Камни Деруэнта

Мария Руднева

Камни Деруэнта

Солнце заливает камни, и смотреть на слепящий его свет совсем уже невозможно, оттого приходится прикрывать глаза рукой, щуриться и смаргивать с ресниц яркие радужные блики. Если сойти с тропы, можно оказаться в тени дольменов, и только тогда опустить руку, и пусть глаза привыкают к слепящей ясности знойного дня. Небо такое синее, чистое, какого никогда не бывает в городе, и легкие порывы ветра несут по нему белые кружева облаков. Трава высокая и зеленая, еще влажная из-за недавно пролившегося дождя, и сапоги увязают с каждым шагом все глубже, почва здесь мягкая, хоть и не болотистая – иначе бы камни не выстояли столько сотен лет, сколько они стоят.

Смех совсем рядом – и тонкие ладони ложатся на глаза.

– Ты опоздал сегодня, – шелестит на ухо ласковый голос, губы мягко касаются кожи.

– Прости.

Здесь, среди камней, время замирает и сложно отследить его мерный ход. И это забавно уже тем, что целью дольменов, возможно, было время. Круг напоминает гигантские солнечные часы, а еще храм и алтарь, и никто до сих пор не знает, что именно здесь приключилось.

– Разве это важно? – солнце сияет в золотых волосах.

– Важно. Дольмены, друиды… Сохранившаяся история! Мы лучше поймем наше настоящее и сможем заглянуть в будущее, если познаем прошлое.

– Старое колдовство должно оставаться непознанным.

– Мой дорогой, старое колдовство сумеет себя защитить. Но история не должна скрывать от глаз людей.

– Мы говорили об этом неоднократно. Это наше с тобой место. Я никому не позволю оказаться здесь.

– Сколько наших встреч прошло здесь…

– Сколько еще случится…

Рука в руке, и взгляды соприкасаются с той нежностью, которая возможна лишь в тишине и покое, под прикрытием старых, поросших травой, валунов, умеющих хранить чужие тайны так же хорошо, как свои.

(из дневника Нэйтана Каррингтона)

Август 18…

Графство Дербишир

Деруэнт.

Я открыл глаза и еще долгое время просто лежал, не шевелясь, изучая потолок над своей головой. Старые, прогнившие от времени деревянные балки недорогого гостиничного номера, поеденные жуками и протекающие от ночного дождя. Вот почему мне снилось, что в дольменах прошел дождь. Видимо, стук капель по подоконнику убаюкал меня вчера.

Как и всегда, подробности сна стремительно стирались из памяти. Но чувство любви, искренней, настоящей, честной, той любви, что мне никогда не доводилось испытать наяву, сохранялось, согревая сердце теплом и нежностью. Меня охватила привычная тоска. Я вновь не помнил лица того, кто являлся ко мне в мире снов и проводил со мной часы, полные нежности и беззаботной радости, среди старых дольменов.

По правде говоря, мне сложно было бы даже сказать, мужчина то или женщина. И если поначалу, когда сны, подобные этому, только начали случаться со мной, меня действительно беспокоили сомнения, касательно этого вопроса, то сейчас мне стало все равно. Будь то женщина, я женюсь на ней. Будь то мужчина, мы станем компаньонами и проведем всю нашу жизнь холостяками в отдаленном поместье, и никому на свете не найдется до нас дела.

Все, что волнует меня теперь – как мне найти этого человека, и как жить мою грешную жизнь так, чтобы он сумел обнаружить меня.

В том, что мы должны рано или поздно встретиться наяву, я не сомневался. Такие сны никогда и никому просто так не снятся, это не морок, не нечто, пережитое наяву, и принимающее иные формы во сне, и не бред усталого рассудка, нет! Это настоящее, истинное, такое, какое только лишь раз может случиться с человеком. И пусть сейчас это только сон – он обязательно станет явью.

Я никогда не был склонен к мистицизму. Но с тех пор, как увидел мою любовь во сне впервые, я стал изучать сны и толкование сновидений, беседовать с различными учеными, умы которых занимал этот вопрос, и искать ключ к разгадке моей маленькой тайны. Чтобы узнать человека наяву, я должен как следует изучить свой сон. Задачу мне облегчал тот факт, что все наши встречи происходили в одном и том же месте: среди круга древних дольменов, пустого и заброшенного. Местность была настолько пустынна и безлюдна, что не приходилось сомневаться – среди камней никого не было многие сотни лет, а друиды покинули это место еще во времена Короля Артура. И вместе с тем их спокойная внушительная древность утешала. Они были синонимом вечности, а мне на тот момент едва исполнилось двадцать, так что впереди ждала целая жизнь, полная поисков и открытий.

В одном этом я был счастливее многих своих сверстников – в моей жизни была цель.

С чего все началось? Сложно вспомнить сейчас. Так как дольмены были моей единственной подсказкой, я решил начать с них. В то время я изучал историю в Кембридже. Как вам, возможно, известно, в стенах университета нередко встречаются своеобразные сообщества по интересам. Нашим с Филом Сьюэттом и Майклом Уильямсом интересом оказалось археология. Мои друзья были мне посланы самим Господом – так мне казалось, по крайней мере. Сьюэтт был одержим друидами, а Уильямс происходил из семьи археологов и обладал нужными нам связями. У меня же были деньги, а кроме них – настоящий талант. Я умело работал с информацией, выискивая то, что могло представлять интерес для нашего скромного общества юных археологов.

До того, как мы стали прицельно заниматься Кругами, я и представить себе не мог, сколько в Британии сохранилось следов друидских общин. Круг – сакральная фигура. Самый большой из них – конечно, Стоунхендж, но он интересовал нас в меньшей степени. Что толку говорить и писать о великой британской загадке, если о ней известно всем? Нас интересовали другие. Небольшие, спрятанные среди лесов и полей, заброшенные, забытые людьми остатки цивилизации, которая была здесь задолго до нас… Древность и тайна манили нас, сводили с ума. Я ни на мгновение не забывал о своей цели, но к тому моменту, как мы продвинулись вперед хоть на несколько шагов, Круг и магия друидов увлекли меня.

Вместе со Сьюэттом и Уильямсом мы основали Фонд Круга. Вскоре к нам присоединились Диксон Дебри и Крис Аттерсон, они привели своих знакомых, те – своих, привлекли инвесторов, и наши исследования пошли в гору. Мы открывали заново забытые места и привлекали в них людей, тем самым обеспечивая приток любопытствующих путешественников и тем самым облегчая существование жителям отдаленных деревень.

Мы двигались дальше, не давая себе времени на отдых. Англси. Гластонберри. Уэльс. Карроумор.

О нас написали The Times и еще несколько газет. Постепенно мы приобретали известность, вставали на ноги, и Фонд Круга стал в одном ряду с многими другими историческими и археологическими обществами Британии. Но все же, несмотря на то, что теперь в нашем распоряжении было достаточно людей, и мы могли позволить себе праздно проводить время в конторе (как, например, и поступил Уильямс), мы со Сьюэттом продолжали путешествовать, поодиночке или вместе, каждый в погоне за своей невозможной мечтой.

Мое прекрасное сновидение, исправно являвшееся в мои сны несколько раз за месяц, казалось мне настолько же недостижимым, как и сохранившиеся культы друидов и ведьм. Но это не могло явиться поводом прекратить мои изыскания, и я упрямо шел вперед в поисках нужных мне дольменов, так же, как Сьюэтт, вооруженный трудами сэра Томаса Мэлори и научными изысканиями, пребывал в поисках настоящей пещеры Мерлина и следов истинного колдовства.

Я не мог его осуждать – мог только помочь, чем я занимался.

Мы провели много времени, путешествуя в Кесвик, Боробридж, Норфолк и Ньюгрендж, возвращаясь в Лондон лишь для того, чтобы дать себе небольшой отдых и записать результаты своих трудов и изысканий. В то время я готов был молиться на Криса Аттерсона, что взял на себя весь неблагодарный труд по публикации наших со Сьюэттом работ. Я платил ему небольшие суммы сверх оклада, а за это получал возможность не думать ни о чем, кроме мегалитов, дольменов и ведьминых кругов.

Да, со временем у меня получилось сделать себе имя. И это было имя чудака, гения, мудреца и героя. Я написал с десяток работ о значении камней для друидов, об их храмовой, сакральной и астрономической ценности, и больше всего – о метафоре времени, которой они являлись в моих глазах. Общество интересовалось моими изысканиями, они были популярны и имели успех, но сам я невольно оказался отрезан от общества. И, если честно, не искал его. Мне нужен был лишь один человек, которого за все эти годы я так и не смог встретить. Отчаянии и тоска душили меня, лишая воли к жизни, и я боролся с ними тем способом, который был мне известен – пускался в очередное путешествие.

В те дни я думал, что мне стоит оставить Британию, сесть на корабль и продолжить исследования в Европе – я слышал, что там также находят загадочные места культа. Но планам моим не суждено было сбыться, поскольку однажды мальчишка-посыльный принес мне письмо, в котором меня приглашали взглянуть на Круг, о котором я совершенно точно не имел никакого представления. В письме мне предлагали только одно условие: я должен приехать один, без приборов, компаньонов и тем более журналистов. О причине подобной просьбы я узнаю на месте, уверяли меня. Подпись гласила – Т. Томпсон.

Не медля ни минуты, я приказал закладывать экипаж, послал записку Сьюэтту и Уильямсу и отправился в путь.

Так на исходе лета 18.. года дорога привела меня в Деруэнт.

– Что мы знаем о времени? – человек, которого я люблю больше всех на всем белом свете проводит бледной рукой по серому гладкому камню, нагретому на солнце. – Мы привыкли считать,что оно идет вперед, и не допускаем иной системы. Мы считаем, что завтра будет впереди, а вчера осталось за спиной, но в этом противоречим сами себе.

– В чем же тут противоречие? – разговор тревожит, и хочется поскорее закончить его, но он длится, длится, и никак его не свернешь в другое русло, не помогут ни призывы, ни поцелуи.

Отчего-то этот разговор непременно должен состояться, и легкие тени набегают на солнце, все вокруг теряет цвет, зеленые глаза задумчиво щурятся.

– Человек рисует круг. Расставляет цифры, вставляет стрелку и говорит: вот циферблат. Но время течет в обратную сторону так же, как и в заданном направлении. Время – течет, ты понимаешь? Как река.

– Лодка плывет по течению…

– Но человек идет против, – в голосе человека, которого я люблю, столько горечи, что становится страшно.

– Скажи, когда мы встретимся, – с тоской прошу я, хотя зарекался трижды заговаривать об этом.

Прохладная рука ложится мне на грудь.

– Скоро, – шепчут губы. – Скоро, любовь моя.

Солнце выходит из-за туч, и старые камни – высокие великаны, – скрывают нас от целого мира. Тишина стоит такая, что слышно, как птица в небе ложится на крыло, как шумит река, как листья деревьев мягко шелестят, перекликаясь между собой. Длинная тень от центральной стелы ложится нам под ноги.

– Время, – смеется золотой, светлый, мой, обнимая невесомо за шею. – Оно неподвластно.

(Из дневника Нэйтана Каррингтона)

Сентябрь 18… года

Графство Дербишир

Деруэнт.

Мистер Тейлор Томпсон оказался местным землевладельцем.

Никогда раньше мне не доводилось бывать в графстве Дербишир, и я пребывал в полной уверенности, что здесь нет ничего, кроме пары заброшенных деревушек. Однако колесо промышленной революции двигалось быстрее, чем мне казалось, и здесь недавно открылось несколько фабрик, обеспечив работой жителей близлежащих городов и деревень, в том числе и деревеньки Деруэнт.

Мы с мистером Томпсоном завтракали в “Резвой козочке” – для своих постояльцем у хозяйки, дородной миссис Саммерс, нашлись самые свежие яйца, хлеб и бобы. За время своих путешествий по просторам Британии я научился быть совершенно не привередливым в еде человеком. Мой желудок порой был готов переварить даже сапог, не говоря уже о вполне приличном завтраке.

– Прошу прощения, что не смог выбраться к вам раньше, —мистер Томпсон оказался высоким, сухопарым джентльменом, одетым довольно старомодно. – Так неудобно получилось, мистер Каррингтон. Вроде бы сдернул вас из города, а сам двое суток не мог добраться до деревни.

– Все в порядке, сэр, – улыбнулся я. – Я воспринял это как возможность немного отдохнуть. Поправил записи, выспался, прогулялся по окрестностям. Здесь удивительно красиво. Не ожидал, что река Деруэнт настолько велика.

– Наш край хранит много загадок, – сощурился мистер Томпсон. – Вам, наверняка, интересно, почему я вызвал вас сюда в одиночестве и со столь странными условиями?

– Пожалуй, да. Обычно исследователь-одиночка не вызывает доверия у местных жителей. Изначально мы и Фонд основали лишь для солидности…

– Я знаю про Фонд, – мягко прервал меня мистер Томпсон. – И знаю его цели. Меня интересует другое. Какова ваша цель, мистер Каррингтон?

Я замялся.

– У меня… есть цель, да, сэр, вы правы. Личная.

– Я догадывался об этом. Никто не берется за заведомо гиблое дело и не добивается в нем успеха, не имея глубоко личных целей. Меня интересует, что именно это за цель.

Я подумал и ответил почти чистую правду:

– Я ищу Круг, который снится мне уже много лет. Я убежден, что он находится в Англии и существует на самом деле, но пока не добился успеха, хотя изучил уже достаточно много мест поселений друидов, в том числе и никому ранее неизвестных.

– Примерно такого ответа я и ожидал, – кивнул мистер Томпсон. – Допивайте ваш чай и следуйте за мной. Я намереваюсь кое-что показать вам.

Через некоторое время я был готов. Мистер Томпсон ждал меня на крыльце, в задумчивости вертя в руках цилинд.

– Мы отправимся пешком? – спросил я.

– Здесь недалеко, – подтвердил мистер Томпсон и двинулся вперед.

Я едва успевал за ним. На вид мистеру Томпсону было не меньше шестидесяти лет, и при этом он сохранял блестящую физическую форму. Мне же не пробило и тридцати, а я задыхался, сбиваясь с шага на бег. Мы шли по проселочной дороге, что начиналась в конце деревни и сворачивала в поля. Дождь, прошедший накануне, размыл дороги, но мистера Томпсона это не смущало.

– Поторопитесь, мистер Каррингтон, в самом деле осталось совсем немного, – весело крикнул он, и вдруг исчез в высоких зарослях бурной зелени.

– Мистер Томпсон? – осторожно позвал я.

– Спускайтесь! – позвал он. – Осторожно, тропинку почти не видно.

В зарослях в самом деле была тропа, узкая и заросшая так, что едва угадывалась в пасмурном сумраке бессолнечного утра.

Мистер Томпсон уверенно сошел с тропы в лес и теперь шел напролом, ловко лавируя среди деревьев. Я же едва поспевал за ним следом. Сердце бабочкой трепыхалось в груди, меня охватило предчувствие чего-то важного, судьбоносного, чего-то, к чему я стремился всю свою жизнь.

Я почти бегом догнал мистера Томпсона и ступил следом за ним на широкую лесную поляну. Деревья окольцовывали ее, создавая естественное заграждение, и увидеть ее со стороны деревни не представлялось возможным. Иными словами, найти это место без проводника я бы не смог. Спрятано на самом видном месте, кто бы мог подумать.

Мистер Томпсон улыбнулся краешком губ и отступил, давая мне возможность пройти вперед. Едва лишь сделав первый шаг, я поднял глаза на открывшуюся мне картину и задохнулся от всех тех чувств, в один миг охвативших меня.

Тучи рассеялись, и солнечный свет заливал ровный круг камней, стоящих в траве. Я знал это место. Я видел его во сне только раз, что знал каждую трещинку на каждом камне.

Двенадцать камней и стела в центре, огромные солнечные часы, астрономический календарь, гороскоп… Чем бы ни было это место, оно хранило больше моих секретов, чем даже личный дневник.

Я медленно пошел к камням, и мне казалось, что лес узнает меня. Деревья шелестели, и в шорохе листьев я слышал приветствие. Ветер доносил шум реки.

Камни возвышались, словно огромные каменные великаны, молчаливые и спокойные. Я вошел в круг там, где входил всегда, там, где два камня соединял третий, положенный поперек.

Трава внутри круга выглядела нетронутой, словно никто и никогда не ступал внутрь. Я поднял руку и прижал ладонь к прохладной пористой поверхности камня. Он показался мне влажным, возможно, из-за дождя.

Я помнил его нагретым на солнце…

Не знаю, сколько времени я стоял так, прижав руку к дольмену, чувствуя, как горячие слезы обжигают мое лицо. Я не заметил, как мистер Томпсон вошел в круг следом за мной и оглядывался теперь с интересом.

– Знаете, а ведь я никогда не был внутри, – будничным тоном сообщил он, деликатно не обращая внимания на мое состояние.

Кажется, у меня тряслись руки, и меня всего колотило, и сердце разрывало от множества противоречивых чувств, и я был благодарен мистеру Томпсону за легкость его разговоров.