Помоги проекту - поделись книгой:
– Меня в детстве бабушка Даруней называла. А я в этом поле от взрослых пряталась. Оно как раз к нашему огороду подходит. Однажды так спряталась, что всем селом искали. Отсюда и «Дарунино». Люди так прозвали. А на ваши слова «
– Не совсем вас понял? – Перешёл с шутливого тона на серьёзный тон Вертягин.
– Вы думаете, что скосите эту пшеницу и дело в шляпе? – Спросила Дарья Филимоновна.
– Разумеется… А что же ещё? Открывается простор для проведения опытов, контрольных выпечек и так далее, а что выйдет из этого –пока не знаю. Ведь так? – и Афанасий Матвеич с грустью посмотрел на собеседницу.
– Нет, Афанасий Матвеич, не так.
– А как же? – встрепенулся тот.
– Раньше чем через год, господин кондитер, а лучше два, вы с этого поля лучшую муку не получите и потолка в качестве сорта не достигните.
– Объясните, пожалуйста… – удивился собеседник возражению Дарьи Филимоновны.
– Тут и объяснять нечего. Сразу видно, что вы не деревенский житель.
– Нет. Мне это очень даже интересно. Вы уж объясните… – заволновался Вертягин.
– Всё просто, – очень серьёзно начала говорить Дарья Филимоновна. – Это поле было засеяно теми же семенами, что и другие поля. Назовём их семенами «средними». И все эти средние семена на этих полях дали разные результаты. Это поле дало лучшие из них.
– Я вас понял! – воскликнул Афанасий Матвеич. – Вы предлагаете засеять это поле ещё раз, но уже семенами не «средними», а собранными с этого поля, так?
– Так, Афанасий Матвеич. Так.
– Это отличная мысль. Вы сами то, так не пробовали?
– Мне это было не к чему. Пироги и из этого зерна неплохие получаются. А выявить истинную силу культуры можно здесь только таким способом.
– Какая же вы, умная женщина! Я поражён. Откуда такие познания в растениеводстве? Вы уж, Дарья Филимоновна, поделитесь.
– Просто, господин кондитер, с зерном пришлось повозиться. Сейчас уже не вожусь. Как муж в половодье утоп, так с полями я покончила, сдала сельчанам в аренду. Ни женское это дело пахать и сеять. Оставила одну маслобойку. Нам с неё с дочкой на жизнь хватает. Где экономим, где на завтра откладываем, на большее уже не замахиваемся… А с пшеничкой, это так, из житейского опыта. Учитель у нас один на постое был из Мариинского земледельческого училища. Всё по полям ходил, изучал. Он мне, в то время подростку, про жизнь растений и рассказывал. А я памятливая. Помню, всё ему очки искала. Он их всё в траве терял. Смешной был, но умный. Муж у меня тоже был умом не обижен. Маслобойку построил, во всё вникал и мне рассказывал. В половодье у него привод заклинило, видно, что-то попало. Он полез в воду привод освободить, нырнул и не всплыл больше. А если говорить о полях, то одно Дарунинское и пойдёт целиком на ваши цели. Другие, что к нему прилегают можно использовать частями.
Дальше шли молча. Каждый думал о своём. Афанасий Матвеич пережёвывал сказанное хозяйкой. И тут ему пришла мысль – «А не пригласить ли Дарью Филимоновну жить в Саратов? Женщина она самостоятельная, творческая, с головой. Мужа нет, так это даже хорошо – может самостоятельно принять решение. Маслобойку сдаст в аренду, а сама будет заниматься хлебопечным делом. Дочка у неё уже большая, может тоже помогать матери. Если всё хорошо рассчитать, то всё и сложится. Думается, она станет хорошим ему помощником в деле освоения нового хлебного изделия. А почему бы и нет? Пироги то у неё получаются о-го-го какие!
С творческими помощниками пока у него не складывается. Тут дело особое. Человек должен любить хлебопекарное дело. Без любви никакие выпечки и даже обыкновенные кренделя не получатся.Видел он некоторых помощников в деле. У них даже подготовленное тесто толком не поднималось. Потому, что ему всё равно – лопатой он землю бросает или лопатой пирожки в печь ставит. А от нелюбви и результат никакой. Только это предложение Дарье Филимоновне надо сделать как-то поделикатнее, чтобы ни в коем разе не обидеть, чтоб она перспективу увидела, тогда может быть и согласится».
– Дарья Филимоновна… – первым заговорил Афанасий Матвеич.
– Слушаю вас, господин кондитер, – сказала та и проницательно посмотрела на собеседника.
– Фу! Только не называйте меня господином. В вашей деревне, я, может быть, и произвожу впечатление господина, а на деле я просто мастер кондитерского производства. То есть, человек, который следит за температурным режимом в помещении и в печи, контролирует работу рабочих; в отсутствии управляющего решаю и другие вопросы по пекарне в целом. У нас ведь как? – Если кто-то из рабочих сделал что-то не совсем так, то работа всего коллектива идёт насмарку. Выпечка сразу покажет недостатки. Только всё это текучка.
– А что же не текучка? – спросила хозяйка.
– Не текучка – это новое изделие. Все мозги мне просверлило.
– А вы выбросьте из головы и сверлить не будет.
– Нельзя, Дарья Филимоновна, от себя не откажешься. Плохо, что времени катастрофически не хватает. Одним словом, в хлебопекарном деле мне нужен творческий помощник. Один я это новое изделие не потяну. Я предлагаю этим творческим помощником стать вам, Дарья Филимоновна. (Возникла небольшая пауза). Что вы мне на это скажете? Жильём я вас в городе обеспечу. Заниматься будете своим любимым делом. Маслобойку можете сдать в аренду, пока на новом месте не обживётесь. И поверьте – у вас достаток в пекарне будет не меньше чем прибыль от маслобойки, а если всё сложить вместе, то неплохо и получится. Ответ за вами…
Дарья Филимоновна остановилась, посмотрела в глаза Дмитрию Ивановичу, как бы, изучая по взгляду, серьёзность сделанного предложения, немного помолчала и проговорила медленно и раздумчиво.
– Скрывать не буду. Я довольна этим предложением. Мне это льстит. Отказываться не буду. Но только через год, Афанасий Матвеич. За этот год мы с этого поля получим зерно наивысшего качества; я за этим прослежу. А как получим, так и начнём с ним работать. Раньше никак.
– Спасибо что согласились, – проговорил Афанасий Матвеич и глаза его чуть повлажнели. Он был рад, что Дарья Филимоновна в его просьбе не отказала, а ещё он вдруг ощутил в себе тонкий душевный позыв, как ответ на привлекательность и миловидность этой женщины. Этот позыв его чуть-чуть взволновал, но пока не сильно. В общем, это был пока крохотный росток зарождавшихся чувств и его было ещё трудно отличить от других каждодневных волнительных фрагментов жизни Афанасия Матвеича.
* * *
– Ты на толкучку пойдёшь? – спросил Саня своего дружка, Самарканда, когда они вдвоём шли по улице в направлении Волги, чтоб посидеть там, на берегу, побросать в воду камешки. А ещё им было интересно посмотреть на пароходы, и рыбацкие лодки, которые то причаливают к пристани, а то отчаливают и слышны бойкие выкрики лоцманов, а на берегу, на причале снуют грузчики, катят бочки или перетаскивают мешки.
– На толкучку не пойду. – Ответил Самарканд. – Прошлый раз я стянул там платок у бабы. Меня застукали и изрядно поколотили. До сих пор плечо болит. Когда заживёт, тогда пойду. Только я тебя по-дружески хочу предупредить – ты на посулы Шмони не ведись. Он ведь как придвинет к себе, так и отодвинет. Меня придвигал, когда тебя ещё в нашей команде не было, а потом задвинул. Теперь на отработке…
– А я и не ведусь, – буркнул Саня.
– Ведешься. – Упорствовал Самарканд. – Я видел, как у тебя грудь колесом стала, когда он обещал за пирожки тебя приблизить.
– Тебе показалось… – сплюнул Саня.
– Не хочешь признаться… Вольному – воля. Только всё равно обманет.
Помолчали.
– Ты в город Самарканд так и собираешься ехать, не раздумал? – спросил Саня.
– А как же. – Санин друг расплылся в улыбке. – Самарканд – это моя мечта. Там верблюды, как у нас лошади ходят, ишаки. У нас нет ишаков, а там есть. А сколько там ничейного винограда-а-а… Ешь – хоть лопни…
– Дались тебе эти ишаки… – буркнул Саня.
– А что, интересно. Мир посмотрю. Что ни говори, а Самарканд – это мечта. Он мне даже иногда во сне снится, – и дружок блаженно улыбнулся. – Ты вот со мной ехать не хочешь, а жаль…
Поехал бы, только мне мамку не на кого оставить.
– А этот твой бугай-отчим не в счёт что ли? Совсем ничего не приносит?
– Грязь он на сапогах приносит и пьяный мат. Совсем мамку замордовал. Помер бы, что ль с перепоя и то было б легче.
– Чего она за него держится?
– Её не поймёшь. То гонит, а когда соберётся уходить, то не пускает. Я уж давно домой только ночевать хожу и то, когда он спит, а так дерётся. Мне на улице лучше, веселее и спокойнее.
– Ну вот, а ты в Самарканд не хочешь. – Укоризненно сказал друг. – Поехали…
– Нее. Мамку не могу бросить. Она у меня хорошая, только несчастная, не везёт ей.
– Ну, смотри, Саня, а я в Самарканд. Теперь уж на будущий год поеду. Чтоб приехать по весне, а там сады цветут, красота. В этом году я уже опоздал.
– А как же бабка? Бросишь?
– Она мне не родная. Так, жалко ей меня стало, вот и приняла. Ей даже лучше будет, если я сгину. Раньше я ей помогал игрушки из глины делать. Она их продавала.
– Как, ты Самарканд – игрушечник? А я и не знал…
– Нее. Это бабка Прасковья. А я ей глину приносил, мял, сажу для черноты и лопухи для зелени собирал… Кирпичи друг о друга тёр, чтоб красная мучка была. Только теперь она уже игрушки не делает и не продаёт. Пальцы какая-то болезнь скрючила… А Самарканд, Саня, – это мечта. Ты мне о нём не напоминай, а то я чумной становлюсь.
– Как же не напоминать, когда тебе прозвище о нём постоянно напоминает?
– Прозвище – прозвищем. Оно в зачёт не идёт.
На этом разговор закончился.
* * *
Прошёл год. Афанасий Матвеич получил ту муку, которую жаждал получить и тут же при помощи Дарьи Филимоновны, она переехала с дочкой жить в Саратов развернул бурную деятельность по воплощению задумки по новому продукту в жизнь. Афанасий Матвеич был окрылён. Он был не один. У него была надёжная помощница Дарья Филимоновна, на которую он мог всецело положиться и не раз убеждался в её творческом подходе к делу. По сути, Дарья Филимоновна и являлась тем локомотивом нового продукта, а Афанасий Матвеич поставлял ей всё, чего она потребует и делился нарождающимися в голове рецептами. Они органично дополняли друг друга. Дарья Филимоновна своим необыкновенным чутьём находила новые и новые пути и дорожки к новому ещё не созданному, но уже внутренне созерцаемому ей изделию.
У Афанасия Матвеича была ещё одна помощница – Дора Карповна. Только с новизной у Доры Карповны как-то не ладилось, а вот делать всевозможные пряности по наработанным технологиям у неё выходило даже очень недурно. В любом случае, особенно к праздникам, изделия расходились на УРА.
Фирма Дмитрия Ивановича Филиппова в Саратове процветала. Всё было у неё: и известность, и связи, и уважение в саратовском обществе. Пожалуй, не было только одного – не было продуктового изделия, которое бы своим явлением говорило и о Саратове, и о Филиппове с его фирмой, и о многом другом, чего просто невозможно не только перечислить, но пока и понять. К этому изделию теперь стремились Дарья Филимоновна и Вертягин. Творческие люди делали то одно, то другое, то третье. В итоге они получали и Муромские калачи, и Городецкие пряники, даже более высокого качества, чем те, что были в Муроме или в Городце, но оригинального продукта не получалось, не было изюминки, не было вскрика радости, не было того, чего невозможно было придумать и это невозможное было совсем рядом. И это невозможное состояло только в том, что нужно было наравне с мукой первого сорта, смолотой из пшеницы твёрдых сортов, проводить опыты и с мукой и второго сорта, смолотой из той же пшеницы. Только к этому надо было прийти.
Прийти и одолеть, оторваться от известного было непросто. Непросто было отказаться от наработанной вершины и по собственной воле спустится на ступеньку ниже. Муку второго сорта из белотурки они не испытывали и не принимали в расчёт. Заняться и вторым сортом тоже наравне с первым, даже не приходило им на ум. И если б даже пришло на ум, то против такого решения восстали бы все клетки как Дарьиного, так и Вертягинского организмов. В то время это было – невозможно и требовался случай, который бы сдвинул этот камень преткновения с места. И этот случай произошёл, и этот камень был сдвинут. Только вот как это произошло я поведаю чуть ниже.
* * *
Перед Санькой, стоял трудный вопрос. Разумеется, он мог подойти к Доре Карповне и выпросить один пирожок. Но он не может выпросить их пять или десять. А вот каким образом пробраться в булочную и выкрасть пирожки – он не знал. Пирожок палкой с крючком не подцепишь, это факт. И надо думать, как решить эту проблему. И наконец, Санька решился.
План его был прост. Они с Саморкандом сидят в засаде и дожидаются, когда рабочие начинают носить в хлебопекарню мешки с мукой. В это время дверь открыта настежь и подпёрта палкой. Здесь, главное, улучить момент и незаметно проскользнуть внутрь. А там, он быстро залезет в захваченный с собой мешок и выждет удобный момент, чтоб вылезти из него, когда рабочие перетаскают на склад мешки и уйдут.
В этом плане голова у маленького воришки работала блистательно. Санька мог в уме просчитывать всевозможные ситуации, и не было случая, чтобы он оказался в безвыходном положении. А неудача была совсем рядом. Неудача, о которой он даже не мог подумать. Заключалась же она в том, что на тот момент, когда Саня проник в пекарню, его пирожки были отправлены в продажу, а других ещё не испекли.
И ещё был один просчёт Сани – он совершенно не знал, что, пробравшись в хлебопекарню, он зашёл в комнату, которая была специально выделена для работы с новым изделием и в которой почти постоянно находились или Дарья Филимоновна, или её дочь Ксюша. На этот раз они были в комнате вместе. Дарья Филимоновна готовила пробы в небольших дубовых квашнях. Вот она сделала последний замес, вымыла и вытерла руки и, сказав Ксюше, что скоро придёт, а пока пусть тесто подходит, ушла.
Долго сидеть в мешке Санька просто не мог физически. А тут ещё чих привязался. Он нажимал себе на переносицу, но желание чихнуть было так велико, что и переносица не помогла. И Санька чихнул, да так, что мешок слетел с его обмученной головы. В этот момент Ксюша раскатывала тесто. Она увидела выбеленную мукой голову Саньки и от неожиданности и страха взвизгнула. Несколько секунд длилась немая сцена, затем находчивый Саня схватил большой совок и, зачерпнув им из одного, стоявших вряд ларей муку, проговорил угрожающе:
– Если не скажешь, где храните пирожки, то этот совок я высыплю во все эти кадушонки с тестом.
– Это не кадушонки, а квашни, – сказала Ксюша. – А в них пробы. Сейчас мама придёт и будет эти пробы подбивать и ставить в печь.
– Вот и хорошо! Вот и прекрасно! Я сейчас к каждой из них подсыплю вот этой мучки и ваши крендельки, или что вы там задумали сделать, будут ещё вкуснее, если ты не дашь мне пирожков. Я понятно говорю? А?
Ксюша на какое-то время растерялась. И вдруг, сама не ожидая от себя такой прыти, разжимающейся пружиной, бросилась на Саньку, схватила его за руку и за совок и стала отталкивать от квашен. Хотя Ксеня была выше Саньки и на вид сильнее, ей никак не удавалось перехватить инициативу. Мальчишка был ловок и изворотлив. Санька, понимая, что он слабее девчонки, решил одним концентрированным усилием вырвать совок из Ксениных рук и овладеть ситуацией. Ксеня же решила просыпать муку из совка на пол, мимо квашни. И в тот момент, когда Санька изо всех сил потянул совок на себя, Ксеня повернула ручку совка. Усилия совпали, совок оказался над квашнёй и мука точно полетела на свежеприготовленное тесто.
– Дурак! – Крикнула Ксеня, схватила половую тряпку и с плачем стала ей стегать мальчишку.
– Ты чё, сдурела?! – уворачивался Санька от тряпки, загораживая лицо руками.
Наконец Ксеня от перенапряжения выпустила из рук тряпку и, всхлипывая, опустилась на лавку. Санька сел рядом.
Они какое-то время молчали, потом Санька сказал:
– Чё, бросилась как кошка? Я только попугать хотел, чтоб ты пирожков дала.
– Где я их возьму? Ы-ы-ы-. Не пекли ещё-о-о.
– Откуда я знал, что не пекли… Я думал «в пекарне всегда пирожки имеются».
– Как видишь, не всегда-а-а…
– А ты чё здесь делаешь?
– Я «мальчиком» служу в кондитерском отделении. Ы-ы-ы-ы…
– Понятно: принеси, подай, сбегай… Ты вот что, кончай реветь, а лучше перемни эту муку в квашне, что просыпали. Так незаметно будет. А там – одна проба удалась, другая нет, кто их разберёт почему? А скажешь про меня – тебе не поверят. А если и поверят, то и отругают за то, что впустила, а чего хуже, попрут из хлебопечки…
– Ты так думаешь? Говорить взрослым не надо? – Спросила Ксеня, перестав плакать и уставившись большими глазищами на Саньку.
– Надо всегда находить более простой способ выхода из ситуации. Это самый простой. Ты переминать тесто умеешь? – Ксюша кивнула. – Вот и мни тесто, только прежде меня выпусти. Да выгляни на улицу, чтоб лишних глаз не было и меня никто не увидел, а то с тебя ж и спросят, «Кто был и что делал?» Поняла?..
– Угу. –
Ксюша выглянула за дверь и, убедившись, что во дворе пекарни никого нет, выпустила Саньку, заперла дверь на засов и стала переминать тесто в квашне.
* * *
В рабочей комнате Дарьи Филимоновны,на следующий день обсуждался вопрос не только воровства малолетками выпечки, но и другой, более сложный вопрос, – вопрос нового хлебного изделия. Только перед этим обсуждением произошло событие поставившее Дарью Филимоновну в сложное положение. Она, разумеется, заметила перемены в поведении дочери и учинила ей допрос. Та, вначале молчала, а затем, расплакавшись, рассказала матери и про ночного воришку, и про её с ним борьбу, и про испорченный пробный замес. Дарья Филимоновна внимательно выслушала дочь и сказала:
– Успокойся. Никто тебя за это бранить не будет. Ты ни в чём не виновата. Только от меня скрывать было не надо. Я сразу заметила, что тесто в той квашне как-то странно себя ведёт и, всё-таки поставила пробу в печь. Теперь будем вместе смотреть, что получилось? Выбросить испорченный хлебец нельзя. Афанасий Матвеич сказал, что будет лично участвовать в съёме проб. Так,что из-за этого воришки мне придётся, дочка, малость покраснеть, ведь Вертягин обязательно попробует на вкус и этот хлебец. Он дотошный, всё знает и всё помнит. От него не утаишь.
На этом разговор матери с дочерью прекратился. В комнату вошёл Афанасий Матвеич и с порога произнёс:
– Чем порадуете, Дашенька! Что за сюрприз вы нам с дочкой сегодня приготовили! Давайте, показывайте, показывайте. Жду с великим нетерпением…
– Нечем особо радовать. – Немного растерянно проговорила Дарья Филимоновна и продолжила. – Я думаю, Афанасий Матвеич, что до сегодняшнего дня мы шли в деле освоения нового продукта неверным путём. Нам нельзя расползаться по разным направлениям. Ведь у нас что получается – мы начинаем делать саратовский пряник, в это же время делаем калач и тут же проводим опыты по слоёному саратовскому пирогу. И у нас не получается ни слоёный пирог, ни калач, ни пряник. Мы не сосредотачиваемся на одном изделии, а рассыпаемся по многим и ещё вязнем в многочисленной рецептуре, как в вашей, так и в моей. У меня уже от этих пробных рецептур голова кругом идёт. Здесь надо класть корицу, там не надо класть корицу, здесь обязательно нужен тёртый лук, а там он не нужен… С ума сойти.
– Вы правы, Даша. – Проговорил, выдержав паузу, Афанасий Матвеич. – Вы совершенно правы. Нам надо выбрать одно направление, потому как бьют только кулаком. Растопыренными пальцами не ударишь. Но, в этом- то, вся и сложность. Год назад мы так думали. Вместе, Даша, думали. – Подчеркнул Вертягин, – Это было не одно моё волевое решение – идти сразу несколькими направлениями и что так мы быстрее поймём, что нам выбрать. По сути, так и произошло. Мы протаптывали дорожки в разных направлениях, и теперь пора подвести черту и выбрать наиболее перспективное из них, что вы, Дарья Филимоновна, об этом скажете?
Надо заметить, что в процессе работы Афанасий Матвеич называл Дарью Филимоновну просто Дашей, а в ответственные и особо ответственные моменты обращался к ней исключительно по имени и отчеству и этим подчёркивал особую значимость её мнения.
– Мы, Афанасий Матвеич, наиболее успешно продвинулись в разработке калача. Другие направления заметно отстали или топчутся на месте. Вывод напрашивается сам по себе. Вот наши последние пробные калачи. – И она поставила на стол несколько круглых хлебов, в замес одного из которых Санька опрокинул совок с мукой.
Опытный кондитер довольно быстро снял пробу с трёх калачей и поморщился.
– Н-да… Не шедевр. Не шедевр – сказал он и укоризненно посмотрел на Дарью Филимоновну. Та опустила глаза.
После этих слов он разломил и тот злосчастный хлебец, поднёс отломленную половинку к лицу и стал втягивать носом запах мякиша. При этом он прикрыл глаза и некоторое время не отрывался от исходящего от хлебца аромата. Затем открыл повлажневшие глаза и спросил:
– Как вы, милейшая Дарья Филимоновна, этого добились? И почему уже десять минут молчите!?
– Я нисколько не молчу. Я просто смотрю на вашу мимику. Сама я ещё пробу не снимала…
Поделиться книгой: