Роза

Марина Орлова

Роза

Примечания автора:

"Пролог" – техническая часть, где в двух словах рассказывается о социальном устройстве и деталях.

Основная история начинается с части 1.

Пролог

Рандвальф, герцог Сорсет, был известен в свете лёгким нравом, любовью к развлечениям и примечательным демократизмом в амурных делах. Его не волновали ни пол, ни возраст, ни социальное положение – при виде нежно-розовых губ или брутальных скул, пришедшихся ему по нраву, герцог забывал о любых условностях, которых при дворе короля Георга было достаточно.

Король Англии Георг, продолжая политику своего отца Якоба, поддерживал в подданных высокий моральный дух, уважение к обычаям предков – в первую очередь к институту рабовладения! – и стремление к тихим семейным радостям. Впрочем, как это обычно бывает, правила в основном касались низших слоёв населения, то есть «свободных граждан» – горожан, торговцев, крестьян и прочих.

Аристократы, особенно приближенные ко двору, чувствовали себя гораздо более свободно. Главная обязанность при дворе короля Георга – поддерживать видимость соблюдения законов, а за закрытыми дверями можно было делать что угодно.

***

Герцог Сорсет прекрасно умел играть в эту лицемерную игру. Он не целовал своих пассий на глазах у свидетелей – а дружеские объятья, хоть и слегка фривольные на взгляд старых зануд, не считаются за преступление. В совершенстве владел навыком светской беседы и умел несколько часов кряду рассуждать о политике и социальных проблемах столь общими словами, что в итоге собеседники так и не могли сказать, каких же взглядов он придерживается. К себе никого не приближал, да и не хотел этого. В свой дом гостей не звал и приёмов не устраивал, зато охотно посещал чужие.

Таким образом, мало кто знал, что за внешностью светского повесы – снисходительно-насмешливым выражением карих глаз, идеально ровной каштановой эспаньолкой и мягкими руками – скрывается человек думающий – просто потому, что своими мыслями Рандвальф ни с кем не делился.

Самые сообразительные из придворных, конечно, уже давно обратили внимание, как ненавязчиво герцог Сорсет меняет общественные взгляды и даже моду, и поняли, что им стоит считаться с этим легкомысленным с виду франтом.

Длинные шубы и обилие драгоценностей, которые при короле Якобе были непременным атрибутом дворянина, теперь, благодаря изящным насмешкам Рандвальфа, считались устаревшими и у молодёжи вызывали лишь снисходительные улыбки. Герцог полагал, что настоящего аристократа отличают его принципы, честь и способность достойно вести себя в любой ситуации, а не золотые цепи или дорогие меха. И, в соответствии со своими взглядами, Рандвальф одевался весьма просто, хотя и продуманно.

В своём поместье – небольшом, но уютном – герцог собрал достойную библиотеку, а его рабы души не чаяли в милостивом господине. Ходили слухи, будто Рандвальф освободил многих рабов, дав им статус свободных слуг, а также что он якобы не наказывает их, однако для аристократов это звучало слишком невероятно. Представить, что эта «неблагодарная чернь» работает добровольно? Да ещё и без кнута?!

Тем не менее почти все представители старшего поколения в частных беседах раздражённо именовали Рандвальфа не иначе как «этот модернист», а то и «вольнодумец», однако прямых доказательств не было.

Что до короля, то стоило ему в очередной раз нахмурить брови и завести разговор на эту тему, как Рандвальф усмехался настолько очаровательно, обнимал его столь нежно и мурлыкал на ухо: «Право, мой господин, всё это глупости!», что Георг не чувствовал в себе сил настаивать, а потому всё продолжалось по-старому.

Полгода назад герцог Сорсет выкинул новый кунштюк: он заявил, что лаконизм хорош не только в костюме, но и в образе жизни. Мол, он не желает ни обзаводиться наследниками, ни вникать в хозяйственные траты, а потому продаст большую часть обширных владений, оставив родовое имение и своё любимое поместье – дом с небольшим участком.

Конечно, главы многих уважаемых фамилий возмутились – их предки веками собирали землю! как можно отказаться от этого обычая! – однако ничего не могли поделать с самовольным герцогом. Рандвальф был единовластным хозяином имущества после смерти отца, погибшего тринадцать лет назад в результате несчастного случая, и по праву опекунства над матерью, которая в том же происшествии потеряла и ноги, и рассудок.

***

Неделю назад, заслышав о продаже большого участка на границе с его владениями, герцога пригласил к себе Джеффри, маркграф Кларенс – давний приятель по пирушкам.

Несмотря на то, что Рандвальф находил очаровательными его рыжие вьющиеся волосы, россыпь веснушек и хищно-раскосые глаза, сам маркграф ему не нравился: наглый и самодовольный выскочка, болезненно переживающий низкое происхождение своих предков, а главное – не очень умный. Последнее в глазах герцога было непростительным грехом. Они никогда не поддерживали близких отношений, хотя периодически оказывались в одной постели. В сексе Джеф был хорош – выносливый, но в меру мягкий – хотя и зациклен на собственном удовольствии. А впрочем, кто из представителей высшего света был иным?

1

Чудесным летним вечером, наполненным лучами уходящего солнца и пением сверчков, маркграф с парой доверенных людей лично ожидал Рандвальфа в деревне, обслуживающей его имение. Герцог окинул всадников удивлённым взглядом – безусловно, дольше приличного задержавшись на бёдрах Джефа, обтянутых лёгкими тёмно-зелёными бриджами, – и предположил, что приятель в который раз проигрался в карты, так что теперь надеется любезным обхождением выпросить скидку на землю.

Рандвальф впервые оказался в новом имении маркграфа, ломившемся от роскоши. Герцог мысленно позёвывал от скуки и закатывал глаза, когда Джеффри с плохо скрываемой гордостью демонстрировал бесконечные комнаты, наполненные изящной мебелью, золотой утварью и тому подобными вещами. «Слава богу, что он не перечисляет цены… – лениво кружилось в голове Вальфа. – Всё-таки кровь торговцев даёт о себе знать даже через пять поколений…»

Тем не менее, герцог оживился при виде местной коллекции картин, которую Джеффри снисходительно обозначил: «Развлечение прежнего владельца», а уж поистине роскошная библиотека заставила его глаза заблестеть от интереса.

Маркграф же истолковал воодушевление Вальфа в собственную пользу и, как только дверь библиотеки скрыла их от взглядов рабов, обнял герцога за талию, прошептав: «Я так рад тебя видеть…»

Герцог, несколько опешивший от напора Джеффри, посмотрел в его чудесные зелёные глаза – и ничего не почувствовал. Улыбнувшись – скорее польщённо, чем радостно, – скользнул ладонью по спине Джефа, потянул носом его тёплый запах… и снова ничего не ощутил. Маркграф, обрадованный, прижался ближе, поцеловал шею, однако Вальф отстранился и со словами: «Я бы хотел отдохнуть после дороги» малодушно сбежал – иначе не скажешь.

Закрыв дверь комнаты на два оборота ключа, Вальф прошёл в ванную, торопливо сбросил одежду и нырнул в горячую воду. Не давали покоя мысли о губах Джеффри – лукавых мягких губах с ямочкой, контур которых герцогу прежде так нравилось обводить кончиком языка, а сейчас… Сейчас он остался совершенно к ним равнодушен. Да, они всё так же прекрасны. Да, когда во дворе имения Джеф спрыгнул с коня, Рандвальф не упустил ни секунды этого зрелища: стройные мускулистые ноги маркграфа каждый раз вызывали у него воспоминания об их первой ночи – тогда эти бедра оседлали его самого и двигались с такой ритмичной грацией, что герцог, словно мальчишка, сорвался в наслаждение уже через пару минут. Даже сейчас при мысли об этом дыхание Вальфа стало глубже, а внизу живота растёкся жар. И однако – он больше не хотел Джефа.

Герцог с удивлением прислушался к себе. Да, он мог бы, но уже сейчас понимал, что это стало бы скорее скучной и тягостной постановкой, нежели повторением того безумного удовольствия, что было прежде.

«Неужели ко мне подкрадывается слабость? Двадцать шесть… Говорили о тридцати, казалось, время ещё есть… Может, виновата любвеобильность – я слишком быстро исчерпал отпущенные силы? Что ж, во всяком случае, нужно сказать ему прямо».

А пока Вальф, закусив губы в лёгкой улыбке, погрузился в воспоминания, неторопливо лаская себя.

***

К удивлению герцога, Джеффри отреагировал на эту новость болезненно. Впрочем, наверное, нужно было сказать ему раньше, а не в спальне – перед постелью, усыпанной лепестками роз. С другой стороны, Рандвальф не имел понятия, в какую именно комнату его пригласили, и рассчитывал на деловую беседу, касающуюся покупки земли, или хотя бы на партию в вист.

В итоге Джеффри уже в коридоре попытался взять Вальфа нежными уговорами, затем, натолкнувшись на непроницаемую холодность, сверкнул зелёными глазами и раздражённо повысил голос, на что получил спокойное напоминание о разнице в их социальном положении, а после – разбил о стену китайскую вазу с ближайшего столика и, хлопнув дверью, удалился к себе.

Рандвальф окинул дверь его спальни презрительным взглядом – есть ли на свете зрелище более жалкое, чем любовник, к которому охладели? – и провёл вечер, изучая картинную галерею.

Незаметно наступила ночь. Вальф, следуя собственному расписанию, лёг в постель, немного почитал и погасил лампу. Однако, как он и опасался, на новом месте сон не шёл.

Через несколько часов бессмысленного томления герцог решил устроить себе небольшое приключение – оделся и, взяв свечу со стола, отправился искать местную «сокровищницу» – библиотеку, которую днём ему не позволил изучить навязчивый маркграф. Рандвальф запомнил, что она расположена на верхнем этаже, в угловой башне.

Несмотря на возраст и статус, герцог обожал время от времени дурачиться, устраивать розыгрыши и тому подобное. И сейчас он, прикрывая свет свечи рукой, тихонько крался по мягким коврам, прятался в углах огромных лестниц, воображая себя лазутчиком, резко выглядывал из-за поворота, надеясь подловить привидение, занятое важными призрачными делами, а одному портрету на стене – желчному старику с бородавкой на щеке – показал язык. И Вальф не успел ещё даже устать от этих развлечений, как в конце длинного коридора увидел двойные двери из тёмного дуба, которые специально запомнил днём. Библиотека.

Поплутав среди стеллажей, герцог вышел к свету – огромные, до потолка, ажурные окна искрились холодным лунным сиянием. Вальф замер в восхищении и, решив, что свет свечи диссонирует с этим чудом, тут же потушил огонёк. Глаза уже привыкли к сумраку, к тому же ему подумалось, что идти назад в темноте будет даже более увлекательно – словно Тесей, плутающий по лабиринту.

Из окон библиотечной башни открывался вид до самого горизонта. Герцог опустился на мягкую кушетку, видимо, поставленную у окна специально для подобных ночей, и отдался романтическим думам о тщете всего сущего.

Однако через короткое время – наверное, не более получаса – Рандвальф услышал тихий шум, больше всего похожий на звук приоткрываемой тяжёлой двери. Герцог соскользнул с кушетки и неслышно отступил в тень. Неужели Джеффри ходит по ночам в библиотеку? Если и так, то уж точно не ради книг – возможно, у него здесь тайник или что-то подобное.

Вальф усмехнулся, воображая подходящую к окружающей обстановке картину: ночью в полнолуние маркграф приходит в свою сокровищницу, полную древнего золота, а может, и костей его любопытных жён, и любуется блеском огромных бриллиантов, который отражается в его глазах безумием. Было бы забавно подсмотреть его секреты. Интересно, что сделает Джеф, когда поймёт, что он не один в библиотеке? Завизжит от страха? Разобьёт ещё одну вазу?

С этими мыслями герцог выглянул из-за торца длинного стеллажа и, подождав, в самом деле увидел тёмную тень, проскользнувшую мимо противоположного края. Почти неразличимый звук шагов, приглушённых мягким ковром. Шорох. Стук, словно что-то металлическое поставили на стол. Щелчок огнива – неподалёку загорелся тёплый огонёк свечи. Кажется, это в том округлом закутке, мимо которого Вальф прошёл на пути к окну. Скрип мягкого кресла. Да, это определённо там. Тишина.

