Удачи поручика Ржевского

— У нас их всего десять…

— Зато они стреляют на 300 шагов. К тому же учтем ваш штуцер и бесчисленные пистолеты! Взвод Ржевского расположился в версте от переправы, в деревеньке домов на двадцать. Грозно приказав жителям не высовываться из домов, поручик расположил гусар попарно за банями, а их приученных лошадей положил рядом. По договоренности с ротмистром три других гусарских взвода должны были кружить впереди, перед лесом, из которого вела дорога к мосту. Эскадрон Корша расположился левее, прикрывая прибрежную дорогу через Ганцевичи. Вскоре из леса выскочил арьегардный взвод и пошел наметом к передовым гусарам Епанчина. А следом стали выскакивать уланские полуэскадронные колонны: одна, вторая, третья… Гусары разлетелись перед ними, охватывая со всех сторон, но мало их было в сравнении с поляками, втрое меньше. Да еще эти пики, смертельно опасные в открытом столкновении… Тем временем уланы построились в фигуру вроде свиньи и помчались в сторону деревни и переправы. Гусары кинулись на фланги этой свиньи и, подскакав, выстрелили из немногочисленных мушкетонов и личных пистолетов, после чего ринулись в стороны, уворачиваясь от пик разъяренных поляков. Головная же часть свиньи (полуэскадрон) продолжила свое движение.

— Токарев, Денисов, — яростным шепотом приказал своим телохранителям Ржевский. — «Чеснок» на дорогу! Гусары схватили по заготовленному мешку, выскочили к крайнему дому деревни и стали бросать из-за него на дорогу пригоршни железных пирамидок, стараясь не попадаться на глаза уланам. Прозвучал одинокий выстрел поручика, и командующий уланами беломундирник упал на гриву своего коня.

— По коням огонь! — прозвучала команда. Десять карабинов произвели залп, и передняя группа всадников полетела на дорогу.

— Пистолеты к бою и сюда! — закричал Ржевский, и безружейные гусары бросились из-за своих бань к крайнему дому деревни. Уланы тем временем оправились от первого шока и хлынули на деревню, желая обнаружить и переколоть ее защитников. И тут их кони сходу нарвались на «чеснок», образовав в итоге грандиозную кучу малу. В эту кучу полетели пистолетные пули (теперь вовсе не по коням) и около тридцати (!) горячих польских парней потеряли желание участвовать в этом бою. Задние же ужаснулись, резко развернулись и помчались к спасительному лесу. Вечером в Новогрудках на разборе у командира полка ротмистр Епанчин и поручик Ржевский удостоились благодарности Новосельцева.

— Я решил представить вас к наградам, — объявил он. — Вас, ротмистр, к Анне 3 степени, а вас, поручик, к 4-ой: за бой у Сокулки и вот за этот, у Гончаров. Представьте мне также список особо отличившихся в этих боях унтер-офицеров и рядовых. Жаль, что мы не застали здесь штаб Багратиона: он бы уже утвердил эти представления.

А так нам придется за ним гоняться… Корнеты Бекетов и Арцимович, напросившиеся на одну квартиру со Ржевским, стали петь ему перед сном дифирамбы:

— Вы родились под счастливой звездой, Дмитрий, — заявил Арцимович.

— Все, буквально все у вас получается! Когда вам пришел в голову этот трюк с «чесноком»?

— И когда и где вы успели его наковать? — прибавил более приземленный Бекетов.

— Еще в Гродно я дал поручение своему вахмистру. Но «чеснок» — это то самое новое, которое относится к хорошо забытому старому. Наши предки его применяли в войнах с татарами, теми же поляками, а также в Полтавской битве…

— Это благодаря тому, что вы много книг читали, Дмитрий, — опять восхитился Арцимович. — А я, дурак, днями в полковой школе в карты учился играть.

— А выигрывать так и не научился, — засмеялся Бекетов.

— Мне кажется, — вскочил вдруг на постели Сашка, — что вам, Дмитрий, и в карты может повезти: так же как в любви и на войне!

— Слава богу, что во время военных действий игра в карты прекратилась, — сказал Ржевский. — Не до карт всем стало.

— И-и, поручик, — возразил Бекетов. — Пройдет месяц-другой и картежники вновь оживут, помяните мое слово. На трофеи играть начнут или на право пойти в дело, где эти трофеи можно будет раздобыть.

— Э-э, нет, свои французские карабины я проигрывать никому не дам: меня они сегодня тоже выручили. Жаль, что их у меня десять, а не тридцать.

— Так может вы, Ржевский, не в те войска попали? — сыронизировал Бекетов. — Не перейти ли вам в конноегеря?

— Нет, голубчик, — засмеялся Ржевский. — Таких щегольских мундиров егерям не выдают, а дамы ведь привечают нас по одежке!

Глава пятая

Ужин в Несвиже

Двадцать шестого июня О…ский полк вошел в городок Несвиж вместе с ядром 2-ой армии. Багратион объявил трехдневный отдых — первый после выхода из Волковыска. Городок, надо сказать, располагал к отдыху: был он достаточно большим, очень благоустроенным и очень живописным, располагаясь на берегах системы прудов. Ну а Несвижский замок просто поражал своей красотой, подлинно европейской.

Принадлежал он старшей ветви рода все тех же Радзивиллов, а в данное время Доминику Радзивиллу — молодому человеку лет 27, окруженному многочисленными родственниками и челядью. Багратион, естественно, в этом замке и остановился — впрочем, по приглашению Доминика. Вместе с ним там поселился его генералитет. Ну, а гусарам довелось стоять в замке и вокруг него в карауле. Впрочем, Ржевскому в караул идти не пришлось: желая немного развлечься, Багратион пригласил ряд полковников и этого уже очень известного во 2-ой армии поручика на ужин. Что ж, денщик вновь привел мундир и ботики барина в идеальный порядок, и Дмитрий пошел от своей городской квартиры к замку — благо, там было все рядом.

Оружия он, естественно, не взял. Во дворе замка его приветствовали караульные собраты и даже внутри на парадной лестнице стояли в карауле… Кто бы вы думали? Корнеты Бекетов и Арцимович! При виде Ржевского они сделали в шутку «на караул», что было замечено двумя девушками, поднимавшимися в обеденный зал сзади поручика. Они недоуменно пошушукались и вдруг одна из них тихонько воскликнула по-русски:

— Так это тот красавец-гусар Ржевский! Помнишь Аня его на балу в Гродно? Сказано было тихо, но у поручика слух был профессионально обострен — в караулах. Вида он не подал, но задержался у огромного зеркала. К этому же зеркалу магнитом притянуло девушек и в итоге в нем возникло тройное отражение: поручик и две красавицы по обе его стороны, которых он сразу узнал — Анна и Софья Ланские.

— Матка Бозка Ченстоховска! — воскликнул он, поворачиваясь к ним.

— Срочно на меня подуйте! Иначе вы можете поссориться между собой!

— Почему? — растерялись губернаторские дочки.

— Разве вы не знаете? Если две девушки смотрят на одного парубка в зеркало, они в него влюбляются. А значит ссора неизбежна. Но если дунуть вовремя — заклятье исчезнет: он найдет себе третью коханочку.

— Помним, помним вашу коханочку, — спохватилась младшая, Софи. — Только она в Гродно осталась да вас еще и прокляла!

— Удивительно! — заулыбался поручик. — Во время этого проклятья никого рядом не было, я уверен. Каким же образом разлетаются слухи?

— Бог все видит, — с нарочитой строгостью сказала Анна. — И он, теперь я уверена, не поощряет тягу русских молодцов к иностранкам.

Где родился, там и пригодился, — думаю, что эту поговорку пустили в Россию его ангелы-архангелы.

— Как вы правы! — повесил голову на грудь Ржевский. — Действительно, где были мои глаза на том балу? Как мог я прельститься чарами иноземной колдуньи, когда рядом были чудесные русские русалки! Единственное что меня оправдывает: русалки были две, а колдунья одна. Я, видимо, побоялся головокруженья.

— Вообще-то у нас все танцы были уже расписаны, — нашлась Анна. — А той крале кавалеров, видимо, не хватило. Но что-то мы заболтались, как бы не опоздать к ужину. Вы ведь на ужин идете поручик? Или караулы проверяете?

— На ужин, — сказал Ржевский с тяжким вздохом, но вдруг отбросил фиглярство и спросил:

— Но почему вы все еще здесь, в Несвиже? Ваш обоз выехал из Гродно одним из первых…

— Наше семейство приветил Доминик Радзивилл, — пояснила Анна. — Мы к этому времени устали трястись в карете, а он сообщил, что армия Багратиона идет к Несвижу и нас потом с собой заберет. Мы тут уже три дня отдыхаем.

— А Доминик за Анечкой ухлестывает, — наябедничала 16-летняя Софья. — Хотя он женат и его супруга находится в замке. Только мы ее почти не видим.

— Все ты у нас видишь, все то знаешь, — зловещим тоном процедила Анна.

— Вот! — торжествующе воскликнул Ржевский. — Что я говорил? Вы уже ссоритесь! Так шутливо переговариваясь, они достигли дверей обеденного зала и вошли по приглашению маршалка. Девушки улизнули на свой край стола, а Дмитрия маршалок усадил рядом с его полковником и совсем недалеко от Багратиона.

— Ну, можно начинать, — громогласно пошутил Петр Иванович. — Герой нашей армии явился к столу. Виват поручику Ржевскому! И все офицеры, весело улыбаясь, воскликнули «Виват» и стукнулись бокалами с шампанским. Вслед за ними бокалы подняли и хозяева дома с домочадцами, а также прочие гости. После чего начался обычный жор, почти не перебиваемый разговорами. Впрочем, минут через десять-пятнадцать первый аппетит был утолен, и Багратион вновь обратился к Дмитрию.

— Так как вы, поручик, можете объяснить нам свою кровожадность?

Все мы чинно отступаем, вяло перестреливаемся, отмахиваемся от поляков наполеоновских сабельками, а вы вдруг взяли и уложили своим взводом за два присеста более эскадрона улан! Наполеон может сильно на нас обидеться и нашлет уже своих церберов: Даву или Мюрата… И что нам тогда делать, куда бечь? Отвечайте, поручик.

— Мне очень хочется поделиться с Вами, Ваше сиятельство, своей мудростью, — доверительно стал отвечать поручик, — но сегодня две девушки, здесь присутствующие, доказали мне, как быстро распространяются слухи в наше время. Поэтому я буду говорить иносказательно. Церберы — это же могучие собаки? Биться с ними грудь в грудь — самоубийственное занятие. Но собаки куда глупее человека, их можно обхитрить. Кидаете этому церберу кость влево, а сами бьете ему ногой по яйцам справа! Вот как-то так… Многочисленные смешки в кругу офицеров были Ржевскому наградой, а улыбающийся Багратион погрозил пальцем:

— Пору-учик! Среди нас ведь есть да-амы… Надо было выразиться еще иносказательнее.

— Виноват, медам э мадмуазелле! Лучше бить по тестикулам! — рявкнул Ржевский. Тут уже дружно захохотал весь зал, в том числе и дамы с мамзелями… В конце обеда Багратион вновь обратился к Ржевскому:

— Поручик! Ваш полковник намекнул мне, что вы являетесь знатоком анекдотов. Не поделитесь с обществом избранными перлами?

— Только без пошлостей, Ржевский! — рыкнул Новосельцев.

— Как можно, Ваше высокоблагородие… Что же рассказать? А, вот…

Вызывает командир полка к себе такого же поручика и кричит: Поручик!

Вы вечно хвастаете, что на дуэлях стреляете только в воздух. А вчера всадили пулю капитану Щербатову в лоб! Как это понимать?

— Промазал, ваше высокоблагородие… Офицеры улыбнулись.

— Вот еще про дуэль, — сказал Ржевский. — Корнет наскакивает на того же поручика: Вы трус и подлец! Я вызываю вас на дуэль!

— Я не приду, — говорит поручик.

— Как? Почему?

— Потому что я трус и подлец. Багратион качнул головой:

— Не пройдет. Вылетит из офицеров. Есть что-то посмешней?

— Есть с перчинкой, — сказал Ржевский.

— Но не переборщи, — буркнул Новосельцев. Дмитрий ухмыльнулся и сказал:

— На балу некая дама спрашивает того же поручика: — Известно, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А через что лежит путь мужчины к сердцу женщины?

— Хм, на этом пути желательно не лежать, а стоять!

— Грубо, но точно, — ухмыльнулся князь. — Давайте еще…

— Тогда все тот же бал и та же дама, которая любопытствует:

— Поручик, у меня не слишком глубокое декольте? Тот смотрит в декольте сверху вниз и спрашивает:

— На женской груди волосы растут?

— Что вы?! Конечно, нет!

— Тогда глубокое, мадам. В ответ раздалось, наконец, искреннее ржание. Но верхом популярности Ржевского стал прочтенный вполголоса стишок, от которого все мужчины схватились за животики:

— Если б я имел коня — это был бы номер. Если б конь имел меня — я б, наверно, помер!

Глава шестая

Решительный дебют

После ужина дамы решительно потребовали танцев. Доминик Радзивилл (весьма изящный кудрявый шатен лет двадцати семи с истинно аристократическим узким лицом и обходительными манерами) спешно призвал в соседний зал домашний оркестр. Дам и мадмуазелей набралось под два десятка, причем на звуки музыки явилась и жена магната по имени Теофила (подвижная кареглазая красотка лет двадцати двух), сказавшаяся перед тем нездоровой. Полонез решили пропустить, начали с кадрили и первую составили Багратион, Радзивилл, Теофила и Анна Ланская. Ржевского резво ухватила Софи и пристроила к какой-то польской паре. И начала щебетать:

— Вы сегодня в ударе, поручик! Всю мужскую кампанию постоянно смешили! Я почти не услышала ничего, может перескажете какой анекдот?

— Это гусарские анекдоты, мадмуазель, — ухмыльнулся Ржевский. — С жеребячьим юмором. Боюсь, гражданским, а тем более девушкам их не понять. И перешел к польской даме.

— Это правда, что вы убили собственноручно два десятка улан? — спросила строго дама по-французски.

— На войне как на войне, пани: противники стремятся убить друг друга. На самом деле я не уверен, что убил кого-то: при стрельбе этого обычно не знаешь, а до сабли не доходило.

Опять оказался рядом с Софи и сказал:

— Вспомнил один дамский анекдот. Замужняя дама молится: Боже, дай мне мудрости, чтобы понять мужчину! Дай любви, чтобы прощать его! Дай терпения выдерживать его характер! Только сил не давай, а то убью его к черту!

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Софи и спохватилась: — Неужели маме хотелось когда-нибудь прибить папу? В следующем схождении Софи шепнула: — Анна продолжает задорить жену Доминика. Мы все так ругали ее за это, а она опять за свое…

— Может, это Радзивилл задорит свою жену? — сказал Ржевский. — Очень уж она кокетлива. Даже мне пару взглядов бросила…

— Не вздумайте ее поощрять! — зашипела Софи. — У вас сегодня есть объект для флирта! Вальс вы танцуете со мной! Вальс им удался: Ржевский, поощренный офицерским обществом и дамским вниманием, вдохновился и летал по паркету, а Софи полностью вверила себя сильным и ловким мужским рукам и погрузилась, вероятно, в грезы о скором уединении с поручиком под покровом ночи. Во всяком случае сразу по окончании танца она шепнула:

— Идите сейчас же к боковому выходу в сад и ждите меня там!

— К левому выходу или правому? — хохотнул поручик, не подозревавший об их существовании.

— Он там один! — укорила его дева и отвернулась, чтобы не быть скомпрометированной. Ржевский, не торопясь, спустился по парадной лестнице и, поболтав дружески с караульными корнетами, выспросил у них дорогу.

— В сад, значит, направились, — сказал Арцимович. — Жаль, мы не можем отсюда отлучиться — а то проследили бы, кто нынче ваша дама сердца.

— Упаси вас бог, — заговорщицким голосом рек Дмитрий. — Эта дама из таких сфер — о-о! И резво удалился.

— Из каких-таких сфер? — растерянно спросил Сашка у Бекетова. — Жена Радзивилла что ли?

— Да посмеялся он над нами, — мрачно сказал Алексей. — Ты что, Ржевского не знаешь? В саду поручик прошел по дорожке туда-сюда и решил подождать дебютантку в тени (луна уже светила бодро), добавив волнения в ее тельце. Через пару минут Софья выскочила из дома и ожидаемо завертелась по сторонам.

— Дмитрий, вы где? — наконец, воскликнула она.

— А-а! — неожиданно раздался ломкий баритон и продолжил по-французски: — Вам нынче Дмитрий понадобился? Про Станислава забыли, мадмуазель? И на дорожке, залитой лунным светом, появился явный польский паненок лет шестнадцати.

— Что вы здесь делаете? — опять зашипела Софи. — Уходите!

— Никуда я не уйду, — решительно сказал млоди пан. — Я выпущу этому москалю кишки! И вытащил засапожник. «Ну, пащенок! — воскликнул Митя беззвучно. — Видать, ухлестывал еще вчера за этой ветреницей. Придется применить кистень». И расстегнул свой «хитрый» пояс, в одно из отделений которого было насыпано грамм 200 песка.

— Стасик! — заюлила дева. — Умоляю! Ржевский вас убьет!

— Да? Чем, голой лапкой? Да и где он, что-то не вижу… И упал на дорожку, получив сокрушающий удар по голове.

— Вы его, правда, убили?! — ужаснулась дева.

— Отлежится, — заверил поручик. — Ножик надо у него забрать, а то порежется. Вот я караульщикам этим преподам завтра кузькину мать.

— Ой, я так перепугалась! — сказала Софи шепотом и приникла к Дмитрию. — Сердце колотится как бешеное! Можно, я около вас вот так постою?

— Лучше я вас поношу, — шепнул Ржевский и в один миг вскинул добычу на руки. — Так вы куда быстрее успокоитесь…

— Вы такой сильный и смелый, — еще тише шепнула девушка. — А на руках ваших мне так уютно…

— Ваше тело теплеет и даже, пожалуй, разгорается, — подтвердил сердцеед. — Голос вот только пока дрожит. Это, наверно, из-за губ: они еще не согрелись. Погреем их, Софочка?

— Как скажете, Дмитрий… Через четверть часа губы девы пылали так, что их, наверно, было видно в сгустившейся темноте. Но наблюдателей возле милующейся четы не было: Стасик, скорее всего, уполз в недра замка, а караульщики далеко от ярко освещенного дворца не отходили. После второй четверти часа Софи воскликнула:

— Что вы делаете, Дмитрий? Это запретное место!