Всратые писатели

Квасецкий

Всратые писатели

ПОДПОЛЬЕ

Сквозь тёмную гущу цвета самого крепко заваренного чая сознание пролетало по кляксообразному времени. Мгновения, в которые промелькивали космические образы, расплывались на минуты и часы, а минуты и часы в пустоте сжимались до размеров маленькой точки в ленте времени. Из кабины головы-космолёта, совершающей гиперпрыжок между мирами, были видны космические фрегаты, планеты – гиганты, извивающиеся во тьме чёрные дыры, инопланетные расы. Переход постепенно завершался. Пока глаза исследователя бескрайних пространств не приземлились и он не очутился в Солнечной галактике, на Земле, в России, в Москве, в своей квартире с похмельем.

Антон некоторое время просто отвисал от увиденного и пережитого, сохраняя через неприятное состояние алкогольной интоксикации состояния безвременья и космического пофигизма. Этот барьер между суровой реальностью и фантазией был грубо разрушен звуками стройки за окном: перекрикивания рабочих, какие-то непонятные молоткообразные удары и шуршание подъемных кранов.

Строители начинали стабильно в 9, поэтому будильник Антон не заводил, как только поднимался шум на улице, это значило, что пора вставать. Московский БигБен точно оповещал Антона о времени суток. Если шум затихал, значит наступило 12 и время обеда. Когда снова начинался, значит 13. Когда сильный шум переходил в слабый гул, значит пошла ночная смена и наступило 22, пора отдыхать. Отдыхать Антону, не стройке, стройка гудит все 24 часа.

В маленькой ванной комнате со старой желтоватой и шершавой ванной и потрескавшейся раковиной Антон начал приходить в себя.

Он посмотрел на своё отражение. Плесень стала как-будто бы немного больше.

У Антона с детства или с подросткового периода было такое пятно на лице. Как есть родинка у некоторых людей. Только у него росла плесень.

Ну ничего, не так уж сильно и мешало. Есть же сыр с плесенью и едят как-то.

Люди вокруг не особо замечали, ну сначала конечно удивлялись, а потом привыкали. Антону жить и общаться это не мешало как ни странно. По словам врачей, здоровью это никак не угрожало, но сделать с пятном они ничего не могли и даже объяснить почему оно появилось не могли. Поэтому ходить он к ним перестал.

Только иногда, по привычке, делал замеры пятна: оно то увеличивалось, то уменьшалось. Пятно вело себя как индикатор или измеритель чего-то. Не очень понятно чего, но жизни не угрожало и ладно.

«Ну и чего ты, дурак, пялишься на меня?»,– спросило отражение.

«Сам дурак и сам пялишься»,– ответил Антон, ощупывая плесень.

«Ты – дурак, потому что а) ты разговариваешь со своим отражением, б) тебе нужно собираться и ехать на ЛитФест на Деловой центр. А ЛитФест вообще-то это самый крупный, ежегодный фестиваль, посвящённый литературе. На нем собираются фанаты, блогеры, писатели и издатели, чтобы всем вместе насладиться литературой, обогатить себя и друг друга. В этом году будут такие звёзды, как. Заканчивай, я помню.»

Дочистил зубы и вышел.

Ежегодный литературный фестиваль от нескольких онлайн-издательств является большим событием, представляет всю самую популярную на текущий момент литературу. По факту, там ничего не происходит. Приходят фанаты бизнес-мотиваторов и блогеров и не вымершие ещё любители серий по типу «Сталин в космосе» и «Васька Iй Великий». Попаданцы и отечественная фантастика. Ещё подростковая литература и в целом неприятные буктюберы, штампующие радость и восторг от новой книги из отпечатанных литературных серий и саг.

«Я это уже видел много раз»,– скучно прогоняет в голове образы и воспоминания.

«Я уже читал это много раз»,– с ноткой отчаяния добавляет Антон к этому.

«И снова после фестиваля нужно писать рецензии, и снова отзывы, и снова читать книжки про подростковую любовь и про мотивацию»,– Антон посмотрел на валяющуюся на кровати книжку «Будь мотивированным! Достигай успеха! Бестселлер в мире non-fiction!»

Не очень понятно, где находится название этой книги, но слов на обложке довольно много. К сожалению, внутри книжки их тоже немало.

Более того, книжка со своей работой не справлялась, Антону роль литературного обозревателя совсем наскучила, это была скорее клетка, чем профессия. Интерес к такой работе быстро пропадает. Наступает выгорание, когда прочтение уже не вызывает никаких эмоций. Остаётся выполнять заказы, ставить правильные оценки и копить на старость.

Выходя, захватил мусорный пакет, туда засунул книжку и по пемзовой подъездной лестнице прошествовал вон из дома в сторону метро.

На пути всё вызывало раздражение: солнце, зябкость в теле, небольшое головокружение, громкие музыканты и дружелюбная реклама у входа в подземку. Весь город ею пропитан: белозубый мужчина в свитере, загорелая женщина в топе, указатели и изображения будущих новостроек. «Новое Щёлково», «Новый Подольск», «Новый Железнодорожный». Названия ЖК на ползущих окраинах разрастающейся Москвы. То, что 10 лет назад было новым, теперь стало почти центром и гнездовищем для выведения новых потомственных москвичей в нн-м поколении.

«Быть москвичом – зашквар, нас почти 10% от всего населения России. Москвич – это самое банальное, что может быть. Вот нижнетагилец – это да, это уважаемо.»,– думал Антон, рассматривая рекламу Москвы в метро.

Раздражало так же обилие улыбчивых людей на экранах теле, навешанных на каждую стенку вагона по 3 штуки.

«Вот гады, в каждый пиксель, из которых состоят на теле ваши ботинки, штанины, рубашки, уши, глаза или ноздри засунут хрустящий рубль. Большая, разноцветная пачка купюр в каждом из вас. Вот поэтому вы такие и радостные.»

Антону, так-то никто из этих людей не навредил, просто в плохом настроении он начинал замечать детали и подробности, которые должны были подогреть его ненависть, если он не находил поводов для ненависти кого-либо, то в таком настроении мог припомнить что-то из прошлого, что его сильно раздражало.

Но от погружения в пучину придирчивости и склочливости ко всему живому его отвлёк знакомый голос.

«Ха-ха! Кого я вижу, привет, Антон! Тоже на фестиваль, да?»

«Привет, Ерема»

Ерема… Вроде нормальный парень на первый взгляд. Но чем-то смущающий, такое неприятное панибратское общение, неприятные округлые, бабьи черты лица, громкий голос вечно кого-то приветствующий, или рассказывающий какие-то «смешные» истории, или, на крайний случай, с серьезным видом знатока выдающий полную ахинею по-любому вопросу из любой сферы, в которую влезал Ерема.

«И чего, как там твоё пятно плесневое поживает?»

«Нормально, немного увеличилось в последнее время и только.»

«Хм, а ты все-таки не знаешь с чем это связано может быть? Не, ну я так, просто статью читал, что это может быть признаком остеохондроза. У тебя ничего такого?»

«Нет»

Ерема чуть-чуть подождал, чтобы появилось неловкое молчание и резко сменил тему.

«Тааак, ну у нас ещё есть время, может пойдём, хлопнем по бургеру в маке за наше с тобой здоровье»

«Ну пошли»

У Еремы есть бесспорный талант к написанию заказных рецензий, он может, даже не читая книгу, выдать прекрасный обзор, который устроит и редакцию, и писателя, и читателя. Поэтому Ерема был передовик. Гордость редакции, «пятилетка в четыре года».

– Я вот чего думаю, Антоха, надо будет сначала к блогерам и бизнесам (бизнес-тренерам и мотиваторам) всяким заскочить, посмотреть, что они презентуют и послушать их, пронюхать, как они себя хотят подать, чтобы им статьи на постоянке писать. Потом можно еще заскочить к тем, сем, пятым-десятым,– рассуждал Ерема, обильно и энергично запихивая еду в рот. Он размахивал руками, активно жестикулировал и играл лицом, еще и похохатывал. Даже казалось, что еда подпрыгивает в глотке от смеха. С каждым «ха» она как-будто пытается выпрыгнуть и сбежать от перемола и перевара, но всегда, неизбежно, оказывается в желудке.

Антон на фоне шума впал в свои мысли, неприязненно наблюдая за котлетой из бургера. Она как-будто состояла из кучи пережеванных жвачек, оставленных прилепленными где-то на парте или, что еще хуже, на школьном полу. Они такие ещё черные с налипшей грязью и много раз уже потёртые вонючей серой тряпкой, надежно втоптанные в линолеум коридоров. Вот оказываются куда их девают, из них лепят котлеты для бургеров. Точнее используют перемолотую и пережеванную уже кем-то котлету и просто ошмётки безвкусной котлеты склеивают школьными жвачками.

– А ты чего не ешь, Антоха? Ты же не завтракал вроде

– Да я чего-то не хочу, если хочешь, ты съешь

– О, давай

Ко входу уже выстроилась очередь. Благо, что для журналистов есть отдельный вход, чтобы не толкаться с обычными посетителями. Внутри, посреди шатров, стендов и сцен бродят люди в загонах, расчерченные железными ограждениями полосы для упорядоченного движения. Для VIPов есть отдельный загончик, а карточки журналиста дают вход в любой павильон, на любое представление.

Теперь Антон слушает выступление известной блогерки, улыбчивой и вечно хихикающей бездарности. За этой «искренностью» и «наивностью» проходят страшные сделки с совестью, продажа образов и пустоты ради покупки путёвок на дорогие курорты и поддержания уровня жизни, должного кругу общения светской львицы.

«Ооо, она такая же как мы, такая же наивная и скромная, но при этом успешная»,– щебечут соседки-курочки.

А журналисты прикрываются газетными листами как в фильмах и говорят: «это выбор каждого, а то, что кто-то зарабатывает мы только поддерживаем»

Мгновение и все вокруг меняется до неузнаваемости. Загон для животных, где запуганные курицы, петухи, свиньи и прочие толкутся в ожидании спасенья, ждут помощи от хитрого и обленившегося хищника – Льва. Он уже потерял всякий стыд, охотник с ружьем на его стороне. Поэтому Лев, не стесняясь и не боясь, ковыряется в зубах, выковыривая оттуда куски мяса и попинывает со сцены обглоданные кости. А вольеру все равно, он только разражается восторженными криками, выплескивает свой страх перед неизвестными и невидимым хищником, который караулит за порогами вальера. Поэтому они бегут на помощь к тому, что подобрее, у кого зубы получше, улыбка пошире, шерсть полоснистее. Пузо побольше, это вообще главный критерий. Большое пузо хищника – символ достатка и успеха.

Пришлось уйти оттуда в зону художественной литературы, пройдя мимо стеллажей с отечественной фантастикой про попаданцев, наваждение ушло.

Всю оставшуюся конференцию в голове играло только одно: опять напьюсь, шуба-дуба, шуба-дуба, блюююююз.

В целом, так Антон и поступил. Вместе с подругой-коммерческой писательницей, поехал выпивать. В этот раз напился умеренно, чтобы не показаться свиньей, а после выпивки пошёл гулять по ночной Москве.

В состоянии сильного, но не беспамятного опьянения ощущается потерянность и покой, когда ничто не волнует, а осознавание происходящего вокруг сужается до точки перед глазами и в голове проходят мысли успокаивающие, уносящие и плывущие.

Пошёл снег. Хотелось затеряться под снегопадом, между разными заборчиками: чёрными из железа, листами на бетонных плитах и высоких. Между неизвестными домами и детскими площадками.

Ночью особенно хорошо видны остатки старых эпох, подсвеченные фонарями, они всплывают вдруг из ниоткуда, потоком вырываются из лиловой темноты.

Кирпичные здания с обваленными крышами, разваленные недоростки одноэтажки.

Старые районные борды «информация о районе» с беспомощными бумажками-оповещениями о концертах почти что погасших звёзд. О телепостановках и разных бытовых услугах типа мужа на час или ремонта.

В этих лиловых сумерках с тихо падающими снежинками, принимающими цвет окружения: то фонарно-жёлтые, то фиолетово-сумеречные,– легко теряешься. Посреди всех этих заборов и полуразрушенных зданий окраинного центра и старых домов хотелось закутаться в Москву, попасть в самый ее центр. Уловить суть Москвы, которая далеко запрятана от жадных взглядов застройщиков и которая находится далеко-далеко от Москоу-Сити и им подобных гламурных башен Саурона.

На улице в такую темноту уже почти никого не было, но на набережной прогуливались бессонные собачники. В полуслмнамбулическом состоянии, отойдя ото сна, они проходились со своими самыми верными и скорее всего единственными друзьями.

Друзья подбегали то лизнуть, то обнюхать, что отвлекало от потерянного состояния. Ищейки вытаскивали потеряшку своим радостным лаем и прыганьем, поэтому с набережной пришлось уйти в бесчисленные дворики с маленькими детскими площадками. Потихоньку, однообразно повторяющиеся схемы, запутали Антона и вдруг вывели его к подъездному подвалу с большой вывеской: «Всратые писатели». Это было забавно, Антон вошёл в неизвестность.

Во мраке, разрезаемом неоновой подсветкой, находится множество людей. Безумно душно и жарко, почти как в цеху. А толпа постоянно бурчит, декламирует, произносит. Толпа лезет друг на друга, толпа занята какой-то тяжелой работой. Иногда из толпы выныривают какие-то отдельные личности: шахтёр в каске, студент с подтяжками, дворник, стриптизерша и другие. Толпа, как водоворот, затягивает Антона, он идёт по кругу, к центру воронки, где очевидно происходит самое главное.

Рядом появляется девушка.

– Что здесь происходит?

Девушка проползает мимо Антона, водоворот несёт и ее.

– Мы участвуем в коллективном творческом процессе.

– Всмысле?

– Ты увидишь.

Это похоже на очередь в аэропорту, когда ты идёшь по лабиринту ограждений и смотришь как впереди проверяют пассажиров, только здесь за головами не видно, что происходит в центре, но оттуда как-будто бы исходит свечение.

Слышно, как в другом конце подвала читают рэп. Это квинтэссенция всего самого безвкусного, что было когда-либо в рэпе, но от этого оно становится даже интересным. Настолько плохо, что даже хорошо.

«Мы на хорошем начале мы в деле, на беспределе нам не нужен велик как так у нас есть Гелик,

хэштэк как попасть в реки мы делаем музон вопреки всему миру

Дрожь по ногам пам пам катит караван мама ама криминал дал дал суету на районе навёл (Чикаго)»

Люди что-то говорят, подходят, читают, разговаривают вокруг, шутят, каламбурят и не прекращают свой круговой ход.

В центре парень с печатной машинкой, кепке, чашкой кофе и сигаретой во рту быстро-быстро отпечатывает что-то на туалетной бумаге, а потом сканит и это что-то размножается на туалетных рулонах и продаётся по цене рулона бумаги.

Есть несколько видов туалетной бумаги, от самой отвратительной: коричневой однослойной,– до разноцветной многослойной. Разумеется, цена у них разная.

– Брать будешь?,– поинтересовался парень у сканера.

– А что это?

– Это новый гениальный рассказ от гения, в нем есть все что нужно, кровь, попаданцы, бизнес-мотивация, машинный секс и главное – суперинфантильный главный герой. Бери, цена условная, настала туалетная эпоха литературы и искусства. А мы здесь против цен и всяких там интеллектуальных прав.

– То есть бесплатно?

– Гавна навалом, только уши и глаза подставляй, зальют задаром, ещё и с верхушкой.