Ворону не к лицу кимоно

В Окагу она постоянно чувствовала, что другие девушки превосходят ее. Но Фудзинами сердито поджала губки.

– Я не льщу тебе. Конечно, и остальные три девушки красивые. – Произнося эти слова, она, наверное, вспомнила только что произошедшее. Восхищенно прикрыв глаза, Фудзинами прошептала, словно охваченная жаром: – По дощатому полу раскинулись узорчатые одежды. Цветы на ткани только что не источали аромат. Словно богини четырех времен года ненадолго спустились к нам с небес…

Она озорно засмеялась и добавила:

– А все равно ты, сестрица, была самая красивая! Ах, вот бы ты и правда могла быть моей старшей сестрой. Как это было бы замечательно!

При этой мысли она расплылась в улыбке, но тут же нахмурилась и посмотрела снизу вверх, будто желая проверить реакцию Асэби.

– Ох, ты такую ужасную вещь сделала. Кажется, Госпожа в лиловом была недовольна.

Асэби склонила голову, не понимая, о чем она.

– Так ведь Госпожа в лиловом одарила меня милостью. Даже имя дала – Асэби! Надо же, какое прекрасное имя мне удалось заполучить!

– Что?! – Фудзинами раскрыла рот. Асэби почувствовала, что молчавшая после выхода из дворца Укоги вздрогнула и сжалась. Что-то не так. Пока девушка озадаченно смотрела на застывшие лица обеих, в спину ей ударил мощный смех.

– Радоваться имени Асэби? Ты и впрямь деревенщина.

Асэби с удивлением оглянулась, и первое, что бросилось ей в глаза, был редкий для женщины рост девушки, которая стояла сзади.

– Госпожа Хамаю из Летнего павильона?

– Можешь называть меня просто Хамаю. Что ж, мы с тобой в одной компании. Будем знакомы. – Хамаю, глухо посмеиваясь, нагло встала перед Асэби.

– «Асэби» пишут иероглифами «дерево, от которого кони пьянеют». А знаешь почему?

Асэби удивленно сказала, что не знает.

– В этих цветах яд. Если глупый конь его съест, тут же опьянеет. Госпожа в лиловом, стало быть, высказала свое недовольство молодым господином.

Асэби не понимала, что Хамаю имеет в виду, и только растерянно оглядывалась. Рядом с недовольным лицом стояла Фудзинами.

– Если хочешь что-то сказать, говори прямо. – И голос, и выражение лица Фудзинами изменились.

– Что, Ваше Высочество? Не нравится, когда оскорбляют любимого братца?

Фудзинами вдруг побледнела, услышав насмешливые слова.

– Госпожа из Летнего павильона, есть вещи, которые можно говорить, и есть те, которые говорить нельзя!

– Ты не должна на меня сердиться. Если хочешь развеяться, поищи кого другого! Впрочем, из «других» осталась только Ее Величество супруга правителя, – рассмеялась Хамаю.

Фудзинами покраснела от злости, но, не сумев ничего ответить, ушла в павильон Глициний.

– Госпожа Фудзинами!

– Оставь ее, Асэби. Девчонка не умеет держать себя в руках. И это дочь правителя? Курам на смех!

Асэби была расстроена и укоризненно посмотрела на Хамаю. Та никак не отреагировала и спокойно оперлась на перила.

– Понимаешь, сын нынешнего правителя – политический враг Госпожи в лиловом. Таким образом она сказала тебе: «Он не выше коня по положению, наверняка опьянится страстью к тебе, так что делай с ним что хочешь». В общем, шутливо подбодрила тебя.

– Не выше коня по положению?

– Это про молодого господина.

Больше не в силах выносить несообразительность Асэби, Укоги сказала низким голосом:

– Госпожа, изредка бывают случаи, когда человека, низкого по происхождению, в поте лица зарабатывающего себе на жизнь, презрительно называют «конем». Это не очень хорошее слово, и люди благородные избегают им пользоваться.

– По-моему, ты на что-то намекаешь. Впрочем, мне все равно. – Хамаю с усмешкой снова повернулась к Асэби. – Но если ты и этого не знаешь, значит, ты совсем наивная простушка.

– Я никогда не покидала моих покоев в Восточном доме.

Вытаращив глаза, Хамаю оторвалась от перил.

– У меня всегда было слабое здоровье… С мужчинами тоже почти не общалась. Да и с нынешним представлением ко двору все решилось так внезапно.

– Что за глупости! Ты, наверное, шутишь.

– Я говорю правду.

Укоги, которой, видимо, не понравилась реакция Хамаю, холодно заметила:

– Госпожу с детства растили так, чтобы она не подвергалась воздействию открытого воздуха. Она выходила только в основную усадьбу или в ближайшие горы, чтобы полюбоваться сакурой.

Хамаю в замешательстве коснулась лба рукой:

– То есть из всех людей вы решили представить ко двору девушку, которая даже не получила образования?! Ничего более абсурдного не слышала. На что только рассчитывает твой отец?!

Асэби, вспомнив отца и его «возвращайся скорее», серьезно ответила:

– Думаю, ни на что.

Она сказала это совершенно искренне, но Хамаю не обратила на это внимания.

– Слышала я, что в Восточном доме живут коварные хитрецы. Наверное, это какой-то глубокий замысел. Возможно, собираются поставить на другого фаворита.

Асэби переспросила, что такое «фаворит», и Хамаю многозначительно сказала:

– Я говорю про старшего сына дома Сокэ. Ты и этого не знаешь? Сын нынешнего правителя – второй сын, к тому же побочный. У Госпожи в лиловом был родной сын, но его заставили отречься.

– Несмотря на то, что он старший сын официальной супруги?

– Да. Я слышала, так принято издавна. Ведь говорят, что этот молодой господин – Истинный Золотой Ворон.

Истинный. Эти слова странным образом задели Асэби, и она умолкла. Хамаю же продолжала болтать, ничего не замечая:

– Госпожа в лиловом – из Южного дома. И недовольные тем, что власть сосредоточилась у нас, отстранили ее от трона наследника. Сейчас-то все успокоилось, но многие до сих пор втайне верны прежнему наследнику. Говорят, что нынешний – незрелый дурачок.

– Так уезжай отсюда поскорее! Здесь тебя никто не будет удерживать!

Асэби вздрогнула от внезапно прозвучавшего звонкого голоса.

– Э-э… вы госпожа Масухо-но-сусуки?

– И тебе здравствовать, Асэби. Попалась этой злодейке? Мои соболезнования. – Улыбаясь только губами, Масухо-но-сусуки злобно посмотрела на Хамаю.

– И как это тебе удается говорить столько гадостей о том, кто, возможно, станет твоим супругом? Если ты так его ненавидишь, не надо было приезжать во дворец.

Хамаю дерзко рассмеялась:

– Глупая! Разве я сказала, что ненавижу его? Пусть он дурачок, но я его люблю.

– А может быть, ты любишь его положение?

– Да ты сама все понимаешь. Женщины из Южного дома все такие. В отличие от обольстительниц из Западного.

Масухо-но-сусуки ответила на смех Хамаю холодным взглядом. На мгновение показалось, что между девушками сверкнули искры.

– А я так ждала этой встречи. Жаль, нам вряд ли удастся подружиться с тобой, госпожа из Летнего павильона.

– Мне тоже жаль, госпожа из Осеннего павильона. Мне не нравятся расфуфыренные девицы.

Придворные дамы за спиной Масухо-но-сусуки зароптали от такой наглости:

– Вы знаете, кто это? Уж извините, но это старшая дочь Западного дома…

Хамаю прервала слова дам, будто они ей надоели:

– А я – старшая дочь Южного дома. И кто из нас неправильно понял ситуацию? Молчали бы, мелкие сошки!

С этими резкими словами Хамаю повернулась прямо к Масухо-но-сусуки:

– Можешь смотреть и завидовать. Пусть ты и держишь в руках Его Высочество наследника престола, но в конце концов все решает могущество дома. Твоя красота тут ничем не поможет.

Масухо-но-сусуки с изящной улыбкой ответила без стеснения хохотавшей Хамаю:

– Возвращаю тебе твои слова. Никто из людей Тюо не забыл, что в результате сделал Его Величество нынешний правитель. Буду от всей души молиться, чтобы с тобой не случилось то же, что с Госпожой в лиловом.

– Ах, какая заботливая! – фыркнула Хамаю и, подобрав длинный подол, повернулась к дамам: – Меня тошнит. Уходим.

Придворные дамы, сопровождавшие Хамаю и до сих пор не сказавшие ни слова, так же молча последовали за ней. Даже их шаги звучали громко, пока они следовали к своему павильону. Масухо-но-сусуки фыркнула им вслед:

– Южный дом только вид такой делает, а на самом деле нет у них никакой власти. Занервничали, потому что Западный дом обрел силу.

Асэби не ожидала такой резкой отповеди и неловко повернулась, услышав слова Масухо-но-сусуки:

– Занервничали?

– Да. С Госпожой в лиловом уже покончено.

После этого она вдруг улыбнулась и склонилась перед Асэби в поклоне:

– Простите, что сразу не представилась. Буду очень рада с вами подружиться. Надеюсь, между нами не возникнет никаких недоразумений.

Асэби от этой улыбки почувствовала сильное возбуждение.

– Конечно. Надеюсь и на ваше расположение. И что не поставлю вас в неловкое положение своей неопытностью.

Масухо-но-сусуки радостно улыбалась ее бессвязным речам.

– Вы очень милая, как я и думала. Мне нравится все красивое и изящное.

Асэби пробормотала что-то невнятное и отвела глаза. Но Масухо-но-сусуки, не замечая ее замешательства, приподняла тонкие, будто ивовые ветви, брови:

– Но эта неженственная девица из Южного дома – что за поведение?! Вам не кажется, что это так неизящно? Я уж не говорю о ее внешности, но с таким характером… По-моему, ее ни за что не возьмут во дворец.

Она сделала паузу и громко, манерно засмеялась.

– Впрочем, какой бы ни была эта Хамаю, супругой Его Высочества буду я, так что мне все равно. Да, Сиратама?

– Ах, конечно, – ответил ей равнодушный голос, и Асэби только сейчас заметила, что за Масухо-но-сусуки прячется дочь из Северного дома.

– Госпожа Сиратама! – от неожиданности громко выкрикнула Асэби.

Та недовольно нахмурилась и закрылась веером. Масухо-но-сусуки рассмеялась и дотронулась до ее щеки.

– Сиратама у нас такая застенчивая! Даже парадную одежду выбрала вон какую скромную. Происхождение у нее неплохое, но она несколько простовата. Я поделюсь с тобой нарядами, можешь примерить. Тогда нас с тобой не различат.

Действительно, наряд у нее был роскошный: на парчовой накидке золотыми нитями вышиты бабочки и цветы, темно-красный цвет кимоно сменялся более светлым оттенком от верхнего слоя к нижнему, так что выглядела она обворожительно, словно пион, принявший человеческий облик. Украшения на венце с драгоценными камнями слегка позвякивали, словно льдинки, создавая ощущение прохлады.

«Но ведь… – подумала Асэби, – но ведь этот наряд не подойдет Сиратаме».

Например, на Хамаю была накидка, где по ткани насыщенного синего, как у ириса, цвета шел золотой узор, изображающий текущую воду. На первый взгляд узор казался дерзким, но Хамаю он шел, так как она с уверенностью носила свой наряд. Она, похоже, и сама это понимала. Асэби тоже выбрала для этого дня наряд, соответствующий ее характеру и внешности: алый сначала показался ей слишком ярким, слишком детским, но ее волосы были бледноваты, поэтому она решила, что этот цвет как раз подойдет. Вот и Сиратама наверняка точно так же сама ломала голову над тем, какое кимоно выбрать.

Однако неожиданно для Асэби, которая ожидала решительного отказа, Сиратама послушно поблагодарила подругу. На миг Асэби неприятно удивилась, однако при звуке звонкого голоса Масухо-но-сусуки это чувство развеялось, не успев оформиться.

– Ах, как же это я! Чуть не забыла о самом главном! Я ведь пришла, чтобы преподнести вам подарок в честь нашего знакомства! Кикуно! Подай! – важно произнесла она, и придворная дама, которую перед этим Хамаю назвала мелкой сошкой, вышла вперед. Она протягивала красный шелк, такой же, из которого был сшит наряд Масухо-но-сусуки.

– Это шелк, окрашенный цезальпинией [5], который со всем старанием изготовили мастера нашей земли. Это очень ценный цвет, пользоваться которым позволил нам дух старой камелии, проживший на западных землях многие тысячи лет. Эту ткань специально вышили нитью волшебной паучихи Дзёрогумо. Полюбуйтесь, как прекрасен этот узор из цветов сакуры!

Нечего и сказать, вышивка серебряными нитями была великолепна.

– Сущая безделица, но вы уж примите этот подарок.

– Вот этот?! – в ответ на слова Масухо-но-сусуки растерянно переспросила не Асэби, а Укоги.