Александр Хвостов
Короткое лето
От автора
Я постараюсь быть предельно вежливым и аккуратным в своих словах; и всё же скажу то, что должен сказать!
Пару лет назад я написал маленькую повесть «Короткое лето», в которой рискнул заговорить на тему однополой любви. Я понимал, про что моя книга, и какой будет на неё реакция людей: мол, «Хвостов совсем с ума спятил, раз пишет про такое безобразие, и, видимо, защищает геев, лесбиянок и трансгендаров»! Отвечу сразу: я никого из них не защищаю, а уж тем более, не оправдываю. И всё-таки писал об этом! Зачем? Да хотя бы затем, что долг любого писателя – видеть не только хорошее, но и плохое, порочное, и по мере сил пытаться убедить людей исправиться. Как врач лечит тело больного, также писатель «лечит» души читателей… Конечно, при условии, что они согласны на это «лечение»! А если нет – то бог им судья. Думаю, что я к этой теме время от времени ещё буду возвращаться и так или иначе её описывать, так как мне есть, что ещё сказать по ней.
Если бы дело было только в теме однополых отношений – то я бы эту кашу и заваривать не стал! Меня удивляет даже не само это явление, которому, наверно, не одна тысяча лет, а то, что некоторые, вроде здравые люди, как у нас, так и за рубежом (особенно там!), пытаются это оправдать и подать как новую норму жизни. Причём они защищают однополые пары и их права так яро, как будто те – самые обездоленные. Так и хочется спросить: господа, вы в своём уме? Но самое отвратительное, что, скажем, в Америке и в Европе к этому приучают и детей, вбивая им в голову, что они могут себя считать, кем хотят. Так что моя повесть – это своего рода мой ответ на данное безумие.
Что касается однополых пар и трансгендаров, то здесь скажу так: в наше не в меру либеральное время каждый имеет право выбирать, кем ему быть и с кем спать… Я, например, кое-как, но готов это принять, но при условии, что и я буду иметь право жить в привычных мне ценностях, а не буду заложником инородных порядков.
2021г.
1
Вспоминаю часто прошлое лето. Не только потому, что оно было тёплые и солнечное. Главным образом я вспоминаю его за историю, которую я хочу вам рассказать. Это случилось в середине июня. Был тёплый вечер пятницы – и потому я захотела погулять после работы, а заодно сходить в любимое кафе, что почти в двух шагах от моего дома. Да и кто дома меня ждал? Муж бросил, узнав, что я родила мертворождённого ребенка и больше не смогу рожать, сёстры живут далеко своими семьями, мама умерла… Даже Джонни, любимый мой пёс, издох в конце той весны. Так что кто бы меня дома ждал! В кафе я сидела у окна, смотрела на вечерний город, пила чай с пирожными и грустила обо всех понемногу.
– Женщина, вам не плохо? – спросила меня какая-то девушка, легонько хлопая меня по плечу. Я взглянула на неё: это была невысокого роста блондинка с длинными волосами и милым личиком, на котором были светлые, тонкие брови, светло-серые глаза, маленький, заострённый носик и такие же маленькие, тонкие губы. Ей-богу, куколка, а не девушка!
– Нет, мне не плохо, спасибо, – отвечаю я. – А вы присаживайтесь ко мне за столик, пожалуйста!
– Спасибо, – сказала девушка, очевидно, удивляясь неожиданному приглашению. – Я лишь своё всё заберу.
Не прошло и двух минут, как мы уже сидели вместе. Какое-то время девушка молча смотрела на меня.
– Что-то не так? – спросила я, прервав эту паузу.
– Нет, – отвечает девушка. – Просто мне нравится ваше лицо. Особенно глаза. Да, у вас красивые, большие, светлые я бы сказала даже, глубокие глаза. Только почему-то они у вас грустные.
– Ого! – удивляюсь я. – Да вы, девушка, художник?
– Почему? – спросила собеседница.
– Да просто художникам дана такая наблюдательность, – говорю я.
Девушка смущённо улыбнулась.
– Увы, но я к художникам не имею никакого отношения, – сказала она. – Я училась два года на псих-факе, потом бросила. Работаю в такси диспетчером. Не жалею, если, по совести. Кстати, а ничего, что мы не познакомились?
– Давайте это исправим! – сказала я. – Меня зовут Валерия Ивановна. Можно тётя Лера и на «ты».
– А я Елена, – сказала девушка. – Можно Ляля и тоже на «ты». А чем ты занимаешься?
– По образованию я учитель иностранного языка, – сказала я, – а по специальности литературный переводчик в издательстве.
– А почему там работаешь? – спросила Ляля.
– Да просто пару лет назад решила поменять профессию, потому что просто надоело, – сказала я. – А что! Ни тебе планов, ни тебе тетрадок с ошибками детей, никакого тебе другого «геморроя».
Ляля невольно хохотнула.
– Что такое? – спросила я её сквозь свой смех.
– Прости, конечно, просто нечасто от взрослой женщины услышишь такие словечки. Они как-то более к лицу нам, молодым, – сказала Ляля.
– Знаешь, Ляля, – говорю я, – я не скажу, что являюсь поклонницей молодёжной культуры речи, но если слышу от молодых какое-то интересное словцо или какую-то остроумную фразу, то беру на вооружение. Спросишь – зачем? Да чтобы иногда украсить ими свои статьи по прочитанным или переведённым мной книгам или путевые заметки. Иначе говоря, если хочешь, сделать их привлекательнее не только для старших, но и молодых.
Моя собеседница удивленно вытаращила на меня свои глаза.
– Так ты и пишешь? – спросила она.
– Немного, – ответила я. – И даже публикуюсь на одном литературном сайте. Но это так, хобби моё. А ты чем увлекаешься?
– Самое больше моё увлечение – спорт, – сказала Ляля. – Причём, в любом его виде: летом – плаванье, бадминтон, ролики, гимнастика на воздухе; а зимой – коньки. Но больше всего люблю собрать пазлы. Книги читаю по настроению. А что ты переводишь и с какого языка?
– Я перевожу прозу и пьесы в прозе, – отвечаю я. – Основной язык у меня – английский, а так я знаю ещё и французский. А ты на псих-фак почему пошла?
– В своё время, когда я была школьницей, Варвара Ульяновна, наш психолог, читала психологию так интересно, что я влюбилась в этот предмет и твёрдо решила учиться на психолога, – сказала Ляля.
– А что ж бросила? – спросила я.
– Позволь, я не буду это говорить, – сказала Ляля после недолгого молчания. – Но поверь мне, это далеко не из-за лени.
– Дело твоё! – сказала я.
– А родители у тебя есть? – спросил я.
– Нет, я сирота, – сказала Ляля. – Отца я вообще не знала, а мать у меня непутёвая была: пила – ну и допилась сперва до того, что я в детдом попала, а потом до того, что ей в ссоре башку пробили.
– Ой, прости! – сказала я.
– Ничего, – ответила Ляля. – Одно немного утешает – жить есть где.
Ляля глянула на часы.
– Ты куда-то спешишь? – спросила я её.
– На автобус, – сказала она.
– Подожди немного! – сказала я. Найдя ручку и блокнот, я записала телефон и дала Ляле этот листок. – Позвони, если захочешь.
– Спасибо, – сказала Ляля с улыбкой. – Рада была познакомиться!
– Взаимно! – ответила я, и мы расстались.
Что я думала себе, идя домой, – бог его знает! Но домой я уже шла совершенно другая: да, дома меня никто не ждёт; но в тот вечер я шла с надеждой, что я не одна, что тогда я встретила человека, которому могла подарить своё сердце, свою любовь… Пусть даже он одного со мной пола. В конце концов, этой девочке тоже не сладко. Так почему бы мне её не обогреть, не приласкать!.. Возможно, это будет самым радостным моим воспоминанием на пороге моей смерти.
2
Было солнечное субботнее утро. Я уже не спала, но с наслаждением нежилась в постельке, радуясь, что не нужно со всех ног бежать на работу. В моих планах было проваляться часов так до 11-ти, после чего всё же выползти из-под одеяла, пойти наводить на лице марафет и готовить завтрак. А после завтрака – гулять, гулять и гулять!.. Лучше всего – в парк. Едва я всё распланировала, как зазвонил телефон. Это была Ляля.
– С добрым утром! – бодро сказала она мне в трубку. – Не разбудила?
– Нет, Ляля, я уже не спала, – ответила я, задавая свой вопрос. – Как ты ночь провела?
– Хорошо, – сказала Ляля. – А ты?
– Да тоже неплохо, – ответила я. – А что ты хотела?
– Да я хотела пригласить тебя покупаться со мной, позагорать, – сказала Ляля. – Или у тебя какие-то свои планы и дела?
– Да нет, – отвечаю я, – я сегодня свободна и с удовольствием поплаваю.
– Тогда давай встретимся у той кафешки, где мы вчера с тобой познакомились через часик-полтора, – предложила Ляля.
– Ну, хорошо, – согласилась я.
Повесив трубку, я выползла из постели и стала приводить себя в порядок. Раздевшись догола, я встала перед зеркалом, которое висело у меня в бельевом шкафу, и стала рассматривать себя: «Господи, Валерия, ты же белая, как поганка! – говорила я себе. – На кого ты похожа вообще? Тебе чуть-чуть за сорок, а глаза, как у глубокой старухи. Хотя и фигура красивая, и плечи у тебя прямые, и грудь ещё ничего, и попка аппетитная… Давай, надевай самый дерзкий купальник и вперёд на пляж – и подрумянишься, и мужиков, может быть, заинтересуешь!..»
Приняв душ, выпив чая, собрав все нужные вещи и одевшись, я поехала к кафе, где меня ждала уже Ляля.
– Привет! –сказала я, выйдя из машины и целуя её. – Давно ждёшь?
– Не очень, – сказала Ляля.
– Поехали? – спросила я.
– Поехали! – сказала Ляля.
Мы сели в машину и тронулись.
Тот пляж, куда мы с Лялей приехали, был загородный. И, увидев, как там люди – от малышей до взрослых отдыхают, я поняла, почему: все ходили голышом. Признаться, хотя я сама не монашка, но всё же нечто вроде лёгкого шока я испытала. И тут дело не в том, что я вообще ничего не слышала про нудизм; а я не думала увидеть это живьём. Было некоторое время впечатление, что меня вырвали из нормального общества и забросили в племя к дикарям.
– Что-то не так, тётя Лера? – спросила Ляля.
– Да просто я никогда не думала, что можно вот так запросто ходить голышом, – сказала я.
– А почему бы нет! – сказала Ляля. – Если ты ведёшь себя пристойно и ничего неприличного не делаешь, то пожалуйста! Я так даже дома ходить могу.
– Ну, просто я считала, что если человек ходит голый, то у него не все дома, – сказала я.
– Ну, смотря, где он ходит! – отозвалась Ляля. – Если он в таком виде по городу шляется или в серьёзное какое-нибудь учреждение заявился, тогда его точно ждут люди в белых халатах; а если он спокойно лежит и загорает, то он и не опасен. Да и нет ничего плохого в том, чтобы побыть голым ни с моральной точки зрения, так как мы богом так созданы, ни с точки зрения здоровья – закалка будет крепче.
Найдя себе место, мы расстелили наши полотенца. Ляля вмиг разделась. Никогда не забуду, с каким по-детски милым бесстыдством она явила моему взору своё юное тело – округлые плечи, среднего размера грудь, прямую спину, прекрасно подтянутые ноги, живот и ягодицы, похожие чем-то на запеченные булочки… И при этом она была сама собой. Не знаю, почему, но, глядя на мою юную бесстыдницу, я невольно вспомнила картину Француа Буше «Отдыхающая девушка», где его модель Луиза О’Мёрфи лежала на кровати полностью раздетой, и была вполне естественной и свободной.
– Ты что, тётя Лёра? – спросила Ляля.
– Ничего страшного! – сказала я и стала раздеваться сперва до купальника. – Мне тоже до всего раздеться? – спросила я Лялю.
– Как хочешь! – ответила она. – Я тебя не заставляю. Ты попробуй один раз, а там сама решишь, как тебе лучше.
«А пусть будет, что будет!» – подумала я и сняла купальник. Хотите – верьте, хотите – нет, но я, вопреки ожиданию, не чувствовала какого-то дискомфорта от того, что лежала обнажённой под солнцем. Напротив, в этом было даже что-то приятное; если угодно, ощущение, что мать-природа гладит твоё тело тёплыми ладонями и целует его с головы до пят. И тебе хочется насладиться этой лаской всей кожей; ты лежишь, забыв о проблемах и суете, лежишь на земле, словно ребёнок на тёплой груди матери, и тебе в этот миг не надо ничего, кроме того, чтобы эта мать обласкала тебя и утешила. И один бог знает, о чём ты думаешь в этот сладкий момент!.. А, может быть, ты просто тихонько дремлешь…
Мы с Лялей лежали, молча глядя друг на дружку и улыбаясь.
– Тётя Лера, тебе хорошо со мной? – спросила она, наконец.
– Очень, – ответила я, – а тебе со мной хорошо?
– Мне с тобой тоже очень хорошо! – сказала Ляля. – Заешь, чего бы я сейчас хотела?
– И чего же? – спросила я.
– Чтобы ты меня ещё раз обняла и поцеловала, – сказала Ляля.
– Да пожалуйста! – сказала я. – Иди ко мне!
Ляля подползла ко мне и я, обняв её, оставила у неё на щеке два своих тёплых поцелуя. Ляля ответила мне тем же, только в губы.
– А почему ты меня в губы поцеловала? – спросила я.
– Просто я так больше люблю, – с улыбкой сказала Ляля.
– Девочка моя, а ты случайно не лесбиянка? – спросила я в лоб, чем, очевидно, ранила Лялю, поскольку её реакция мгновенно стала враждебной.
– А если бы и так – то что? Я тебе больше не подружка? Скажешь, что я дура? – я растерялась. – Да и пожалуйста, я могу уйти, раз ты такими брезгуешь!
– Ляля, погоди! – сказала я, перехватив её. – Прости меня, если я обидела тебя! Я просто не подумала, задав этот вопрос. Поверь, я умею принять человека, каков он есть, и тебя приму, обещаю. Пойми, у меня просто никогда такого не было.
– И ты меня прости! Ей-богу, я сама тоже повела себя, как девчонка, – сказала Ляля, после чего всплакнула.
Я обняла Лялю, нежно погладила её по голове и по спине – и Ляля понемногу успокоилась. Наконец она подняла на меня своё лицо и снова поцеловала меня в губы. О, как был сочен и сладок этот поцелуй! После этого Ляля легла обратно на полотенце.
– У тебя очень нежные руки, – сказала она, целуя мою ладонь. – Погладь меня ещё, пожалуйста! Я хочу ещё немного нежности.
– Всё для тебя, моя киска! – сказала я, гладя Лялю по всему телу, словно ребёнка. – Поверишь, всегда хотела иметь дочку, чтобы одевать её, как куколку, гладить, тискать, целовать с головы до ног и обратно…
– Не вопрос! – отозвалась Ляля. – Когда тебе захочется чего-то из этого, звони мне – и я вся твоя!
– Договорились! – сказала я, смеясь.
– Идём купаться? – спросила Ляля.
– Идём! – сказала я.
Мы купались и резвились в воде, как дети! Давно мне не было так хорошо и весело, как в то лето. И едва ли я это забуду. Едва ли я забуду и сам тот тёплый субботний день, и как мы с Лялей, купаясь, брызгались друг на дружку водой и заливались звонким, долетавшим тогда до небес, смехом, и с каким наслаждением мы потом грелись на солнышке…