– Да, так я добьюсь более высокого сана, – отвечает он спокойно, даже глазом не моргнув.
А у меня уже дергается глаз, но я не покажу этому бесчувственному святоше, что расстроилась. Я грубо говорю:
– А знаешь, я тоже раньше верила в Бога! Но потом разочаровалась!
После этих слов он берет меня за руки и, смотря красивыми глазами, тараторит:
– Не говори так никогда! Елена, слышишь! Это грех! Как ты можешь! – он закрывает глаза и снижает голос. – Я знаю, сколько всего ты пережила, но Он не посылает нам непосильных испытаний! Благодари Его, ведь ты любимое дитя Божье, я уверен в этом!
– А ты? – дерзко говорю я. – А ты голодающий ребенок без матери, разлученный с семьей, скиталец без развлечений в жизни… – я остановилась: кажется, наговорила лишнего. Может, если бы я сейчас заплакала, ситуация бы смягчилась, но удивительным образом, как назло, не могу выдавить ни одной слезинки.
А он убирает руки от меня, садится, скрестив ноги и руки, и отвечает:
– А что, сестра, ты считаешь развлечением? Алкоголь, наркотики, сигареты, сомнительных друзей и танцы до утра?
Я заметила, что он опять назвал меня «сестра», но сейчас не время уходить. Поругаемся уже до конца. Пусть моя любовь к нему превратится в ненависть. Он продолжает философствовать:
– Это ошибочное утверждение, так ты только удаляешься от вечной жизни, – и внезапно он берет меня за руки и начинает шептать: – Покайся! Приди завтра на службу, помолись, исповедуйся. Я благословлю тебя на верный путь, прямо сейчас, слышишь! Елена! Никто не желает тебе добра так, как я и ОТЕЦ НАШ НЕБЕСНЫЙ!
– Ха, – отвечаю я, вспомнив все обиды. – Я никогда не прощу Ему всего, что он сделал, если Он вообще есть, я не верю в него. Ведь если бы он был, Он пришел бы на помощь, когда отчим избивал меня, когда я замерзала в подвале и голодала и когда инспектор по делам несовершеннолетних… – я остановилась. Ему не следует знать, что были мужчины, развращавшие меня с 12 лет, да и я хочу забыть… Зато мои родные горькие слезы тут как тут. Саша смотрит на меня глазами, которые, мне кажется, тоже готовы были полить распалившиеся от эмоций или, быть может, от мороза красные щечки. У этого человека все эмоции напоказ.
– Сколько раз я молила, чтобы кошмары моей жизни прекратились! А они с каждым годом все страшнее! Хватит! Я не хочу больше слушать твой бред про Бога, и если Он есть, то я Ему служить не буду!
С этими словами я вырываю руки из его почти объятий и ухожу. А Саша даже не пытается остановить. Я даже не буду оборачиваться на него! Теперь я его ненавижу!
Но спустя пару минут снова люблю.
Глава 12
Я просто очень хотела что-то сделать, куда-то деть себя, курение одной за одной не помогло, и я пришла в родную «Клеопатру» с твердым намерением завершить историю со спором. Администраторша что-то прошипела, что у меня выходной, но, когда я взяла в руки машинку для стрижки, она стала смотреть молча с любопытством. Клиентов не было, была только Катенька, которая точила ногти, и эта рыжая стерва. Я села в клиентское кресло и занесла предмет моей детской печали над головой, рука дрогнула, я опустила его. Но спустя мгновение, сжав зубы, запустила его четко против направления роста волос. Катенька опустила телефон и сказала «перезвоню», администраторша приложила руку к открытому от ужаса рту, а мои светлые роскошные волосы падали на пол, как листья с деревьев. И злорадная улыбка отражалась на моем лице в зеркалах родной парикмахерской.
– Ты что творишь! – стала кричать администраторша. – С ума совсем сошла?
Мне даже кажется, эта рыжуха испугалась моего взгляда на мгновение.
Катенька просто молча следит: видимо, до сих пор пребывает в шоке.
– А что? – говорю я сумасшедшим голосом с усмешкой. – Решила имидж сменить! А волосы продам, вам продам, своему салону. Только предупредите покупательниц, что они несчастливые! – говорю я уже в расстроенных чувствах. А потом молча встаю и выхожу на улицу. Но вспоминаю, что забыла попрощаться. Открываю дверь, а они уже обе на телефонах: «представляешь», «представляешь!» – слышу я. Увидев меня, вздрагивают поочередно с разницей в секунду.
– Пока, девочки, – говорю я. – Хорошего вечера!
Администраторша кивнула, оставаясь в шоке, а Катенька хлопала глазами.
И вот я иду мимо толпы людей по огромному городу – лысая. Некоторые оборачиваются, кому-то наплевать. А кто-то улыбается, и я им в ответ. Очень непривычное состояние быть безволосой, и немного холодновато. А на куртке даже нет капюшона. Ноги принесли меня к церкви. Здесь висят платки, именно на них у меня и пал взгляд. Внутрь не пойду, а вот платок одолжу. Это, наверное, для бедных, а я как раз духовно бедна. Я выбрала себе платок черного цвета, с большими цветами, он немного похож на тот, какой я носила в приюте. Теперь моей голове комфортней, а вот на душе ощущения не самые приятные.
Я пришла домой. Отчим с матерью опять празднуют, наверное, какой-нибудь День электрика или День дружбы. Они услышали, что я пришла. Отчим выбегает на встречу со словами:
– Моя родненькая, моя хорошая, моя кормилица пришла!
Я, понимая, что в продолжение будет прошение милостыни, или платы за аренду квартиры, или выбивание моих кровных, это по-разному можно назвать, а суть одна, я молча стягиваю платок. Отчим стоит, ничего не понимая. Кажется, даже протрезвел от шока, мне знаком этот взгляд.
– Привет, батя, – отвечаю я, нарушив гробовое молчание.
– Мать, – хриплым голосом говорит он. – Дочь наша того…
– Каво? Таво? – слышу я мамин пьяный голос.
– Свихнулась она! – сказал он и, махнув на меня рукой, пошел к маме, опрокинув полный стакан водки. А мать даже не вышла, не взглянула.
Я молча отправилась в свою комнату, подперла дверь стулом и села на подоконник слушать музыку в плеере. Хорошие песни занимают значительное место в моей жизни. Я радуюсь, танцуя под зажигательную музыку, и плачу, слушая мелодичный психолиричный рэп. Сейчас именно последнее. Включаю плеер, ставлю режим включения случайных песен, и первая выпадает песня группы «Триада» «Елена». Нет, она совершенно не про меня, а про девушку Нину с несчастной судьбой, которая ушла в монастырь и стала «сестрой Еленой», но именно это и берет за душу, мое имя и монастырь, а может, это знак. Бросить все и уйти в монастырь замаливать грехи за прошлые жизни. А ведь церковь не верит в прошлые жизни, о чем я говорю. Но зато Саша похвалил бы меня за такой поступок. А может, в этом всем нет никакого смысла, и мне надо просто найти повод, а на самом деле поплакать о своих волосах, которые отращивала 12 лет. Но тут включается «Покаянная» все той же группы, и я пялюсь в одну точку, видя в этом самый прямой смысл. Завтра пойду в храм!
А сегодня надо решить вопрос со спором, раз уж я выполнила уговор. Пусть все знают, что я человек слова. Я уже спокойна, как удав. Эмоций, кажется, нет вообще. Я надеваю платок и иду в кафе к Кристи. Она, увидев меня, тут же отпрашивается у начальницы, и мы пьем кофе, курим и беседуем.
– Что за старомодный платок? – спрашивает она первым делом.
– Он прячет мою плешивость, – спокойным голосом отвечаю я. И медленно стягиваю его с головы.
Тут раздается ее пронзительный хохот. Такого я не ожидала от лучшей подруги. Это абсолютно непредвидимая и самая обидная реакция из всех, которые могли быть. Она не чувствует моей боли, и эта ситуация ее смешит. И тут, не выдержав, говорю ей:
– Мне очень жаль, Кристина, что я потратила на нашу бессмысленную дружбу так много лет. Желаю вам всего хорошего в жизни! – и после этих слов встаю и поворачиваюсь к ней спиной, надевая куртку.
– Лена, ты чего? – продолжает она с хохотом. – Но это правда смешно, ты рассказывала, как в приюте была лысая, а я и не представляла.
Я разворачиваюсь и со всей грубостью и дерзостью отвечаю:
– Прощай!
– Ты че, больная? Шуток не понимаешь? Психичка неуравновешенная! – слышу я в спишу, уходя, но уже не оборачиваюсь.
Я вспомнила эту девушку, с которой спорила, я не знаю ее имени, но она всегда зависает в этом клубе, у нее богатые родители, и друзья часто отдыхают за ее счет.
На мое счастье она на месте, все за тем же столиком. Я не знаю людей, которые рядом с ней, значит, сильно не покраснею. Я просто подхожу к столу, говорю ей «привет» и снимаю платок. Компания молча смотрит на меня, и один из них спрашивает:
– Когда откинулась?
Девушка и я смотрим друг на друга, улыбаясь, и она отвечает:
– ОК!
Я выхожу уже в хорошем настроении, они обсуждают меня однозначно, но мне плевать. Да, ради этого «ОК» я сбрила все, что много лет растила. Ради этого поссорилась с подругой, а может, конечно, и увидела ее истинное лицо. Так что все к лучшему. Сухие кончики полезно убирать, а волосы тем более, вырастут толстые, пышные, здоровые.
Я прихожу домой, все спят, время 2 часа ночи, я тоже тихонько укладываюсь, ставя будильник на 7 утра.
Встаю по будильнику. Иду в церковь. Сама в это не верю. Я пришла одна из первых. Зашел батюшка и всех благословил. А Саши все нет. Уже 8 утра, началась служба. Может, они работают посменно. Я подхожу к женщине, которая продает свечи, и спрашиваю:
– Вы не подскажете где Саша, батюшка… – интересно, так ли его здесь зовут.
– Отец Александр? – поправляет она, я утвердительно киваю. – Ой, он вчера уехал, ему внезапно стало плохо, заболел. Хороший батюшка, умный, добрый, молодой, правда, еще. В гости к нам приезжал. Пожить здесь год хотел, а тут плохо со здоровьем стало, и домой поехал.
– Домой? – спрашиваю я взволнованно. – А где он живет?
– Так на Соловецких островах и живет, дом ему там выделили, – отвечает она.
– А вы скажете мне его адрес? – вдруг, сама не ожидая от себя такой наглости, спрашиваю я.
– Ой, не знаю, а вдруг он не позволит, – начинает оправдываться добрая бабуля.
– Да, спасибо, – говорю я и уже собираюсь уходить, как вспоминаю про платок. Чувствую себя воровкой. Снимаю платок при ней и вешаю к остальным, хоть и брала я его с улицы.
– Стойте! – вдруг ловит эта бабуля меня у входа. – Вы, наверное, из тех больных раком, которых отец Александр благословлял в больнице в прошлое воскресенье! Что же вы сразу не сказали, моя хорошая, конечно, он рад будет переписке с вами. Могу и номер телефона его дать.
– Спасибо, телефон не нужно, адреса достаточно, – отвечаю я, целенаправленно не говоря, что она находится в заблуждении. Пусть и на грех я иду, и прямо в церкви, но главное, что я раздобуду этот адрес.
Глава 13
Прошло 2 месяца. С Кристи я не общаюсь, она звонила, а я не брала трубку. Теперь и не звонит, и не приходит. Волосы немного отросли, торчат, как у ежика. Я все еще ношу платки. В парикмахерской девочки остерегаются меня, называют поехавшей. Мама как-то спокойно отреагировала на мой новый образ, только нервно улыбнулась.
У Ашшур была два раза за это время. В первый прием посетила 19-й век, вернее, это 20-й. Я узнала имя своей богатой девушки – Инесса. Она снова влюблена. Она, вернее я, опять не знаю, как будет правильней, стояла на собрании большевиков. Так я поняла, что это начало 20-го века.
Я стояла и смотрела на мужчину, гладко выбритого, с немного узкими глазами и темными волосами, он был одет в простую рабочую одежду, а выступал яро и пылко, как лидер. Я без ума от него. Ловила каждое слово и согласна со всем и на все. Даже сейчас вспоминаю его, я в своем нынешнем теле и тону в теплоте и нежности. Рядом со мной стояла женщина, которая и назвала меня по имени:
– Инессочка, вы говорили он симпатичный, а по мне – он некрасив.
Я, вернее Инесса, от этих слов хотела разбить ей лицо. Вот именно такая мысль появилась тогда в моей голове. Как она посмела так сказать! Слепая курица, не видит его красоты. Он самый лучший на свете! Я стояла как привороженная, как зомбированная и смотрела только на него. С этого дня никого для меня больше не существовало!
Потом мы с Ашшур закрыли дверь. И я решила войти в дверь, которую считала средневековьем. Я увидела Вавилонскую башню, огромный древний город, развитый в экономическом и культурном смысле. Я поняла, что это эпоха Вавилона или Аккада.
Вот как раз здесь мои страхи по поводу средневековья подтвердились, меня судили за колдовство по законам Хаммурапи. Я ждала своего приговора в темнице под землей без окон, наступая в этой комнатушке на тараканов и крыс. Суд приговорил меня к смерти. Меня привяжут к камню и утопят. Мне страшно! Очень! Я не хочу умирать.
Я хорошо помню суд, он мне даже приснился после сеанса. Мужчина на суде – видимо, благородный – сочувствующе смотрел на меня. Между нами есть что-то, я чувствовала еще на суде. Он был темнокожий, примерно как индус, борода и волосы вьющиеся. Хотя волосы не похожи на натуральные. Внешне он был не очень хорош собой, но что-то притягивало меня к нему. Его одежда больше походила на платье, чем на мужской прикид.
Но самое интересное, что я встретила на суде, так это статуэтка. Меня судили в частном доме: похоже, раньше особых зданий на это не было. У хозяина дома на полке находилось множество различных реликвий, но одна больше всего привлекла мое внимание, это статуэтка богини Эмма, которая принадлежала Ло.
А вечером мужчина с суда пришел ко мне в камеру. Говорил на иностранном языке, там было много согласных. Я все понимала и отвечала. Он говорил, что жена – дочь влиятельного человека, и она наказала избавиться от меня, и что он все равно будет любить меня вечно. Он обещал помочь с побегом, целовал мои руки, каждый пальчик на руке. А я верила ему, но вдыхала очень глубоко, потому что чувствовала, что могу не успеть надышаться на этом свете.
Потом я вышла и закрыла дверь. Не было сил смотреть на это больше.
Глава 14
Я попросила отпуск на работе, планирую съездить к Саше. А вдруг у него и правда проблемы со здоровьем. В любом случае – я тому причина! Поеду! Или лучше напишу. Опять проявляется эта неопределенность в моем характере. Вот прямо сейчас все решу! Чувствую, что надо написать. Ведь бабуля в церкви так посоветовала: пишите – и он будет рад, говорила она. А может, просто позвонить? Нет, этот вариант меня совсем не радует. С этими мыслями я хватаю блокнот на пружинках, вырываю лист для письма, потом скомкиваю и выбрасываю. Снова вырываю и пишу уже в блокноте:
«Дорогой Саша», зачеркиваю, «мой брат»! Тоже заштриховываю. Ладно, будет черновик, перепишу, думаю я. И так путем постоянных вычеркиваний и сомнений вышло вот это, перечитываю:
«Здравствуй, Саша! Хотела приехать к тебе или позвонить, но в итоге решила написать. Я думаю, тебе интересно будет знать, что я бросила курить, было трудно, но я справилась.
И я хожу в храм. Сначала просто приходила, даже без обхода икон, а теперь знаю каждую и почитаю все православные праздники. Я исповедалась уже 2 раза. В первый раз ощущала себя как-то не в своей тарелке, даже усмехнулась в душе. А вот на второй исповеди я излила всю душу священнику, и стало так спокойно, я очистилась. Мне нужно было выговориться в тот момент, и, когда батюшка сказал, что все мои грехи прощены, из глаз полился град слез. Я верую! Я истинно верую! И именно поэтому пишу тебе… Я верую и верю, что ты поймешь то важное, что я хочу сейчас сказать. Я хочу и тебе теперь покаяться…
Я люблю тебя! Люблю с самого первого дня, как слышала твой голос из-за решеток и не видела лица. А потом, как увидела лицо, полюбила еще больше. Твои глаза запали в мою душу на всю жизнь, когда я смотрю в них, растворяюсь в сладких мечтах о нас. Стыдно сказать, но даже в церкви, когда я слышу мелодию, ну ту, ты знаешь, под которую надо произносить «Господи, помилуй», под эту мелодию я представляю наше венчание, и даже иногда от таких мыслей у меня по щекам стекают слезы счастья. Эти фантазии так реальны, будто это происходит на самом деле. Ты не представляешь, как я мечтала о встрече с тобой после приюта. А теперь, когда встретила, ты ударил меня своими несколькими словами об обете безбрачия сильнее, чем отчим бил меня все годы кулаками. В сто раз сильнее этого! Не вздумай сейчас, когда привил мне веру, снова исчезнуть! Слышишь! Не вздумай! Я столько раз представляла нас вместе. У меня есть маленькая, но глупая мечта станцевать с тобой. Это еще с приюта, ты никогда не ходил на дискотеку, а я высматривала, ждала тебя, ни с кем не соглашалась танцевать. Было обидно. Знай, что я люблю тебя так сильно, как только возможно на этой земле! И если нам не судьба быть вместе, то я тоже сейчас перед тобой и перед Богом даю обет безбрачия!
Пока! Надеюсь, до встречи! Крепко целую! (Совсем не по-сестрински!)
P. S.:
Еще, раз уж ты священник, то прости и другой мой грех. Твой адрес дала мне бабуля, продающая в церкви свечи, решив, что я больна раком. Я промолчала, тем самым ввела ее в заблуждение. Знаю, грех. Виновата, каюсь».
Закончив это письмо, я долго думала надухарить или поцеловать его. Все это глупо, пошло, да и я теперь вроде как верующий человек. Но в таком случае глупо вообще его писать и отправлять почтой, кто сейчас, в век цифровых технологий, этим занимается, только глупышки, чеканашки и такие поехавшие, как я! «Пожалуй, брызну пару капель духов», – улыбнувшись подумала я.
Прошел месяц. А он не ответил и не позвонил! Чувствую себя униженной и раздавленной. А вдруг с ним что-то произошло? Да кому я вру, сама себе?! Я бы узнала в храме. Я должна ему позвонить и все узнать сейчас, иначе я сломаю этот дом. Набираю его номер. И он почти сразу отвечает:
– Здравствуй, Елена!
– Пришло мое письмо? – с ходу спрашиваю я.
– Да, – начинает он.
Я слышу в его голосе неуверенность и так же нагло спрашиваю:
– Ответил?
Он начинает оправдываться:
– Нет…
И на этом я бросаю трубку. Я сделала выводы.
Глава 15
Прихожу к Ашшур. Вся вымотанная, грустная. А она даже не спрашивает, что случилось. Резко говорит:
– Садись, начнем.
Когда она стала такой грубой? Или всегда была, а я не замечала. Берет в руки карандаш и ту же тетрадь. И я снова отправляюсь в путешествие.
Не хочу открывать новых дверей, чувствую, что что-то упустила. Мне очень хочется открыть дверь Инессы, я резким движением делаю это. И я в постели с тем мужчиной с собрания. Он выглядит теперь мне более чем знакомо, лысина, борода, узкие глаза, и я сопоставляю все факты: он, 20-й век, Инесса… И я в ужасе понимаю, что я за Инесса! Он осыпает меня тысячей поцелуев, а я трепещу от любви. Нет, я не просто люблю его как мужчину, я люблю его как человека, лидера, вождя. Буду предана ему до смерти!
Мы ведем диалог о журнале. Я показываю ему статуэтку, которую раскопали археологи, и я сама не верю своим глазам, но это та же статуэтка богини Эмма. Она просто преследует меня! И что бы это значило?!
Мы рассматриваем ее и обсуждаем, для чего она. Владимир высказывает предположение, что талисман или детская игрушка, и вообще говорит, что это неважно. А я, сама не понимаю почему, но говорю, что, возможно, это богиня.
Хочу уйти. Ашшур не отвечает. Я делаю обратный отчет и снова оказываюсь в коридоре дверей.
Теперь меня интересует каменная дверь, что же там я упустила. Вхожу. Я вновь в обмороке, Цыз бросает на меня цветы, а стою рядом с телом и все вижу. Как же он страдает. Плачет, кричит, как зверь, и даже скулит! Переворачивает мое тело в разные стороны. Мне так больно смотреть на его скорбь. Ло умерла. Он берет статуэтку богини и падает перед ней, показывая на меня и прося о помощи. Просит, чтобы я ожила…
Я сама оказалась в коридоре, не понимаю, что происходит, все двери открыты. Я вхожу в Вавилон. И снова вижу себя со стороны, мое бледное, худое тело засасывает глубина все дальше в воду. Я не шевелюсь, глаза открыты. Вижу, как оно падает прямо напротив меня, вниз головой, следом за камнем. Я была рыжеволосой красавицей с зелеными глазами, они теперь пусты и мертвы, а когда-то любили и горели, наполненные жизнью. Сквозь воду наверху слышу знакомый голос в лодке, из которой меня выкинули. Я теперь дух, значит могу посмотреть. Ах, моя любовь – мой палач! Он плачет, роняя огромные слезы, это мой возлюбленный, который был на суде и в камере. Тот, который обещал спасти меня. Их всего двое в лодке. Если бы хотел, защитил бы меня и помог бы бежать, но он выбрал комфорт и спокойствие жизни вместо любви.
Предал ее, как меня предал Саша, ради своих интересов.
Меня перенесло в коридор, а потом перекинуло в 20-й век. И опять я вижу себя со стороны. Я в гробу, за ним идет Владимир. Он полон скорби и печали. Я иду рядом с ним. А он не видит духа, а только гроб с моим телом. Как же хочется вытереть ему лицо от слез, зацеловать и утешить, но я не могу, теперь я только прозрачная масса.
Он облокотился на свою жену, она практически тащит его на себе. Она очень сильная, мощная женщина, но некрасивая и не такая любимая, как я.
Мне хочется сказать, чтобы он не печалился. Мы ведь скоро встретимся снова…
И я опять в коридоре. Не могу выйти отсюда. Двери все нараспашку, я закрываю, а они открываются снова и снова, не могу войти в них и выйти отсюда. Не помогает и обратный отсчет. «Ашшур, где ты?» – пытаюсь кричать я.
Мои молитвы и крики о помощи были услышаны спустя долгое время. Я будто заморозилась в коридоре на несколько часов. А когда я пришла в себя, увидела Ашшур, которая странно смотрит. Я спрашиваю, что произошло с дверями и почему она долго возвращала меня, а она вдруг начинает резко начинает смеяться, садится на колени передо мной и говорит:
– Крыша-то у тебя поехала!