэллсом, наполнил бокал бордовой жидкостью и сел в кресло возле незажженного камина. Надо было поставить жизнь на паузу и подумать обо всем случившемся. Но я мог позволить себе лишь незначительную передышку, до утра, чтобы в новом дне заняться своими изысканиями. Портвейн и впрямь был превосходен. Уэллс не мог посоветовать мне дурной напиток. Он знал толк в вине.

* * *

Утро началось с легкого завтрака, за которым я размышлял над тем, как продолжать водить за нос Флумена, так, чтобы мне за это ничего не было и Уэллса при этом оставили в покое. Хотя понимал, что это утопические мечты, потому что если уж Секретная служба за что ухватилась, то хватка у нее смертельная. Но попробовать выиграть время я мог. К тому же ложный путь в виде исследования потустороннего мира на какое-то время их займет. Главное, чтобы они не решились на физическое устранение Гэрберта как человека опасного для общества и правительства.

К концу завтрака я решил, что Уэллсу пока ничего не угрожает и я могу воспользоваться своим отпуском для проведения необходимых мне экспериментов.

Джулио Скольпеари владел автомобильными ремонтными мастерскими. И все знали, что, если надо собрать необычное изделие из металла или добыть необходимые расходные материалы без лишних вопросов, обращайтесь именно к нему. Он сделает все по лучшему разряду и даст хорошую цену, так что никому не будет обидно.

С Джулио я познакомился, когда трудился на Континентальную компанию Эдисона. У нас закончились разводящие контуры, новая поставка из Штатов должна была поступить на следующей неделе, поэтому вся работа встала. Тогда руководитель Первой испытательной лаборатории Мишель Лагри отвез меня в Старый город, где я и увидел в первый раз этого кряжистого сурового мужчину с седыми висками, лысым черепом и изломанным в вечной усмешке ртом. Он представился, предложил свои услуги, а уже вечером грузовики с огромной надписью на кузове «Скольпеари» разгружались возле нашей лаборатории.

Только недавно я узнал, что Джулио является одним из криминальных авторитетов королевства. Если бы мне потребовалась его помощь как Хозяина теней, пришлось бы обращаться в «Ржавые ключи». По другим вопросам я мог поговорить с ним в Мастерских.

Можно было позвонить, предупредить о своем визите, но я решил, что с глазу на глаз будет куда вернее, и велел Герману заводить машину. Через четверть часа мы уже катили в сторону Старого города по узеньким грязным улочкам, в которых с трудом можно было распознать лондонский колорит. Но все же это был Лондон во всем своем многообразии и унылости одновременно. Я не хотел размышлять над этим разительным контрастом, как в одном и том же городе могут сочетаться традиционная серость и неизменная волшебность. Ведь именно здесь на улицах можно было встретить воющего на луну оборотня, человека-невидимку, скрывающегося от правосудия, и прочих причудливых жителей, которыми не может похвастаться ни один город в мире. Но я не успел ничего толком осмыслить, как Вертокрыл остановил автомобиль перед большим деревянным ангаром с металлической крышей, на котором огромными буквами было выведено: «СКОЛЬПЕАРИ». Я вышел из машины, попросил Германа подождать и направился внутрь.

Джулио был у себя, работал с документами, его крик раздавался на весь ангар. Он кого-то отчитывал, давал указания, вразумлял, объяснял, как надо, а, главное, как не надо делать. Я спросил у служащего, где могу найти Джулио, хотя прекрасно знал ответ, но должен же я был обозначить свои намерения. Служащий сказал мне: «Идите на голос» – и вернулся к своим бумагам. Я прошел в дальний конец ангара, который был заставлен конторскими столами, работающими станками и снующими между машинами рабочими, подошел к прямой железной лестнице, что вела на второй этаж, где находился кабинет Джулио Скольпеари. Я поднялся наверх и без приглашения вошел внутрь.

Джулио сидел на рабочем столе, заваленном бумагами. В левой руке он держал телефонную трубку, прижимал ее к уху, в правой – тлеющую сигару и напряженно слушал невидимого собеседника, время от времени вставляя реплики и ругательства. Увидев меня на пороге, он крикнул в трубку: «Иди к черту!» – и повесил ее на рычаги.

– Какие люди в Старом городе! Я думал, ты эмигрировал в Тунис или куда еще! Давно ничего не было слышно о тебе, – Джулио зажал сигару зубами.

– Я ездил по городам и странам. То здесь, то там. Деловая жизнь. Ничего больше, – расплывчато ответил я.

– Вот и хорошо. Какими судьбами в наших краях? – довольно потер руки Джулио, предвкушая интересную работу.

– Хотел посоветоваться с тобой. Мне тут кое-что нужно. Можно ли это достать.

– Показывай, – загорелся Скольпеари.

Я достал из кармана пиджака конверт и разложил на столе Джулио чертежи.

Джулио бросил на них взгляд, нахмурился, улыбнулся, хмыкнул и склонился над чертежами. Я и сам не заметил, как мы уже погрузились в работу, увлеченно обсуждая необходимые мне механизмы, из чего и как лучше их собрать, как запустить тот или иной процесс и что для всего этого потребуется. Джулио увлекся, предлагал варианты исполнения, которые тут же докручивал и совершенствовал. И ни разу он не спросил, для каких целей мне потребовались эти кабины. В конце концов он пыхнул дымом, закашлялся и предложил:

– Давай оформим все под две телефонные будки, подобные тем, что стали устанавливать в Лондоне в последние годы. Так что, если кто увидит, станет только удивляться тому, за какой надобностью тебе уличная телефонная будка в доме. Можно играть роль городского сумасшедшего или безумного изобретателя.

– Хорошая идея, – согласился я. – Мне нужно это оборудование завтра утром.

Джулио расхохотался мне в лицо, не выпуская сигару изо рта.

– Раньше среды и не жди. Тут работы до Судного дня – туда и обратно без остановок. Так что можешь даже и не мечтать.

– Я заплачу. Хорошо заплачу, – я старался придать голосу больше уверенности, хотя не был уверен в своих словах.

Что значит – хорошо заплачу? Откуда такая высокомерная самоуверенность? И откуда я возьму деньги, если он потребует правда ХОРОШО заплатить?

– Я сейчас не спрашиваю тебя, зачем тебе нужно это оборудование. Но судя по тем чертежам, что я вижу, намечается что-то интересное. И тебе наверняка потребуется толковый ассистент, который не будет крутиться под ногами, а сможет грамотно помогать при проведении экспериментов. Так вот тебе мое предложение. Завтра вечером оборудование будет у тебя. И я участвую в эксперименте.

Джулио посмотрел на меня с вызовом.

И я его принял.

– По рукам.

– Тогда оплата только за материалы и работу. Срочность в оплату не входит. Жди.

* * *

Ровно к вечеру следующего дня большой грузовик с надписями «Скольпеари» по бортам остановился возле усадьбы «Стрекоза». Из кузова выпрыгнули рабочие, которые стали разгружать оборудование. Из кабины вылез Джулио в шикарном черном пальто, костюме-тройке, котелке и с тростью, на ногах лакированные туфли, стоящие как половина моего оборудования. Он держал в зубах неизменную сигару и выглядел как сытый кот, вернувшийся с ночной охоты. Он окинул оценивающим взглядом «Стрекозу», одобрительно хмыкнул и направился ко мне.

– Мне кажется или это загородный дом господина Уэллса? Пару раз мы сюда привозили оборудование.

– Да, тебе не кажется. Так и есть, – ответил я.

– Так мы привезли оборудование для Уэллса? – уточнил Джулио.

– Нет, это исключительно для моих экспериментов.

– Очень хорошо. Уэллсу я выставляю счет в два раза дороже.

Джулио направился к дому, не обращая внимания на то, следую ли я за ним. Он вел себя как хозяин, прибывший осмотреть свои владения. И я не стал ему ничего говорить. Джулио был весь в этом. Самоуверенный, даже слишком, деятельный, но при этом душа компании и прекрасный профессионал своего дела.

Пока выгружали, распаковывали и собирали оборудование, я провел Джулио в гостиную, где предложил ему кофе, от которого он не отказался. Пока кофе варился, я позвонил Герману на Бейкер-стрит и убедился, что оборудование ему доставили и там тоже полным ходом идет сборка.

К ночи мы закончили процесс установки телефонных будок, которые заняли почетное место в «Стрекозе» и на Бейкер-стрит. Комнаты, где стояли будки, были опутаны проводами и больше всего напоминали какую-то электрическую подстанцию. Повсюду датчики, приборные панели, пульты управления. Все было готово к началу экспериментов.

Джулио внимательно все осмотрел сам, пожал мне руку и уехал, сказав, что вернется завтра утром. А я начал задумываться о том, правильно ли я поступил, что согласился на сотрудничество со Скольпеари. Быть может, правильнее было оплатить ему услуги по повышенной стоимости и не ввязываться с ним в совместное предприятие?

Проводив Джулио, я сел за руль и поехал на Бейкер-стрит, чтобы проверить, как там рабочие справились с монтажом. Они как раз заканчивали с подключением проводов к будке. Я проверил все по чертежам, принял работу и отпустил ребят. Вряд ли Джулио оплачивает им сверхурочные.

Герман выглядел недовольным. В гостиной, откуда предварительно вынесли всю мебель, теперь стояла большая телефонная будка. Пол по всему дому был устлан проводами. Ходить было неудобно. О таком понятии, как комфорт, можно было забыть. К тому же Вертокрыл не понимал, зачем его боссу требовалось так уродовать жилые помещения, делая их мало приспособленными для жизни. Я не стал его ни в чем убеждать, сказал лишь, что это временные неудобства, надо потерпеть, скоро все вернется к прежнему жизненному ритму. Герман посмотрел на меня с недоверием, но не стал возмущаться. Мог бы уже привыкнуть, что его наниматель иногда ведет себя как городской сумасшедший.