Молодой пенсионер на проводе

Евгения Хамуляк

Молодой пенсионер на проводе

Посвящается всем старикам на свете, которые справили первые сорок лет. Привет, старички!

Пенсия случилась с Еленой Васильевной в неблагоприятный год. Если вообще существует благоприятный момент для выхода на пенсию…

Сначала ей объявили о формирующейся опухоли, пока непонятного характера. Эту новость она хотела озвучить мужу, заехав на московскую квартиру, которую они собирались подарить старшему сыну, недавно женившемуся в третий раз. Но момент оказался совсем неблагоприятным. Елена Васильевна застала мужа Павла в обнимку с учительницей английского, вот уже полгода обучавшей их обоих иностранному языку, чтоб они свободно разъезжали по заграницам и не мучались немотой в отелях и на экскурсиях.

Дальше последовали удар за ударом и… случилась пенсия.

– 1 -

Первый удар произошел прямо там, в московской квартире, где после страшного скандала Павел, весь багровый лицом, признался, что давно мечтал оставить Елену Васильевну и, раз такое дело, делает это прямо сейчас, раз она по-хорошему не понимает и не хочет.

Елена Васильевна так и опешила от этих признаний. Оказалось, что все эти 35 лет она, по мнению мужа, только и занималась расшатыванием их брака своим истерическим характером и ужасными скандалами, которые могли доконать кого угодно. И он терпел как мог ради семьи и детей, но более не желает, так как еще молод душой и телом и готов искать свое истинное счастье. Не с Еленой Васильевной.

Таким образом, почти бывшая жена, еще полчаса назад кричавшая в праведном гневе, сама стала кидаться об пол, умоляя мужа остановиться и не бросать ее на пороге конца жизни, то есть пенсии.

– Одумайся, Паша, кому ты нужен, у тебя же диабет и почки?! Паша, ты убьешь себя с малолетками! – она махнула рукой на столик, где валялись коробка от виагры и открытые пачки презервативов.

Павел ничего не хотел слушать и ушел из квартиры так же стремительно, как до этого вылетела англоговорящая любовница.

Елена Васильевна осталась совсем одна, но уверенная в своей правоте, что старый, больной, скупой и некрасивый муж вряд ли продержится дольше месяца без нее. И ошиблась. Павел так и не заявился на дачу, не запросил ни одной своей вещи, только через сыновей оповестил, что уже сходил в суд и будет требовать оставить ему его работу. Дачу в виде огроменного коттеджа дарует ей, а квартиры сыновьям.

– 2 -

Это был второй удар. Ведь содержать дом – это роскошь, требующая иметь длинный счет в банке с кругленькой суммой денег, ибо дом имеет аппетит регулярно кушать эти денежки. За тот месяц ожидания справедливого возмездия или прихода с повинной головой Елена Васильевна не только успела справить свой день рождения в одиночестве, но и подать заявление на оформление пенсии, а также хорошенько узнать, что значит иметь загородный дом, не имея при этом денег и мужчины с руками на все случаи жизни.

Хотя кое-какие деньги у нее пока что имелись. Однажды достав их из сейфа и разложив на кровати, Елена Васильевна поняла, что при том уровне жизни, который она привыкла вести: маникюры-педикюры, прически и уколы красоты, а также путешествия и возможность не работать, кушать в ресторанах и пользоваться услугами домработницы – ей хватит буквально на год.

Если вычесть путешествия – полтора. Рестораны – два. Маникюры-педикюры… Елена Васильевна с укоризной посмотрела на свои ухоженные руки и вспомнила молодость… Павел Валерьевич тогда числился простым прапорщиком Пашкой Козловым, и его Ленка, раскрасавица и умница, всему военному городку такие маникюры рисовала – засмотришься! Без маникюров, педикюров, косметологов, парикмахеров выходило три года.

Эх, если б только без маникюров складывалось счастье?! В тот несчастный год, в год развода и выхода на пенсию, сумма которой равнялась прежнему пайку на корм любимой собачке-шпицу Злюке, у дома начала протекать крыша. Подмосковная весна с первым дождем прорвалась через верх особняка и затопила всю восточную часть дома вместе с дорогущей мебелью и эксклюзивными обоями, заказанными еще из Флоренции. Их Елена Васильевна потом два дня отскабливала кухонным ножом, чтоб не пошла плесень.

Таким образом, если вычесть все ненужное, оставив пропитание, медикаменты и оплату коммуналки, дом с крышей и восстановлением восточной части съел бы еще один год жизни молодой пенсионерки.

Елена Васильевна еще раз направилась к сейфу и достала шкатулку с дорогими украшениями, дареными мужем на особые даты и юбилеи. Бриллианты, белое и желтое золото и разные побрякушки, скорее всего, ничего не стоящие – это еще год-два «выживания» или крыша, подвал, котел, сауна… В сауне давно печка странно квакает, как бы не полыхнула от искры… И главное, в сауне Елена Васильевна ни разу-то и не парилась. Продать бы ее к чертям вместе с печкой!

Она закрыла сейф, понимая, что, возможно, это все, что у нее есть. Ее лучшие друзья на ближайшие года. Может статься, до самой могилы. О могиле б тоже не мешало подумать заранее. Или сбагрить свои похороны на неблагодарных детей?

– 3 -

От детей она ожидала подобного поведения. Двое сыновей росли, что называется, чертополохом. Такие милые, добрые, ранимые в детстве, ни минуты не могущие прожить без нее, вечно цепляющиеся за ее юбку, выросли в абсолютно наглых избалованных подростков, не желающих пальца о палец ударить, только все больше и больше требующих и желающих. Такими же созрели и мужчинами, слава Богу, вовремя женившись и покинув родовое гнездо к облегчению родителей.

Елена Васильевна все время ругала за их воспитание мужа, каждый раз напоминая, что дети похожи на него один в один. Выходило три хмурых недовольных бугая в доме, которым все поднеси-подай.

Но сейчас сидя у себя в спальне с разложенными деньгами на осиротевшей семейной кровати, понимая, что вряд ли дождется полноценной помощи, Елена Васильевна поняла, что виновата сама. Хотя умом не представляла, что именно делала не так. Почему дети выросли, словно кукушата, абсолютно чужими душами? Вроде любила, ходила с ними повсюду, домашние задания делала, исполняла желания… А вот случилась беда, а они молчком сидят, небось, думают, как папаша: что это она, истеричка, все испортила, поэтому он сбежал от нее к молодухе…

Старая, никому не нужная пенсионерка, не знающая толком английского языка, оставшаяся с кучей холодных камней вместо друзей – хороший багаж почти 60-летней жизни. Действительно, кому такая нужна?

Елена Васильевна стала подбирать бранные слова, которых в ее арсенале имелось всего-то два и те литературные: сука и дрянь.

Отец, бравый кавалерист, и мать, учитель русского и литературы, крепко-накрепко научили Елену Васильевну выражаться так, чтоб не переступать грань между человеком от слово «чело», то есть разум, и быдлом. Но в тяжких ситуациях, когда требовалось крепкое словцо, возникала трудность. Русская и к тому же женская душа просила выразить боль, если не истерикой, то хотя бы словами, четко отражающими внутреннее состояние, в котором хотелось выть волчицей на луну.

– Мразь, тварь, сволочь, отстой, козел, падла… – сквозь зубы зло мычала Елена Васильевна, чувствуя, как напрягаются мышцы лица, а значит, плодятся гадкие морщины, которые теперь не на что и уколоть. А слово, которое хорошо б характеризовало ситуацию и дало выход эмоциям, так и не находилось.

Решая, что важнее: боль или морщины, Елена Васильевна поддалась боли.

– Говно сраное! Вот что ты такое, – шипя прорычала женщина и поняла, что нашла чем обзывать бывшего мужа.

Слово, обозначающее священные детородные органы, которым обычно называли всяких нехороших людей, не хотелось пачкать этим омерзительным поступком. А вот двойная гадкая тавтология того, до чего не хотелось не только дотрагиваться, чтоб не испачкаться, но и думать, слушать, смотреть на скверное – подходило лучше всего. Папа и мама гордились бы. Отличный мат!

– Может, еще не бывший, – сказала Алла Богомолова, не подруга, но приятельница Елены Васильевны, бывшая жена партнера Павла, которой в свое время Елена Васильевна по доброте душевной одолжила миллион, чтоб сгладить неблагоприятный момент расставания мужа с ней – стокилограммовой старой женой-пенсионеркой – и ухода к молодой секретарше. Так они заделались приятельницами. Подруг Елена Васильевна не водила. Лучшей подругой ей был угрюмый муж Павел, требующий 24-часового внимания.

Но сейчас пришлось поднять старые связи, в том числе и по возвращению долга. Миллион вернуть Алла Богомолова не могла, могла только 300 тысяч. Елена Васильевна, еще не научившаяся отстаивать свои права (до этого за нее это делали юристы Павла), решила, что и на том спасибо.

– Тебе надо к Базаровой сходить. Она таких козлов старых вмиг возвращает. Тут же чувствуется, что без магии не обошлось, – советовала стокилограммовая Богомолова, которой десять лет назад, видимо, магия так и не помогла, зато помогли хорошие адвокаты, отсудившие серьезные отчисления от общего бизнеса бывшего мужа, любителя секретуток.

– Говно сраное, – словно по команде произнесла Елена Васильевна, услышав имя мужа.

– Главное, не подписывай никаких бумаг. И сходи к Базаровой, – увещевала Богомолова. – Отсудишь свое, будешь до конца пенсии жить припеваюче, молодая пенсионерка.

Вообще Елена Васильевна тоже подумывала насчет магии. Ну кому сдался ее старый толстый Паша с больными спиной и сердцем и к тому же диабетик? Это в молодости он был сильный, серьезный, молчаливый и какой-то даже загадочный. К 60-ти эти качества превратились в угрюмость, жадность, нелюдимость. Ему требовалась сиделка, нежели любовница. Надо очень любить деньги, чтоб погнаться за таким старым…

“Сраное говно – ваш папаша, – Елена Васильевна так и видела лица детей, такие же угрюмые и недовольные, когда она расскажет им правду, что значит жить с их «дорогим» и «любимым» папочкой. – Правильно, что пьет виагру, у него и в 20 лет-то конь больше трех минут не стоял, а в 60 и подавно. На день рождения подарите ему камаз виагры!”.

От этих мысленных разговоров с родными Елене Васильевне хотелось реветь, кричать, драться, но она не могла: чувства большим камнем зацементировали горло. И на груди, где недавно обнаружили уплотнения, с которыми лучше было б разобраться как можно быстрее, будто бы лежал груз.

Но несмотря на такие выпады судьбы, могущие показаться фаталистичными, от которых многих бы хватила кондражка, Елена Васильевна не думала о самоубийстве или закате своей жизни.

Ей больше приходила другая мысль: она молила Бога, чтоб тот побыстрее исполнил сексуальные желания мужа, и губительная для сердца виагра разбила Павла в паралич. А она, добрая душа, пришла б к нему в больницу… Нет! В реанимацию! И благородно б осталась там сиделкой до конца дней этого сраного говна, толкая мужа-развалюху на инвалидной коляске и меняя ему подстилки.

Естественно, ни о какой любви или сексе и речи быть не могло. Но его, отца ее детей, бывшего лучшего друга, соратника, кормильца, бросить Елена не могла. Осталось только дождаться, когда бывший натрахается до отупления, и виагра треснет по его больной башке и мягкому месту.

– Только не убивай, – присовокупляла к молитве Елена Васильевна, молебно глядя на икону Спасителя.

– 4 -

К известной молительнице за оболганные души бывших старых жен Алине Базаровой, к которой бегала вся элита, кто отпустить грехи, кто их нагнать, Елена Васильевна все же собралась. Правда, сначала оторопела от магического прейскуранта. Выходило полгода жизни из накопленного бюджета молодой пенсионерки.

Но дело того стоило. Если эта молодая секретутка навела морок на ее старого козла, надо бы его снять. Пусть откроет глаза, сраное говно, и увидит, кто ему друг, а кто враг.

Пока ехала в метро, еще составляла вопросы, даже записала их в блокнотик.

Елена Васильевна помнила, что гадалкам нужно задавать вопросы, и Алла Богомолова про это говорила: мол, они у ангелов интересуются и ответы так точнее приходят.

Во-первых, уплотнения. Но тут Елена Васильевна была спокойна, подобрав провинциальную клинику в трех часах езды на машине – там вырезали в десять раз дешевле, чем в столице. Это ее вполне устраивало, а уж каких цветов простыни и сколько человек в палате – это неважно, можно потерпеть. Тем более, терпеть-то два дня.

Второй не менее важный вопрос – личная жизнь. Действительно, почему бы нет? Паше можно, а она что рыжая? Да, пенсионерка, но, во-первых, и в-главных, молодая, в самом соку, а во-вторых, рожать не надо – роженная, возить по миру не надо – возженная, бриллианты дарены, в ресторанах кормлена, почти вдова. Просто люби себе на здоровье и радуйся жизни.

Третий вопрос совсем насущный – где искать источник дохода? Но интуитивно Елена Васильевна догадывалась, что в ее случае второй и третий вопросы взаимосвязаны. Сначала нужно было опять отправиться на поиски принца, точнее, теперь уже короля-пенсионера, желательно вдовца, и источник дохода – королевство с садом-огородом-дачей, может быть, даже домиком у моря, автоматически приложились бы к наследству. По крайней мере, такая схема сложилась 40 лет назад и неплохо просуществовала все это время.

Прекратив работать портнихой лет 30 тому назад, Елена Васильевна за года супружества освоила множество профессий: секретарь, медсестра, повариха, любовница какая-никакая. Жаль, по этим специальностям сертификаты качества и дипломы не выдавали, а значит, теперь никто ее на работу не позовет и не оценит накопленную мудрость. А ведь она бы могла похвастаться своими фирменными салатами и секретами, как содержать огромный дом в чистоте, как красиво и стильно одеваться, как сохранить молодость и здоровье… Но с первых дней пенсии оказалось, что все это умеют делать малолетки, а старики никому не нужны.

– Даже другим сраным старикам, – вслух сказала Елена Васильевна, пересев с такси на электричку, когда увидела прейскурант таксистов за довоз в загородную резиденцию, где в своем особняке принимала именитая ведьма.

Говорили, что ей отстроили дом ее богатые клиенты, которым она чуть ли жизнь не спасла, вымолила счастье у небес.

– 5 -

Особняк был трехэтажный, но типовой, с китайской черепицей.

“Безвкусица”, – про себя подумала Елена Васильевна, отметив разукрашенные под мрамор колонны и ламинат под паркет. Неопытному взгляду роскошь в виде золоченых люстр и винтовых лестниц могла затмить взор, но только не жене прапорщика, разбогатевшего бизнесмена, отстроившего за жизнь четыре дома в стилях от“хибары” до “французской виллы”.

– А за это, – Елена Васильевна пока ожидала приема, отколупала почти отвалившуюся плитку и посыпавшиеся за ней клей с цементом, – строителям руки и заодно ноги надо оторвать от одной сраной задницы, из которой те растут.

Мат и ругань, странным образом, подпитывали боевой дух Елены Васильевны и стремление выбраться из омута и мрака.

– Безвкусица, – еще раз повторила женщина, когда вошла в комнату, с пола до потолка уставленную разнообразными иконами и свечами. Из-за пламени стояло нешуточное марево, и образ ведьмы, сидящей за столом, слегка рябил. Хотя розовый шелковый халат с пушистым мехом, у Елены Васильевны имелся подобный, а также ряд хирургических операций, нарочито выставленных напоказ на престарелом лице, были видны и в дыму и говорили только о том, что деньги в жизни этой женщины появились сравнительно недавно. Этот закон знал каждый, кто любил уколы красоты: чем раньше начал – тем больше сохранил, а раз не сохранил – отрежь.

Собственно, Елене Васильевне было плевать на саму ведьму, которая молилась над свечами, прежде чем приступить к ритуалу для очередной клиентки.

– А что ты ко мне пришла? – хрипловатым голосом, не поздоровавшись, спросила Алина, и Елена Васильевна опешила, не успев достать листок с вопросами. – Ты скоро умрешь, а сама про женихов думаешь. Тебе о душе подумать пора, – бросила ведьма и равнодушно перевела взгляд на образ Крестителя, а потом вовсе закрыла глаза и стала беззвучно молиться.

Елена Васильевна почувствовала, как в жилах остановилась кровь.

– Иди, больше мне нечего тебе сказать, – махнула рукой на дверь ведьма и принялась целовать икону, просить ее о спасении то ли себя, то ли Елены Васильевны.

Голос, манеры, обстановка действовали гипнотически и, словно послушная кукла, Елена Васильевна вышла из кабинета. Ее тут же поймал молодой секретарь и кассир конторы, чтоб принять оплату, равную полугодовому бюджету в жизни молодой пенсионерки.

Она не могла прийти в себя даже тогда, когда одиноко уселась на лавку ждать электричку. И только приближающийся поезд разбудил ее сознание.

– Тварь! Мразь! Сволочь! Падла! – кричала бессильно Елена, прикидывая в голове безумные планы поджога загородной резиденции, ножевого убийства ведьмы или удушения собственными руками. Мешали только всплывающие образы высокого забора, лая доберманов и серьезных мужичков, охраняющих дом от незваных гостей.

Елена Васильевна пропустила свою электричку, готовая вернуться и выслеживать до последнего свою обидчицу, словно озлобленная до отчаяния киллерша из бульварных книг, которыми иной раз баловалась женщина в поездках.

– Да, буду сидеть в кустах, пока не посинею, но найду эту стерву и вырву ей глаза, – шипела, словно разъяренная гадюка, Елена Васильевна, практически дойдя до дома, но увидев воочию забор, кусты, закат солнца, полное отсутствие экипировки, воды и еды, она тем же упорным шагом вернулась назад к станции, в душе проклиная весь женский род, включая Аллу Богомолову, надоумившую ее обратиться за помощью к отъявленным мошенникам и бандитам.

Зато озлобленность подстегнула сознание не мешкать с операцией. И пока было не поздно, Елена Васильевна перезвонила в клинику и договорилась на завтрашний день.

– Сука, – вслух сказала Елена Васильевна, вспоминая неприятное лицо с надутыми губами, размазанными по слишком гладкой напудренной коже, которой достался прожиточный минимум на шесть месяцев молодого пенсионера.

Елена Васильевна ехала в электричке в другой город, экономя на бензине. Выходило шесть часов тряски с плохо пахнущими коллегами по пенсии вместо трех в эргономичном сиденье в белой коже в сопровождении любимой музыки. Но выбирать не приходилось – калькулятор прожиточного минимума работал на убывание.

"Померла б! Но теперь только назло тебе не помру!" – показала мысленный кулак магической стерве разъяренная пенсионерка.

Из-за излишних разговоров с самой собой на нее оглянулись попутчики. Взглядом, способным остановить табун диких мустангов, Елена Васильевна вмиг отогнала чужое любопытство. Старуха через место нехорошо цыкнула, но Елене Васильевне было все равно.

Грандиозные планы занимали «светлую» голову, которую еще почти не коснулась седина. Темно-каштановый цвет волос был почти свой, она лишь слегка раз в полгода тонировала волосы, уложенные в большой красивый пучок, который, если распустить, достигал почти колен.

– 6 -

Сразу две груди были поражены. Но к счастью, как потом дознались в лаборатории, незлокачественными уплотнениями. Хирург перед анестезией похвалил работу своего пластического коллеги, сказав, что импланты как раз кстати, так как удаляемые кальцинированные образования достаточно крупных размеров – была бы деформация груди. И вообще отметил отличную форму Елены Васильевны, которая совсем не походила на пенсионерку, если только самую молодую и сексуальную из них.

Елена Васильевна с достоинством перенесла операцию, возвращение в сознание, одинокое ожидание в палате интенсивной терапии и не плакала ровно до того момента, пока ее не перевели в сизую комнату с шестью бабками, у которых на лицах отображались печаль, отчаяние и желание подумать о небесах.

Плакала ночью, тихо, но больно, явственно чувствуя пустоты в женском месте, вскормившем двух сыновей, уже месяц не выходивших на связь, не знавших, как она сейчас нуждается в сыновьих поддержке и внимании. Но больше плакала не из-за них или Паши – было невыносимо видеть себя в этих условиях. Неужели серые простыни с выглаженными до черствости дырами являются теперь постоянным элементом ее образа жизни. И эти люди вокруг, тоже сирые и убогие, единственные ее попутчики? Глаза и тело отказывались привыкать к этим картинкам. Разум протестовал.

Главное, за что? Что такого она сделала или не сделала, чтоб докатиться до этой точки? Была примерной женой, матерью, хозяйкой. Ухаживала за родителями, пока не схоронила их. Да, была и есть истеричка. Ну какая есть! Такой полюбил ее Паша, по молодости называя капризной девчонкой, которую интеллигентные родители воспитали в тепличных условиях, в отличие от него, деревенского неуча, который и добился-то всего, в том числе ее, своим бычьим упорством.

Кто ж знал, что с возрастом капризные девчонки превращаются в стервозных баб, а молодые наглецы в сварливых стариков?!

На утро Елена Васильевна попросила выписать ее домой. На оханье медсестер, упрашивания врачей не рисковать здоровьем, молча подписала все бумажки о перекладывании ответственности с белых плеч медперсонала на свои собственные, чуть покатые от усталости.

Выпив огромную чашку кофе в привокзальном кафе, уселась в электричку, чтоб ехать домой зализывать раны и продолжать строить грандиозные планы, в которых одним из пунктов числилась месть. В графе «кому» значились уже две персоны: бывший муж и элитная ведьма.

Однако поднявшаяся температура поубавила пыл к завоеванию мира и грозному отмщению аж на два дня. Пришедшая забрать какие-то свои вещи домработница Надежда, нашла бывшую хозяйку в постели в очень бледном состоянии, но не решилась вызвать скорую, глядя в горящие глаза, способные и в этом виде остановить диких мустангов.

– Лучше завари мне термос зверобоя, принеси мед и… парацетамол. Я выживу. Не бойся. Мне еще счастливой быть, – еле слышно проговорила Елена Васильевна, но глаза сами собой закрывались от навалившейся усталости.