«Как же здесь не любят евреев. Интересно, есть за что или это просто точка сосредоточения мировой ненависти человечества, которому просто необходимо куда-то сбрасывать свою злость? — подумал я, слушая эмоциональную речь штабсинтенданта. — А Ганс-то, оказывается, тот ещё патриот и даже сумел найти оправдание своему служению мне».
— Как спасение Германии связано с присягой этому человеку? — доктор указал на меня.
— Если такие, как герр знахарь сражаются против нас, то не будет нашей победы, не будет счастья у немецкого народа, когда не вернутся домой лучшие сыновья Рейха, прольётся слишком много крови и слёз, — уже намного спокойнее произнёс Ганс. — У нашей армии нет ничего и никого, кто бы сумел что-то противопоставить ему. Если бы он не был против войны, то наша армия давно бы умирала от страшных болезней. Некому было бы держать винтовки в руках. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю и хорошо представляю возможности господина Киррлиса.
— Ты убивал немецких солдат? — хмуро спросил меня Адольф.
— Да. И буду убивать дальше, пока они не покинут чужую землю, — спокойно ответил я.
— Проклятье, — едва слышно буркнул доктор.
— Добавлю ещё, что для вашего спасения придётся убить одного из ваших соотечественников. Выбора особого нет — или он, или вы, — всё тем же спокойным тоном продолжил я и решил добавить чуть-чуть пафоса и мрачности в равных долях. — В книге Мёртвых уже вписана свежая душа, твоя, доктор! — перешёл я на «ты» с немцем. — Нужна другая, чтобы её заменить.
— Мне нужно подумать, — не поднимая на меня глаз, тихо произнёс Адольф.
— Адольф!..
— Оставь его, Ганс, — остановил я своего спутника, потом обратился к доктору. — Я дам тебе времени до завтрашнего вечера. После пяти будь здесь и жди меня. Если тебя здесь не будет или ты не откроешь дверь, то посчитаю это за отрицательный ответ. Напомню, что жить тебе осталось всего несколько дней, и только я могу отвести от тебя смерть. До завтра.
Уже на улице Ганс сказал мне:
— Зря не дали мне додавить его, герр знахарь. Я бы сумел его уговорить принять ваше предложение. А сейчас как бы он не совершил какую-нибудь глупость.
— Не совершит, — успокоил я его. — Пожалуй, раз с одним пациентом не вышло, то можно посетить другого.
— Поздно уже, комендантский час начал действовать.
— Мне это никак не помешает передвигаться по городу.
— Я к тому, герр знахарь, что придётся пешком идти. Так как все возницы уже разъехались по домам, — уточнил он.
— Дойдём, ходить на свежем воздухе полезно.
Немец ничего не сказал в ответ, но всем своим видом показал, что эти прогулки на морозе полезны кому угодно, но только не ему.
Следующий больной был из комендантских служащих — помощник военного коменданта по каким-то делам. Сейчас он отлёживался дома из-за обострения болезни. Он, как и недавно Ганс, часто плевался кровью с гноем и испытывал сильные боли в груди и трудности с дыханием. Но болел не туберкулёзом или чахоткой, как называли эту болячку простые люди. Диагноз — множество мелких опухолей и гной в правом лёгком, которое уже почти не работало. Избавить своими силами его от болезни я не мог, требовался ритуал жертвоприношения или огромный запас маны, чтобы перевести её в жизненную энергию. Стоит ещё сказать, что «комендач» был зол на командование и фюрера, которое вместо лечения направило его служить, мол, ты же патриот. В итоге всё вышло с точностью до наоборот: вместо патриотизма с каждым днём, который усиливал мучения, в душе у Клоса Фишера зарождалась ненависть. Дело дошло до откровенных злых высказываний им в адрес страны и правительства. К счастью, он только-только перешёл к этой вехе и ещё не успел разрушить свою карьеру и авторитет. За моё предложение сделать его здоровым, он ухватился, как хватается утопающий за соломинку. Поклясться кровью, при этом искренне желая служить? Ха, да легко! После того, как я применил к нему несколько средних лечений, и это заметно улучшило его здоровье, он поклялся мне в верности. Магия подтвердила его искренность. Осталось только провести ритуал, чтобы полностью вылечить немца. Но этим я займусь завтра, заодно и начальника госпиталя избавлю от огромного червя, проевшего печень.
Так я получил уже двух вассалов, верность которых в этом мире невозможно перекупить или разорвать связь вассал-сюзерен. А после согласия доктора у меня будут трое. Если ещё и оставшаяся парочка кандидатов не подведёт, то получу уже пятерых. Целых пять агентов в стане врага, пять обладателей немаленьких должностей, чьи возможности однажды сильно мне пригодятся!
Покинув квартиру Фишера, я попрощался на сегодня со штабсинтендантом и отправился с Иваном домой к Тишину. У него нас дожидались все мои помощники.
Глава 3
Часовых на двух вышках я усыпил, также поступил и с дежурной сменой в дощатой караулке. Пулемётчикам на вышке придётся туго, скорее всего, они больше не проснутся, уснув на таком морозе.
А больше охраны рядом с лагерем военнопленных не было. Можно было бы легко и просто вывести людей из него, но вставал вопрос — а что делать дальше? Истощённые, ослабленные люди без тёплой одежды должны пройти около ста километров (по прямой меньше, но где мы, и где короткая прямая? Разве что, на карте!) по морозу и снегу. Да, у многих шансов выжить в концлагере больше, чем в побеге. Тем более, что с подачи Тишина пленных подкармливают местные бабы. Часть продуктов забирают охранники, выбирая самые лакомые передачи, а те же сухари, мелкий варёный картофель и подобное им снисходительно разрешают отдать мужчинам за колючей проволокой. Жили военнопленные в землянках и норах, которые выкопали себе по осени. Алексей мне рассказывал, что часто они же становились могилами, когда обрушивались, или их заливало водой. В таких случаях у ослабленных людей не хватало сил выбраться наружу. С наступлением заморозков ситуация в этом плане улучшилась, но теперь несчастных убивал холод.
— Кулебякина надо найти, — сказал мне Тишин, когда наш небольшой обоз вполз на территорию лагеря сквозь ворота из жердей, обмотанных колючей проволокой. — Он здесь старший. Всё решает, помогает, распределяет еду и общается с немцами из охраны. У него землянка в центре где-то.
Сани с грузом оставили рядом с воротами, а сами направились дальше. Дважды мы прошли мимо мёртвых тел в одном грязном и дранном исподнем. Вещи с них, скорее всего, сняли после смерти их товарищи, чтобы самим выжить в холодных норах.
— Им будет мало тех тряпок, что мы привезли, — тихо заметил Прохор. — Хорошо бы ватников побольше найти. Киррлис, а ты можешь своим заклинанием ко… зараза, забыл.
— Копирования? Нет, не смогу наделать столько ватников или иных вещей, — отрицательно мотнул я головой. — Один-два ещё можно, но и тогда сил уйдёт уйма.
— Жа-аль… — протянул беролак.
Атмосфера здесь была тяжелее, чем в Витебске. Я с трудом заставлял себя идти по безмолвному снежному полю, испятнанному холмиками сугробов и земляных нор. Этому месту больше подойдёт название кладбища. Можно было бы оставить процесс общения с пленными на подчинённых, но я хотел самую первую встречу провести лично. Ради этого придётся терпеть. Иногда я немного завидую своим помощникам, не имеющим магического таланта. Правда, оборотни что-то чувствуют, ощущают своей звериной сутью ауру смерти, боли и страха, разлившуюся в этом месте. Но на порядок слабее меня.
Кулебякиным оказался мужчина возрастом около сорока, высоким, сгорбленным и страшно худым. Лицо всё было покрыто морщинами и складками от перенесённых невзгод и голода. Также имелись язвочки и короста от обморожений. Рыжеватая щетина была неровно обрезана. Явно тут не бритвенный станок поработал или острый клинок, а кусок камня или стекла, которым не брили, а срезали волос. Голову мужчина прикрыл «раскрытой» пилоткой, тело — гимнастёркой и грязной шинелью с рыжими подпалинами от огня и прорехами. На ногах не очень грязное галифе и драные сапоги, сквозь дыры в которых торчали чернющие портянки. А уж запах от него шёл! Рядом с ним стоял коренастый парень не старше двадцати пяти лет в таких же грязных галифе, в ватнике без рукавов, в лаптях и с шарфом, повязанным вокруг головы. За щетиной он пытался так же следить, как и вожак военнопленных.
— Здравствуйте, кто вы? — простуженным голосом поинтересовался Кулебякин. Смотрел он с осторожностью, надеждой и едва ощутимой злостью. А вот его сосед глядел на нас исподлобья с едва скрываемой ненавистью. Не нужно иметь семи пядей во лбу, как приговаривает Прохор, чтобы догадаться о причине такой эмоции. Ну, кто ещё вот так свободно может гулять по месту, которое контролируют немцы, кроме их холуёв?
— Партизаны, — ответил я. — Привезли немного одежды, продуктов. А ещё у меня к тебе есть разговор.
— Партизаны? — недоверчиво переспросил Кулебякин.
Парень шевельнул потрескавшимися от мороза губами, тоже что-то желая сказать, но в последний момент сдержался. Зато ненавистью от него стало «пахнуть» ещё сильнее. Его аура прямо так и пылала ею.
— Они самые, мил человек, — влез в разговор Прохор. — Тебя и твоих людей с нашей помощью бабы кормят. Иль ты думаешь, они своё сюда носят, когда немчура уже чуть ли не полгода их обворовывает, а?
— Как вы сюда так спокойно прошли? Как пропустили вертухаи?
— Спят они, — в этот раз ответил ему я. — Как я это провернул — не спрашивай, у каждого свои секреты. Лучше подними самых надёжных и крепких людей, чтобы забрать вещи из саней. Пока они станут их носить, мы как раз пообщаемся.
— Возьми тулупчик, — стоило мне замолчать, как слово взял Семянчиков, который снял с себя короткий овчинный тулуп и передал его Кулебякину. — А то замёрзнешь за время беседы.
— Спасибо.
Есин передал свою верхнюю одежду второму военнопленному. Тот принял полушубок неохотно, продолжая не доверять и ненавидеть нас.
— Погодите, — встрепенулся Кулебякин, — если охрана так крепко спит, то вы можете вывести нас из лагеря!
— Всех?
— Да.
— Как ты это представляешь? Здесь около тысячи человек, многие не ходят уже. Остальные ослаблены и не перенесут длительный марш.
— Лучше умереть на свободе, чем за колючей проволокой, — подал голос парень.
— Лучше вообще не умирать, но на войне с этим сложно, — ответил я ему. — Вывести вас из города я могу, но подумай сам, сколькими жизнями товарищей ты готов за это заплатить. Защищать ваш отряд не в моих силах. У меня нет такого количества солдат и транспорта. Зато имеются задания и планы в деле борьбы с немцами. Они, немцы, вас найдут если не утром, то днём по следам. К этому времени половина твоих товарищей будет мертва или умирать в сугробах. Ты этого хочешь? — я не чурался применять лёгкое ментальное внушение, играя на чувствах и душевных метаниях обоих собеседников. — Да, в лагере они тоже умирают. Но эти смерти я постараюсь своей помощью уменьшить.
— А дальше? Что ты хочешь потом? — спросил Кулебякин.
— Когда вы вернёте силы, я принесу оружие и помогу вам уйти отсюда. Либо вы примете свой последний бой, отомстив за плен и унижения. Это будет лучше, чем умереть уже завтра. Я даже могу рассказать, как это будет, — я продолжил давить на Кулебякина и его товарища. — Вы без сил будете лежать в снегу, а немецкие автоматчики с шутками и смехом станут расстреливать вас, как в тире. Кого-то примутся рвать живьём их собаки.
— А мож и стрелять не станут, штыками переколят, как поросят и всё, — добавил Прохор.
— Или так, — кивнул я, соглашаясь с беролаком.
Кулебякин повернул голову к парню и сказал:
— Федь, подними нашу ячейку и веди сюда. Только тихо чтобы.
Тот угукнул, недобро посмотрел на меня с помощниками и неторопливо отошёл от нашей компании.
— А вы лекарства не привезли? В лагере очень много больных и раненых, а немцы отказываются им помогать, — вновь обратил свой взгляд на меня мужчина.
— Нет. В моём отряде их почти нет.
Тот тяжело вздохнул, помолчал с минуту и вновь спросил:
— Раненых и больных сможете забрать? Есть те, кто не переживёт ближайшие дни без помощи.
Я ненадолго задумался, потом ответил:
— Только тех, кто переживёт путь в санях, это по времени около дня будет. И я сам отберу их.
— Поделишь на живых и мёртвых, — тихо сказал Кулебякин.
— Война, — также тихо произнёс я. — Жертвы можно только уменьшить, но без них даже боги не обходятся.
— Боги? — мужчина странно посмотрел на меня.
— Енто не твово ума дело, мил человек, — опять встрял в разговор Прохор. — Всему своё время.
— А о чём ты хотел со мной поговорить? Ради чего пришёл в лагерь? — перешёл на «ты» вожак пленных.
— Основное я уже сказал. Это подготовка твоих подчинённых к прорыву и удару по немцам изнутри, когда они не ожидают этого. А ещё я хотел взять людей для своего отряда. Бойцов у меня сильно не хватает. Первого попавшего же я брать не хочу. А здесь есть те, кто готов жизнь положить, но уничтожить столько фашистов, сколько получиться.
— Ткни в любого — и он окажется таким, — криво усмехнулся Кулебякин. — Хотя, нет, вру. Многие уже сломались, их убивать станут, так они в ответ сами грудь под штык подставят, желая поскорее отмучиться.
— Я знаю, как таких определить, и точно не возьму их к себе.
— Сколько людей ты хочешь забрать и сколько больных?
— По трое на сани…ну, пусть будет четверо. Итого двенадцать. И примерно пятнадцать тех, кто сможет идти на своих двоих. Пусть недолго и не быстро. Но я их сам хочу выбирать, и потому нужна хотя бы сотня человек для личной беседы.
— Мало, но что ж поделать, — вздохнул собеседник.
Ещё два часа мне пришлось провести в лагере военнопленных, который перед моим уходом стал напоминать разворошённый муравейник: проснулись даже те, кого не будили. А с другой стороны, от холода и голода крепкий сон не заработать.
Число военнопленных пришлось увеличить по просьбе Кулебякина. Вместо двенадцати — такое число я озвучил выше — я погрузил в сани двадцать больных. И ещё восемнадцать взял с собой. Тех, кто мог передвигаться самостоятельно. Уже перед самым отъездом ко мне опять подошёл Кулебякин и попросил взять ещё одного человека. Невысокого роста, неизвестный был одет даже лучше помощника Кулебякина, он имел ватные штаны с ватником, обрезанные валенки, шарф и пилотку. Кстати, шарфом у него было обмотано лицо так, что торчали только одни глаза. Стоило мне взглянуть на его ауру, как я не удержался от тихого возгласа удивления:
— Женщина? Здесь?
— Тихо… не хочу, чтобы об этом узнали остальные. Всего семеро в курсе, кто она такая.
— И кто же? — я опять надавил на него ментальной магией.
— Жена комиссара Вильченко из штаба 128 стрелковой дивизии. Возможно, её муж всё ещё жив. Если немцы поймают её, то могут попытаться сыграть подлую партию против комиссара, — почти мне на ухо сказал он. — Вытащи её, пожалуйста, Киррлис. И передай нашим, кто она такая и что жива.
— Хорошо, сделаю.
Раненых и ходячих я сразу же отправил в лагерь к Источнику, оставив с собой только Прохора.
На следующий день я опять пошёл по адресам немцев, чьи кандидатуры на роль вассалов предложил штабсинтендант. Первым навестил доктора.
— Я согласен, господин знахарь или герр дьявол, — тусклым голосом сообщил он мне. — Не знаю, кто вы настоящий. Забирайте мою душу и дайте мне пожить ещё на этой земле.
— Жертву нашли?
Тот после моего вопроса ещё более сгорбился и молча кивнул. Жертвой оказался раненый немец из его госпиталя, который должен был сегодня отправиться в отпуск для дальнейшего излечения. Его исчезновение обнаружат не сразу, если вообще это случится. И уж точно подозрение не падёт на начальника лепельского госпиталя. Сейчас невезучий сын фатерлянда, обколотый морфием, спал на полу за диваном на квартире Адольфа Беккера.
— Тогда не станем терять зря времени и приступим. Сначала клятва, Адольф, потом лекарство.
Тот сам проколол себе палец специальной заострённой пластинкой, выдавил с десяток капель крови на квадратное тонкое стекло. Далее под мою диктовку зачитал текст клятвы, а я влил магию.
— Ощущения странные, — пробормотал он, когда завершился ритуал принятия вассалитета. — Вот, значит, как происходит падение.
— Адольф, дьявол тебя побери, — громко произнёс Ганс, — хватит! Твоя душа никому не нужна. Это особый гипноз, чтобы ты случайно или специально не навредил герру знахарю, мне или нашим с ним планам.
— Гипноз?
— Если так проще считать, то да, он самый, — подтвердил я слова штабсинтенданта.
Тот не меньше трёх минут сидел с отстранённым взглядом, словно вслушиваясь в собственные мысли и желания. Потом сказал:
— Давайте уже лекарство, наконец. А то я чувствую, как эта тварь в моей печени шевелится. Да, хочу уточнить, а наркотик в крови… в крови жертвы никак не повлияет на процесс?
— Нет, — коротко отозвался я. — Занимайте место на полу, вот здесь. Ганс, помогите мне вытащить спящего из-за дивана, и уложить рядом с Адольфом.
Врача я усыпил сразу же, как только он затих на полу, вытянув руки вдоль тела и закрыв глаза. Отправлять прочь Ганса не стал. Помешать моей работе ему не даст клятва, она же не позволит зря болтать языком про увиденное. Заодно пусть проникнется моими способностями и возможностями. Это в моём мире данный ритуал из разряда средне-простейших (хм, для таких магов, как я). На Земле же он должен казаться аборигенам чем-то божественным по могуществу. Ну, или дьявольским. В принципе, мне плевать, пусть считают меня кем угодно, пока не переходят определённые границы.
Возвращать молодость немцу я не стал. Большую часть энергии я забрал себе, распределив её по орихалковым накопителям и жезлу. Этот запас поможет мне вылечить помощника военного коменданта, к которому я отправлюсь после. Оставшуюся использовал, чтобы убить червя, убрать его из тела Адольфа, восстановить печень и в целом немного подлечить организм немца. Хотя только одной здоровой печени и чистой, без яда от червя крови уже хватило бы, чтобы мужчина заметил огромную разницу между состоянием до волшебного сна и после.
«Как же, всё-таки, пьянит могущество, которое даёт чистая энергия от жертвоприношения, — пронеслась в голове мысль. — Получается всё легко и просто, сам наполняешься Силой, чувствуешь, что по силам очень многое, если не всё! Так и сорваться однажды можно».
Очнувшись, врач, некоторое время лежал неподвижно на полу.
— Адольф, друг мой, как ты себя чувствуешь? — поинтересовался у него штабсинтендант. — Хватит уже валяться на полу. Вставай и насладись новой жизнью.
— Мне кажется, что это очередной гипноз, — пробормотал Беккер, последовав совету своего соотечественника. — Вы мне внушили не чувствовать боли.
— Через несколько дней поймёшь, что это не так, — ответил я ему и следом указал на высохшее тело жертвы. — Не забудь убрать труп. Его легко можно разломать по суставам и сложить в мешок.
Оставив Беккера приходить в себя и дав ему первые указания, как господин, я направился в сопровождении Ганса и Прохора к помощнику военного коменданта. Вылечить его с тем запасом свежей жизненной энергии, которую только что набрал в накопители, получилось без проблем. Ну, а клятву на крови служить мне верой и правдой я получил от него ещё вчера.