Помоги проекту - поделись книгой:
Строго говоря, друга набиралось всего два. Но это в теории. Если бы время повернуть вспять или, если бы не было досадных эпизодов, после которых вспять уже не повернуть.
Одному я уже как-то позвонил. Тогда как раз случились жесточайшие вилы с работой. Позвонил чисто посидеть, потрещать, посоветоваться. И он как-то сразу живо откликнулся. Я даже помню, на каком подъеме я был, пока его ждал. Друг мой рулил эйчаром в одной из госкорпораций. Я сидел в кафе, накатывал потихоньку и уже парил в мечтах о какой-никакой работёнке в той же конторе, ну или рядышком. Во мне плескалось к тому моменту граммов двести концентрированного осознания типа «вот для чего нужны настоящие друзья». И больше всего меня шпарило от того, с какой готовностью этот великий человек выразил желание помочь. В итоге он не приехал.
Звонил потом и долго извинялся, объясняя какими-то служебными отмазками. Я даже устал, помню, его уверять, что всё норм, и я не обижаюсь, и вообще. А я, кстати, и на самом деле не обиделся. Всё-таки позиция у него очень серьёзная. А тут этот большой человек так долго передо мной извиняется… А может я сам себя уговорил, что не обижаюсь, пока его заверял.
Второй. Тот мне позвонил сам. Не в этот раз – в другой, с работой к тому моменту уже наладилось. Он тогда только что узнал, что матери диагностировали рак в последней стадии. Он буквально рыдал в трубку. Так мне худо стало – я же тупо не представлял вообще, что ему сказать, чем поддержать. Больше всего хотелось исчезнуть, случайно оборвать звонок и незаметно для себя отключить телефон. Исчезать, впрочем, было уже поздно. Но ведь я же не стал ему врать, обнадеживать. Сразу прямо сказал, что занят, никак не могу приехать.
Да, по факту, выходит, все равно наврал.
Некоторое время я взвешивал, кому из этих двоих я могу после всего позвонить. Отложил телефон. Настроение стало явно сдавать назад. Запотевшая бутылка со стопкой обтекали многими тоненькими слезинками. Пока остатки настроения не улетучились совсем, я стиснул зубы, быстро хрустнул крышкой, сворачивая Чухонке голову. Налил ещё густую, толчками пульсирующую через прозрачную лейку в горлышке. Мгновенно выпил, резко запрокинув голову так, что хрустнуло уже в шейном отделе. Хлопнул стопкой об стол. Сразу же наполнил по новой и уставился прямо перед собой, ни на чём не фокусируясь.
«Мою фамилию кот не получит. Ни за что! Ни в действиях, ни в мыслях. Никаких адских экспериментов»15.
«Да, боже мой, расслабься! Какие тебе эксперименты? Он от тебя уже сдернул. А больше всего тебя волнует: почему он удрал. Ему же здесь ничего не угрожало. Никаких сосудов с синильной кислотой»16.
«А ты считаешь, что этого достаточно?»
– Ну что, Третьяков? – После третьей тормоза немного отпустило, и я обратился к себе уже вслух. – Нормально тебе?
– Да вроде ничего.
– Ну-ну. Долго еще собираешься строчить на заказ? Ты же понимаешь, что твой «несравненный» код на самом деле никакой уже не твой. Под ним другие реквизиты. А ты его на дошик променял. Настоящий автор тут никого не интересует – могила неизвестного солдата. Да и буквы твои тоже заказные, продающие. Продажные насквозь. Эти, может и к лучшему, что без авторства. Не так стыдно. Художки захотел? Буквы свои в вечности прописать? Ну что ж, это можно – пиши. Только сейчас вечность вечности рознь. Твою вряд ли кто вообще разглядит. Или ты, может, ещё заработать рассчитываешь?
Когда я вышел в магазин, уже стемнело. Голова трещала – от тяжелых мыслей, не иначе – надо в аптеку ещё зайти. Чудом удавалось ни о чём не думать. Я машинально шарил глазами по сторонам и вдруг остановился. Неожиданная мысль пронзила острым болевым спазмом где-то в районе третьего глаза:
– Тебе, чё, до сих пор так важен этот кот?
По всему выходило, что мне надо было подумать о более насущных вещах. Посидев сам с собой с глазу на глаз, и употребив около литра в одно лицо, я ведь даже не напился. Зато многократно себя же распял и поимел в особо извращенной мазохистской манере.
По сравнению с этим вот всем кот и правда, мелочь. Но почему-то эта малость не давала мне покоя, заслоняла все другие варианты действовать. Блокировала, что ли. А может, и не было других вариантов – ну ведь и в самом деле, пущенную под откос жизнь в момент обратно на рельсы не поставишь, не вернешь. А с котом хоть что-то рациональное. Хотя и его тоже не найти ведь. Если только он сам не вздумает вернуться. Да и с чего бы ему ко мне возвращаться? К Игорю тогда уж. Ну, или к Кристине.
Я зашел в знакомый супермаркет. Привычным маршрутом накидал в телегу стандартный набор. От дошиков удержался с трудом (вкусные, зараза). Положил пару Просекко и, поколебавшись, литр «Белуги». Водка должна быть дорогой, иначе черный день на светлую сторону не затащить. Надеюсь, следующий не скоро. Темнота за окном меня слегка смущала, но я говорил себе, что моё «сегодня» уже не черного цвета, просто теперь вечер, ночь. Принятие – уже прогресс – меня так одна умная девушка научила. Я её тоже собирался кое-чему прекрасному научить, но она не согласилась. А что делать – об этом я завтра подумаю – на трезвую.
Но мне предстояло сегодня ещё раз убедиться в чудодейственной силе произведенного (мной?) волшебства. Ну а как ещё это назвать? Прямо перед подъездом, ровно посередине опустевшего двора, меня ждал он. Сидел и не собирался никуда убегать. Я замер. Потом стал медленно приближаться, не веря и ожидая, что вот-вот он опять сорвется и оставит меня одного в этом пыльном дворе. И он тоже. Страшно хотелось открыть хоть что-нибудь. В горле пересохло. Я уже стоял рядом с ним, и, о чудо! Он прильнул к моим стоптанным кроссовкам и потерся, будто стараясь нырнуть в широкую штанину старомодных клешеных джинсов. Я нагнулся и абсолютно естественно подхватил его свободной рукой под брюхо.
Дома мне стало буквально неловко за пластиковые контейнеры. Я быстро сунул их в мусорку, а коту вернул парадные миски. И он, словно неделю не ел, молниеносно их опустошил. Вот тогда у меня немного отлегло. Я мог спокойно ждать возвращения Игоря. И даже открыто смотреть ему в глаза – по крайней мере, в воображении. А ощущение уюта вернулось уже. Открыл пузырики, «Белугу» сунул в морозилку, перекрестя её мысленно, чтоб не пригодилась.
Набрал Кристину. «Что-то зачастил. Ещё подумает о себе много важного. Ну и пусть подумает. Вдруг она и правда для меня важнее, чем…» Выслушал автоответчик и лег спать. Однако, сон не шёл. Неожиданно обретенное спокойствие улетучилось. Я быстро переключился и нашёл, о чём снова беспокоиться. «Что это за неожиданная командировка? Врёт, нет? Шефа ейного я не видел ни разу. Что за человек? Семейный? А какая разница, что это меняет для меня? Мне важнее, что у нее с ним? Да что шеф! На нём светом клин, тьфу – наоборот. Питер же со всей страны фриков как магнитом пылесосит. Все странненькие эти – они там. Как раз для таких, как Кристиночка – падких на из ряд вон разный там аутстэндинг. Странно, что я об этом раньше не задумывался. Мало ли. Может я и в самом деле уже старый? «О, эти сумасшедшие москвички.»
Блюститель верности
Проснулся я в субботу ни свет ни заря. Надо же! На работу бы так пробуждаться. Даже зарядку сделал. Вот как надо день начинать. Зауважал себя – уже чудо после вчерашнего, впрочем, начинаю привыкать к чудесам. Так, коту пожрать. И себя не забыть.
Крис продолжала сбрасывать звонки, и моё отчаяние становилось все больше злобным и мстительным. Я листал записную книжку в телефоне, а противный голос изнутри зудел: «Коту даже миски человеческие поставил, а человека можно запросто… променять на другую, да? Это же не предательство?»
Кот между тем вёл себя непривычно. Из-под дивана выцепил теннисный мячик («Где я, и где теннис. Неужели со мной это было?») и давай его гонять по квартире. Я уже вроде совсем совладал с внутренним чистосердечным раскаянием о не содеянном (пока). На экране телефона возникло имя Sveta, и с ней обстояло всё чётко. «Я же не виноват, что намба-ван из анэвэйлэбл эт зе моумент. Чёрт! Но в словаре не было никаких намба-ту. Ассоциативно напротив Светы у меня маячило «План Б» И буква Б мне здесь совсем не нравилась. Я не склонен был её как-то обидно для себя или Светы расшифровывать. Нет. Просто сюжет получался какой-то неприятненький. Ох уж это увлечение художественной прозой. Зачем мне эти мысли? Счастливее я от них точно не стану. Или может стану? Позже. И я нажал вызов.
Но не тут-то было! В следующую секунду мой навороченный, последней дорогущей модели, китайский смартфон летел в дальний угол комнаты, а я вместо него сжимал покрытый пылью теннисный мяч и тупо пялился на него в столбнячном ступоре.
Я нашарил глазами кота, но тот, видимо, быстрее сориентировался в пространстве. Его в пробежке лихо занесло на паркете. А все, потому что он увидел чудесную блестящую замену мячу. В этот момент я тоже стал соображать отчего-то быстрее и рванул. Но кот все-таки был на финише первым. Я цапнул пустое место, а кот наподдал так, что девайс влетел под диван. Ну и зверь скрылся сам в том же направлении, опасаясь неминуемой расплаты. Расправляться я с ним не собирался. Мне, конечно, было жалко аппарат, но жальче было, что вызов прошёл. А я не могу предстать во всей ораторской красе. Динамик у телефона довольно сильный и я даже услышал из-под дивана удивленный голос:
– Привет, давно тебя неслышно.
Я сунул голову, насколько влезла, под диван и крикнул:
– Светик, привет! Мне немного неудобно говорить – телефон уронил.
– Только не говори, что ты случайно мне набрал. – Она, похоже, готова была расхохотаться. Не самый плохой расклад.
Я вскочил и попытался отодвинуть диван. Но тот стоял плотно втиснутый в выемку в стене. Я, что есть силы, дернул его за подлокотник. Он поддался, и я отставил один край в сторону. Телефон светился на полу – вызов был всё ещё активен. Я нагнулся и в этот момент кот сделал невозможное – он топнул лапой по экрану и сбросил звонок.
Я смотрел на телефон, прикидывая, что дальше. Повторить набор – плевое дело. Не люблю холодных звонков (как и тех, кто их совершает). Но тут уже и абонент прогрет в некоторой степени. А палец не тянется. Кураж прошёл. «Тянется – не тянется – звони, давай – надо!» Корчу сам себе гримасы – ровно так же, как от плохого кино – будто стало неудобно за сценариста, убежал от экрана аж в прихожую и перед тем, как вернуться и уже все-таки выключить, стою и гримасничаю перед зеркалом.
И тут он зазвонил сам. А с него мне улыбалась, хитро прищурив один глаз, вы уже поняли кто. А я за эти дни успел понемногу и поревновать, и поненавидеть. Даже пару раз порывался начать воображаемый разговор с выяснением отношений, но оба раза трусил и откладывал до личной встречи или хотя бы до звонка. Может быть теперь?
Я нажал на зеленую кнопку и, продолжая смотреть на игривое фото, прокричал:
– Алё, да!
– Привет, солнце! Я возвращаюсь, ура! – Голос был веселый, может даже слишком.
– Алё, кто говорит? Ничего не разобрать. – Я поискал глазами кота. Тот вплотную занялся мячиком – телефон его снова перестал интересовать.
– Дима, алё! Ну, слышишь? – На том конце Кристина уже оттопырила губы – это ничего, пусть.
– Перезвоните, вас не слышно. – Я говорю вбок и ещё дальше отодвигаю руку с телефоном.
Крис отключается. «Что, опять зассал поговорить?»
Я смотрю на кота – тот без отдыха носится с мячом. «Что же ты за фрукт такой? И куда вы изволили отлучаться по-срочному? Так что я себя чуть с землей не сровнял.»
Ладно, может и к лучшему… Сейчас Кристина перезвонит. Всё, надо обидки задвинуть и чтобы, как ни в чём… Допустим, я ничего не знаю. А я ведь ничего и не знаю. Мало ли, что я напридумывал, воображая себя конченным лузером. Вина не доказана, приговор не вынесен. И я стал напряженно ждать. Минут через десять я уже пожалел, что изображал глухого. А еще через минуту обиды стали с новой силой стучаться в свободный от основной работы головной мозг. Беда, короче. Хорошо, что она все-таки перезвонила – а то над «Белугой» уже всё очень сильно сгустилось.
– Привет. Это я. Я еду. – На заднем плане отчетливо стучали колеса.
– Ну, здравствуй. Я скучал. Как ты? – Пошловато вышло, зато искренне и, вроде, даже уместно.
– Я тоже. – Она шмыгнула носом. – Скоро буду.
«Один,
Одна.
Знаешь сколько раз
Вспоминал тебя
И ты была со мной»18
«А я – тот же самый»19
Второй звонок прозвучал из такси. Я по третьему разу проходил с пылесосом, кот гасился под диваном.
– Ну, ты где? – Я выключил завывание, и из-под дивана появилась любопытная мордочка.
– Я ещё еду. – Она хихикнула. – Десятиминутная готовность. Гони всех в шею! – Выпила что ли?
– Одного, пожалуй, оставлю – он мне дорог теперь – еле отыскал.
– Бедненький. Ты хоть покормил его? – Мне показалось или она повторяется?
Я буркнул на прощанье что-то утвердительное, но пошел проверить миски.
Наконец долгожданный звонок в дверь. Я сгребаю её в охапку. Она отзывается высокой жалобной нотой, и мне становится страшно, не слишком ли я стиснул эту невозможную хрупкость. Но хрупкость бывает обманчива. От Кристины вот жарит как от калорифера. Она буквально вибрирует в моих неуклюжих и загребущих. А может, мне это опять только кажется. Но и меня враз и с новой силой накрывает – я и правда соскучился невыносимо. Мне передается эта вибрация. Я рвусь и стремлюсь к ней – тянусь ощутить нежный трепет в ладонях.
Поделиться книгой: