Помоги проекту - поделись книгой:
Также в 1686 году заключен вечный мир с Польшей. По договору Россия получила навсегда Киев, уступленный раньше по Андрусовскому миру (1667 г.) только на два года, и Смоленск. Польша окончательно отказалась от левобережной Малороссии.
А еще для того, чтобы «создать себе репутацию» и утвердить свою власть, Софье нужны были военные победы. Случай вскоре подвернулся: Россия обязалась помочь Польше в войне с Турцией. И вот русское войско отбывает в поход на Крым и на Азов.
Голицын возглавил войска, а Софья писала своему любимцу трогательные письма: «Свет мой братец Васенка, здравствуй батюшка мой на многие лета и паки здравствуй, Божиею и Пресветыя Богородицы и твоим разумом и счастием победив агаряны, подай тебе Господи и впредь враги побеждати, а мне, свет мой, веры не имеется што ты к нам возвратитца, тогда веры поиму, как увижю во объятиях своих тебя, света моего. А что, свет мой, пишешь, чтобы я помолилась, будто я верна грешная перед Богом и недостойна, однако же дерзаю, надеяся на его благоутробие, аще и грешная. Ей всегда того прошю, штобы света моего в радости видеть. Посем здравствуй, свет мой, о Христе на веки неищетные. Аминь».
«Батюшка мой платить за такие твои труды неисчетные радость моя, свет очей моих, мне веры не иметца, сердце мое, что тебя, свет мой, видеть. Велик бы мне день той был, когда ты, душа моя, ко мне будешь; если бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила перед собою. Письма твои, врученны Богу, к нам все дошли в целости из под Перекопу… Я брела пеша из Воздвиженскова, толко подхожу к монастырю Сергия Чудотворца, к самым святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню, как взошла, чла идучи, не ведаю, чем его света благодарить за такую милость его и матерь его, Пресвятую Богородицу, и преподобного Сергия, чудотворца милостиваго…».
Первый поход оказался неудачным, войскам пришлось вернуться с полдороги. Во второй раз они перешли «дикую степь» и дошли до Перекопа. Голицын заключил с ханом мир и вернулся в Москву, где его встретили как победителя. Историки спорят о значении этих походов. Они считают, что торжественная встреча, устроенная царевной, не могла скрыть откровенного провала Голицына (эту точку зрения, кстати, первым высказал Петр), другие же полагают, что Софья и в мыслях не держала захватить Крым, понимая, что в данных условиях он будет скорее обузой, чем приобретением, что ее целью с самого начала было припугнуть хана и заставить его подписать договор о мире.
А еще Софья официально приняла титул самодержицы. Она одна давала аудиенции послам; она, подобно царям, допускала митрополитов к руке; она отмечала торжественными богослужениями 17 сентября, день своего тезоименитства; она совершала торжественный выход в храм и занимала там особое место, она повелела чеканить свое лицо на монетах и медалях и воздвигла себе новый каменный дворец, в котором на нижнем этаже была устроена особая палата, «где сидеть с бояры, слушать всяких дел». Так постепенно, исподволь, она пытается приучить своих подданных к мысли, что она не просто регентша, а царица.
Последний гамбит царевны
Наталья Кирилловна, понимая, как выгодна стала бы сторонникам Софьи смерть малолетних соправителей, берегла их пуще собственного глаза. Неслучайно ее политические противники прозвали царицу «медведицей», а Петра «медвежонком».
Царица увозит сына в загородные резиденции в селах Семеновское и Измайлово. Там Петр играет «в войну» со своими «потешными ребятками», строит с ними на Плещеевом озере «потешную флотилию», а Наталья Кирилловна ждет. Она знает, что время работает на нее и против Софьи.
Меж тем Иоанну пришла пора жениться. Для него находят невесту — первую красавицу двора Прасковью Федоровну Салтыкову. Однако у царя Ивана и Прасковьи рождались только девочки.
Наталья Кирилловна спешно ищет невесту и для Петра. Ею стала Евдокия Федоровна Лопухина. Свадьбу сыграли в феврале 1689 года. Вскоре молодая царица забеременела.
Теперь, когда оба царя женаты, у Софьи формально нет причин оставаться их опекуншей. Шакловитый от ее имени пытается уговорить стрельцов просить Софью на царство, но те не поддерживают эту затею.
Позже Петр будет утверждать, что Софья и Шакловитый сговаривались, чтобы убить его. Но даже если такие разговоры и велись, то никаких практических действий не предпринималось.
Ясно одно, что царевна и новый глава Стрелецкого приказа теперь очень близки. Позже князь Борис Иванович Куракин, крестник царя Федора Алексеевича, будет утверждать, что они стали любовниками. В своей «Гиштории о царе Петре Алексеевиче» он пишет: «Надо ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым, Федор Шакловитый весьма в амуре при царевне Софье профитовал, и уже в тех плезирах ночных был в большой конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя и не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софьи еще продолжалось, конечно же, князю Голицыну было бы от нее падение, или б содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах был бы помянутый Шакловитый». Но Куракин — верный сподвижник Петра, и можно ли верить ему?
А Петр больше не хочет ждать, он готов действовать.
Прежде царь Петр появлялся на торжественных царских выходах лишь изредка и лишь в самых торжественных случаях. Теперь же, 8 июля 1689 года, на Крестном ходе из Кремля в Казанский собор в память освобождения Москвы от поляков и в честь торжественного возвращения из второго крымского похода князя Голицына, царь Петр решил дать сестре бой. В Успенском соборе цари и царевна приложились к иконам и святым мощам при пении многолетия, после чего должно было идти за иконами и крестами в церковь к Казанской.
Тут Петр прилюдно заявил сестре, что она не должна принимать участия в процессии, когда же Софья не пожелала его слушать, разгневанный Петр уехал в Коломенское. А царевна с братом Иваном торжественно вышла с крестами из собора.
Подобный «демарш» Петра оскорбил и напугал Софью, она снова обратилась к стрельцам, но те выказали мало воодушевления. В их глазах Петр уже совершеннолетний полноправный царь, а кроме того, они не простили Софье понижения их статуса до «надворной пехоты».
Царевна продолжала свои выходы. Она отпраздновала встречу Голицына и его войска так, как это подобало одному царю, после молебна угощала воевод «фряжскими винами», а «ратных людей» — водкой.
Меж тем Петр переезжает из Коломенского в Преображенское и празднует там именины жены, лишний раз подчеркивая свой статус мужа и отца. В полночь 8 августа он неожиданно срывается с места и скачет в Троице-Сергиев монастырь, бросив жену, надеясь, что Софья не станет ее губить. До него дошли известия, что в ночь Софья собрала в Кремле под ружьем до 700 стрельцов. Теперь она просит у них защиты не от Петра, а от его ближайших друзей: Бориса Голицына (кравчего у Петра) и Льва Нарышкина. Они-де спаивают Петра и настраивают его против сестры и брата и к тому же злоумышляют против Василия Голицына. В то же время по московскому дворцу расходятся слухи, что в эту ночь придут из Преображенского потешные конюхи и побьют царя Ивана и всех его сестер. Царевна молится у гробов своих родителей, желая напомнить своим сторонникам о том, что она принадлежит к старшей ветви царской семьи. 11 августа вечером она торжественно, в сопровождении боярства и дворянства, проводит из дворца в Донской монастырь чудотворную икону Донской Богоматери, которая сопутствовала полкам в крымском походе, слушает там всенощную, а на следующий день снова идет туда к ранней обедне. Такое количество визитов в храмы и молебнов может поразить современного читателя. Создается впечатление, что брат и сестра соревновались в том, «кто кого перемолит». Но в ту эпоху, когда церковь была главным орудием легитимизации власти, участие в «статусных» церковных службах было важно, особенно для царевны, чья легитимность таяла на глазах. Такая «позиционная война» продолжалась до конца августа.
В монастыре меж тем уже собрано тайное ополчение, к которому присоединились солдаты и некоторые стрельцы.
29 августа царевна решилась отправиться в Троицкий монастырь к разгневанному брату Петру. Она снова обходит кремлевские церкви, молится в Чудове монастыре, на Троицком подворье и в приходской церкви Вознесения на Никитской, откуда берет чудотворный образ Казанской Богородицы. Ее сопровождают бояре, окольничие, думные дворяне, стольники и стряпчие. Но послы Петра встретили ее и потребовали, чтобы она повернула обратно, угрожая, в противном случае, вернуть ее силой. Дорога от Воздвиженского, где остановилась Софья, до Троицы находилась под огнем монастырских пушек; царевне оставалось только подчиниться.
Меж тем Петр пишет своему брату Иоанну: «…Сестра наша царевна Софья Алексеевна государством нашим начала владеть своею волею, и в том владении, что явилось особам нашим противное и народу тягость и наше терпение, о том тебе, государь, известно. А ныне злодеи наши Федька Шакловитый с товарищи… умышляли о убивстве над нашим и матери нашей здоровьем… А теперь, государь братец, настоит время нашим обоим особам Богом врученное нам царствие править самим, понеже пришли есми в меру возраста своего, а третьему зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двемя мужескими особами в титлах и в расправе дел быти не изволяем; на тоб и твояб, государя, моего брата, воля склонилася, потому что учала она в дела вступать и в титлах писаться собою без нашего изволения: к тому же еще и царским венцом, для конечной нашей обиды, хотела венчаться. Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте, тому зазорному лицу государством владеть мимо нас!». Иоанн переходит на его сторону.
Теперь власть царевны лишилась своей главной опоры.
Сторонники Петра смело явились в Москву, требуя, чтобы им выдали приближенных Софьи. Особенную их ненависть вызывал Федор Шакловитый. Того же требовали у царевны и пока еще верные ей стрельцы, говоря о том, что пора прекратить смуту. Царевна отказалась выдать верного своего слугу и одного из лучших друзей, убеждая их, что злые люди хотят рассорить ее с братом и обвиняют Шакловитого из зависти к его безупречной службе. Она напомнила им, что управляла государством семь лет, приняв правление в смутное время, восстановила мир, поддерживала христианскую веру, защищала и укрепляла границы. Она поила их вином и водкой и умоляла остаться верными ей. Но стрельцы стали грозить ей мятежом. Обливаясь слезами, царевна поспешила приготовить Шакловитого к смерти; его причастили, и Софья своими руками отдала его стрельцам. Его отвезли к Петру, допрашивали, пытали, а позже отрубили голову.
Эта жертва ничем не помогла Софье, 7 сентября 1689 года издан указ об исключении имени царевны Софии из титула. Молодые цари заточили бывшую регентшу в Новодевичий монастырь, казнив ее приближенных, Голицына отправили в ссылку, где он и умер.
Кровавый эндшпиль
Поначалу Софья не была пострижена в монахини, а жила в монастыре мирянкой. Ее посещали сестры, она вела с ними беседы. Но вот политические события в стране снова выдвинули ее на сцену.
Придя к власти, Петр начал активно продвигать свои новые идеи, во многом порожденные политикой отца, старшего брата и сестры, но идущие гораздо дальше.
В 1697 году он отправился в Великое посольство — заграничную поездку с дипломатическим корпусом. Путь посольства проходил через Австрию, Саксонию, Бранденбург, Голландию, Англию, Венецию и Рим, где намечалась аудиенция у папы Римского.
Пока Петр изучал кораблестроение в Саардаме и любовался садами Версаля, по Москве пошли слухи, что царевна говорила, будто Петр I не является ее братом, что в Европе его подменили. Выведенные из терпения действительно тяжелыми условиями службы, четыре стрелецких полка на пути из Азова к западной границе возмутились, подстрекаемые сподвижниками Софьи.
Услышав об этом бунте Петр бросил все и примчался на родину.
Мятежников разгромили под Воскресенским монастырем. Царь прибыл в столицу 25 августа и начал допросы. Они происходили в Преображенском под руководством князя Федора Юрьевича Ромодановского, заведовавшего Преображенским приказом. Под пытками стрельцы сознались, что у них было намерение поручить правление царевне Софье и истребить немцев, но никто из них не показывал, что инициатор — сама царевна. Тогда Петр велел ужесточить пытки, и стрельцы сознались, что видели привезенное из Москвы письмо от имени Софьи с красной царской печатью, получивши его через какую-то нищую, и его потом читали стрелецким на Двине. Однако никакой «грамоты с красной печатью» найдено не было ни тогда, ни сейчас.
Петр сам допрашивал сестру, и та наотрез отказалась от всякого участия в мятеже. Легенда гласит, что, выходя из кельи Софьи, царь произнес с сожалением: «Умна, зла, могла бы быть правой рукой». Но даже если эта легенда правдива, то, несмотря на невольное уважение, выказанное сестре, Петр все равно повесил 195 человек под окнами Новодевичьего монастыря и не позволял снимать трупы на протяжении пяти месяцев.
С 11 до 21 октября в Москве ежедневно проводились казни; четверым на Красной площади сломали руки и ноги колесами, другим рубили головы; большинство вешали, так погибло 772 человека.
Царь приказал постричь в монахини Софью, а также двух ее сестер — Марфу и Феодосию, которые чаще всего посещали ее в монастыре, и с которыми она была больше всего дружна. Однако и после этого опасения Петра не проходили, в монастыре постоянно находился отряд, который стерег «инокиню Сусанну», так теперь звали Софью. Князю Ромодановскому, которому вверили надзор за узницей, дали следующие указания: «Сестрам, кроме Светлой Недели и праздника Богородицына, который в июле живет (18 июля — Смоленской Богоматери), не ездить в монастырь в иные дни, кроме болезни. Со здоровьем посылать Степана Нарбекова, или сына его, или Матюшкиных; а иных, и баб, и девок не посылать; а о приезде брать письмо у князя Федора Юрьевича. А в праздники быв не оставаться; а если останется — до другого праздника не выезжать и не пускать. А певчих в монастырь не пускать; поют и старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют „спаси от бед“, а в паперти деньги на убийство дают».
Софья скончалась 3(14) июля 1704 года и похоронена там, где провела остаток своих дней, — в Новодевичьем монастыре, а не в Воскресенском монастыре в Кремле, где лежали остальные московские царицы и царевны. Спустя почти 100 лет другая царица — Екатерина II — скажет о ней такие слова: «Когда посмотришь на дела, прошедшие через ее руки, то нельзя не признать, что она весьма способна была царствовать».
Русским историкам времен Империи трудно положительно оценивать Софью, Петр I — общепризнанный кумир, и Софья, как его противница, не могла рассчитывать на их симпатию. К примеру, С. М. Соловьев писал о царевне Софье: «Терем не воспитал русской женщины для ее нового положения, не укрепил ее нравственных сил, а, с другой стороны, общество не приготовилось еще к ее принятию, не могло предоставить ей чисто нравственных сдержек, как не представляло их и для мужчины. Пример исторической женщины, освободившейся из терема, но не вынесшей из него нравственных сдержек и не нашедшей их в обществе, представляет богатырь-царевна Софья Алексеевна».
Современные историки начинают пересматривать эти взгляды. К сожалению, у нас очень мало документов, написанных Софьей собственноручно. Так что судим мы ее в основном с чужих слов. Ясно одно: она пыталась, может быть, даже сама не осознавая того, победить свою судьбу, победить традиции, которые заставляли ее принять эту судьбу, победить то общество, которое придумало эти традиции. И проиграла.
Глава 2
Женщины вокруг Петра I
Петр в полной мере сын своего времени, он не стеснялся грубых шуток, довольно цинично относился к женщинам, особенно если те не принадлежали к разряду «честных» — боярских жен, дочерей и вдов. При этом он, опять же в духе своего времени, заботливый глава семьи, присматривавшим за сестрой Натальей, за золовкой — вдовой умершего в 1696 году брата Иоанна Прасковьей Федоровной и ее дочерьми. И все же почти всех женщин, находившихся рядом с ним, ждала несчастливая судьба. Виноват ли в этом Петр? Или виновато само время? Давайте разбираться.
Московская царица — Евдокия Лопухина
«Род же их, Лопухиных, был из шляхетства среднего, токмо на площади знатного, для того, что в делех непрестанно обращалися по своей квалиты знатных, а особливо по старому обыкновению были причтены за умных людей их роду, понеже были знающие в приказных делех, или, просто назвать, ябедники, — пишет князь Борис Куракин, в своем сочинении „Гистория о царе Петре Алексеевиче“. — Род же их был весьма людный, так что чрез ту притчину супружества, ко двору царского величества было введено мужеского полу и женского более тридцати персон. И так оный род с начала самого своего времени так несчастлив, что того ж часу все возненавидели и почали рассуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и всем государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы, и все им зла искали или опасность от них имели.
О характере принципиальных их персон описать, что были люди злые, скупые, ябедники, умом самых низких и не знающие нимало во обхождении дворовом, ниже политики б оный знали».
Он рассказывает, что сначала в невесты Петру прочили княжну Трубецкую, находившуюся в родстве с Борисом Алексеевичем Голицыным, но Нарышкины выступали против такого родства. Тогда Тихон Стрешнев, боярин, «дядька» Петра, нашел Прасковью, дочь Иллариона Авраамовича Лопухина.
Илларион Лопухин был полковником и стрелецким головой, при царе Федоре Алексеевиче — государев стольник и окольничий и лишь перед свадьбой дочери возведен в бояре, а его дочери присвоили более звучное и благородное имя «Евдокия». Не избежал «переименования» и ее отец, отныне он звался Федором Лопухиным.
«А именовалась царица Евдокия Федоровна и принцесса лицом изрядная, токмо умом посредственная, и нравом несходная со своим супругом, отчего все свое счастие потеряла, и весь свой род сгубила, — рассказывает князь Куракин. — Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжилася токмо разве год. Но потом пресеклась, к тому ж царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которые были уже явны на весь свет, как впредь в гистории увидишь».
Вероятно, Евдокию радовало замужество, даже если она и не испытывала никаких теплых чувств к своему супругу. Она предвкушала жизнь в почете и в достатке, всеобщее уважение. Она подарила Петру то, что ему было сейчас нужнее всего в политической игре, — ребенка мужского пола, а с ним статус мужа и отца, то есть полноправного правителя. И ожидала, что ей воздастся за труды.
Царевич Алексей Петрович родился 26 июня (7 июля) 1718 года. Через год родился его брат Александр, а еще через два года — Павел, но оба младших сына умерли во младенчестве.
Однако юный царь быстро охладел к жене и стал поговаривать о разводе, что для Евдокии означало монастырь. Она неожиданно «проявила характер» и наотрез отказала всем «парламентерам», которых Петр посылал к ней.
Наконец в 1698 году нашелся благовидный предлог. Поскольку еще перед отъездом Петра за границу, Лопухиных удалили из Москвы в связи с подозрениями в участии в заговоре А. П. Соковнина, И. Е. Циклера и Ф. М. Пушкина, то теперь Евдокию было очень удобно обвинить, как и Софью, в разжигании Стрелецкого бунта.
Ее отца сослали на воеводство в Тотьму, а Евдокию ждал монастырь.
Вернувшийся Петр много часов убеждал ее, надо думать, не одними только ласковыми уговорами, а потом приказал насильно отправить в Суздаль, в Покровский женский монастырь, где ее постригли под именем инокини Елены. Царица носила монашеское платье от силы неделю, а потом появлялась на богослужениях только в мирском и истинно царском облачении. Она писала родным в Москву: «Здесь ведь ничего нет: все гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать. Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте, нищую».
Вскоре в монастыре появился майор Степан Глебов, знавший Евдокию, с детства, когда она еще была Прасковьей. Глебов приехал в Суздаль для проведения рекрутского набора, но он часто встречается с царицей, а когда приходит ему время уезжать, то царица ему пишет: «Свет мой, батюшка мой, душа моя, радость моя! Знать уж злопроклятый час приходит, что мне с тобою расставаться! Лучше бы мне душа моя с телом разсталась! Ох, свет мой! Как мне на свете быть без тебя, как живой быть? Уже мое проклятое сердце да много послышало нечто тошно, давно мне все плакало. Ах мне с тобою, знать, будет роставаться. Уж мне нет тебя милее, ей-Богу! Ох, любезный друг мой! За что ты мне таков мил? Уже мне ни жизнь моя на свете! За что ты на меня, душа моя, был гневен? Что ты ко мне не писал? Носи, сердце мое, мой перстень, меня любя; а я такой же себе сделала; то-то у тебя я его брала».
Воспитание маленького царевича Петр поручил своей любимой сестре Наталье и увез всю свою семью в новую столицу — Петербург. Когда царевич вырос, Петр женил его на принцессе Шарлотте Кристине Софии Брауншвейг-Вольфенбюттельской.
Отношения между сыном и отцом не ладятся и вовсе не потому, что царевич был ярым ретроградом. Получив воспитание в Петербурге у царевны Натальи и Меншикова, он вырос волне европейски образованным. Он изучал геометрию и основы фортификации, говорил по-французски, брал уроки танцев, ездил для завершения образования в Дрезден. Но, вероятно, темперамент Алексея был ближе к меланхолическому, что выводило из себя холерика-Петра. Да и отпрыску Лопухиных он не мог доверять. Тем более, что новая жена, Марта Скавронская, уже родила ему другого сына — маленького Петра, которого родители ласково называли «Шишечкой».
В 1714 году у Шарлотты родилась дочь Наталия, а в 1715 году — сын, будущий российский император Петр II, через несколько дней после рождения которого Шарлотта умерла. В день смерти кронпринцессы Петр, до которого дошли рассказы о пьянстве Алексея и его связи с бывшей крепостной Евфросиньей, письменно потребовал от царевича, чтобы он или исправился, или ушел в монахи.
Алексей, опасаясь гнева царя, бежал за границу. Этот поступок еще сильнее убедил Петра, что сын замышляет недоброе. Алексея хитростью заставили вернуться в Россию и отдали под суд. Одновременно начался так называемый «Суздальский розыск» об участии Евдокии в «заговоре» сына.
В Петропавловскую крепость попала даже Мария Алексеевна Романова, единокровная сестра Петра, которая еще в Москве сдружилась с Евдокией и не скрывала симпатии к ней и после опалы царицы. Стало известно, что еще во время бегства царевича за границу, по пути из Риги в Либаву, Алексей встретил Марию, возвращавшуюся из Карлсбада после лечения. Мария просила его написать письмо матери и, видя колебания царевича, сказала: «Хоть бы тебе и пострадать, ведь за мать, никого иного». Впрочем, следствие по ее делу было коротким. Скоро ей вынесли приговор — царевну посадили в Шлиссельбургскую крепость.
Тогда же вскрылась связь Евдокии с Глебовым. Интересно, что в материалах «Суздальского розыска» царевич даже не упомянут. Об этом писал еще в середине XIX в. русский историк М. П. Погодин: «Между тем во всем этом деле, заметим мимоходом, во всем розыске, нет ни слова о царевиче Алексее Петровиче и об отношениях к нему казненных преступников. Выбраны для осуждения их совсем другие вины — оставление монашеского платья, поминание на ектениях, связь с Глебовым. Все эти вины такого рода, что не могли влечь за собою подобного уголовного наказания. Все эти вины, вероятно, известны были прежде и оставлялись без внимания, тем более что противная сторона не отличалась же слишком строгою непорочностью. Предать их теперь суду, счесть их достойными такого страшного наказания было действием другого расчета и вместе совершенного произвола, новое разительное доказательство искусственности, недобросовестности процесса».
Глебова пытали кнутом, раскаленным железом, горящими угольями, на трое суток привязали к столбу на доске с деревянными гвоздями, и он сознался, что «сошелся я с нею в любовь через старицу Каптелину и жил с нею блудно». Старицы Мартемьяна и Каптелина показали, что своего любовника «инокиня Елена пускала к себе днем и ночью, и Степан Глебов с нею обнимался и целовался, а нас или отсылали телогреи кроить к себе в кельи, или выхаживали вон». У Глебова также были найдены 9 писем к нему царицы.
15-17 марта 1718 года в Москве прошли публичные казни приговоренных по «Суздальскому» делу, в том числе и Глебова, которого посадили на кол. Легенда гласит, что царицу привезли из Суздаля, чтобы она увидела казнь любовника, и Петр приказал двум солдатам держать Евдокию голову и не давать ей закрывать глаза. Глебов мучился 14 часов.
Царевич умер от пыток в Петропавловской крепости.
Евдокию отправили из Суздаля сначала в Александровский Успенский монастырь, а затем в Ладожский Успенский монастырь, а после смерти Петра — в Шлиссельбург, где Екатерина I держала ее в строго секретном заключении как государственную преступницу под именованием «известной особы». Свободу ей даровали, только когда на престол взошел сын Алексея, Петр II. Она жила в Москве и пользовалась всеобщим уважением. После ранней смерти Петра некоторые из дворян даже планировали посадить ее на трон, но она сама отказалась в пользу Анны Иоанновны, дочери царя Иоанна.
Умерла Евдокия в 1731 году. Легенда гласит, что ее последними словами были: «Бог дал мне познать истинную цену величия и счастья земного».
«Твоя портомоя» — Марта Скавронская
В 1705 году женщин, находившихся под попечением Петра — вдовую царицу Прасковью Федоровну, ее дочерей и сестру царя Наталью Алексеевну, ждал большой сюрприз. Датский посланник Юст Юль, путешествовавший в это время со Двором Петра, так описывает случившееся: «Я ездил в Измайлово — двор в 3-х верстах от Москвы, где живет царица, вдова царя Ивана Алексеевича, со своими тремя дочерьми-царевнами. Поехал я к ним на поклон. При этом случае царевны рассказали мне следующее. Вечером, незадолго перед своим отъездом, царь позвал их, царицу и сестру свою Наталью Алексеевну в один дом в Преображенскую слободу. Там он взял за руку и поставил перед ними свою любовницу Екатерину Алексеевну. На будущее время, сказал царь, они должны считать ее законной его женой и русской царицей. Так как сейчас, ввиду безотлагательной необходимости ехать в армию, он обвенчаться с ней не может, то увозит ее с собой, чтобы совершить это при случае, в более свободное время. При этом царь дал понять, что если он умрет прежде, чем успеет на ней жениться, то все же после смерти они должны будут смотреть на нее, как на законную его супругу».
Эта женщина появляется в русской истории как бы ниоткуда, ее прошлое темно и по большей части состоит из легенд. Одну из них, пожалуй, наиболее распространенную, приводит Юст Юль в своих записках: «Упомянув о царской любовнице Екатерине Алексеевне, я не могу пройти молчанием историю ее удивительного возвеличения, тем более что впоследствии она стала законною супругой царя и царицею.
Поделиться книгой: