Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну уж и бобылка? – подмигнул мужчина, скидывая тулуп и смешные меховые сапоги. – Вон у тебя девчонка. В услужении, что ли? – захохотал гость собственной шутке.
– Соседка, – в унисон улыбнулась хозяйка.
Светланка, раскрыв рот, смотрела на тёти Лизиного племянника: таких широкоплечих, немного диких дяденек она видела только в телевизионных новостях или на страницах газет. Она вспомнила, как бабушка рассказывала, что у соседки трое старших братьев, среди которых есть и геологи – видимо, племянник пошёл по стопам отца. Как только Светланка предположила, что мужчина – геолог, то и сама поверила в это и даже удивилась, что сразу не поняла – свитер толстой вязки, дерюжные брюки, бородища на пол-лица и мозолистые руки – конечно, геолог!
– К столу! – приказала Изольда и, что странно, девочку не прогнала, хотя и обещала отправить домой, как гости придут.
А Светланке лишь того и надо было – что может быть чудеснее, чем сидеть напротив этого великана и слушать его байки с «партии». Настоящие, не экранные, приключения и опасности! Да это во сто раз, нет, в тысячу раз удивительнее, чем все кинофильмы!
Но рано или поздно всё хорошее заканчивается, как и кино. В дверь постучали – осторожно, но настойчиво.
– Изольда Кузьминична, Светланка не у вас? – послышался голос Юлии.
– У нас! – пробасил Виктор, распахивая дверь. – Сидит, заправляется пельмешками. И вас, красавица, за стол позовём.
Юлия Глебовна оторопела от такой бойкости – её никто не звал красавицей вот уже девять лет и никогда не приглашал к столу с таким обаятельным напором.
– Э-э-э, я не могу, у меня там мама… И колбаса…
– Какая? Умоляю, скажите, что сырокопчёная! Это ж моя любимая – два года её не ел!
Юлия вдруг зарделась и юркнула в свою квартиру, а мужчина и вышедшие в прихожую Изольда и Светланка так и остались на пороге своей, глядя в полумрак лестничной клетки.
– Чего это она? – удивился Виктор.
– За колбасой побежала, – пошутила цитатой из великого романа Изольда.
Светланка лишь пожала плечами – она не разделяла веселья соседки, потому что чуяла трёпку, и теперь не только за тройку. Она тяжко вздохнула, услышав из-за родной двери привычные споры, и с философской обречённостью уже была готова идти домой с повинной, как вдруг дверь вновь распахнулась и из неё пулей выскочила мама, убегая от несущихся вослед ей претензий и гордо держа в руке палку колбасы, будто добытый в бою трофей. Она ногой закрыла свою дверь, прекращая прения. На её щеках горел румянец, а губы были накрашены новой польской помадой.
Все новогодние праздники и зимние каникулы весь *ский тупик от улицы Клары Цеткин до последнего двора гудел новостями – в «женской квартире», что в пятом доме, переполох – Юлия (та, что дочь Лидии Сергеевны и мама Светланки) закрутила роман с геологом! Приличный двор ещё никогда не слышал таких проклятий и предзнаменований, которые сыпала на головы несчастных влюбленных опытная старушка. Светланка, очарованная мужественным геологом, пыталась встать на сторону матери, за что была отлучена бабушкой от конфет и даже лишена новогоднего сладкого подарка. Изольда Кузьминична чуть не была послана в известном направлении, когда пришла вразумить соседку. На всех углах Лидия Сергеевна пророчествовала о женской глупости и мужской похоти.
К исходу двух недель страсти поутихли. Виктор отбыл. Лидия Сергеевна немного попочивала на лаврах Кассандры и успокоилась.
Через месяц Виктор вернулся и предложил Юлии расписаться. Ещё через два месяца «женская квартира» в пятом доме *ского тупика перестала существовать. Конечно, не совсем – где-то в Сибири всё так же живут вместе Лидия Сергеевна, Юлия Глебовна и Светланка, но теперь в их доме слышится густой бас возвращающего из экспедиций Виктора Андреевича и беспрестанный лепет маленького Кузеньки.
Особое время
Настало время разливать глинтвейн
По толстостенным и пузатым чашкам,
Звать в гости самых преданных друзей,
Чтоб поиграть в стратегию иль шашки.
Настало время верить в чудеса,
Их сдабривая палочкой корицы,
И ждать, что будут щéдры небеса,
Создав из улиц снежные страницы,
На коих станем по утрам писать
Своих историй нотные заметки,
А вечерами будем отдыхать,
Смакуя день прошедший, как конфету.
Настало время завернуться в шарф
И выйти в снег на поиск апельсинов,
А также имбиря и пряных трав
И всё сложить в плетеную корзину.
А, возвратившись, перебраться в плед,
Зажечь свечу с дыханием лаванды
И, заменив глинтвейном свой обед,
Развесить новогодние гирлянды.
Вот бы мне украсить ёлку
Не шарами, а делами,
Чтобы мир, большой и звонкий,
Замерев у хрупкой грани,
Оглянулся, загордился,
По плечу похлопал нежно
И опять бежать пустился,
Завихряясь пылью снежной.
Краткий год – теперь всё уже
Путь от ёлки и до ёлки,
Всё слабей зимою стужи,
Всё мучительней прополки
Сизым летом, что не грея
Промелькнёт и не заметит…
Межсезонье… Дождь.... Мигрени…
И опять извечный ветер.
Но к шарам и мандаринам
Как не вспомнить достиженья?
Детский смех в дорогах длинных,
Лоск предметных обновлений,
Вехи маленьких дорожек,
И карьерные высоты,
И любовь – смелей и строже –
К тем, кто рядом год за годом!
Сладость творчества безмерна,
Путь писательства отчетлив,
И отчаянная вера
Даже скептиков бессчётных!
Всё на ёлку средь игрушек
Я повешу как признание,
Что для взрослой и замужней
Есть в запасе взлёт и тайны!
Скоро…
Уже скоро посреди комнаты
Боковинки расправит стол,
И ёлка объятьями колкими
Отвоюет себе престол.
Залучинят огни стоцветные,
Вслед за будничной суетой
Вдруг повеет надеждой светлою,
Мандариновой кутерьмой.
Будет шорох обёртки праздничной
Даже громче, чем фейерверк,
Будут дни в ожиданье сказочном
И скрипучий, пушистый снег.
Будет радость, простая, детская,
И шампанского пузырьки,
И наряды внезапно светские:
Блёстки, кружево, каблуки.
И семейные фото открытками,
И друзья – бессменный бомонд…
Поделиться книгой: