Музеев оказалось несколько, и в каком мои следопыты обнаружили ту самую Ксению, в их сбивчивом рассказе растворилось, или может я сам упустил. Но случилось. Видимо, суждено.
Тускло освещенное помещение. Концентрированный музейный запах. По выражению Алёши – пахло единицами хранения.
Клинок завораживал. В полутемном зале он слишком выделялся на фоне прочих бытовых экспонатов. Вся поверхность его была испещрена бесчисленными отметинами – покрупнее да помельче. Казалось, весь боевой путь отразился, точно в зеркале, и оставалось только гадать, в каких горячих передрягах побывало это холодное на вид оружие. Алексей поневоле увлекся и завис.
– Гляди, – кивнул подошедшему Аркадию – сабелька примечательная!
– Это шашка. – невозмутимо рубанул тот.
Алёшу аж перекосило:
– С чего бы?
– Хотя бы с того, что у неё отсутствует гарда. – Это уже произнесла обладательница звонкого, прямо девчоночьего, голоса, которая неслышно возникла и возвышалась теперь над Аркадием стройной фигурой в чем-то темном и длинном. Эдакий дементор, но обворожительный, несмотря на возраст. А вот голос безжалостное время будто пощадило. На бэйджике значилось: Ермакова К.В.
«Уставились», наверное, самое корректное слово, чтобы обозначить последовавшую паузу. Ксения Васильевна грацией и статью так и будила в памяти волнительные образы Шолоховских героинь. Парни мои уже подсознательно и, не признаваясь, кусали локти, что не довелось пересечься лет на двадцать пораньше. А я в первый раз пожалел, что пропустил поездку.
– Издалека к нам? – Роль гостеприимной хозяйки ей определенно не шла.
– Из Москвы
– Ну, осмотрелись? Что же вам ещё показать?
– Да мы вроде всё уже изучили – медленно, собираясь с мыслями, проговорил Алексей – Вопрос у нас есть – не знаем, как удобнее спросить.
– Смелее, молодой человек. – мне бы вот уже стало неудобно на месте Алексея
Ему, наверное, тоже:
– За молодого человека, конечно, отдельное спасибо – разговор с Ксенией уверенно заходил в бесперспективное русло – Вы тоже восхитительно выглядите.
– Благодарю, у нас на Дону воздух – почувствовали, наверное. Мне следует спросить, сколько вам на самом деле лет?
– Сорок два.
– Что ж, надо признать: вы прекрасно сохранились.
– Благодарствуйте. У нас в Москве пища богата консервантами.
Вдруг поняв, что вязнет в бессмысленной пикировке, Алексей решил двигать напрямик:
– Памятник. Который снесли. Нам сказали, вы единственная, кто пытался его сохранить.
– Кто же сказал? Гришка?
– Поразительно! С первого раза угадали!
– Да не сложно.
– Но почему?
– Почему всем было наплевать или почему я дергалась? – поджав губы, он жгла Алексея исподлобья, так что Аркадий старался даже в её сторону не смотреть.
– Ну про остальных мне более-менее понятно всё – хмыкнул Алексей. – свою историю расскажете?
Ксения грустно улыбнулась уголками губ и с шумный вздохом развернулась приглашая нас последовать:
– Да вот же она смотрите.
В углу, на стене, в простенькой рамке висела та самая фотография, но не совсем. Знакомый ракурс, разворот плеч, прямой взгляд, унаследованный в точности.
Аркадий с Алексеем переглянулись и опять уставились на хозяйку вопросительно.
– Василий Ермаков. Восьмая кавалерийская дивизия червонного казачества. Первая конная армия Семена Михайловича Буденного. – звонко доложила, уже не как экскурсовод.
– Когда приехали место под памятник смотреть, карточку увидели и всё само собой решилось. – вздохнула – Ну а когда в девяностых начали Мелеховский устанавливать, буденновец мой стал неудобен, значит. Но, может, и устоял бы если б не этот особист из Москвы.
– Резников? – перебил дотошный Аркадий.
– Да, Резник, большой оказался "почитатель творчества" Михаила Александровича. Та ещё мразь.
Помолчали.
– Так вот просто взяли и снесли? – уже на выходе спросил Алексей.
– Написали: в аварийном состоянии
И тут Алёша выдал! За ним и раньше водилось – способный, чего уж, мальчик. Однако, всякий раз врасплох, что называется. Вот и сейчас:
– Ксения Васильевна, – ни с того ни с сего начал Алексей, – а меня ведь любимая девушка предала. – Говорил он медленно, нажимая на первые буквы, как бы заикаясь слегка.
Ермакова просверлила его недоуменным взглядом, но промолчала, – вроде ждала продолжения. Ну да, а что вы хотели, чтобы она ему подмигнула, мол, – добро пожаловать в клуб?
– Изменила с лучшим другом, можно сказать… Лет десять уже как… А забыть её не могу! И простить не могу!
Никто опять не решился нарушить трагический монолог, и Алексей уже в полный рост подминал мизансцену:
– Мы вот смотрим все эти свидетельства… – Он порывисто приобнял одной рукой Аркадия, видимо, в качестве иллюстрации «мы», от чего тот невольно вздрогнул.
– А между тем, доходит до нас самый главный, самый пронзительный ужас войны? Это ведь не смерть, как таковая! К смертям увы привыкают, и они уже не кажутся столь ужасными. Куда ужаснее упущенные минуты жизни! Сегодня ты мог поговорить с человеком, сказать о любви своей – признаться, или прощения попросить, а может наоборот – дать всего лишь возможность попросить прощения… И да, простить! Но не сделал из-за какой-то своей обиженной, ущемленной – мелкой по сути, но раздутой так, что она, мать его, солнце заслоняет… – Он постучал себя в область грудной клетки и в глазах блеснуло влажным – Гордыни – выдохнул сорвавшимся вдруг голосом. А завтра – бац – нет человека – война! И с чем тебе жить нехилый остаток твоей никчемной жизни? – С гордыней?.. – Алёша по-детски всхлипнул и замолчал.
Ни один мускул не дрогнул на строгом лице К.В. Ермаковой – Аркадию верю, он к деталям очень внимателен. Ни слова. Не покривил, похоже, дядя Гриша против правды.
– Прикинь, а под конец натурально заплакал – Аркадий мне пересказывал, от удивления похоже забыв, что междометий сих не могло присутствовать в лексиконе тов. Бабеля.
– Может мы про Алексея Георгиевича чего-то не знаем? – Я или произнес, или подумал всего лишь – не помню, поскольку Аркадий по обыкновению не ответил.
Вынырнули на воздух – уже смеркалось. Алексей оглянулся. Провожать никто не вышел. В глубине темного окна, в углу, где висела фотография Ермакова старшего, заметил сгорбившуюся, но всё ещё очень стройную высокую фигуру. И вроде бы даже плечи у неё так и ходили. Хотя я думаю, Лёха прихвастнул.
Аркадий пристально и по обыкновению молча глядел на Алексея, без следов недавней драмы и слёз.
– Ну что, Аркаш? Так надо было!
Аркадий молча протянул ему телефон.
На фото рядом два памятника, похожих как две капли воды, точнее один и тот же, но не совсем.
– Сколько отличий найти?
Аркадий ткнул пальцем.
– Вот как! Выходит, бульдозер не потребовался!
– Да уж! Символично.
– Но не удивил, Аркаш! Сам же сказывал – переобувались казачки из красного в белое и обратно. Памятник чем хуже?
– Мда, заменили головной убор, значит, вместе с головой!
– С несгибаемыми только так!
Я и не думал о продолжении, оно само меня догнало! Через несколько лет после описанных событий довелось приземлиться в том же аэропорту. Мне стоило сумасшедших усилий издать первую книгу – за свой счёт, правда, пополам с издателем. Издателя, моего старого знакомого, озадачили неожиданно хорошие продажи в той самой области, и он даже решил устроить мне встречу с читателями. Так что с трапа я сходил, представляя себя то Хемингуэем, то Борхесом. В 19.00 меня ждали в Гарнизонном доме офицеров. Несколько часов в запасе. Солнце шпарило так, что в аэровокзальном автобусе пахло лишь раскаленным асфальтом и пóтом. И я рванул в гостиницу спасаться. Экскурсия ведь может и до вечера подождать!
Номер мне достался старый, но на удивление – в рабочем состоянии. Две комнаты: спальня плюс гостиная. Пусть будет: винтажный. Райдер мой, видимо, щедростью не отличался, но, по крайней мере, имел место. Я пересмотрел каналы на стареньком, чудом уцелевшем, Рубине. Не представляя, как убить оставшееся время, выпил всю минералку из минибара. Позвонил и попросил ещё. На солнышко не хотелось! Через минуту в дверь постучали. – Ого, это, похоже, заявка на повышенные чаевые, – подумал, удивляясь скорости, равно как и вкрадчивому стуку и поплелся открывать.
Передо мной стоял холёный дядька, никак не походивший на сотрудника отеля, разве что на директора. Подтянутый, в летах, но для этих лет очень даже бодр. Волевое лицо, строгий костюм. Сказал бы, что слуга народа, но для чиновника слишком хорошо выглядел. Хотя сейчас грань между губернатором и бизнесменом познать – та ещё задачка. Убрал машинально бумажник в задний карман шорт, нестерпимо хотелось поправить футболку, но поборол.
– Здравствуйте! Виктор Рябов, – представился гость – Вы позволите?
Я автоматически сделал шаг назад, приглашая войти. Постепенно припоминая, но скорее чувствуя, как попадаю в запущенный кем-то механизм. Пробормотал что-то наподобие:
– Добрый день! Чем обязан?
– Я на минутку. Хотел вас поблагодарить. Точнее Алексея из рассказа «Памятник» – это же вы? Я не ошибся? – Он улыбался так широко, что я тоже невольно заулыбался, постепенно осознавая контекст. Но изумление всё-таки возобладало, иначе я бы не задал этот идиотский вопрос, потому что интересовало-то меня совсем другое:
– За что?
– За Ксению, – он продолжал улыбаться, глаза заблестели, или мне показалось.
Меня же будто парализовало!
– Это вам! – он протянул мне свёрток, который до этого перебирал в руках. Я взял, пробормотал какие-то слова благодарности.
– Ну всё, не буду больше мешать! Вам ещё к выступлению готовиться. – и исчез.
Я притворил дверь и на деревянных ногах пошёл к дивану, на ходу разворачивая сверток. Почему-то я представлял его себе другим, а это всего-навсего фамилия. – Но как он, чёрт возьми, понял? – Я определенно стал лучше относиться к госслужащим, но из головы не шли неожиданно хорошие продажи книги. Гоняя всё это, я аккуратно снял оберточную бумагу, свернул бечевку, выбросил в корзину для бумаг в гостиной и вернулся к дивану.
Взгляд отвести не было никакой возможности – другой клинок, похоже, только что выкованный, но я вмиг вспомнил и запах и чеканный, надменный голос: «Хотя бы с того, что у неё отсутствует гарда».
Контактные данные
Сергей Овчинников sergiobo@rambler.ru