Помоги проекту - поделись книгой:
Одновременно с этим Иммануил продолжал работать архитектором. Первые приписываемые ему строения – это переносной дом по заказу придворного келлермейстера Г. Л. Селлениуса, вилла для городского биржевого маклера Рейнхольда Вейландта, а также таможенный домик, возведенный в 1830 году около городской заставы Руслагстуль. Иммануилу также поступил заказ на проектирование торгового дома для «Якоб де Рон и сыновья». Он перестроил их дом, находившийся рядом с виллой Вейландта, заодно справившись с еще одним сложным строительным проектом, связанным с другим домом де Рона. Дом осел, и стояла угроза схода строения вниз по склону. Иммануил предотвратил разрушение, вбив деревянные щиты под фундамент и подведя под них кирпичные опоры, чем устранил дальнейшую осадку. Работы были проведены без эвакуации жителей дома, что современниками было расценено как подвиг. Были и другие подряды, в том числе дом Петерсена в Старом городе. Этот проект отличился повышенной сложностью в связи с возникшими серьезными проблемами. Речь о них пойдет ниже.
Самым крупным заказом в карьере Иммануила было строительство наплавного моста через пролив Скуру в Стокгольме. Старая паромная переправа не отвечала современным требованиям. В 1830 году Иммануил выиграл торги на реализацию проекта. Всего было затрачено тринадцать тысяч крон, что по современному курсу равняется десятку миллионов рублей. Проект преследовали неудачи. Во время буксировки затонула наполненная камнями клеть, и заодно пошли на дно три баржи со строительными материалами.
В 1832 году мост был готов. В ходе работ Иммануил использовал понтоны из воздухонепроницаемых металлических и деревянных емкостей собственной разработки, которые он в 1836 году пытался запатентовать. Патентная заявка, однако, была просрочена, поскольку Иммануил не предоставил детального описания изобретения. Мост занимает в любом случае видное место в биографии Иммануила, поскольку он через несколько лет придумал другой способ строительства понтонных мостов (о чем ниже).
Плавучий мост Скуру, который в 1915 году был заменен бетонным мостом. Картина Жозефины Холмлунд, 1868 год
Через несколько лет после выпуска из Академии искусств Иммануил старался сделать себе имя в качестве изобретателя. В 1828 году он подал три патентные заявки: на строгальную машину, на гладильную машину с десятью вальцами и на «механическое движение». В отношении строгальной машины Технологический институт указал, что такое устройство уже существует. (Случай, типичный для Иммануила, чей разгоряченный мозг зачастую посещали идеи, уже воплощенные другими.) Другие же две заявки были институтом приняты. Однако начинающему изобретателю не повезло: по неизвестной причине Коммерц-коллегия не вынесла никакого решения.
Летом 1827 года Иммануил женился на Каролине Андриетте Альсель, рожденной в Стокгольме в 1803 году. Ее отец служил казначеем, но умер рано, в 1809 году. В течение девяти лет у Иммануила и Андриетты родилось четверо детей: Роберт (1829 г. р.), Людвиг (1831 г. р.), Альфред (1833 г. р.) и Шарлотта (1836 г. р.). Квартира у семьи была простая, квартплата низкая. Несмотря на то что Иммануил получал порой престижные заказы, финансовое положение семьи было шатким. Вероятно, плату за свою работу он брал не особенно высокую.
Семья переезжала несколько раз. В 1829 году Иммануил арендовал небольшое имение Кнаперста на острове Лонгхольмен в Стокгольме. Дом, куда въехала семья, был настолько ветхим, что Иммануил немедленно обратился к городским властям за разрешением на строительство нового. Разрешение на строительство было получено на условиях, что по окончании срока аренды в 1873 году здание безвозмездно перейдет во владение города. Таким образом глава семейства возвел собственноручно спроектированный двухэтажный дом на десять комнат.
Фасад дома на острове Лонгхольмен в Стокгольме.
Рисунок Иммануила
Поселившись на Лонгхольмене, Иммануил, верный своему обычаю, немедленно развернул обширную деятельность, заведуя, помимо всего прочего, столярно-токарной мастерской при местной тюрьме. Но материальные невзгоды продолжали преследовать семью. Через какое‑то время начались проблемы с оплатой аренды, а в марте 1832 года Иммануил лишился земли и дома. Тогда семья переехала на остров Ридён на озере Мэларен. Не исключено, что выбор жилья был связан с тем, что на острове находился пороховой склад. В таком случае первые опыты обращения Иммануила со взрывчатыми веществами могли производиться примерно в этот период.
Финансовые проблемы стали настолько непреодолимыми, что Иммануил обанкротился. Последним ударом стал пожар, который в канун нового, 1832 года полностью уничтожил дом в Кнаперста. Жертвой огня стал не новый почти достроенный, но еще не заселенный дом, а старый. Здание сгорело дотла, однако, согласно газетам, большую часть утвари и личных вещей удалось спасти. Несмотря на то что аренда уже перешла в другие руки, в газетах, а также в местном полицейском журнале текущих дел владельцем был указан Иммануил. Этот факт, а также то, что Иммануил так и не появлялся на пепелище, не мог не вызвать у окружающих удивления и подозрения. Переезд семьи за город, похоже, остался никем не замеченным. Как только до Иммануила дошли вести о случившемся, он незамедлительно, 4 января, обратился в приемный стол прихода, в который входил остров Лонгхольмен. Ему была необходима справка о смене места жительства еще «прошедшей весной». Надо полагать, что Иммануил был в ужасе от мысли, что его заподозрят в умышленном поджоге и укрывании от суда и следствия.
В своем обращении в городской суд 11 января 1833 года Иммануил заявил, что «причиненные мне столь значительные убытки таковы, что, несмотря на искреннее мое желание, я лишен возможности сполна и вовремя возместить каждому из моих кредиторов по взятым на себя обязательствам и займам». Банкротство было неизбежным. Перечисляя причины своей несостоятельности, он, помимо прочего, сослался на то, что «в одном из моих подрядов, что у Скуру, при паромной переправе клети для мостового устоя, сия потонула, да к тому же и три баржи со строительными материалами, по причине морской аварии, были утеряны, а при другом моем подряде, по общему ремонту Петерсенского дома <…> фундамент со стороны залива в столь плохом состоянии найден был, что предполагать было можно, что один из двух флигелей почти полностью заново перестроить пришлось». Дело о конкурсном производстве длилось вплоть до июля 1834 года, однако долги Иммануил был в состоянии выплатить только спустя почти двадцать лет.
Гумми эластикум
Как только конкурсное производство было закончено, Иммануил взялся за следующий проект. С середины 1833 года он производил опыты над каучуком, по латыни – gummi elasticum. Впервые о каучуке стало известно в XVI веке, когда испанцы наблюдали в Латинской Америке за игрой индейцев небольшими упругими мячами. Два века спустя французские исследователи обнаружили дерево в Эквадоре, которое при повреждении коры источало белый сок. Его отличала особая реакция на воздухе – сок густел и затвердевал. Уникальные свойства млечного сока этих деревьев не укрылись и от аборигенов, которые изготавливали из него ткани, напоминающие по качеству вощеные клеенки, а также непромокаемую обувь и грушевидные бутыли. Последние могли использоваться как водометы, если в них вставить трубку.
В течение XVIII века французские и английские ученые продолжали изучать каучук и его свойства, открыв многие сферы его практического применения, в том числе пропитку тканей, производство шлангов и др. Первая в мире фабрика по производству каучука была построена в Англии в 1820 году, и вскоре новые продукты – макинтоши (названные так по имени своего создателя Чарльза Макинтоша), галоши и стирательные резинки – стали завоевывать рынок. В 1834 году одна шведская газета сообщила, что в Англии каучук становится товаром широкого потребления. Вещество использовалось для изготовления одежды, перевязочного материала, тросов, веревок, водолазных костюмов «и даже гарпунных линей для китовой охоты».
Первая шведская фабрика по производству каучуковой резины была основана в Стокгольме в 1830 году. Преимущественно производились дождевики и прочие военные и гражданские защитные ткани. Непромокаемые свойства материалов достигались за счет двойного слоя ткани и пропитки раствором каучука внутренней стороны подкладки. На выставке кустарного мастерства был представлен широкий ассортимент продукции, включая надувные товары, например плавательный жилет. Однако экспозиция большого интереса у публики не вызвала по одной простой причине – изделия из каучука обладали резким запахом.
И всё же производство каучуковой резины считалось перспективным. Несмотря на отсутствие формальных знаний в области химии, Иммануил с живейшим интересом следил за всеми новинками техники; он был в высшей степени человеком своего времени. Успешное производство каучука сулило возможность избавиться от висевших на нем долгов, и после полугода лабораторных опытов в ноябре 1934 года он подал заявку на десятилетний патент на «Изобретение по производству эластичных тканей и ремней»:
«Путем многочисленных испытаний соискатель сего вознагражден был получением тканных предметов, как то ремни, ленты и прочая, наделенными упругими свойствами, каковыми каучук наделять может. Благодаря чему упомянутые ткани пригодны стали для изготовления подтяжек, а также в не меньшей мере для хирургического применения в качестве эластичных бинтов, подвязок для грыж и прочих целей, для которых подобная упругость давно уже являлась предметом желаний. На основании чего нижеподписавшийся дерзает смиренно обратиться к досточтимой королевской коллегии на соискание исключительной десятилетней привилегии на производство эластичных тканей».
К заявке был приложен чертеж машин для производства продуктов из каучука с подробным описанием их применения. В более позднем приложении к заявке, посланном в марте 1835 года, Иммануил расширил список патентных соисканий, включив туда также «тонко растянутую каучуковую пелену <…> образующую воздухонепроницаемую ткань, которую можно использовать для содержания любых жидкостей туда помещенных <…> а также постельное белье, наполненное воздухом, а также и спасательные пояса, этим же веществом наполненные, предназначенные для мореплавателей и тех, кто безопасно на воде пребывать желает». Воздухо– и водонепроницаемая ткань получалась благодаря размещению тонкого слоя из каучука, «каучуковой пелены», между двумя слоями ткани.
По словам историка технологий, станок Иммануила для производства резины представляет собой «простое и весьма гениальное решение». На изображении показан процесс производства резиновых лент
Определенным препятствием к получению патента на производство эластичных тканей был восьмилетний патент владельцев первой каучуковой фабрики. В своем патентном заявлении Иммануил указывает, что их продукты издают «в высшей степени неприятный запах». Иммануилу удалось если не совсем убрать зловоние, то хотя бы уменьшить его новым методом сырьевой обработки.
Другим препятствием для принятия патента являлся факт банкротства изобретателя. Но конкурсный управляющий в своем отзыве заверил, что в судебном вердикте Иммануил «не был признан ни обманчивым, ни небрежным должником», в связи с чем препятствие было устранено, и патентное свидетельство было выдано.
Дело о рассмотрении патентных заявок Иммануила содержит несколько странных моментов. В
Возникает сразу несколько вопросов. На первый из них – зачем? – довольно просто ответить. Сделав своего сына обладателем патентного свидетельства, Иммануил хотел обезопасить себя от притязаний кредиторов и обеспечить семье надежный доход в случае, если каучуковая затея окажется успешной. На второй вопрос – как это получилось? – ответить несколько сложнее. И Коммерц-коллегия, и директор Технологического института прекрасно знали, что автором изобретений является Иммануил, но, несмотря на это, в их отчетах указано, что изобретения сделаны Робертом, шестилетним мальчиком! Наиболее правдоподобное объяснение тому – желание помочь Иммануилу, чей талант они, судя по всему, весьма ценили, выйти из тяжелого экономического положения.
Спустя несколько дней после вынесения решения о предоставлении патента Коммерц-коллегия обратила внимание Иммануила, что на имя несовершеннолетнего лица документ выдан быть не может. Факт подачи заявления от имени сына Иммануил объяснил «неразумением, поскольку Королевская Коммерц-коллегия в известность меня о том не поставила». Поэтому он смиренно просил о переносе патентного заявления на свое имя. Это, разумеется, был фарс. Для того чтобы понять недопустимость патентной заявки от имени шестилетнего ребенка и подделки его подписи, специальных инструкций не требовалось.
Письмо в Коммерц-Коллегию было подписано И. Я. Нобель и свидетельство об исключительном патентном праве (привилегии), опубликованное в центральном Государственном почтовом вестнике, от 2 мая этого же года, также выставлено на имя
Таким образом Королевская Коммерц-Коллегия предоставила «Иммануилу Яльмару Нобелю» патентное свидетельство с привилегией на десять лет «за изобретение по производству эластических тканей и полотен, <…> а также за <…> изобретение по производству воздухонепроницаемых тканей и сосудов».
Правку внесли при переводе патента на имя Иммануила, дабы избежать незаконной регистрации несовершеннолетнего Роберта. Но почему не было вычеркнуто и имя Яльмар? Возможно, это можно было бы объяснить недоразумением или ошибкой писца, но маловероятно. Для чего тогда было подписывать письмо в Коммерц-коллегию инициалами И. Я.? Какие бы ни были намерения, но сочетание имен «Иммануил Яльмар» больше нигде не встречается.
Слева: заявление шестилетнего ребенка.
Справа: имя «Роберт» заменено на «Иммануил»
Также Иммануил не числился официальным владельцем основанной им же каучуковой фабрики. По данным гражданской переписи, Иммануил с семьей проживал в 1836 году в квартире, принадлежащей Перу Эльде, но арендуемой старшим судебным помощником Отто Вестфельдтом. Называвший себя фабрикантом, Эльде в том же году обвенчался с сестрой Иммануила Бетти, за пять лет до этого овдовевшей. С братом супруги Эльде (1802–1874) роднили разносторонние способности и не менее разнообразные интересы. Он владел механической мастерской, книжной типографией, колесно-шлюпочным пассажирским извозом, а также производил содовую воду и торговал ей. Чтобы закрыть хотя бы часть долгов, Иммануил намеревался продать свои патенты Эльде за две тысячи крон, но сделка не состоялась, поскольку производитель шелковых тканей, с которым Иммануил изготовлял свои ткани, оспорил патентное право изобретателя. Спор затянулся, но в итоге протест был отклонен. В 1837 году Эльде получил разрешение на ведение «химического дела и производства водонепроницаемых и эластичных тканей». Именно у него располагалось каучуковое производство Иммануила.
Но на бумагах официально дела производства вел вовсе не Эльде и не Иммануил, а судебный помощник Вестфельдт, который, в свою очередь, сдавал помещение Иммануилу. В работниках предприятия числились один шнуродел, один фабричный работник, одна катушница, две швеи и одна девка. Эта запутанная система, очевидно, была придумана для того, чтобы держать кредиторов на должном расстоянии. Почему от маскировки всё же отказались – неясно, но, как видно из приведенного здесь объявления, Иммануил рекламировал свои изделия под собственным именем.
Сестра Иммануила Бетти с мужем Пером Эльде и их детьми Пером Якобом Исидором, Кристиной Шарлоттой Вильгельминой, Каролиной Аурелией и Ниллой Лидией Хильдегард. Фото примерно 1850 года
В том же году Иммануил подал прошение о возможности использовать принадлежащее Коммерц-коллегии помещение для производства эластичных тканей. В качестве мотивировки упоминалось, что производство скипидара, необходимое для подготовки резины, пойдет на пользу северным областям Швеции. К прошению прилагались список из девяноста четырех товаров и четыре листа с образцами эластичных тканей. Сюда же прилагались пространные свидетельства знаменитого химика Якоба Берцелиуса, где он пишет, что, опираясь на свой опыт, находит продукты Нобеля «столь же качественными, сколь и заграничные фабрикаты того же рода» и что «его методы использования каучука, частично им лично разработанные, свидетельствуют о хорошей изобретательности и о живом уме». Несмотря на лестный отзыв Берцелиуса, дело попало в долгий ящик. А когда помещение наконец стало доступным, то, как увидим, вопрос уже потерял для Иммануила актуальность.
Реклама в
Производство изделий из каучука было еще одним доказательством предприимчивости и прозорливости Иммануила. Его небольшая фабрика предлагала более сотни предметов обихода для самых различных целей. Список продукции настолько обширен, что его невозможно привести полностью, но некоторые предметы стоит упомянуть как свидетельства богатства предлагаемого ассортимента.
Изделия из каучука вызвали интерес не только у гражданского общества, но и у более специфичных клиентов, а именно у военных. Наследный принц, адмирал и председатель военно-морского комитета Оскар обратился к предпринимателю с просьбой создать прорезиненную непромокаемую ткань для солдатских шинелей. Иммануил представил соответствующие образцы, но заказа так и не последовало. Он также не получил ответа на разработанную им пешеходную мину, действие которой обеспечивалось за счет эластичных свойств прорезиненной ткани.
Вместо этого Иммануил обратился с предложением поставок иного продукта – солдатского ранца, сшитого из прорезиненного материала, сохраняющего сухой солдатскую экипировку. Гениальность придумки заключалась в том, что ранцы могли быть использованы не только как непромокаемые сумки, но также служить плавательными поясами и надувными элементами для плотов и понтонных мостов. Для этого надо было извлечь внутреннюю часть ранца, что увеличит изделие в два раза, а затем накачать его воздухом. Соединив необходимое количество ранцев, можно было получить «управляемый при помощи весел плот с достаточно большой подъемностью». Покрытый досками, плот мог быть использован для «переправы больших или малых грузов на другой берег», а в случае достаточно хорошего прикрытия можно было построить целые наплавные мосты «для армий любого размера».
Однако ранцы шведских военных не заинтересовали. Как заметил один историк, «Швеция получила свою первую резиновую промышленность – проблема состояла в том, что на нее не нашлось клиентов».
Образцы, которые Иммануил приложил к своей заявке на использование помещений для производства резины
Не получив должного отклика от шведского правительства, Иммануил обратился со своей идеей к главе американской дипломатической миссии Кристоферу Хьюзу. Тот проявил заинтересованность и попросил разрешения показать чертежи своим знакомым. Одним из них оказался советник русской миссии в Стокгольме Александр Бодиско, который, в свою очередь, показал наработки главе представительства Питеру Сухтелену. Свои чертежи обратно Иммануил не получил, поэтому решил самостоятельно навестить российскую миссию. К удивлению изобретателя, он застал одного из чиновников за копированием его разработок. Свою жалобу Иммануил направил Хьюзу, который, в свою очередь, высказал всю неуместность такого поведения министру. В результате Иммануилу были принесены «горячие извинения» и уверения, что любые его претензии – неясно какие – будет удовлетворены.
Питер ван Сухтелен (1751–1836) – голландский математик и дипломат, которого в 1783 году пригласила в Россию Екатерина Великая. Он принимал участие в войне против Швеции в 1789 –17 90 годы на стороне России. Во время шведско-русской войны 1808–1809 годов он был начальником штаба и начальником инженерного подразделения русской армии, а в 1810 году был назначен послом России в Швеции. В период с 1834 по 1836 год он построил роскошное каменное здание в Стокгольме, в котором, однако, ему так и не удалось пожить, так как он скончался в том же году. Дом всё еще стоит, как и его летняя резиденция вилла Бейлон на территории дворца Ульриксдаль. Ван Сухтелен похоронен на кладбище Сольна. Картина маслом Вильгельма Вольфарта 1834 года
Ларс Габриэль фон Гартман
Банкротство в сочетании со слабым спросом на изобретения окончательно разорили Иммануила. Когда один из кредиторов обратился в канцелярию городской управы с ходатайством о возвращении своих денег, было решено, что в случае непогашения задолженности в течение 14 дней Иммануил будет «посажен в долговую тюрьму вплоть до того дня, когда возместит всё сполна». Решение городской управы помечено 30 ноября 1837 года. Особой ответственностью в финансовых вопросах Иммануил никогда не отличался, но при этом преступником он не был. Перспектива заключения побудила его принять решение, ставшее причиной самых драматических последствий. В тот самый день, когда решение о лишении свободы должно было вступить в силу, 15 декабря 1837 года Иммануил расписался в городской управе в получении паспорта на имя «И. Нобель, механик» и отплыл в Або (Турку).
За неделю до этого – 7 декабря – он в большой спешке продал свою каучуковую фабрику Антону Фанейельму (1807–1875), лейтенант-механику, состоящему на службе в механической бригаде Королевского флота. Как и Иммануил, Фанейельм отличался редким изобретательским талантом. В 1836 году он занялся вопросом методов подъема затонувших в результате кораблекрушения судов. Эти размышления побудили его вложить средства в резиновую фабрику Иммануила, на которой он впоследствии произвел первый в Швеции водолазный костюм. (Помимо этого, у Фанейельма были и другие интересы, роднившие его с Иммануилом: в возрасте 26 лет он с успехом представил самовоспламеняющийся минный взрыватель наследному принцу Швеции Оскару.)
Как объяснял Иммануил, целью поездки за границу была попытка «реализовать некоторые из моих планов, снискав одобрение и похвалу за неустанные мои старания, ясно осознав всю невозможность достижения этого у себя на родине».4
Антон Фанейельм
Приняв решение попытать счастья на Востоке, Иммануил оставил жену с детьми дома в Стокгольме. Этот выбор сопровождался чувствами, которые, по его словам, он не был в силах описать: «Особо же в момент прощания с высоко почитаемой и любимой мною супругой, тремя малыми сыновьями и горячо любимой и почитаемой тещей моей, которых я вынужден был покинуть на произвол неизведанного будущего».
В паспорте конечной целью поездки значилась Финляндия, а в русской визе было указано, что поездка совершается на условиях
Присоединение Финляндии к России означало переход многих высокопоставленных финнов на русскую службу. К числу этих лиц принадлежал Габриэль Эрик Гартман, который за лояльность к новой власти уже в 1810 году получил дворянство. Сын его, Ларс Габриэль (Лаврентий Гаврилович Гартман, 1789 – 1859), в 1811 году был назначен секретарем Комиссии финляндских дел в Петербурге и всю жизнь занимал высокие административные посты. С 1831 по 1842 год он был Або-Бьёрнеборгским губернатором, являясь тем самым одним из наиболее влиятельных лиц Великого княжества. Сфера занятий Гартмана преимущественно была связана с экономическими вопросами. Весной 1837 года он был назначен особым посланником при шведском дворе с задачей вести переговоры о заключении торгового, судоходного и дружественного пакта между Россией и Швецией.
С этой целью фон Гартман провел в Стокгольме пару летних месяцев 1837 года. Сопровождали его в поездке супруга Ева Вильгельмина («Минетта») Маннергейм, ее брат Август и теща. Жена и шурин Гартмана были приближены к русскому двору. Ева Минетта была фрейлиной императрицы, а Август носил чин камер-юнкера и служил в канцелярии статс-секретариата по делам Великого княжества Финляндского в Петербурге.
Планы эмиграции зародились у Иммануила в период пребывания Гартмана в Стокгольме. Они были представлены друг другу на обеде у главы американской миссии. В своих рукописных воспоминаниях Иммануил пишет, что за столом Гартман спросил его, не пожелает ли он «направиться в Санкт-Петербург, дабы предложить некоторые из моих изобретений российскому правительству». Русский министр в Стокгольме ван Сухтелен умер в 1836 году, и его место занял Лев Потоцкий, у которого, со слов Иммануила, были хорошие отношения с фон Гартманом. С помощью Потоцкого Гартман пообещал оказать всевозможную помощь Иммануилу в России. Он сдержал свое слово, снабдив Иммануила рекомендательными письмами, в том числе военному министру Александру Чернышеву и морскому министру Александру Меншикову, которые, по воспоминаниям изобретателя, «превосходили все мои ожидания».
По словам Иммануила, за этими столь лестными рекомендациями лежали его идеи водонепроницаемых надувных солдатских ранцев. В это легко поверить, принимая во внимание их потенциальное военное значение. Также возможно, что с русской стороны присутствовало желание загладить инцидент, связанный с незаконным копированием его чертежей.
Являлись ли слова Гартмана предложением или приглашением российского правительства? Согласно одному источнику, Иммануил прибыл в Санкт-Петербург по
Портрет Ларса Габриэля фон Гартмана работы Тимолеона фон Неффа
Имел ли запрос Гартмана форму «предложения» или «приглашения», не так важно. Очевидно одно: в ходе бесед с фон Гартманом Иммануилу дали понять, что, если он готов предоставить в распоряжение русского правительства свой изобретательский талант, его встретят с распростертыми объятьями на самом высоком политическом и военном уровне.
Подводная шахта, акварель Иммануила
Иммануил Нобель и сыновья
Незадолго до Рождества 1837 года Иммануил отправился в Финляндию, но не на обычном пароходе, обслуживавшем маршрут Стокгольм – Або, а на почтовом судне. Первая часть пути до Аландских островов прошла спокойно, а на вторую половину пришлось немало драматизма. Ледяные заторы время от времени заставляли пассажиров покидать судно и самим тянуть его на бечеве по временами ломкому льду. Иммануил был счастлив, что остался жив. «Ступив ногою на твердую почву Финляндии, вознес я чувство благодарности тому, кто столь диковинно управляет судьбами нашими, и в этот раз спасшему меня ради близких моих».1
Иммануил прибыл в Або 20 декабря. На следующий день он отправился на прием к фон Гартману, который встретил гостя с большой теплотой. Благодаря его заботам для Иммануила сразу же нашлось «подходящее жилье» – две комнаты у зажиточного купца Юхана Шарлина. Его также представили влиятельным людям города, принявшим его «самым дружелюбным образом». Среди этих лиц стоит упомянуть двоих весьма состоятельных горожан: коммерции советника Абрама Кингелина и городского аптекаря Эрика Юлина.
Немалое состояние Юлину принесла не фармацевтика, а предпринимательство, главным образом связанное с судостроением и судоходством. Кроме того, он был партнером в пароходной компании, обслуживавшей маршрут Або – Петербург. Абрам Кингелин тоже был судовладельцем, хозяином верфи в Або и ведущей фигурой в финском деловом мире. Надо предположить, что у Иммануила, уроженца портового города, славившегося своими судоверфями и судоходством, с этими господами имелось немало тем для разговора.
Брат Эрика Юлина, Йон, тоже был успешным предпринимателем, владельцем чугунолитейного завода и механической мастерской «Фискарс» и близким другом фон Гартмана. Когда Иммануил в сопровождении Эрика посетил мастерскую, возможно, чтобы презентовать очередную свою идею, он был готов к тому, что богатый предприниматель не захочет «вступать в более тесные отношения с неимущим шведом». Но Йон Юлин оценил и его самого, и его «скромный талант». Неуверенность Иммануила объясняется не только неудачами последних лет, но и его комплексом неполноценности. Для человека простого происхождения, имеющего в багаже всего пару лет начальной школы и три года мореплаваний, общаться на равных с деловой элитой Финляндии, по всей вероятности, было непросто.
Сведений о пребывании Иммануила в Або немного. В «Списке выданных иностранцам пропусков для дальнейшего путешествия или проживания в пределах Империи» указано, что ему на один год было выдано разрешение на пребывание в городе с правом выезда в Петербург. Почему Иммануил, изначально направляясь в Петербург, задержался в Або на целый год – неясно. Обширная статья «O продуктах из каучука», опубликованная в апреле 1838 года в «Абоской газете», свидетельствует о том, что, несмотря на утрату своей мастерской, он продолжал рекламировать свою продукцию. Заказать и приобрести изделия из каучука можно было либо через него в Або, либо непосредственно по месту изготовления в Стокгольме.
Поделиться книгой: