Из книги Елены Боннэр [7] о родословной А. Д. Сахарова:
«Эти заметки — не родословная Андрея Сахарова. В них не использовано многое из собранных материалов, касающееся непрямых его предков. Но я стремилась максимально подробно рассказать о тех, кого он знал, о ком упоминает в книге „Воспоминания“. О том, что, на мой взгляд, взволновало бы его. Мой выбор, моя воля, поэтому они „вольные“. Внутренне — я писала их для него. Внешне — получилось для тех, кому интересна автобиографическая книга Сахарова. Заметки существенно дополняют ее первую главу и исправляют имеющиеся в ней неточности…».
«Екатерина Алексеевна (будущая мать Андрея Сахарова) родилась 23 ноября 1893 года. Крещена 30 ноября в Крестовоздвиженской церкви села Кошары Белгородского уезда». Её родители Алексей Семенович Софиано и Зинаида Евграфовна Муханова. «1 ноября 1890 года А. С. Софиано женится вторично, на Зинаиде Евграфовне Мухановой, которая была моложе его на 16 лет. Ее отец Евграф Николаевич Муханов (прадед Андрея Дмитриевича), отставной штабс-капитан, белгородский мировой судья и уездный предводитель дворянства, происходил из старинного, широко разветвленного рода Мухановых (Тверская линия)… Екатерина Алексеевна училась в Москве в Дворянском институте. Несколько месяцев после революции преподавала гимнастику и в 1918 году вышла замуж за Дмитрия Ивановича Сахарова. До замужества жила в семье родителей в Белгороде и в Москве, кроме двух или трех зимних голодных и холодных месяцев 1918 года, когда она перешла жить в семью Гольденвейзеров…»
Девичья фамилия его матери — Софиано — обсуждалась нами неоднократно, потому что она трижды встречается у Пушкина.
В октябре 1824 года из Михайловского Пушкин пишет Жуковскому: «…8-и летняя Родоес Софианос, дочь Грека, падшего в Скулянской битве Героя, воспитывается в Кишиневе у Катерины Христофоровны Крупенской, жены бывшего Виц-Губернатора Бессарабии. Нельзя ли сиротку приютить? Она племянница Рускаго полковника, следств. может отвечать за дворянку. Пошевели сердце Марии, поэт! и оправдаем провидение». 29 ноября Пушкин вновь обращается к Жуковскому: «Что же, милый? будет ли что-нибудь для моей маленькой гречанки? она в жалком состоянии, а будущее для нее и того жалчее. Дочь героя, Жуковский! Они родня поэтам по поэзии».
<…> Не был ли Алексей Семенович Софиано — дед Андрея Дмитриевича — потомком кого-то из упоминаемых Пушкиным Софианосов? Эту версию я выдвинула в Горьком, где нашим постоянным чтением был Пушкин и вся доступная литература о нем. Выдвинула без всяких оснований, кроме желания, чтобы где-то в прошлом возникло пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич отверг мои эмоции… Алексей Семенович Софиано происходил из дворян Харьковской губернии. Позже были разысканы документы Департамента герольдии, Министерств земледелия и финансов, послужные списки других Софиано, в том числе уроженца греческого острова Зея (совр. назв. Кеа) Николая Петровича Софиано (прапрадеда Сахарова). Но ничто не подтверждало связь Родоес Софианос с предками Андрея Сахарова.
Мы уже имели всю восходящую линию от Андрея Сахарова до Николая Петровича. Имели документы полковника Петра Софиано, знали о его отце, жене и детях. А про Родоес наши розыски ничего не добавили к тому, что сказано у Пушкина. И в августе 1994-го я с внуком поехала в Грецию, имея в виду не так фестиваль Сахарова, который проходил в Афинах, и Акрополь, как остров Кеа. Нам повезло — несколько хороших людей сошлись в желании помочь мне найти греческие корни Сахарова. С ними мы на яхте «Мадиз», кое-как справившись с морской болезнью, оказались на острове. Там после молебна в небольшом светлом храме мне в общине города Иулида передали ответ на ранее посланное им письмо: «Мы испытываем радость, ибо частично корни А. Сахарова — из Кеа, с нашего острова, о котором много веков назад древний историк Плутарх писал, что он характеризуется маленькими размерами, незначительным населением, однако многими известными людьми, рожденными и воспитанными на нем».
Из этого документа следовало, что во второй половине XVIII века в семье жителя острова дворянина Петра (Петроса) Софианоса было три сына — Анастасио, Николай, Иосиф и дочь Марулио. <…> а Родоес, соответственно, внучатая племянница Николая Петровича Софиано, прапрадеда Андрея Сахарова. Таким образом, сошлись данные российских и греческих архивов и подтвердилось пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич — внучатый племянник пушкинской «маленькой гречанки»!
<…> Дед Андрея Сахарова, Алексей Семенович Софиано, был младшим в семье. Он родился 4 января 1854 года в Харькове. Обучался в 1-й С.-Петербургской Военной гимназии. В службу вступил юнкером во 2-е Военно-Константиновское училище, которое окончил по 1-му разряду в 1873 году прапорщиком. «Участвовал в походах и делах против турок». Незадолго до русско-японской войны был послан инспектировать строительство Байкало-Амурской железной дороги (БАМ строился уже тогда!) и участвовал в русско-японской войне, командуя 1-м дивизионом сводной артиллерийской бригады.
Кавалер многих орденов, в том числе св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, св. Анны 2-й степени, св. Станислава 1-й степени, 2-й степени с мечами, 3-й степени с мечами и бантом, св. Владимира 3-й степени. Имел светлобронзовую медаль за войну 1877–78 годов и румынский железный крест в память перехода через Дунай.
В 1914 году произведен в генерал-лейтенанты и уволен по возрастному цензу с мундиром и пенсией. В июле 1915 года из отставки определен на службу командующим 90-й артиллерийской бригадой. Участвует в боях до декабря 1916 года, когда был переведен в резерв и назначен председателем комиссии по проверке военнообязанных. «Высочайшим приказом, состоявшимся 19 августа 1916 года, за отличия в делах против неприятеля награжден орденом св. Анны 1-й степени с мечами». 14 ноября 1917 года генерал-лейтенант А. С. Софиано вторично «уволен по возрастному цензу от службы с мундиром и пенсией».
Пенсию ни разу не получил — революция! Но это все было потом.
Предки Андрея Сахарова со стороны его отца Дмитрия Ивановича Сахарова известны с XVIII века.
Прапрапрадед Андрея Сахарова о. Иосиф Васильевич, не имевший фамилии, был священником села Ивановское Ардатовского уезда Нижегородской губернии. Прапрадед Андрея Сахарова протоиерей Иоанн Иосифович (Осипович) был единственным его сыном. Родился он в 1789 году в этом селе Ивановском. Фамилию Сахаров получил при поступлении в Нижегородскую духовную семинарию — «по усмотрению ее Начальства». Существует легенда, что мальчик пришел в Нижний Новгород пешком и принимавший его преподаватель семинарии сказал: «Какой же ты чистенький и беленький, как сахарок, вот и быть тебе Сахаровым».
После окончания Нижегородской семинарии И. И. Сахаров в 1809 году был послан в Свято-Троицкую Сергиеву Лаврскую семинарию «для более высшего образования». В 1812 году отозван в Нижний Новгород и преподавал в духовной семинарии. 12 сентября 1815 года рукоположен в священники к арзамасской Крестовоздвиженской церкви. 6 ноября 1829 года возведен в сан протоиерея. В 1851 году перемещен к Благовещенской церкви, а в 1854 году — в Воскресенский собор, настоятелем которого был 11 лет. С 1845 по 1864 год был благочинным церквей Арзамаса. «Как Благочинный был строг и требователен, вследствии чего более слабые духовные лица не особенно любили его, но за то уважали его пасомые и ценило начальство»…
О. Иоанн был женат на дочери священника села Зяблицкий Погост Муромского уезда Владимирской губернии о. Василия Петрова Доброхотова Александре Васильевне (р. 1798?) и имел четверых детей, о которых в ведомостях об арзамасской Крестовоздвиженской церкви 1841 года написано: «Леонид, 16 лет, обучается в Нижегородской Семинарии в среднем отделении; Иосиф, 10 лет, обучается в Нижегородском Печерском уездном училище в низшем отделении; Параскева, 9 лет, обучена грамоте, чистописанию, Российской грамматике и 1-й части арифметики; Николай, 4 года, обучается».
<…> Николай Иванович Сахаров, прадед Андрея Сахарова, родился в Арзамасе 2 марта 1837 года. В 1856 году он окончил Нижегородскую семинарию по 1-му разряду. В том же году получил свой первый приход согласно существовавшему тогда обычаю: если от священника остается дочь или внучка — сирота, приход получает молодой священник, который женится на ней. Николай Иванович в 1856 году женился на Александре Алексеевне Терновской (1839–1916). У девушки, согласно семейной легенде, спросили, люб ли ей Сахаров, и она кивком ответила, что люб. Ее отец преподавал классические языки в Арзамасском духовном училище. Она рано потеряла мать и воспитывалась у деда о. Петра Алексеевича Терновского (1782–1856), который трагически погиб, утонув в реке в бурю, когда шел к умирающему для свершения требы.
Протоиерей Петр Алексеевич Терновский (прапрапрадед А. Д. Сахарова) похоронен в ограде у стены церкви Смоленской Божьей Матери в с. Выездное (позднее название села Выездная слобода), которая при нем и под его наблюдением была воздвигнута. В 1990 году могила была в сохранности, и на памятнике были слова: «Здесь покоится иерей Петр Алексеевич Терновский. Родился в 1782 году. Скончался в 1856 г. сентября 24 дня. Житие его было 74 года. Священником был 49 лет».
Мы с Андреем Дмитриевичем были в Выездном в апреле 1987 года, после ссылки, когда возвратились в Горький за вещами. Был воскресный (м.б., пасхальный) день. Мы заглянули внутрь собора, но войти не смогли — было много людей. Побродили в ограде, читали фамилии на памятниках, искали Сахаровых. Фамилии «Терновский» Андрей Дмитриевич не знал. <…>
Николай Иванович и Александра Алексеевна прожили долгую жизнь («Они жили долго и умерли в один день»). Он скончался 1 февраля 1916 года, она — в конце того же или в начале следующего года.
У них было 11 (по другим источникам — 13) детей, двое из которых умерли в детстве… Все дети о. Николая и Александры Алексеевны получили хорошее образование.
<…> Иван Николаевич Сахаров (дед Андрея Сахарова) был, по-видимому, третьим ребенком в семье… В 1879 году Иван Николаевич окончил Нижегородскую гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета…
Будущая жена Ивана Николаевича, бабушка Андрея Дмитриевича, Мария Петровна происходила из древнего дворянского рода Домуховских. Первые записи об их службе при дворе относятся к 1655 году, и они внесены в 6-ю часть родословных книг дворян Смоленской губернии… Мария родилась в 1859(?) году… С 1869 по 1875 год воспитывалась в Павловском институте в Петербурге. В январе 1881 года вышла замуж за арендовавшего имение в Киевской губернии Михаила Михайловича Маттерна, сына надворного советника. Через полгода ушла от мужа и уехала в Петербург. Однако в Петербурге остановилась не у отца, который тогда там жил, а у ближайшей подруги по институту Софьи Ермолаевны Усовой, связанной со многими деятелями «Народной воли». Позже объясняла это нежеланием огорчать отца уходом от мужа. В 1881 году встретилась с Иваном Николаевичем Сахаровым (тогда студентом 2-го курса Московского университета), сошлась с ним и переехала в Москву… Она часто бывала в Петербурге и выполняла различные поручения Усовой и близкого к ней Сергея Николаевича Кривенко. Иван Николаевич в эти годы с ними знаком не был. Впервые он встретился с Усовой только в 1883 году, когда Мария Петровна пригласила ее быть крестной у дочери Татьяны, и Усова приехала в Москву. Позже, когда у Марии Петровны родился сын Сергей, то его крестным отцом она записала С. Н. Кривенко. В 1884 году Усова и Кривенко были, в числе других, арестованы и сосланы — она в г. Тару, а он в г. Глазов. В связи с их арестом у Марии Петровны в Москве был обыск, и она привлекалась к дознанию в качестве свидетеля.
В 1883/84 учебном году Иван Николаевич был стипендиатом Московского университета, который закончил 25 мая 1884 года первым по списку в звании кандидата прав и начал службу помощником присяжного поверенного. Сначала служил у присяжного поверенного Шубинского, а с 1885 года у известного адвоката и общественного деятеля Ф. Н. Плевако.
1 марта 1886 года у Марии Петровны и Ивана Николаевича на Страстном бульваре в доме Чижова, где они тогда жили, был обыск… На обыске была изъята обширная переписка Марии Петровны с ссыльными С. Усовой, С. Кривенко, В. Короленко, супругами Семеновскими, Мачтет и др., с присяжным поверенным Олениным — родственником и другом Кривенко… Кроме того, была изъята обширная деловая, дружеская и родственная переписка Ивана Николаевича, из которой следовало, что он помогал ссыльным различными юридическими советами, связанными с прошениями об объединении в ссылке супругов или людей, объявивших себя женихом и невестой. В частности, особенно трудно было получить разрешение на переезд Кривенко к Усовой, т. к. он был женат. А Мария Петровна регулярно собирала для ссыльных деньги и вещи, посылала посылки, навещала их одиноких родственников и других заключенных в тюрьмах.
Формальных оснований, чтобы счесть преступной подобную профессиональную деятельность Ивана Николаевича и благотворительную Марии Петровны, у следствия не было, однако по материалам, изъятым при обыске, было возбуждено «Дело о Московской революционной группе Сахарова, Матерно, Оленина и Дмитренко». Последний был дачным знакомым Сахарова, имел с ним переписку и, видимо, был привлечен к делу, потому что в бытность студентом Петровской академии числился неблагонадежным. Все они, кроме Марии Петровны, были арестованы, но вскоре освобождены под залог, который за Ивана Николаевича внес Плевако. Марию Петровну сочли возможным оставить на свободе, так как у нее было двое маленьких детей. Дело завершилось не судом, а следующим решением:
«Государь император высочайше повелеть соизволил разрешить настоящее дознание административным порядком с тем, чтобы: 1. Подвергнуть Ивана Сахарова, Марию Матерно и Ивана Дмитренко тюремному заключению. Первых двух сроком на два месяца каждого, последнего на один месяц. 2. Вменить Владимиру Оленину в наказание предварительное содержание его под стражей».
Еще один обыск у Сахаровых был в ноябре 1887 года по адресу: Новинский бульвар, дом Котлярова. С обыска 1886 года они были поставлены под негласный надзор полиции… Согласно докладной Департамента полиции, «надзор по личному объяснению с Господином Директором Деп-та полиции с Ивана Сахарова снят 4 декабря 1899 г., а Мария Сахарова состоит под надзором и до сего времени». Данных о снятии надзора с Марии Петровны найти не удалось.
Профессиональная деятельность Ивана Николаевича складывалась успешно. В мае 1889 года он был принят в присяжные поверенные Московского Окружного суда, приобрел большую адвокатскую практику… Иван Николаевич выступал в ряде громких уголовных процессов, в том числе в двух (по крайней мере), связанных с пароходными авариями: один — с аварией на Волге, второй — о столкновении судов «Владимир» и «Колумбия» на Черном море в 1894 году. Его речь на последнем процессе помещена в 4-м томе семитомника «Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах».
Он также выступал в политических процессах, привлекших общественное внимание: «Дело о беспорядках на фабрике Коншина» (1897), «Дело о саратовской демонстрации» (1902), «Дело о погроме в Кишиневе» (1903). В одном из полицейских донесений (когда надзор уже был снят) Иван Николаевич характеризуется как «постоянный адвокат стачечников». Участвовал он как защитник и в Выборгском процессе 1907 года, на котором 167 членов I Государственной Думы, подписавших Выборгское воззвание, были осуждены на три месяца заключения.
Но гораздо более серьезным наказанием для всех участников этой акции стало вынесенное судом запрещение занимать любые выборные должности — земские, городские и др. Поэтому никто из осужденных по делу о Выборгском воззвании не мог баллотироваться во II Государственную Думу, и кадетская фракция оказалась в ней почти в три раза меньше, чем в Первой Думе.
Иван Николаевич также активно участвовал в работе Совета присяжных поверенных Московской судебной палаты. Он состоял членом комиссии по Уставу об опеке и был кандидатом в члены конституционной комиссии. В 1915 году он избран в правление Московского юридического собрания, а в 1917 году стал его председателем.
Круг общественных интересов и связей Ивана Николаевича был очень широк. С конца 80-х годов он публиковался в газете «Русские ведомости», и в ее юбилейном выпуске 1913 года помещена его автобиография. С 1897 года, когда издателем газеты «Русское слово» стал И. Д. Сытин, Сахаров сотрудничает в ней. В полицейском донесении 19 января 1899 года отмечается: «Вахтеров при сотрудничестве Рубакина и Сахарова начал постепенно преобразовывать его („Русское слово“) из консервативного органа в либерально-народнический». Это донесение подписано московским обер-полицмейстером Д. Ф. Треповым, сыном того Трепова, в которого стреляла Вера Засулич.
С 1892 года Сахаров был членом Комитета Общества вспомоществования нуждающимся студентам Московского университета, с 1899 года членом Московского отделения Императорского Русского технического общества, членом Комиссии по техническому образованию. Он входил в Московский комитет грамотности и в 1893–1895 годах был его секретарем, а также членом Комиссии о введении в России всеобщего обучения и секретарем Комиссии по устройству сельских библиотек. С 1892 года он был действительным членом Общества распространения полезных книг и членом редакционной комиссии. Сохранилась записка А. П. Чехова к нему о книгах для библиотеки на Сахалине и часть переписки с инспектором народных училищ Смоленским, связанной с тем, что в 1895 году на средства Сахаровых в селе Выездном была создана библиотека…
В 1898 году Иван Николаевич становится одним из инициаторов создания Общества содействия устройству общеобразовательных народных развлечений, в 1901 году одним из директоров Общества распространения национальной музыки в России. В 1906 году он входит в Лигу народного образования и избирается товарищем председателя Московского отделения. В 1911 году он становится членом правления Московского общества грамотности, в 1912 году участвует в Фонде народного просвещения при газете «Новь». Он был также членом Педагогического общества им. Ушинского, в 1914 году избран в его финансово-исполнительную комиссию, которая планировала провести 3-й Всероссийский съезд учителей летом 1916 года.
В 1905 году в Москве создается политический кружок Ледницкого — Сахарова. В это же время Иван Николаевич участвует в создании первых профессиональных объединений интеллигенции, представляет Союз учителей в Союзе Союзов, а Мария Петровна там же представляет Союз равноправности женщин. В июне 1905 года он участвует в первом съезде Союза Союзов, проходившем конспиративно в Выборге и на специально зафрахтованном пароходе, а в 1906 году избирается в Бюро Союза Союзов.
С весны 1905 года Иван Николаевич участвует во всех собраниях, на которых формируется партия конституционных демократов («Партия народной свободы»). Организаторами этих собраний, проходивших в частных домах (в частности, в доме В. А. Морозовой) и собиравших большую, до трехсот человек, аудиторию, были князья Шаховские и Долгорукие. Лекции читали Милюков (Общественная мысль от Герцена до наших дней), Кокошкин (Реформы Александра Второго), Якушкин (О декабристах), Кизеветтер (О союзе с Польшей), Новосильцев (О государственном устройстве Сербии и САСШ), Скворцов (О необходимости создания партии) и др. На одном из таких собраний, 5 апреля 1905 года, И. Н. Сахаров читал лекцию о конституции Германии… Он оставался активным членом партии до ее запрещения в 1917 году.
Начиная с 1915 года Иван Николаевич неоднократно бывал на фронте как уполномоченный во врачебном отряде, созданном на средства В. А. Морозовой. В эти же годы Мария Петровна входила в Совет попечителей по организации приютов для детей, потерявших семьи во время войны. А старшая дочь Сахаровых Татьяна работала медсестрой в военном госпитале.
<…> Иван Николаевич был одним из редакторов-составителей сборника «Против смертной казни» (1906). Андрей Дмитриевич не знал, что первое издание сборника было под арестом. Ниже я привожу документы, иллюстрирующие, как в те времена обставлялись подобные процедуры… Дело этим не кончилось. Цензурный Комитет повторно выдвигал свое ходатайство об аресте книги перед Главным Управлением по делам печати и другими, более высокими Управлениями, каких и в России, «которую мы потеряли», было много (как и всяких формулярных, послужных и прочих анкетных бумаг, видов на жительство и пр. и др.). Но в итоге книга из-под ареста была освобождена. А в 1907 году вышло ее второе издание, в котором помещен ряд новых статей, в том числе рассказ Льва Толстого «Божеское и человеческое».
Сборник «Против смертной казни» был значительным событием российской общественной жизни и широко обсуждался в либеральной прессе. Одна из статей о нем называлась «Позор родной земле». И он в какой-то мере обосновывал в программе партии конституционных демократов пункт о необходимости отмены в России смертной казни…
Обвенчались Сахаровы в 1899 году, уже после рождения всех их шестерых детей, и в октябре того же года обратились с ходатайством «об оказании им особой Монаршей милости по семейному их делу, об узаконении добрачных детей». Прошение было удовлетворено 10 октября 1901 года. И уже 25 октября 1901 года Иван Николаевич получил бессрочный паспорт, в котором было записано: «При нем жена Мария Петровна 40 лет и дети родившиеся: Татьяна 4-го мая 1883 года, Сергей 17 июля 1885 года, Иван 25 февраля 1887 года, Дмитрий 19 февраля 1889 года, Николай 2 мая 1891 года, Георгий 11 августа 1897 года. Арбатской части, 2-го участка пристав (подпись)»…
Но за двенадцать лет до этого, когда отец Андрея Дмитриевича появился на свет, в Москве в метрической книге за 1889 год Николаевской, что в Плотниках, церкви была сделана следующая запись: «Рождения февраля 19, крещен 5 марта Димитрий. В доме Заболоцкой неизвестная не объявившая своего звания незаконно родившая, православнаго вероисповедания»…
Внуки Марии Петровны и Ивана Николаевича, в том числе и Андрей Дмитриевич, не знали романтическую и сложную, учитывая время, историю их брака. И неизвестно, что знали дети. У меня сложилось впечатление, что внуки Марии Петровны имели несколько неадекватное представление о ее личности. Сравнивая рассказ любимой Андреем Дмитриевичем недавно скончавшейся двоюродной сестры Кати (Екатерины Ивановны Сахаровой) о том, что бабушка была выдана замуж отцом насильно и убежала от мужа (или он пропал без вести), и архивные документы, видно, что она находилась в заблуждении. Скорее Мария Петровна вышла замуж, чтобы избавиться от опеки отца и получить вид на жительство. Такой способ приобретения самостоятельности был тогда распространен. И не тот это был характер, чтобы ее можно было «выдать».
Когда-то Андрей Дмитриевич, прочтя еще в рукописи мою книгу «Дочки-матери», сказал: «Ты от бабушки родилась», и я ему ответила: «Ты тоже». Но если тогда сработала скорее интуиция, то теперь, прочтя сотни листов «Дела о революционной группе», «Дела о надзоре» и других архивных материалов, я уверена, что скрытая за внешней мягкостью непреклонность Сахарова досталась ему в наследство прежде всего от бабушки Марии Петровны.
Несмотря на то, что почти 20 лет Сахаровы жили без церковного брака, родители Ивана Николаевича тепло и очень уважительно относились к Марии Петровне и трогательно нежно к их детям.
Жили Сахаровы все годы в центре Москвы, в ее Тверской и Арбатской части, сменив между 1886 и 1910 годами десять квартир, когда, наконец, обосновались в Гранатном переулке, д. 3, занимая квартиру из 6-ти комнат — 2-й этаж небольшого особняка. Дом принадлежал Моисею Соломоновичу Гольденвейзеру, юрисконсульту банка Полякова, знакомому Ивана Николаевича Сахарова по московской адвокатуре. Но с Александром Борисовичем Гольденвейзером семья Сахаровых познакомилась позже, когда Дмитрий Иванович стал женихом Екатерины Алексеевны Софиано.
После революции квартира в Гранатном стала коммунальной. В годы детства и юности Андрея Сахарова в ней жили и вели раздельное хозяйство шесть семей: сама Мария Петровна, семьи трех ее сыновей и две посторонние семьи. В 1941 году во время первых немецких бомбежек Москвы в дом попала бомба и всех жильцов расселили в другие дома. Родители Андрея Дмитриевича получили комнату в коммунальной квартире на Спиридоньевской улице. После войны дом в Гранатном был восстановлен, и в настоящее время в нем находится отделение милиции…
<…> Для читателя может показаться необъяснимым, почему об одних людях я пишу очень подробно, а других только упоминаю. Эта непропорциональность — следствие того, что о людях, попавших в зону внимания полицейских органов как в Российской империи, так и в СССР, сохранилось множество архивных документов, и они раскрывают не только обстоятельства следствия или надзора, но в значительной мере личность человека…
Отец Андрея Сахарова, Дмитрий Иванович, окончил гимназию в 1907 году и поступил на медицинский факультет Московского университета, но в мае 1908 года подал прошение о переводе на естественное отделение физико-математического факультета по специальности «физико-химия», где и продолжил образование. В марте 1911 года он был исключен из университета за участие в студенческих сходках, но, видимо, «участие» не было значительным, т. к. в мае был восстановлен. Он окончил университет весной 1912 года и начал учительскую деятельность. Однако, ощутив недостаточность педагогической подготовки, поступил в Педагогический институт им. Павла Григорьевича Шелапутина (частное учебное заведение, основанное на средства Шелапутина специально для подготовки к педагогической деятельности выпускников университетов) и через два года закончил его.
Дмитрий Иванович много лет плодотворно работал в Педагогическом институте им. Ленина (ныне Педагогический университет), но 15 апреля 1948 года уволился по собственному желанию. Причина была глубоко личная… Позже Дмитрий Иванович перешел на работу в Областной педагогический институт им. Крупской. Весной 1956 года кафедра физики Областного института ходатайствовала перед Высшей аттестационной комиссией Министерства высшего образования СССР о присуждении доценту, кандидату педагогических наук Д. И. Сахарову ученой степени доктора педагогических наук… Более тридцати лет Д. И. Сахаров успешно разрабатывает наиболее трудные и сложные проблемы методики преподавания физики. В многочисленных статьях, помещаемых в методических журналах, Д. И. подвергал тонкому анализу многие традиционные трактовки программных тем, вскрывая их неполноту, неточность, а иногда и ошибочность и устанавливая новые, вполне научные подходы к объяснению и изложению <…> вопросов курса физики как в средней школе, так и в ВУЗах. <…> Каждый из составленных Д. И. Сахаровым учебников <…> отличается свойственной Д. И. как оригинальному методисту особенностью в краткой форме, отчетливо, ясно, доходчиво излагать идеи современной науки. <…> Д. И. является соучастником большого шеститомного труда «Физический эксперимент в школе», представляющего собой исключительное явление в соответствующей мировой литературе <…> Талантливость в постановке физических вопросов и оригинальность в разрешении их с особым блеском проявились в составленном Д. И. задачнике <…> К перечислению крупных научно-методических трудов Д. И. нельзя не присоединить научно-популярные сочинения его <…> являющиеся образцом научной популяризации <…> Д. И. Сахаров имеет многолетний опыт преподавания в школе и в ВУЗах. Он преподавал в Коммунистическом Университете им. Свердлова, в Промышленной Академии, в Московских педагогических институтах <…>.
Мне остается добавить к этому только слова, которые Андрей Дмитриевич Сахаров не написал, но неоднократно повторял: «Физиком меня сделал папа, а то Бог знает куда бы меня занесло!».
Заканчивая эту работу, я испытываю противоречивые чувства. Трудно написать «Конец» — архивные, книжные, эпистолярные находки невозможно исчерпать полностью.
Потом — я так привыкла к тем давно покинувшим наш мир людям, о которых писала, что надо постоянно себе напоминать: я их не знала, они возникли из шелеста страниц, числящихся по разным фондам и описям, с пожелтевших листов еще не оприходованных в архивах писем и дневников. Почему же мне будет их недоставать?
В-третьих, и это серьезней моих сантиментов, я не хочу, чтобы эта работа воспринималась как поиск родовитости (нынче такой модный). Я рада, что предки Андрея Дмитриевича: золотоордынские, сербские князья, российские столбовые, польские и греческие дворяне — все идут по женской, материнской линии и потому, по старому российскому закону, он им не наследник. Но это никак не умаляет памяти о них!
И в-четвертых, думается, этой работой мне удалось еще раз показать (пусть дилетантски): «Что есть русский?» Немец, поляк, грек, серб, татарин — это от матери. Но кто был Василий — прапрапрапрадед Сахарова — отец бесфамильного сельского священника о. Иосифа Васильевича — росс или мордвин, пришедший в арзамасские земли?
А может, было бы время, удалось бы найти и еще какие-нибудь корни. Ведь не один только прапрадед Сахарова о. Иоанн Иосифович обращал иноверцев в православие, делалось это и в XVIII веке. И очень поощрялось после восшествия на престол Екатерины Второй. Так что, может, и найдутся! Ведь два года назад, готовя к публикации первый вариант этих заметок, я почти не надеялась отыскать в родословной Сахарова след пушкинской «маленькой гречанки», но он будто сам нашелся. И неизъяснимо тепло от сознания: не пропала она, не исчезла — вышла замуж, родила пятерых детей и где-то в нашем мире — далеко ли? близко ли? — живут ее потомки.
С Родоес Софианос начинала я розыск — ею и закончу. В память о ее внучатом племяннике — Андрее Сахарове. <…>[159]
Москва — Бостон
1991–1995 гг.
1997. Презентация двухтомника «Воспоминаний» А. Д. Сахарова [3,4]. Участие в опросе журнала «Знамя» на тему «Диссиденты о диссидентстве».
1998. Организация и проведение международной конференции к 30-летнему юбилею выхода в свет работы А. Д. Сахарова «Размышления о прогрессе…» (см. [14]). Участие в работе правозащитной конференции «Кризис отношений личности и государства». Образование на базе Фонда Андрея Сахарова объединения правозащитных организаций «Общее действие». Выступления в печати по проблеме проведения Учредительного собрания и обсуждения «национальной идеи России».
1999. Дача показаний о второй чеченской войне на слушаниях Комитета по иностранным делам сената США.
2000. Выступления в печати о Чечне, о деле А. Бабицкого, о президенте В. Путине. Выдвижение Андрея Бабицкого на международную премию Европарламента имени Андрея Сахарова. Получение премии имени Ханны Арендт «За политическое мышление» Фонда имени Г. Белля.
2001. Приветствие Всероссийскому чрезвычайному Съезду в защиту прав человека (январь). Публикации в печати о захвате НТВ, о террористическом акте в США 11 сентября, о «Гражданском форуме», организованном Администрацией президента РФ (декабрь). Участие в работе Российского общенационального комитета «За прекращение войны и установление мира в Чеченской республике». Организация и участие в работе Второго международного Сахаровского конгресса в интернете.
2002. Издание первой части «Летописи жизни Андрея Дмитриевича Сахарова». Публикации в печати по «делу Г. Пасько» и «делу А. Щаранского», обращения к президенту РФ и международной общественности о прекращении войны в Чечне, о террористах-камикадзе. Участие в виртуальном дискуссионном «Сахаровском конгресс-холле».
Андрей Дмитриевич Сахаров и Елена Георгиевна Боннэр
2004–2006. Подготовка, написание комментариев и статьи «До дневников» [6] и издание «Дневников» А. Д. Сахарова [5]: «Наверное, я должна была начать работу с Дневниками сразу после смерти Андрея, когда впервые прочла их не по кусочкам, как повседневное чтение, которое Андрей вменял мне в обязанность, а как единый неразрывный поток нашей жизни. Но это было так трудно, так больно и психологически, и физически, что у меня не хватило сил преодолеть эту боль. Преодоление ее растянулось на долгих 11 лет…» — См. полностью в приложении 11.
2006–2011. По состоянию здоровья (сердце) живет в США. Выступает по актуальным общественным вопросам.
Ск. 18 июня 2011 г. По воле Е. Г. Боннэр ее прах захоронен на Востряковском кладбище в Москве рядом с А. Д. Сахаровым, ее матерью Р. Г. Боннэр и братом И. Г. Алихановым.
Раздел II
Воспоминания друзей
Вместо введения: Речь С. А. Ковалева в связи с присуждением Е. Г. Боннэр премии имени Ханны Арендт[160]
25 ноября 2000 г., Бремен
Сегодня мне предоставлена великая честь представить вам лауреата премии имени Ханны Арендт — моего давнего друга, давнего единомышленника в принципиальных, мировоззренческих убеждениях и столь же давнего оппонента в иных деталях Елену Боннэр.
Премия, которая сегодня вручается, носит имя выдающейся мыслительницы XX века. Но Ханна Арендт — не просто философ и социолог. И не просто антифашист. Ханна Арендт — это героиня, сумевшая назвать по имени зло, неведомое доселе, зло, внезапно выползшее из глубин человеческой истории — или из глубин человеческой психики? — и едва не погубившее род людской. А историки культуры хорошо знают, что химеры, порождаемые коллективным бессознательным черпают свою силу в ложных самоназваниях, и что окликнуть по имени злого демона значит наполовину победить его.
За работой, середина 1990-х.
Елена Боннэр — не философ и не социолог. Это просто женщина, всю жизнь пристально и без страха смотревшая в глаза злу, которое даже нельзя назвать нечеловеческим, — оно много хуже. Обольщаются те художники, поэты и мыслители, которых завораживает ледяной блеск тоталитарных эстетик, которые начинают — кто с ужасом, а кто и с восхищением, — видеть в них инфернальное начало. Зло тоталитаризма — это зло человеческое, слишком человеческое. И кто, как не лауреат премии Ханны Арендт, способен это подтвердить!
Елене Боннэр было всего четырнадцать лет, когда монстр тоталитаризма убил ее горячо любимого отца и на многие годы лишил ее матери. Это стало ее первой схваткой, первым неравным боем. Злом оказалось почти все, что окружало подростка, все то, что она с колыбели привыкла считать родным, естественным, надежным, своим. Через это потрясение, через внезапное выворачивание наизнанку привычной реальности, через гримасу необъяснимой и бессмысленной жестокости, искажающей лицо окружающего мира, через крушение пусть иллюзорного, но привычного благополучия пришлось пройти сотням тысяч людей ее поколения и ее судьбы. Не все выдержали это испытание, многие сломались, дали себя запугать раз и навсегда, кое-кто спасался ценой предательства своих близких. Люся Боннэр не сломалась, она сумела сохранить себя и отстроить заново свою судьбу, утвердить в своей душе иные, лучшие ценности, составленные не из громких фраз, а из простых человеческих чувств — любви, верности близким, ощущения права и правды искусства. Монстр мог поломать ей жизнь, но не сумел искалечить ее душу. Как все это происходило, можно прочесть в автобиографической книге Боннэр «Дочки-матери», на мой взгляд, лучшей из всех замечательных книг, которые она написала.
Восемнадцатилетней девушкой ей довелось сражаться с другой ипостасью дракона — германским нацизмом. Она стала солдатом, сражалась, дважды была ранена, — и победила. Но эта победа, которой Елена Боннэр отдала лучшие годы молодости и изрядный кусок здоровья, победа, плодами которой по сей день наслаждается Европа, была украдена Сталиным у народов России, Советского Союза и советского блока.
Елена Боннэр, как и я, помнит жестокую стужу позднего сталинизма, когда дряхлеющий диктатор полумира придумывал все новые и все более унизительные способы заставить своих подданных принести ему клятву верности «на крови». Чтобы спастись и выжить, надо было постоянно свидетельствовать свою лояльность, клеймя других, тех, кто был назначен на роль очередной жертвы. И едва ли не больше жизней было сломано духовно, в кампаниях всенародного осуждения музыки Шостаковича, прозы Зощенко, поэзии Ахматовой, современной генетики и так далее, чем в прямом физическом насилии эпохи большого террора. Впрочем, и прямое насилие в послевоенном СССР тоже никуда не исчезло: оно применялось для укрощения строптивых.
Сергей Ковалев, Елена Боннэр. Март 2003, Нью-Йорк.
Для студентки медицинского института Елены Боннэр момент выбора настал в 1953 году, когда от нее и ее сокурсников потребовали, чтобы они «потребовали» смертной казни для еврейских врачей, обвиненных в сионистском заговоре. Елена — одна на всем курсе — отказалась это сделать. В сущности, ее судьба должна была решиться этим отказом: дочери врагов народа, открыто выступающей против смертной казни врагам народа, не место не только в институте, но и вообще на свободе. Приказ об отчислении был уже написан, а вслед за отчислением должен был последовать и арест. Боннэр спасло тогда только то, что буквально через дни умер Сталин и «дело врачей» было прекращено.
Давайте вдумаемся в смысл поступка Елены Георгиевны не с точки зрения его героичности, а в плане нашей темы: «человек и тоталитаризм». Тоталитаризм, в общем, не требует от человека прямого участия в преступлениях. Он вовсе не заставляет каждого обязательно становиться палачом или доносчиком. Тоталитарная власть, вероятно, подсознательно понимает, что в обществе всегда найдется достаточное количество добровольных палачей и добровольных доносчиков. И что эти добровольцы будут делать свое дело с энтузиазмом и удовольствием. А вот в символическом приобщении к казням как можно большего количества людей, в идеале — всего народа, тоталитарная власть крайне нуждается. Во-первых, она полагает, что даже символическое соучастие в репрессиях повязывает людей кровью и, стало быть, делает их более лояльными. И во-вторых, такое приобщение больших масс сограждан к убийству дает диктаторским режимам и их террористической практике некое подобие легитимации. Они получают возможность ссылаться на «волю народа».
Отказ Елены Георгиевны от того, что Генрих Бёлль назвал «причастием буйвола», — это, с точки зрения тоталитарной власти, не просто частное дело ее совести, а нарушение целостности общества, посягательство на основы существования режима. И со своей точки зрения власть права. Если всякий будет решать для себя сам, одобрять действия правительства или нет, то от тотальности системы очень быстро ничего не останется. Общество, в котором правительство действует не оглядываясь на мнение народа, но и люди, независимо от правительства, думают и говорят, что хотят, уже нельзя назвать тоталитарным. Такое общественное устройство, — к слову сказать, именно так или пока еще так обстоят дела в сегодняшней России, — скорее всего, заслуживает название авторитарного. Ничего хорошего, конечно, но все же не тоталитаризм.
Так что, возвращаясь к эпизоду 1953 года, власть имела все основания полагать, что Боннэр действительно посягнула на основы советского общественного строя. И будь наша власть последовательнее, этот поступок не прошел бы ей даром и после пересмотра «дела врачей».
Следующий этап самоосвобождения личности в тоталитарном обществе — это осознание того, что само по себе неучастие в преступлениях, еще не освобождает человека от того, что Карл Ясперс[161] назвал «политической виной», а мы сегодня предпочитаем называть гражданской ответственностью. В позднетоталитарных обществах именно это осознание приводит к появлению диссидентов. Впрочем, здесь сразу необходимо сделать несколько оговорок.
