Пятая комната

Голос Марка разом рассёк занавес размышлений, за которым неожиданно даже для самого себя скрылся Кир.

– Конечно, расскажу, – наскоро ответил Кир, – просто до сих пор недоумеваю, как ты мог не слышать эту избитую байку.

На самом деле Кир продолжал недоумевать над здешней пустотой и над тем, как он умудрился не заметить их с Марком совместного шествия по вокзалу. Они уже шли вдоль стальных простеньких кресел, выкрашенных серой краской и соединённых между собой в ряды по двенадцать штук. Обычно подобная вокзальная меблировка являлась неотъемлемым атрибутом зала ожидания, но здесь отдельной комнаты под него выделено не было. Впрочем, учитывая масштабы основного помещения, всякая необходимость в дополнительных залах здесь отпадала.

– Пожалуй, нам стоит присесть, – беззаботно произнёс Кир, невольно поведя рукой налево, в сторону рядов серых кресел. – Билеты у нас не куплены, следовательно, торопиться нам абсолютно некуда.

– Может, сначала хоть расписание маршрутов узнаем? – предложил Марк, уставившись на вереницу пластмассовых будок кассиров и справочных, громоздившихся одна за одной вдоль стены напротив.

– Какое тебе расписание, если ты даже про Привереду не знаешь? – иронично поддел Марка Кир, возбуждая в том уже значительно подугасший интерес к неведомой доселе истории. – Йенсу вон ни какие маршруты погоды не сделали, а изучал он их очень долго.

Так, забросив удочку в реку любопытства своего знакомого, Кир лениво развалился в одном из кресел в крайнем ряду. В свою очередь вся металлическая конструкция отозвалась на посягательство очередного беспардонно усевшегося нахала жалобным протяжным скрипом. Марк обернулся на печальный зов кресел и увидел, как во весь рот зевавший Кир, хлопает по одному из сидений, приглашая его занять место рядом.

С сожалением взглянув, точно прощаясь, на ближайшую кассу, Марк сокрушённо помотал головой и направился к ожидавшему его нерадивому попутчику. Вокзал снова наполнился стуком каблуков о большие, похожие на мраморные, плиты, выстилавшие пол по всему вокзалу.

Прежде, всецело погружённый в свои размышления, Кир не замечал этих резких звуков, издаваемых при ходьбе Марком, но теперь недовольно скривился:

– Они ковры бы что ль постелили! – наиграно возмущался Кир, – с такой акустикой здесь надо вечера органной музыки устраивать, а не пассажиров размещать. Не нравится мне это место.

– Ты про вокзал? – растерянно спросил Марк: внезапная перемена в поведении его попутчика была для него крайне удивительна.

– Нет, я вообще-то про кресло, – ответил Кир, шумно поднимаясь с выбранного места. – Шелохнуться даже нельзя – скрипит будто того гляди развалится.

Кир прошёл вдоль всего ряда и выбрал самое крайнее сиденье у стены, к его разочарованию оказавшееся не менее скрипучим, чем предыдущее.

– Зато полы у них мраморные и стены – хоть картинную галерею открывай! – Кир звонко ударил себя ладонью по лбу и обречённо замотал головой. – И с поездами, небось, также: все старания пустили на линолеум и багажные полки, а сидеть всю дорогу будем на табуретках.

– Ну, во-первых, – примирительно начал Марк, тихонько усаживаясь рядом, – очень сомневаюсь, что эти здоровенные плиты на полу мраморные: непомерно дорого бы вышло, просто дизайн такой. Со стенами – согласен, затраты не рациональные, но признай, вышло потрясающе. – Кир недоумевающе вздёрнул брови и отрицательно закивал головой, нарочно поскрипывая в такт креслом. – А про поезда ты и сам знаешь: они вполне комфортные, не в первый же раз путешествуешь, или я ошибаюсь?

– Да, не в первый, конечно же, третий маршрут предстоит, как и тебе, наверное.

Кир понемногу проникался симпатией к своему неожиданному попутчику и наконец-таки решил поделиться с ним кое-какими серьёзными соображениями и переживаниями:

– Просто, понимаешь, предыдущие два вокзала я помню очень хорошо, и они чётко соответствовали своему назначению: там беспрестанно сновало неисчислимое количество пассажиров, поезда прибывали и отбывали чуть ли ни каждую минуту – во всём ощущался неизгладимый дух движения. Казалось, весь царивший там, на первый взгляд, беспорядок был олицетворением самой жизни. А теперь посмотри вокруг.

Кроме нас и того странного господина с чемоданами, что до сих пор стоит у центральной кассы и никак не может взять себе билет, больше ни одного пассажира на весь вокзал. Кругом только стены, украшенные мертвыми картинами давно умерших авторов, под ногами мертвенно белые мраморные плиты, будто заготовки для будущих надгробий, и нигде, кроме недосягаемо высокого потолка я не вижу здесь жизни.

Меня не покидает чувство, что мы не там, где должны были оказаться. Может, всё пошло не по плану, и мы уже на Конечной?

Кир затих и устало повесил голову, уставившись на свои пыльные поношенные кроссовки.

– Как на Конечной?! – возмутился ошарашенный рассуждениями приятеля Марк, – Быть такого не может. У нас прибытие было на станцию «Узловая-3», верно?

– Верно, – отрешённо ответил Кир.

– А если ты сел на поезд, то до заданного пункта прибытия ты доедешь во чтобы то ни стало. Ты можешь бегать по всему составу, докучать проводникам, высовываться из окон, наплевать на все свои обязанности – поезду это безразлично: ты взял билет, и до пункта назначения тебя довезут, невзирая ни на что. Да, ты подвергнешься штрафным санкциям, изрядно подпортишь своё портфолио, но маршрута это не изменит. Ты уже сделал свой выбор и попросту не можешь не доехать до конца.

– Как важно сделать правильный выбор, – еле слышно, произнёс Кир, заглушая собственный шёпот хлопками ладони по запылёнными штанинам своих джинсов. И, оставив тщетные попытки отряхнуться, уже громче добавил: – А что если твой выбор не имеет решающего значения в том, где ты в конечном счете окажешься?

– Это ещё как? – нахмурил брови Марк. – Я что-то совсем перестал тебя понимать?

– Ну, вот выбрал ты, к примеру, маршрут «Узловая – Инженерная-3» c остановками: Университет, Завод, Инженерное бюро, Инженерная-3. И вот, благополучно миновав университет и преодолев больше половины расстояния от Завода до Инженерного бюро, ты, преисполненный надежд и сил, ожидаешь следующей невероятно значимой для тебя остановки. Но, увы, поезд неожиданно сходит с рельсов. И – о, ужас! – ты вместо выбранной тобой и указанной в билете Инженерной-3 оказываешься непонятно где между двумя станциями. И что здесь решает твой выбор?

Марк беззлобно усмехнулся наивным доводам своего собеседника:

– Мой выбор решает всё, Кир, потому что поезда не сходят с рельсов, такое осталось только в ветхих преданиях. Система работает безукоризненно. К примеру, если ты замешкался и случайно задержался или намеренно остался на одной из промежуточных остановок, а твой поезд поехал дальше – не беда. Ты идёшь в кассу, восстанавливаешь билет и продолжаешь свой путь на ближайшем аналогичном поезде. Новый билет на другой маршрут тебе никто не даст – свой выбор ты уже сделал и выбранный путь должен завершить до конца. А вот перевыпустить старый – всегда пожалуйста.

– Марк, поезд сходит с рельс – кругом одни разрушения и несчётные потери. Твой билет тебе ничем не поможет, – Кир уверенно чеканил слово за словом точно пророк, непоколебимый в своих убеждениях.

– Ну… – протянул Марк, на ходу подыскивая контраргументы, – даже если допустить такую катастрофу, нас бы в скором времени эвакуировали и разместили в ближайших поездах с подходящим маршрутом. И мы бы спокойно продолжили свой путь – вот и всё.

Марк торжествующе развёл руки, ожидая капитуляции собеседника. Но тот лишь поднял свои усталые глаза и тихо процедил сквозь зубы:

– Если будет, кого эвакуировать.

От этих слов Марк совсем опешил, и между собеседниками повисла неловкая тишина. На помощь пришёл женский голос, неожиданно раздавшийся из динамиков:

«Уважаемые пассажиры! Железнодорожная компания «Линия жизни» приглашает всех желающих посетить наши комнаты отдыха, оборудованные душем, туалетом и телевизором. Возможна почасовая оплата. За дополнительной информацией просьба обращаться в справочное бюро вокзала. Спасибо за внимание».

– Да, самое время отдохнуть, – улыбаясь, сказал Кир, расстегивая свою ветровку, раскрашенную черно-бардовыми камуфляжными разводами. – Кстати, увлёкшись нашей полемикой, я чуть не забыл о своём обещании.

– Каком ещё обещании? – встрепенулся Марк; он был рад, что Кир возобновил так неловко сошедший на нет диалог, но в то же время переживал, как бы всё общение вновь не рухнуло под натиском необычных и во многом пугающих идей его странного собеседника.

После прерванного диалога Кир заметно повеселел, было очевидно, что, разделив свои переживания с Марком, он слегка оправился от обуревавших его сомнений. Но высказаться до конца ему так и не удалось, весомая часть крамольных мыслей всё ещё стремилась на свободу и продолжала требовать к себе внимания, тем самым отбрасывая тень на мнимое облегчение. Поэтому, дабы не упускать единственного приемлемого собеседника на этом безлюдном вокзале, Кир стал заходить на второй круг столь важной для него беседы.

Он скинул с плеч куртку и, повращав плечами, точно разминаясь перед боем, с улыбкой сказал:

– Я, конечно, невесть какой рассказчик, и моё повествование может показаться отчасти сумбурным, но, раз уж обещал, постараюсь изложить тебе историю о Йенсе Привереде предельно понятно.

Проговорив это скороговоркой, будто стесняясь вынужденного вступления, Кир более размеренно добавил:

– Йенс тоже верил в безграничную силу выбора и к принятию решения подходил крайне серьёзно, даже слишком; так что тебе эта история должна быть особенно интересна.

Для начала стоит сказать, что забавное прозвище "Привереда" Йенс получил уже будучи одним из персонажей поучительных историй для детей, чтобы он представлялся ребятишкам капризным, разбалованным простаком – ярким примером того, каким быть ненужно. Но так было не всегда. Изначально в историях про Йенса, ему по большей части сопереживали, именуя то Бедным, то Несчастным, кое-где встречается даже Заблудший. Последнее я считаю наиболее удачным, уж оно-то не оставляет никаких сомнений в том, что виной всему случившемуся с Йенсом была далеко не привередливость, как утверждают нынче байки для малышей.

Марк, ещё не до конца отошедший от прошлого диалога, теперь совсем растерялся и решил молча, не задавая никаких вопросов, дослушать эту странную историю, смысл которой ему пока не удавалось уловить, несмотря на загадочные намёки рассказчика. Он даже не понимал, взаправду ли Кир решил открыть ему истинный смысл популярной среди детей легенды или просто насмехается над ним. Единственное, что вселяло в Марка уверенность в искренность собеседника – это полный живой энергии взгляд Кира: казалось, тот во что бы то ни стало стремился донести свои мысли и поделиться обременявшим его знанием.

***

Йенс был обычным пареньком ненамного старше нас, вполне способным, хотя отчасти и ленивым – мало что отличало его от рядового пассажира на станции «Медицинская-1».

Достаточно долгий и нудный путь медицинского образования изрядно измотал его, не раз хотелось ему покинуть гнетущий поезд и радикально сменить маршрут, не повторяя прошлых ошибок. Но Йенс сделал свой выбор – «Узловая – Медицинская-1», и сколько бы он ни роптал и ни раскаивался в своём решении, остановить несущийся вперёд состав ему было не под силу, оставалось лишь смириться и доехать до следующий станции.

Но вот он прибыл на вокзал, одинокий и окончательно запутавшийся в себе, без мечты и каких-либо целей, с багажом, полным тоски и разочарований. Куда ему было ехать? Он и сам теперь не знал. Лишь еле тлевшая лучина надежды вела этого усталого путника к кассам, твердя, что и такому отчаявшемуся страннику найдётся свой маршрут.

Ему радушно предложили множество поездов. Йенс хоть и был отчасти ленив, но в исполнительности не уступал своим трудолюбивых попутчикам, он умело использовал врожденные таланты и делал всё на совесть – совокупность этих качеств в конечном счёте позволила ему собрать отличные рекомендации, изумившие даже опытного кассира. Йенс получил возможность выбора из множества маршрутов на своё усмотрение. Но, прослушав по несколько раз пути следования всех доступных ему поездов, он под неодобрительный ропот утомлённых в очереди пассажиров лишь громко вздохнул и, горько повесив голову, отправился безбилетным в зал ожидания. Такое на вокзале случалось нечасто, но система продолжила свою работу, невзирая на отколовшийся элемент. Йенс надолго погрузился в размышления, разбираясь в себе. Сотни поездов проходили мимо несчастного путника, а он всё пытался понять, смотря слезящимися глазами на проносившиеся мимо составы, что же с ним не так и почему он не видит для себя дальнейшего пути?

Много раз Йенс, снова обретая надежду, возвращался к кассам, но, внимательно слушая названия остановок на очередном направлении, он будто упирался в неприступную стену, преграждавшую ему все дороги.

Кассиры начали искоса погладывать на этого странного пассажира и уже нехотя отвечали на его расспросы.

Но Йенс всё меньше нуждался в их ответах, он приходил в зал ожидания и по памяти записывал только что услышанные маршруты. Составляя список доступных направлений, он с ужасом для себя осознал, чего ему на самом деле хотелось. Ещё с момента отбытия со станции «Узловая» Йенс жаждал лишь одного – вернуться назад. Туда, где бремя принятых прежде решений не ограничивало выбора дальнейшего пути. Или ещё раньше, в давно минувшее детство, где выбор принимали за тебя и это лишало всякого груза ответственности.

Но беззаботная пора прошла. Теперь Йенс отчуждённо сидел посреди зала ожидания, не в силах взвалить на плечи груз принятых решений и двинуться дальше. Он не видел себя пассажиром ни на одном из выписанных маршрутов, которые грудились перед его потускневшими глазами скопищами бессмысленной вязи на пожелтевших тетрадных листах. Его единственное желание – вернуться обратно – раз за разом разбивалось о нерушимую догму, знакомую любому пассажиру, в независимости от того придаёт он ей какое-либо особое значение или всячески избегает любой мысли о ней.

Дороги назад нет.

Поезда идут в одном направлении, и с этим ничего не поделаешь.

Йенс не стал делать выбор в пользу какого бы то ни было из доступных ему поездов. Заносчивость и капризы здесь ни при чём. Просто он не видел смысла двигаться вперёд по ненавистным ему направлениям, раз за разом сокращая количество возможных маршрутов и всё ближе подбираясь к финалу любого путешествия – станции «Конечная». Оставшись на станции «Медицинская-1», Йенс решил посвятить себя изучению железнодорожных путей и системы вокзалов в попытках найти какую-нибудь хитрую лазейку, открывшую бы ему путь в начало.

Так он занялся долгим и кропотливым составлением списков существующих маршрутов.

Общеизвестно, что до сих пор не существует никакого доступного пассажирам реестра поездов: каждый, подходя к кассе, получает персональный набор маршрутов, исходя из его предшествующих решений и достижений, условно называемых портфолио. Ты не можешь узнать обо всех проходящих через конкретную станцию поездах; это тебе, в принципе, и не нужно: ты просто следуешь поставленной цели или наобум выбираешь из предложенного на пути к неизменной Конечной.

Йенс же вознамерился разрушить этот уклад, очевидно скрывающий что-то настолько важное, что рядовых пассажиров в это предпочитают не посвящать.

Он начал расспрашивать на вокзале каждого, под разным предлогом выведывая у них детали их портфолио и предложенные им маршруты. Но вскоре это утратило какую-либо ценность, так как большинство направлений ему было известно из личного опыта.

Поэтому на следующем этапе Йенс уже расспрашивал у встречных пассажиров не про них самих, а про их ближайших родственников и знакомых, стараясь получить наиболее достоверные данные.

О других зачастую говорили охотнее, чем о себе, к тому же гораздо реже врали и утаивали, что подтверждалось многократными совпадениями портфолио и доступных маршрутов у разных людей.

Записи Йенса пополнялись и пополнялись новыми данными, а он всё никак не находил того, что следовало бы скрывать от обычного пассажира. Ему начало казаться, что всё устроено лишь с целью уберечь нерадивых путешественников от зависти к более успешным и выдающимся попутчикам, дабы те не отчаивались и преспокойно продолжали следовать своими менее значимыми, преимущественно простенькими маршрутами. Но пока записи продолжали множиться, хоть и не так интенсивно, как в начале осуществления замысла, Йенс не спешил опускать руки и продолжал усердно трудиться.

Однако вскоре новые данные практически сошли на нет, и Йенс погрузился в более тщательный анализ уже имеющихся, в то время как рутинные расспросы начали вести его последователи – в большинстве своём такие же разочаровавшиеся и заблудшие, как некогда он сам, да те немногие, что, прознав о некоем загадочном Йенсе, специально приезжали к нему, фанатично веря в существование зловещей тайны, лежащей в основе устройства всей железнодорожной системы. Именно фанатикам, почитавшим Йенса, как предтечу грядущих перемен и слома системы, мы обязаны записями о его деятельности на станции «Медицинская-1» и в особенности описанием его отъезда после долгожданного открытия.

С головой уйдя в изучение накопленных данных о вокзалах и всевозможных направлениях, Йенс столкнулся с тем, что структурировать имеющиеся сведения на бумаге оказалось практически непосильной задачей, и тогда он со своими наиболее приближёнными последователями разработал другой способ выстраивания маршрутов. Они принялись чертить схемы от начала пути, сведения о котором были в дефиците, и до Конечной, о которой было известно только то, что она определённо должна существовать и к ней так или иначе ведут все известные им пути.

К тому моменту, когда построение общей схемы было в самом разгаре, число сопричастных делу Йенса стремилось к трём десяткам и они прочно обосновались в малом зале ожидания, полностью вытеснив оттуда обычных пассажиров, дожидавшихся прибытия своего поезда. Администрация станции «Медицинская-1» никак не реагировала на такую своеобразную оккупацию целого зала, возможно, это даже было им на руку, ибо Йенс и его загадочная схема маршрутов стали своего рода местной достопримечательностью, привлекавшей всё больше и больше новых пассажиров. Даже те, кому медицинское направление было чуждо, выбирали именно его только ради того, чтобы встретить Йенса и тем самым, как они считали, прикоснуться к некоему грядущему откровению, а если повезёт, то и вовсе стать свидетелями легендарного открытия, способного перевернуть всё известное ранее.

Самого Йенса такие прихожане мало волновали и представляли интерес лишь в том случае, если могли сообщить какую-то новую информацию касательно маршрутов и вокзалов, хотя и это не гарантировало им личной встречи. Для работы с рядовыми посетителями были выделены специальные помощники, те собирали у всех желающих информацию о известных им направлениях и проводили своего рода экскурсии вокруг кипевшей в центре малого зала работы. Там Йенс со своими ближайшими помощниками прямо на полу пытался начертить подлинную схему железнодорожных путей, чтобы увидеть всю систему разом и постичь столь тщательно скрытое от посторонних глаз.

Множество вариантов перебрали Йенс и его подмастерья, но неизменно сталкивались с двумя неразрешимыми проблемами, настолько запутывающими маршруты, что схема утрачивала всякую наглядность.

Проблемы возникали на двух наименее изученных участках любого маршрута – в его начале и конце.

Прежде всего, никак не удавалось понять едино ли начало всех направлений. Дабы не увязнуть надолго в разногласиях, построили две альтернативные схемы с одной и несколькими изначальными точками. Первая схема выходила более громоздкой и вынуждала повторно возвращать многие маршруты к единому началу, что выглядело крайне нерационально с точки зрения проектировки. Вторая же, напротив, значительно облегчала построение многих направлений, и была более простой в использовании, поэтому условились использовать именно её, тем не менее не забывая о том, что их допущение может быть ложно.

Но, добившись мнимого разрешения первой проблемы, вскоре Йенс столкнулся со второй, более тяжёлой, практически загнавшей всех в тупик.

Логично было предполагать, что при наличии нескольких стартовых станций имеется и несколько конечных точек. Однако достоверно известно, что станция «Конечная» на всех маршрутах не имеет числовых обозначений, следовательно, она одна для всех. Так стала очевидной необходимость сводить все маршруты к единственной конечной точке.

Но как ни пытался Йенс расположить Конечную относительно центра малого зала, от которого радиально расходились все маршруты ещё с момента построения схемы с единым началом, ему не удавалось добиться соизмеримого расстояния той или иной части направлений до последней остановки. Также оставалось неясным, как огромное количество поездов возвращается из удалённой конечной станции обратно к началу пути.

Йенс не нашёл иного решения, кроме как поместить Конечную в центр схемы, замкнув на ней дугами все маршруты.

Следующим шагом стало возвращение концепции единого начала, которое также заняло центральное положение наряду с Конечной, дабы объяснить механизм возвращение поездов обратно на исходное направление.

Из обновленной схемы выходило жуткое и на первый взгляд нелепое заключение: все известные пути начинаются и заканчиваются на одной и той же станции. Йенс почувствовал, что как никогда близок к разгадке устройства этой коварной системы, и изменил схему ещё радикальнее, сместив все известные станции в её центр.

Наконец, последняя линия была завершена, и толпа смогла увидеть результат столь долгой и кропотливой работы.

На полу в самом центре малого зала был выведен большой круг, поделённый на множество секторов-остановок, каждый из которых был обозначен названием определённой станции. От них отходило немыслимое количество линий-маршрутов: начинаясь в одном секторе, они, описав разнообразные кривые вокруг центра схемы, замыкались в другом; по ходу линий тянулись названия всех известных маршрутов. Всё было сделано просто и с максимально возможной точностью, но большинство из толпившихся вокруг не видело в схеме ничего кроме каллиграфо-геометрической абстракции.

Йенс взглянул в глаза своих ближайших помощников: уж они-то, полностью проникшиеся его идеей и проделавшие с ним большую часть работы, должны были постигнуть очевидную суть созданной схемы.

Но они смотрели на пересечения линий и надписей непонимающими глазами и были также далеки от постижения “истины”, как и только что вошедшие в малый зал любопытные зеваки.

Йенс рассчитывал на то, что любой пассажир, увидев его схему, поймёт всю бессмысленность выбора между маршрутами и тем самым будет лишён всех тягот принятия единственно верного решения. Но, увы, его расчёты провалились. Некоторые из присутствующих стали вновь возвращаться к кассам, желая поскорее взять билет и отправиться в путь, подальше от странных чертежей Йенса.

Тогда Йенс решил обратиться к своим последователям и ко всем находившимся в тот момент в малом зале. Он встал в центре своей схемы и, окружённый публикой, начал говорить:

– Уважаемые дамы и господа, долгая и крайне тяжёлая работа, свидетелями которой было большинство из вас, наконец-то завершилась. Теперь каждый, взглянув на созданную нами схему, может понять, насколько глубоко он прежде заблуждался!

Йенс окинул взглядом всех присутствующих – те по-прежнему смотрели и не видели. Тогда он продолжал:

– Видите этот испещрённый названиями станций круг, в центре которого я стою? Так вот, мы все в нём, – Йенс указал на один из небольших секторов, обозначенный надписью «Медицинская-1», – сейчас и каждый, раз, когда прибываем на очередной вокзал, – он последовательно перевёл указательный палец на другие сектора. – Все вокзалы есть части одной единой станции, вокруг которой по размашистым дугам разнообразных маршрутов мы прокладываем свой путь от начала и до конца.

Я хочу, чтобы вы поняли: Конечная не где-то там вдали, за чередой несчётного множества вокзалов. Нет. Она тоже здесь. Просто ещё одна комната в этом большом здании. Возможно, прямо сейчас за одной из этих стен очередной поезд высаживает пассажиров на их последний перрон.

Некоторые из толпы обречённо вздохнули, в глазах большинства непонимание сменилось страхом.

– Все стремятся заполучить билет получше, – продолжал декламировать разгорячившийся Йенс, – в надежде уехать подальше и в новом месте попытаться обрести постоянно ускользающее счастье.

Но в этом нет ни капли здравого смысла. Как и нет никаких других станций, кроме той, вечными пассажирами которой мы являемся.

Заполучив заветный билет, вы надеетесь, что прибудете в совершенно иное место, с другим устройством и правилами, дающими новые возможности и хотя бы толику неуловимого счастья. Увы, на деле вас привозят в одну из комнат-вокзалов на всё той же пресловутой станции.

Да, новый интерьер и слегка изменённая планировка, кассиры, улыбающиеся чуть шире прежних, поначалу воодушевляют вас, заставляют наивно поверить в долгожданные перемены. Но вскоре весь ворох показных преобразований, призванных скрывать от посторонних незыблемую сущность здешней системы, утрачивает свой шарм, и вы понимайте, что и это место, подобно предыдущим не оправдало ни одного из ваших ожиданий.

Безутешно жалея о том, что приехали сюда, вы, терзаясь сомнениями, вынуждены вновь искать подходящий билет, пытаясь хоть на этот раз не оплошать с выбором рейса.

И так пока ваш очередной маршрут не будет проложен до Конечной.

Теперь вокруг Йенса были сплошь несчастные лица лишённых всяких надежд слушателей: большинство из них смиренно предались глубокому отчаянию, утратив интерес ко всему происходящему, они с головой погрузились в собственную печаль; другие же, напротив, продолжали внимать каждому слову своего наставника, наивно веря, что в финале речи он дарует им новые цели и смыслы взамен прежних, обесцененных и отвергнутых.

Но для самого Йенса не существовало иных устремлений, кроме постижения устройства путей и вокзалов, в отчаянной попытке ответить на вопрос “Зачем мы здесь?”. Посвятив всего себя этим поискам, он был уже не в силах понять чувств окружающих. Ровняя идеалы других на собственные, Йенс считал, что толпе необходимо лишь добытое им откровение, и потому теперь он искренне желал поделиться с другими ищущими столь долгожданным открытием, совсем не задумываясь о том, что сеет своими словами только боль отчаяния.

– Так ответьте же мне, – с надрывом в голосе вопрошал толпу Йенс, – Какая разница, каким именно маршрутом вы будете колесить вокруг одной и той же станции? Зачем постоянно терзать себя выбором, который в конечном счёте ничего не решает?

Всю дорогу вы пытаетесь куда-то убежать, но это подобно беготне маленьких детей по вагонам одного длинного состава. Вы меняете внешнюю обстановку, воображая, будто оказались в новом поезде, но на деле он всё тот же и продолжает мчаться в прежнем направлении.

Поймите, наконец, что, как бы тщательно вы ни выбирали очередной маршрут, сколько бы сил ни тратили, добиваясь желанных билетов на самые роскошные поезда, уехать отсюда никому из нас не дано.

Так зачем к чему-то стремиться и пытаться чего-либо достичь, если покинуть это место невозможно?

Путь каждого закончится в одной и той же комнате, скрытой внутри этой огромной станции. Любое путешествие здесь бесплодно, ибо не даёт возможности открыть для себя нечто новое, а лишь заставляет подольше скитаться по апартаментам этого неуютного здания, заставляя забывать единственную здешнюю истину: уехать отсюда нельзя.