Прикусив губы, расползающиеся в шаловливой улыбке, герцог начал подкрадываться. Он скользил вдоль стеллажа, и вот, наконец, поверх книг на одной из полок смог увидеть искомое: декоративный столик, на котором горела свеча, кресло – и мужчину, склонившегося над книгой. К удивлению Вальфа, любителем ночного чтения оказался вовсе не Джеффри. В тусклом свете свечи трудно было рассмотреть определённо, однако ясно, что у этого мужчины волосы более прямые и длинные – он то и дело заправлял за ухо падающую на лоб прядь.

Рандвальф, подумав, всё-таки продолжил своё бесшумное движение – если уж начал подкрадываться, от этого удовольствия трудно отказаться, – но, дойдя до торца стеллажа, громко стукнул костяшкой пальца по дереву и выступил к креслу, на котором сидел мужчина. Реакция последнего оказалась весьма яркой: таинственный библиофил вздрогнул, вскинул лицо – теперь стало видно, что он очень молод, не более восемнадцати лет, – и словно окаменел, уставившись на Вальфа распахнутыми, полными ужаса глазами. Герцог даже почувствовал укол совести.

– Прошу прощения, – торопливо прошептал он, подходя ближе к креслу. – Я вовсе не хотел вас пугать. Мне не спалось, а здесь – такая красивая луна… – он взмахнул рукой в направлении окна, словно ночное светило должно было каким-то образом оправдать его внезапное появление.

Однако молодой человек не реагировал, глядя по-прежнему и дыша часто, будто загнанный зверь. Наконец, он моргнул – и словно оттаял, закрыл книгу, вскочил и, пробормотав: «Извините», рванул мимо герцога к выходу. Вальфа обдало запахом его тела – прогретая солнцем и летним ветром кожа, нотка свежескошенной травы, неожиданно приятный запах пота… Ноздри дрогнули, стараясь уловить чуть больше. Одежда юноши была простая, как обычно бывает у дворовых рабов: свободная тёмная рубаха, такие же штаны, а обуви совсем нет, хотя ноги с виду чистые. Наверное, он разулся уже в помещении – чтобы не шуметь.

– Подождите… – Вальф сделал пару шагов за незнакомцем. – Не стоит уходить. Я вам не помешаю.

Видя, что юноша замер, он добавил ему в спину: «Останьтесь? Пожалуйста». Молодой человек обернулся – в глазах сверкнул отблеск свечи – и, помедлив пару секунд, негромко сказал:

– Мне нельзя здесь быть.

– В библиотеке? Почему? – про себя Рандвальф решил, что маркграф точно держит здесь тайник с золотом и трупами.

Юноша покачал головой. Непослушная прядь вновь упала на глаза, и он привычным движением заправил её за ухо.

– Господин так сказал. Но вы не бойтесь, – добавил он торопливо, – это только мне запрещено. Потому что я люблю читать. Тем более, вы ведь не из наших, да? Вы приехали с герцогом?

Замявшись на мгновение, Рандвальф кивнул.

– Говорят, ваш господин милостивый. Если так, то он, наверное, вас не накажет? – юноша внимательно всматривался в лицо Вальфа.

– Думаю, нет.

Молодой человек кивнул, словно ждал такого ответа.

Вальф продолжил:

– В любом случае, о вас я тоже не скажу. Никто ничего не узнает. Останьтесь?

Юноша несколько мгновений смотрел на него в раздумье, затем перевёл взгляд на покинутое недавно кресло, после чего взглянул на книгу, которую всё ещё держал в руках.

– Это же сборник Аэноры Аквитанской! – герцог распахнул глаза от восторга. – У неё чудеснейшие канцоны! Вам нравится? Вы уже прочли?..

Молодой человек неуверенно кивнул.

– Пойдёмте, пойдёмте! Садитесь! – радостный Вальф указал на кресло. – А я займу соседнее. Так редко можно встретить человека, интересующегося поэзией… Расскажите, что вам понравилось больше всего?

Рандвальф опустился в кресло слева от столика со свечой, с нетерпением следя, как юноша вернулся на своё место.

– Вообще говоря, мне больше понравились стихи Алегрета… Я перед этим их читал.

– Тёмный стиль? – герцог искренне удивился. – Не видел ни одного человека, увлекающегося подобным. Всем больше по нраву лёгкие жанры – альбы, например… Вот, помните у Аэноры: «Под пенье птиц сойдем на этот луг. Целуй меня покрепче, милый друг…» и тому подобное. Мне казалось, любовь – более подходящая тема для молодого человека, разве нет?

– Да, конечно, – юноша словно бы смутился.

Герцог, мысли которого от любовной поэзии вдруг метнулись к теме собственно любви, провёл взглядом по его телу. Худощавый – больше в этих условиях не разглядеть. Кисти рук крупные и, судя по всему, сильные. Неожиданно перед внутренним взором Вальфа мелькнул образ – эти крепкие пальцы ложатся на его член – и тело облило жаром. Пожалуй, о любовном истощении говорить преждевременно, значит, Джефу просто не повезло.

Облизнув губы, герцог задумчиво повёл взгляд выше – к лицу и непокорной пряди, из-за которой на него испытующе смотрели знакомо-раскосые глаза. Вальфа словно обожгло озарением. Глаза. Да и губы похожи. Сыном он, ясно, быть не может – не настолько он младше маркграфа. Значит, брат – незаконнорожденный, поскольку официально Джеффри – единственный отпрыск рода.

Юноша продолжал смотреть на него с настороженностью, так что Вальф улыбнулся и встал.

– Прошу прощения, я задумался. Полагаю, мне тоже стоит взять книгу. Я ведь за этим сюда пришёл…

Он рассеянно оглядел полки и выхватил томик наугад – это оказалась «Кривая любовь». Судя по всему, составитель этой библиотеки был настоящим поклонником поэзии. Вернувшись в кресло, Рандвальф открыл книгу и наклонился ближе к пламени – впрочем, света всё равно было слишком мало. Юноша, следивший за его действиями, тоже вернулся к чтению.

В сумрачном помещении сгустилась тишина. Шорох страниц. Потрескивание свечи. Едва уловимый звук дыхания. Впрочем, этого звука как раз вовсе не было слышно – просто Рандвальф искоса наблюдал за молодым человеком и видел, как легко поднимается его грудь. Чем-то его привлекало это едва уловимое движение… К тому же ему не давали покоя длинные крепкие пальцы – то ныряющие в волосы, то переворачивающие страницу книги…

Молодой человек поднял глаза, и Вальф, спохватившись, нахмурился в свой томик.

– Можно вас спросить? – после тишины шёпот показался оглушительным.

– Конечно, – герцог легко улыбнулся.

– Говорят, ваш господин освобождает рабов? И даже даёт им деньги?

Рандвальф задумался. Болтовня кухонной черни – это одно, но самолично подтвердить «вольнодумные» взгляды… Впрочем, рабы не имеют права свидетельствовать в суде…

Но всё же он выразился осторожно:

– Полагаю, рабам герцога повезло больше, чем многим другим.

– И ещё говорят, – юноша даже наклонился, снова вглядываясь в его лицо, – будто во владениях Сорсет не держат ни кнутов, ни плетей?

И Рандвальф, глядя в эти ждущие ответа глаза, глубоко вдохнул и сказал:

– Одна плеть есть, на всякий случай. Но её уже несколько лет не использовали.

В конце концов, даже если этот разговор станет достоянием гласности, он готов хоть перед самим королём отстаивать свою позицию касательно кнута и прочих, на его взгляд, варварских методов, ничуть не способствующих улучшению нравов.

Молодой человек продолжал испытующе смотреть в его лицо, и герцог смутился.

– Здесь… тяжело с этим?

Юноша сразу опустил глаза и выдохнул, ссутулившись.

– Бывает по-разному. Просто… Хочется верить, что где-то есть другой мир. Другие страны. Такие, как пишут в книгах. Может, это правда. Или нет, я не знаю, – молодой человек невесело улыбнулся. – Вы бывали в других странах?

– Да, конечно… – Рандвальф спохватился. – В нескольких.

– А где вам понравилось больше всего? – в ответ на потрескивание свечи юноша мельком взглянул в её сторону, и в его распахнутых от любопытства глазах мелькнуло отражение пламени.

Герцог задумался.

– Пожалуй, в Италии.

– Там действительно настолько тёплое море, что можно купаться даже зимой?