Ира посмотрела на меня с интересом, что-то прикинула в уме и ответила:
– Знаете, любовница, это пешка, которая мечтает стать королевой, а я не люблю мечтать.
– Но сегодня мужа моложе сорока лет с такими заработками вряд ли можно найти. Не смущает разница в годах?
– Кроме того, что я не мечтательница, я еще и достаточно взрослая, чтобы знать о том, что золушек в жизни не бывает, а живут они только в сказках, – и она кивнула на экран, где тот же молодой человек, изображающий бизнесмена, и женщина, изображающая золушку, уже счастливо возились вокруг кроватки с новорожденным. – Поэтому, как какая-то мудрая женщина сказала: “Нынче принцессам не то что принцев на всех не хватает, но и коней из под них”. Своя квартира, машина тоже не у всех есть, но можно какое-то время потерпеть, если есть перспектива.
– То есть ты не принцесса?
– Нет, – она отрицательно покачала головой в подтверждение своих слов.
Ира произнесла это так просто и безыскусно, что я поверил в её искренность. Впрочем, у меня не было повода сомневаться в её искренности, все что она говорила, и как она это говорила, убеждало в правдивости её слов.
– Смотрите, – она показала рукой влево по ходу автобуса, – видите воду за листвой?
Я ничего не видел, кроме яркой, совершенно не сибирской листвы огромных ив и еще каких-то деревьев, названий которых я не знал. Вдруг действительно на несколько секунд далеко за деревьями заискрилась вода, а потом снова все замазало зеленым.
– Да, теперь увидел. Это Амур?
– Почти. Одна из проток, но вообще, да. Скоро доедем до Маяка, там небольшая остановка. Можно купить попить и поесть.
– А это на берегу Амура?
– Нет.
– Почему называется “Маяк”?
– Там озеро большое, а из него вытекает речка, которая через, ну не знаю, – Ира задумчиво провела рукой, как гребешком, по своим волосам, которые четырьмя светлыми полосками проскользили меж её тонких пальцев, – километра два-три впадает в Амур. Маяк стоит на озере по-моему, хотя я точно не помню, – и она, наклонив голову, быстрым движением заправила прядь за ухо.
Я откровенно любовался ею. Вот это странное состояние, когда все видится как будто через легкую дымку, когда, уютно покачиваясь на небольших перепадах дороги, глыба автобуса быстро несет тебя в прохладе кондиционированного воздуха, а кисточки на занавесках мерно раскачиваются, когда накопившийся недосып превращает твое настоящее в подобие прозрачного сна, когда глаза открыты, но видят они все по-иному, когда ты медленно и мягко, как оторвавшийся кленовый лист, тихо падаешь в любовь, глядя в лицо уже не посторонней тебе женщины, вот это состояние счастья овладело мной.
– Маяк!
Громкий возглас водителя резко оборвал мое плавное падение, и я открыл глаза. Иры рядом не было. Из-за стекла автобуса угрюмо смотрели деревянные заборы, дома. Несколько человек курили, стоя возле входа в сельский магазин, над входом которого немного косо висела большая, когда-то яркая вывеска. У магазина стены были обшиты пластиковым сайдингом, остальные дома и постройки коричневели старым деревом. Где-то вдалеке виднелись дома красного кирпича. Из дверей магазина, обклеенных рекламными стикерами различных жевательных резинок, йогуртов, минеральной воды и пива, вышла Ира. В одной руке она держала пластиковый пакетик с чипсами. Ира остановилась, надорвала его и достала из пакетика несколько желтых кругляшей. Увидев меня в окне, она приглашающе махнула свободной рукой и показала на пакетик. Я потянулся для приличия, затем неверной походкой затекших ног прошел до открытой двери и вывалился в полуденную жару. Солнце светило отвесно, теней не было. Ветра тоже. Во влажном воздухе гудели комары. Под зарешеченным окном магазина две местные бабки, торгующие огурцами и помидорами со своего огорода, сидели на разваливающихся деревянных пивных ящиках. Сидели они, видимо, давно и безуспешно. Их загорелые, словно медные руки со вздувшимися синими венами говорили о десятилетиях тяжелой физической работы. Обе в выцветших сарафанах, с такими же косынками на головах и в старых резиновых сапогах с отрезанными голенищами. Они обреченно смотрели на разномастную автобусную публику. Никто не покупал помидоров и огурцов. Их мир существовал далеко и от пронырливого челнока из Комсомольска, который только что остановил возле магазина свой праворульный фургончик, набитый доверху картонными коробками с надписями на китайском и клетчатыми баулами, чтобы купить бутылку воды и сигарет, и от любого местного пассажира нашего автобуса. Я с удовлетворением констатировал, что я также далек от своих попутчиков, как эти несчастные бабки от них.
Я подошел к Ире и посмотрел на пакетик чипсов, который она мне протянула.
– Это из муки, не натуральные, – разочарованно произнес я, прочитав надпись на пакетике, – спасибо, но я такие не потребляю.
– Зря, – ответила она и с аппетитом хрустнула очередным чипсом, – они недорогие и достаточно вкусные.
Ела она тоже красиво. Ушки трогательно двигались, а глаза улыбались. К плотно сомкнутым спелым губам, будто в порыве самоотверженной любви приклеилось несколько маленьких крошек. Мне сразу захотелось попробовать эти чипсы.
– Хотя, дай парочку, – сказал я и запустил руку в протянутый пакетик.
Чипсы показались превосходными, в них чувствовался вкус Ириных губ. Я как бы прикоснулся к ней. Этот акт невинного соития, возможно вызванный моим сном, или сон, явившийся следствием влюбленности, еще больше разжег во мне влечение к этой очень, очень молодой и красивой женщине.
Асфальт под ногами плавился, хотелось обратно в прохладу салона.
– Я пойду назад, – сказал я и повернулся, чтобы уйти.
Мне стало интересно, пойдет ли Ира за мной. Мне очень хотелось, чтобы она пошла. Оглянувшись на ступеньке автобуса, я почувствовал разочарование, Ира и не думала идти за мной. Она подошла к старухам и о чем-то с ними заговорила. Дверь, как бы издевательски шикая, с хлопком закрылась за мной. Салон отдаленно походил на внутренности общего вагона времен Октябрьской революции, какими их показывают в кино: с верхних полок свешивались всевозможные тюки, на сиденьях валялись различные потасканные сумки, пакеты и предметы одежды, призванные отметить и обронить места, занимаемые их хозяевами, которые сейчас активно справляли нужду, курили, пили, что-то жевали, обливаясь потом на жаркой дороге между двумя, пусть неполноценными, но всё же центрами цивилизации. “Только гусей и визжащих поросят не хватает для полноты картины”, – подумалось с раздражением. Отчего-то я был уверен, что Ира пойдет за мной, но она поступила иначе, и это испортило настроение. Я сел на свое место и принялся неприязненно рассматривать происходящее за окном. Несчастная, забытая всеми деревня, или что это такое, вызывала во мне отвращение. Нищая, бесцельная жизнь, жизнь растений, что может быть хуже? Вот более современная Ира с другой социальной ступени, у нее есть стремление, воля, она знает, для чего она живет, хотя шансов подняться выше у нее мало, но и в такую старуху она не превратится.
Водитель завел двигатель. Народ, бросая окурки себе под ноги, неспешно потянулся к открывшейся двери. Ира забежала одной из последних, как бы танцуя, прошла по проходу, попеременно отталкиваясь руками от подголовников. Она получала удовольствие от того, что я любуюсь ей.
– Что там за бабки? – поинтересовался я.
– Обычные старушки. Пытаются выжить на мизерную пенсию бывших колхозниц. Дети и внуки кто в Хабаровске, кто в Москве.
Автобус тем временем тронулся. Все ускоряясь, снова поплыли мимо деревянные дома, бесконечные линялые заборы, деревья. Водитель-морж за рулем немного поерзал, удобнее устраиваясь в кресле, его напарник, вытянув руку с пультом в сторону торпеды, нажал на кнопку, замерцал экран, и продолжилась сказка про русскую золушку. Актриса, играющая главную роль, которая по сравнению с Ирой казалась совершенно заурядной блондиночкой, уже что-то выговаривала своему принцу-миллионеру. “Вот так золушки превращаются в жен”, – подумалось мне, когда я смотрел на экран, пока его опять не закрыл своей лысиной передний сосед.
– Есть хочется, – вслух произнес я.
– Где-то через час будет остановка на полчаса у кафешки.
Я кивнул головой в знак одобрения и опять начал смотреть в окно. Пейзаж мало напоминал тайгу, скорее речную пойму. Да, в этом месте Амур видимо довольно часто разливался так, что сосны и лиственницы здесь расти не могли. Иногда, посматривая на Иру, я думал о том, что было бы хорошо, все-таки иметь такую любовницу. “А может все бросить и приехать сюда? Ира ведь не ставит целью переезд в Питер или в Москву. Будем здесь жить-поживать, да добра наживать… Господи, какая скука. Что тут можно делать? Тут даже Икеи нет. Хотя не знаю, но 3G у меня не ловило даже в аэропорту. Дикая провинция. Надо просто встретиться с ней в гостинице пару раз и разбежаться. “Проехаться ей по ушам”, сказать, что люблю, что на самом деле недалеко от истины, и потом уехать с чувством выполненного долга, так сказать”. Утвердившись в этом решении, я расслабился и стал ждать остановки.
– Виктор, а вам у нас нравится? – неожиданно спросила Ира.
Черт знает, почему она задала этот вопрос, может быть от меня он случайно залетел в ее голову, может быть она какое-то время думала о чем-то важном и наконец решила спросить? Если вопрос связан с возможностью наших будущих отношений, то мне это на руку.
– Да, но есть нюансы, как говорится, – пошутил я. – Только в твоем присутствии. Помнишь, из курса химии понятие “катализатор”, когда реакция идет только в присутствии какого-либо специального вещества? Вот ты мой “катализатор” для этой местности. Все что я вижу, мне нравится только потому, что это видишь и ты.
– Больно хитро высказано, но приятно, – ответила Ира.
– Да, немного вычурно, зато правда, – неуклюже уверил я. – Понимаешь, все это вокруг слишком прозаично, постно и имеет смысл только при твоем присутствии.
“Господи, какую чушь ты несешь”, – сказал мой внутренний голос. “Как просто “ездить по ушам” этим бедным провинциалочкам”.
Автобус тем временем въехал на большую площадку перед кафе. От дороги ее отделяла тонкая полоса леса с узким заездом, чтобы шум проезжающих мимо машин не мешал. Площадка, рассчитанная на полтора-два десятка фур и магистральных автобусов, оказалось пустой. Даже в это обеденное время здесь не было желающих поесть. Двери автобуса открылись, и пассажиры ручейком вытекая на свежеасфальтированную площадку, стали растекаться в разные стороны. Кто-то пошел на небольшую открытую летнюю террасу, на которой стояло несколько запыленных пластиковых стульев и столов с жестяными салфетницами и линялыми салфетками в них, кто-то пошел за вытянутое здание кафе, где виднелся побеленный известкой кирпичный туалет. Тучи изголодавшейся мошки тут же налетели на людей, заключив каждого в индивидуальный кокон. Курящие сразу начали смолить, а некурящие ломать сосновые веточки и судорожно ими обмахиваться. Большая часть людей зашла в кафе. С дороги я тоже решил сначала посетить туалет. Он делился на мужскую и женскую половину с классической планировкой “девочки направо, мальчики налево”. Справа как всегда стояла очередь. Метров за пятнадцать обнаружился запах, с каждым шагом усиливающийся и превращающийся в нестерпимую вонь. Уже на пороге этого чуда антисанитарии лежала куча дерьма, перешагнув которую, я понял почему так воняет. Дерьмо валялось везде, к дырке в дощатом полу невозможно было подойти, а вездесущая мошкара здесь отсутствовала, она явно не выдерживала конкуренции со стадами жирных мух. Какой-то шальной лучик солнца, бездумно пробивающийся через щель в стене, освещал очко с курящейся массой, доходящей до самых досок настила. Масса шевелилась, как живая, это двигались сотни опарышей. Меня чуть не вырвало. Ни секунды не раздумывая, я вылетел из туалета и по примеру более опытных пассажиров, сразу игнорирующих эту частичку ада на земле, побежал в лес, манящий тенью и прохладой. По ходу движения стало очевидно, что ночью пассажиры не утруждают себя не только заходом в туалет, но и далекими вылазками в лес, поэтому прыгать и перескакивать мне пришлось и здесь. Очередной рой мошкары, облепивший меня, я принял почти с радостью. Справа среди деревьев и кустов я увидел также прыгающих женщин, которые негромко ругаясь, двигались вглубь леса. Мне ничего не оставалось, как принять левее.
Зайдя в кафе, я увидел Иру, стоящую в очереди к прилавку.
– Решила перекусить? – я подошел к ней.
– Да, надо что-нибудь поесть, – она повернулась и опять мягко улыбнулась. – Вы будете обедать? Вставайте, – предложила она и продвинулась немного, приглашая меня постоять с собой.
Ее “поесть” вместо идиотского “покушать” еще больше утвердило меня в том, что наше общение с Ирой ни сейчас, ни потом, если все-таки знакомство получит продолжение, не станет мне в тягость. Я взял меню со стойки и начал его изучать. Заламинированные листы показывали аппетитные картинки и смешные цены.
– Я хочу котлету с картошкой по-деревенски и салат “оливье” и еще, пожалуй, салатик с огурчиками и помидорчиками. – Я непроизвольно погладил себя по животу.
– Не советовала бы вам все это заказывать.
– Почему?
– Посмотрите сами на прилавок.
За слегка заляпанным стеклом лежали тарелки с заветренными салатами и такими же вторыми блюдами. Почерневшая от старости котлета, политая коричневым соусом, навевала неприятные ассоциации и вообще производила тягостное впечатление, впрочем как все здесь.
– Н-да…, – протянул я задумчиво, – а что ты посоветуешь?
– Я закажу блинчики с картошкой и грибами. Это полуфабрикаты, они только разогревают их по необходимости, поэтому такое есть не страшно. Ну и чай, разумеется без сахара.
– Отлично, тогда я возьму тоже самое, только блинчики двойные, – решил тут же я. – Ты иди занимай столик получше, а я все куплю.
Ира раскрыла свой кошелечек и протянула мне купюру в сто рублей.
– Не-не, – я отклонил ее руку. – Я угощаю. Сумма скромная, поэтому не считай это взяткой.
Ира, ничего не ответив, положила деньги обратно и пошла искать столик. Она села возле окна, смотрящего в лес. Этот ее выбор мне тоже понравился. Тетка с недовольным видом выдала мне поднос, на котором стояли две тарелки, две пустые чашки, упаковки с пакетиками чая. Я расплатился, сухо поблагодарил и пошел к блестящему пузатому бойлеру наливать кипяток. Наперерез мне с горделиво поднятой головой просеменила маленькая толстая тетка в ярко-красных лосинах, с такого же цвета ногтями и в какой-то дикой майке. Не обратив внимания на меня, она, с подтянутыми к груди пухлыми ручками, прошествовала к рукомойнику, несвеже белевшему у входной двери, напомнив мне маленькую собачку, вставшую на задние лапы. Ее обесцвеченная голова чуть вздернулась, когда она слегка задела плечом мой поднос. “Черт”, – выругался я, – “надо же какая сучка”. Проходя мимо нашего стола, баба демонстративно долго посмотрела на Иру. Они с мужем стояли в очереди за нами и слышали наш разговор. Ира ответила ей прямым спокойным взглядом. “Да она просто клад какой-то”, – подумал я, ставя поднос на стол. Выходка бабешки слегка вывела меня из себя, я непроизвольно стукнул подносом о стол, так что вода из чашек немного расплескалась. Ира не обращая на это внимания, сняла чашки, тарелки, подала мне вилку с ножом. Я тем временем разорвал упаковки с чаем и бросил пакетики в кипяток. Бабешка, возвращаясь к прилавку, теперь не смотрела в нашу сторону, но всем видом показывая как она негодует. Она громко сопела, что еще больше увеличивало ее сходство с собачкой, кисти ручек ее уже не болтались, а напряженно сцепившись где-то под монументальным бюстом, тоже выражали презрение.
Сильная усталость и природная нервность дали о себе знать, руки мои подрагивали, когда я брал вилку и нож. Чтобы успокоиться, пришлось с минуту посидеть без движения. Зеленая тайга за чистейшим недавно замененным стеклом беззвучно смотрела на нас.
– Красиво, правда? – пытаясь заполнить возникшую паузу спросил я.
– Обычно. У нас так везде, – с аппетитом пережевывая блинчик, отозвалась Ира.
– Суровый край, суровые люди…
– Люди обычные, край нормальный.
Я улыбнулся. Ира улыбнулась в ответ, но без прежней мягкости.
– Ты любишь готовить?
– Не очень, но умею. – На этот раз она уже ответила своей прежней улыбкой. – Сейчас это не особо и нужно, много всяких полуфабрикатов, но мама меня в десятом-одиннадцатом классе прямо заставляла готовить, учила там всему. Тогда говорила и сейчас говорит: “Доча, для того, чтобы хорошо выйти замуж, надо хорошо готовить. Молодость быстро проходит, а кушать хочется всегда”.
– Твоя мама права, в том смысле, что женщине надо уметь вкусно готовить.
– А про молодость? – Ира усмехнулась, перемешала чай, выжала в ложечке пакетик и, положив его на край блюдца, сказала, – конечно надо, но это не главное.
– А что главное?
– Любовь, – коротко ответила Ира, посмотрела мне в глаза, а ее рука легла на стол в нескольких сантиметрах от моей.
На секунду мне стало страшно: вот сейчас она скажет, что любит меня, а я должен буду ответить, что тоже полюбил ее, а дальше мы на три дня предадимся безудержной страсти, а потом надо будет уезжать и что-то врать ей, а потом или старательно вымарывать из памяти эти безумные дни, или искать возможность поехать еще раз, что само по себе глупо, или искать возможность перевезти ее в Питер, что совершенно невозможно. Все эти мысли мгновенно пронеслись, не отразившись на моем лице. Во всяком случае так мне показалось.
– Да, любовь прекрасна, – глупо ответил я, помолчал и добавил, – но это и огромный труд, самопожертвование.
Ира убрала руку.
– Надо идти, – Ира сложила посуду на поднос и понесла к маленькому окошку приема грязной посуды, из которого торчала темная голова и плечи девчушки, наверное, дочки продавщицы. Перевесившись через проем, она с интересом наблюдала за посетителями, как за жуками в банке.
Когда мы вышли, почти все пассажиры уже собрались перед закрытой дверью автобуса и ждали появления водителей, которые еще сидели в том же кафе и о чем-то говорили, не обращая внимания на улицу, где маленькая толпа отчаянно дымила, размахивала руками и ветками. Я ожидал услышать мат-перемат, но люди терпеливо ждали. Кто-то, отчаянно жестикулируя, громко говорил по телефону, кто-то вполголоса, кто-то разговаривал со своим попутчиком, обсуждая общие проблемы. Мы тоже встали. Тут же налетела мошкара. Она лезла в лицо, глаза, уши, нос. Одна залетела мне в глаз, и мне стоило немалых трудов стереть ее с поверхности глаза на внешний край, а затем на щеку. Глаз слезился. Я посчитал, что убрал мошку.
Наконец вышли наши водители и открыли спасительную дверь. Все дружно бросились внутрь, удирая от жары, мошки и доносившейся даже сюда вони выгребной ямы. Мошкара, как толпа микроскопических зомби, методично билась о стекла автобуса в бессознательной жажде наших тел. Второй водитель теперь сел за руль, а водитель-морж, расположившись на месте отдыха, включил продолжение сериала. Автобус выкатился на пустую двухполосную трассу и помчался к Комсомольску.
– У тебя мошка осталась.
– Где? – я провел ладонью по щеке.
Меня приятно и в тоже время неприятно удивил ее внезапный переход на “ты”. Во-первых, это означало, что Ира уже относится ко мне как более близкому человеку, что в общем-то хорошо, во-вторых, мое превосходственное положение “белого человека” над аборигенами стиралось. Я уже не чувствовал почтительной дистанции с ее стороны, и мое покровительственное отношение стало нелепым. Неожиданно я понял, что для меня все это время было ценным именно чувство превосходства, дающее право покровительства и снисхождения.
– Давай я уберу, – Ира придвинулась ближе, я почувствовал ее дыхание у себя на шее, она осторожно дотронулась пальцем до моей щеки и, сняв мошку, поднесла руку к моим глазам.
– Смотри, какая она маленькая и красивая.
Я взял ее за запястье и задержал руку, чтобы как будто лучше рассмотреть замечательную мошку, благодаря которой сейчас я испытывал на самом деле один из самых ярких моментов в жизни. От ее легкого прикосновения, длящегося не более секунды, я испытал сильнейшее эротическое переживание. До этого дня я и не подозревал, насколько может быть обыденное прикосновение интимным и волнующим.
– Да, замечательная такая мошка, – ответил я.
Ира не убирала руку, она ждала. Она видела, что со мной происходит, и ей это нравилось. Но где-то в глубине души я уже знал, что последствий трех дней я боюсь больше, чем хочу Иру. Я отпустил ее руку. Ира все поняла.
– Эти мошки не ядовиты? – задал я совершенно идиотский вопрос, чтобы сменить тему.
– Не переживай, от одной никто еще не умирал.
Во всем ее ответе сквозила легкая ирония. Мы долго разговаривали, я много шутил. Только когда мы выехали на мост через Амур, я понял, что мы почти приехали.
– Дай свой номер телефона, я позвоню тебе завтра, – попросил я.
– Не надо, у меня слишком ревнивый парень.
Когда она выходила, уже темнело. Под единственным работающим фонарем ее действительно ждал парень. Выйдя из автобуса, Ира засмеялась, а он обнял ее и поцеловал. На автобус она даже не обернулась.
Мне стало очевидно, что это она всю дорогу рассматривала и изучала меня, как жука в банке.