Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Теория Хааста - Алексей Сухаров на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Это что такое, Виталя? [2]

– Я… я не знаю.

– Не знаешь? Ну давай тогда вместе посмотрим!

Дамоклов меч немедленно срывается и падает на кнопку.

<щелчок> В новом выпуске самого рейтингового воскресного ток-шоу…

На всей минутной продолжительности видео-превью Александр Петрович еще сильнее выпучивал глаза, еще шире и игривее открывал рот, формируя губы в злодейскую, маниакальную улыбку, шаловливо и вычурно цокал и запретительно покачивал указательным пальцем у экрана, всячески обращая внимание перепуганного до смерти Виталика на происходящее перед ним.

…“Не мешки ворочать”. Двадцать четвертого мая, в семнадцать ноль ноль по Москве. Не пропустите! <щелчок>

– Это что такое, Виталя? [3]

Язык редактора-подлизы одеревенел, но Александр Петрович и не рассчитывает получить от него ответ. Теперь это был его, Александра Петровича, перфоманс, где Виталику положена роль немой жертвы. Следовательно, все идет по плану директора. Но уж если жертва заговорит – она не сможет сказать что-то, что остановит его гнев. Она может только усилить его.

– А я тебе скажу, что это такое, Виталя. Ты обосрался.

Кузнецов медленно поднимается из-за стола и аккуратными, но уверенными шагами подбирается к Виталику.

– Я говорил тебе, чтобы ты за этим героем-фокусником следил? Говорил? Говорил. Я тебе говорил, что упускать его никак нельзя? Говорил? Говорил. А ты что сделал? А ты что сделал-то, Виталь? Правильно, Виталь. Ты обосрался.

Теперь Александр Петрович обходил Виталика по кругу, постепенно сужая кольцо, подобно удаву.

– Скажи-ка мне, Виталя, каким это нахрен образом ребята из этого долбанного ток-шоу первыми выпускают материал про твоего героя, а? Походу и гомофобы тоже в курсе этого чувака, ты так не думаешь? То есть все уже знают, а читатели и подписчики “Круглосуточного” не знают, верно? “Круглосуточное” будет лапу сосать, так? Или не лапу, Виталя? Это что такое, Виталя? [4] Как же это ты так обосрался, Виталя?

Опустив мутные глаза в пол, как школьник после родительского собрания, Виталик чувствовал, что настала пора сказать что-то в свое оправдание, хотя это, очевидно, ничем не поможет:

– Я не знаю, откуда они про него узнали. Он никак не шумел, я следил. Вы же сами сказали – брать его, если зашумит.

– Тогда почему ОНИ его берут? Как ты думаешь?

– Я не знаю!

– Потому что, например, он на днях в ментуру загремел. Ты об этом знаешь? А то, что на него гомофобы охоту открыли, ты знаешь? Они его в педики из-за трико записали, ты знаешь? Нет, не знаешь. А вот они, с ток-шоу, уже, видимо, знают. Даже я уже знаю, Виталя. А ты не знаешь. И читатели наши, из-за твоего недосмотра, тоже не знают. Они пойдут смотреть ток-шоу и узнают оттуда. Врубаешься, нет?

Конечно, Виталик врубается. Александр Петрович, подписчики “Круглосуточного” и все РГС в полном составе могут поверить ему на слово, что ему, Виталику, в этой ситуации обиднее всего – это ведь он больше всех вокруг хотел дать первый на свете материал про супергероя. И да, его опередили, и он упустил, но почему? Потому что он хотел про супергероя, а не про фриковатого мужика в трико, которого забирают полицейские и лупят гомофобы. Потому и искал не там. Потому и следил не за тем.

Александр Петрович, видимо, уловил немое разочарование Виталика самим собой, завершил очередной виток вокруг его недвижимого редакторского тела, встал прямо перед его лицом, от души выдохнул и понимающе начал:

– Короче, слушай внимательно, что тебе сейчас нужно сделать…

Все это время, все это недоброе утро директор медиа-портала внимательно смотрел на Виталика, но только сейчас увидел, во что он одет, и сошедший было с его налитых кровью глаз гнев мгновенно закипел с новой силой.

– Это что такое, Виталя??? [5]

Редактор стоял перед ним, Александром Петровичем Кузнецовым, в легкой рубашке поло, длинных пляжных шортах и шлепанцах.

– Ты что, мать твою, на курорте?! – заревел, будто разбуженный охотниками медведь, директор. – Какого ты хрена вздумал заявиться на работу в таком виде? Может, ты, тварь, в следующий раз в трусах сюда припрешься, а?

Александр Петрович сильно толкает Виталика в грудь и идет в наступление.

– Мало того, что ты просрал материал…

Ладонью в лицо.

– Так ты еще и…

– Но вы же сами сказали сменить! – пытается спастись Виталик, но уже поздно. Директор замахивается и со всей силы шарашит кулаком в подбородок редактора. Тот отлетает в самый угол кабинета, к огромному цветку в горшке, и ударяется головой о стену.

– Падаль.

Трясущийся Виталик трогает затылок и ощущает на пальцах густую, липкую, тягучую кровь.

– Материал. Про это чучело. Такой, которого не будет у других. Мне на стол. В течение недели.

Александр Петрович возвращается к директорскому столу и берет в ноющую руку кружку чая с коньяком.

– Выметайся отсюда. Живо.

11

“… посчитали учителя в старших классах, что в физику я пойду, с техникой буду работать, потому меня по всем дополнительным занятиям таскать начали. Я в ней, конечно, понимал-то мало, но все читал, готовился усердно, задачу пока не решу – с места не встану, так оно и получалось, что оценки хорошие выставляли. И вот однажды нас на лекции в университет повезли, послушать, как и что там, на факукультетах этих, изучают, да как ребята умно да интересно рассказывать умеют. Вот так-то воздух такие-то машины очищают, а вот так-то батареи солнцем заряжаются и свет человеку дают, вот так-то в космос ракеты новые полетят, а в космосе этом звезды черные другие звезды, светлые, кушают. Захватывает, конечно, но сложно, да чем дальше слушал, тем больше осознавал, что не мое это. И вот напоследок мужчина рассказывать стал про теорию хаоса, а я так устал уже, что ничего и разобрать не мог из рассказа его, но слово это, хаос, то есть, мне понравилось так, что решил: до комнаты доберусь своей, – а мне тогда уже и комнату свою дали – отдохну как следует да потом обязательно почитаю. Отдохнуть-то отдохнул, а почитать позабыл. Спустя время вспомнилось, что ознакомиться хотел, а слово нужное из головы достать не смог – случается такое. Хвалас? Хтолос? Хоолст? Хааст? Хоть убей – не помню. Сел за компьютер да в поисковик давай забивать. Хвалас – ничего, хтолос – тоже, хоолтс он мне на холст исправляет, да еще и купить его просит для рисования, а вот Хааст…

Несчастие случилось,

Да лучше получилось.

Народная молва

… открылась страничка, а я и глазам своим не поверил: Отец. Вот он, на картинке-то, один в один и есть, орел Хааста, то бишь. Пишут только, что вымерший он уже времени сколько, и подавно не в наших краях обитал, но я-то сразу распознал, что Отец мой именно Хаастом был – и никем другим быть он не мог. Сходится все: и сам он гигантский, и гнездо его широченное, и детей они выкрадывать умели, как легенды гласят. Тут уж я соображать начал: раз Отец мой Хааст – то и я, получается, его породы, значит, и я Хааст тоже. Хааст я, оказывается, а не Птица обычная и даже не просто орел, и мало нас, Хаастов, нынче осталось. И так меня это открытие воодушевило, и так сразу тепло внутри стало – узнал, кто на самом деле такой! – что усидеть на месте было совсем невозможно. Хааст я, Хааст, и что Хааст я – буду гордиться, и что род Хаастов отныне прославлять мне положено. И ходить по земле, как люди другие, да жить поспокойней никак мне нельзя – не дело это для самой крупной птицы планеты. И вот, пока я в таком возбуждении был, мне новости пришли – дом мой родительский нашелся, и целых полтора года на это потребовалось…”

Расшифровка аудио-интервью Хааста, часть вторая, Folder B, 28.05.2026.

12

Автоматические двери супермаркета любезно раздвигаются, приглашая пройти вовнутрь. Щедрый жест, думает про себя Бомж. Он ощущает себя как будто в волшебной сказке: торопливые слуги открывают ворота королевства дорогим и долгожданным гостям. Вроде бы мелочь, но такое отношение к себе Бомж встречает нечасто, и потому ценит его и представляет в своей голове совсем иначе, чем большинство других. И, как нетрудно догадаться, подобные любезности он замечает гораздо реже от людей и гораздо чаще – от машин. Автомату все равно, как ты выглядишь, много ли зарабатываешь, где живешь и как дурно пахнешь – он будет приветлив со всеми одинаково.

Значит ли это, что машины менее бездушны, чем люди? Бомж не знает ответа на этот вопрос и даже размышлять на эту тему он сегодня не готов: слишком хорошее у него настроение, благодарное. Шутка ли: этим вечером он впервые за неделю может зайти в супермаркет и даже не для того, чтобы немного погреться или почувствовать запах еды, а за покупками. Скромными, необходимыми, но все же.

Здоровый мужик в исключительно черной, как у палача, одежде и надписью “Охрана” на спине окидывает вошедшего подозрительным, недоверчивым взглядом, но Бомж, нисколько не смутившись, уверенной походкой направляется к сложенным столбом корзинкам. Сегодня он здесь по делу, и ни один цепной пес продуктового концерна не сможет запретить ему эту штуку провернуть. У вас товар, у нас купец. Вот ваша лапша быстрого приготовления, а вот мои гроши. Простая и отработанная тысячелетиями человеческой истории схема. Только бизнес – и ничего личного.

Нельзя сказать, будто Бомжу все равно на тот факт, что в последнее время в их бездомных кругах наблюдается большое пополнение. Третья волна безработицы, кажется, бьет еще сильнее предыдущих, потому каждый новый день он видит по городу новые скитающиеся в поисках пропитания и ночлега лица. – Отнимают наш хлеб, – сказал как-то Боров, старый знакомый Бомжа, до обвала экономики державший ферму, – теперь нам еще меньше подавать будут. Валить их надо или за черту города гнать, иначе не протянем. А ты как думаешь?

Бомж неспешно бродит вдоль полок супермаркета, тщательно присматривается к продуктам, скидкам и полупустым стеллажам и пока не решается положить в свою взятую на входе корзинку хоть что-нибудь. По правде говоря, он, даже если очень захочет, вряд ли сможет купить сегодня что-то такое, что не поместилось бы в его руки. Корзинку он захватил совсем не по причине удобства: так значительно меньше шансов попасть в лапы недружелюбной охране. Был бы без корзинки – начали бы шмонать, просматривать камеры, обзываться и звонить в полицию, а ему, Бомжу, это совершенно ни к чему. У него сегодня слишком хорошее настроение, и он здесь для того, чтобы выполнить простейшую товарно-денежную операцию. Только и всего.

Бомж, с экономической точки зрения, думает точно так же, как и Боров, однако, с другой стороны, ему очень жаль новичков безденежья и улиц. Они – ньюкамеры, как сказали бы на работе Бомжа, той, что как будто из другой жизни, а ньюкамеров нельзя ругать за то, что они ньюкамеры – все когда-то ими были. Так что Бомжу непросто смотреть на тех, кто попал из тепличных условий офисов и панельных домов под мосты и на помойки – и уж тем более ему дико размышлять о том, что новоприбывших нужно гнать и от них избавляться. Бомж считает, что их задача, как старожилов, которые в бездомных делах не одну собаку съели, – помогать новичкам адаптироваться. Подставить плечо. Поддержать в первые, самые сложные, мгновения принятия. В общем, сделать то, что в такой ситуации должен сделать человек, если хочет продолжать считаться таковым.

Две пачки ничем не примечательных макарон и риса. Банка самой дешевой, из потрохов и древесной стружки, тушенки. Полкило подгнивших, уцененных фруктов. Чай в пакетиках, который, при нужной сноровке да с полевыми травами от Тахи, сойдет и за папиросы. Хватит ли еще на что-нибудь?

Правда, как мы уже знаем, не все в его кругах считают точно так же. Как будто ничему их эта история не научила, этих других старожилов-бомжей. Как будто это не они провалили естественный отбор современного мироустройства, чтоб принимать на себя недоступную ранее роль вершителей судеб и раскручивать маховик ненависти по новому кругу.

Бомж огибает дальние полки супермаркета, ловит на себе презрительный взгляд двух солидных женщин в длинных, в пол, юбках, и на минуту останавливается у отдела с парфюмерией. Здесь он вдыхает приторные ароматы духов, масел и средств для кожи – запахи, которые в его теперешней реальности никогда не встречаются, но по которым он однозначно немного скучает. На закрепленном под потолком телевизоре показывают шумное превью “Не мешки ворочать”, и Бомж, с очередным пробником туалетной воды на пальцах, бегло обращает на него внимание.

Если бы у Бомжа спросили, чем больше всего отличалась его жизнь прежняя от его жизни текущей, он бы однозначно ответил: “количество информации”. Не есть что попало и не спать где придется, а действительно новостной вакуум. Отсутствие инфошума принесло ему по-настоящему сильное ощущение безвременья, а с ним – бесконечности. Все, что ты знаешь, доходит до тебя сплетнями от других бездомных или расположено на мелких газетных клочках двухмесячной давности, в которые ты завернул остатки трехдневной прокисшей картошки. Хорошо это или не очень – Бомж до сих пор не понял, однако, вне зависимости от собственного социального статуса, он бы точно не стал тратить время на просмотр “самого рейтингового воскресного ток-шоу”. Даже безденежье лучше безвкусицы.

Бомж приближается к кассам и упирается в небольшую очередь. Ставит корзинку на пол. Оборачивается на алкогольный отдел. Туда он ни в коем случае сегодня не пойдет – продукты важнее и стоят дешевле. Но он все оглядывается и всматривается. Ищет то, что хочет найти.

Молодой человек перед Бомжом делает приставные шаги к кассе, не отрываясь от экрана смартфона. Он не отвечает на приветствие кассира и, что более важно, никак не реагирует на присутствие неприятного вида бездомного прямо за его плечом. Он слышит повторяющийся писк от столкновения лазера со штрихкодом, отвлекается на озвученную кассиром сумму, быстро, как будто чего-то боясь, прикладывает гаджет к аппарату и, все так же не отрываясь, ковыляет с корзинкой к выходу из супермаркета. Наступает черед Бомжа.

Парадоксально, размышляет Бомж, понаблюдав за молодым человеком со смартфоном, но социальные сети – это антисоциальные сети. Люди, в них попавшие, абсолютно игнорируют реальное общество, предпочитая быть привязанными к сомнительной цифровой активности. Повадки такого рода ребят с гаджетами напоминают Бомжу действия ослепших, где смартфон – собака-поводырь, способная провести пострадавшего субъекта сквозь недружелюбное, полное опасностей и холодное окружение, вокруг которого он никак не может сконцентрировать свое внимание.

Кассир заканчивает пробивать небогатое содержимое корзинки Бомжа и тут же вопросительно поднимает на него голову. Палач на входе, переминаясь с ноги на ногу, принимает удобное положение, выпячивает вперед плечи и складывает ладони практически на уровне паха, готовясь, в случае чего, защищать имущество корпорации. Бомж, не заставляя более сомневаться в своей покупательной способности, вкладывает руку в глубокий карман поношенной куртки и вываливает перед кассиром массу из мелких тертых купюр и липких окислившихся монет. Тот недовольно цокает, но принимается пересчитывать.

Бомж в последний раз оглядывается на отдел с алкоголем и все-таки видит ее. На верхней полке притаилась та самая чекушечка с красной крышечкой. Водка, которую он так любит и уважает за мягкость и вкус, что получают посредством льняной фильтрации. Бомж вздыхает, улыбается и дает себе обещание.

Кассир отсчитывает нужную сумму, оставляет несколько монет на подносе и проталкивает корзинку в желоб. Цедит сквозь зубы: “Спасибо за покупку”.

В следующий раз, в день, который будет еще более удачным, чем сегодня, он обязательно вернется за ней.

13

“… вот и оказалось, что за пятнадцать лет я на две тысячи километров к северу мигрировал, фамилий, названия села, да и местности самой, не помнил – да и кто в детстве хорошо помнит и знает, ну и с памятью, как я уже говорил, у меня штуки случались, потому так надолго поиски и затянулись. Точнее, не только поэтому, просто искать меня тоже некому стало: умерли папочка с мамочкой, мамочка от болезни, а папочка – с горя. Но в родные края я все же поехал, на могилках побывать и, может, вспомнить что-нибудь, что-то вроде терапипии, как врачи объяснили. Дом родительский совсем иначе выглядел, не так, как я его отрывками помнил, а все потому, что семья туда другая заехала, муж с женой и пацан мелкий, прям как наша, семья-то. Приняли они меня, встретили хорошо, про историю мою наслышаны были, поэтому все рассказали, показали и разрешили у них остаться. Много времени мне не потребуется, это я сразу понял, как на кладбище сходил: увидел лица родные, на камнях оставшиеся, расстроился весь, но окончательно убедился – нет больше людского во мне, Хааст я, Хааст и все, а парень тот… умер тот парень, как Отец его в гнездо свое забрал. Так мои родители думали, хоть и надеялись, но не дождались, так и я для себя теперь решил…

В смерти нет печали –

Новое начало.

Народная молва

… в дом вернулся, в зеркало глянул, глаза краснющие, лицо осунулось, бледный да страшный, а тут пацан этот мелкий бегает, пойдем, говорит, фильм смотреть. Какой еще фильм, его спрашиваю, а он мне и отвечает: про героя одного, он летать умеет и людям помогает. И тут я про печаль свою забыл совершенно, говорю, ну-ка пойдем, показывай давай. Да, точно, про супергероев фильмы, а он, пацан этот мелкий, большой их фанат. Я и раньше такое смотрел, когда в школе с малышней учился, но только теперь внимание по-настоящему обратил. И вот истории-то у них – как под копирку у всех: одного паук укусил, другой в бидон с химией провалился, третий смерть клиническую пережил, но самое главное – все они после таких случаев силы свои получили, их обуздали и в нужное русло применять начали. И смотрю я на них и понимаю, что и моя история ничем не отличается – значит, и я могу героем быть, значит, и я героем быть должен, и в том призвание мое будет. Пацан мне все фигурки показывает и журналы с комиксами, рассказывает про героев своих, а мне теперь интересно только, что у них за костюмы да эмблемы – такой же себе захотел. С трудом окончания ночи дождался и помчался на поезд, а тут, оказывается, селяне прознали, что потерянный пятнадцать лет назад мальчик – живой, домой вернулся. Обступили меня, жалеют, говорят, с родителями вот какая трагедия случилась, но ты молодец, борись, стремись, а мы за успехами твоими следить будем. И так меня воодушевило оно, людское внимание, что я уж окончательно решил: мое предназначение – супергероем стать и народу служить. Добрался до комнаты своей, все деньги, всю стипендию, что получал, пока учился, собрал, билет до столицы купил и без сожаления новую жизнь начал…”

Расшифровка аудио-интервью Хааста, часть вторая, Folder B, 31.05.2026.

14

В рваный, потрепанный линолеум бешено стучатся подошвы тяжелых армейских ботинок. Дверь в зал собраний громко, бесцеремонно распахивается:

– Нашли! Дмитрий Валентинович, нашли!

Глава Русского гомофобного сообщества и его ближайшие соратники, секундой назад склоненные, подобно полевым командирам, над рабочим столом с планом местности, возбужденно вскидывают головы на гонцов.

– Что делать, Дмитрий Валентинович?

Глава принимает решение без промедления.

– Я позвоню Марку, его отряд на дежурстве. Ты, иди сюда. Говори адрес, отмечай на карте. Остальные – вызывайте всех доступных бойцов. Быстрей, быстрей, быстрей!

Никогда еще в штабе самого консервативного объединения на свете не бывало такого дружного, разудалого оживления. Дмитрий Валентинович, как политик грамотный, прекрасно осознает значимость таких моментов, потому включается в него сразу, хотя подобная молодцовость давно ему не к лицу. Ну педик и педик, ну избили или нет – какая разница? Его цели, как лидера, заключаются совсем не в этом, но его подчиненным о таких вещах знать нельзя. А вот показывать свою вовлеченность, пускай даже немного наигранно – критически важно. Иначе. Начнут. Задумываться.

– Алло, Марк? Птица. Замечен на… Говори. Крымская, 14. Слышишь? Крымская, 14. Да. Прошерстите всю область, должен быть неподалеку. Возникнут сложности – вызовем подкрепление.

– Вас понял, Дмитрий Валентинович.

 Марк, худощавый, плохо выбритый и, вероятно, самовлюбленный, кладет трубку и закуривает папиросу.

– Вот так вот, парни. Крымская, 14. Самый главный гомик города за нами. Лупим его – и в бар. Как насчет?

Бойцы отряда, как и их коллеги-разведчики минутами ранее, тут же воодушевляются.

– Впе-ред!

– Впе-ред!

– Впе-ред!

– Дело. Наше. Ждет! (хором)

А вот и цель. Совершенно не подозревая о готовящемся на него нападении, по-прежнему в трико и с крыльями, разглядывает журналы в киоске.

Отряд Марка останавливается прямо за углом.

– Ну что, каков план?

– А какой тут нахрен может быть план? – встревает в дело короткостриженый Петя, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. – Налетаем и все.

– А ты не путай, – перебивает Марк, осаживая полицейского. – Педик-то он непростой, не в курсе? Вот и подумай.

– Давайте оцепим его, – предлагает Серый. – Окружим. А как только он от киоска отойдет – со всех сторон набросимся. Да еще и ребята успеют, подтянутся. Что скажешь?

– Дельная тема, – сплевывая, соглашается Марк.

Сгущаются сумерки. Фигура в трико, так ничего и не выбрав в киоске, направляется в небольшой перешеек между домами. Здесь его уже поджидают.

– Бей, бей, бей!



Поделиться книгой:

На главную
Назад