Джон Норман
Заговорщики Гора
John Norman
CONSPIRATORS OF GOR
Copyright © 2012 by John Norman
© Андрэ Ранкахов, перевод на русский язык, 2020
Переведено специально для группы «Джон Норман»
Глава 1
Мне даже в голову не могло прийти, что мною будут торговать. Сомневаюсь, что найдётся много тех, кому такое могло бы прийти в голову.
И уж конечно не на другой планете.
Ошейник не доставляет особого дискомфорта. Зачастую я даже не замечаю того, что ношу его на своей шее. Конечно, трудно не заметить на себе такой аксессуар, глядя на своё отражение в зеркале, что я делаю, когда хочу немного поправить его, чтобы он более привлекательно смотрелся на мне. Например, он хочет, чтобы замок находился точно позади моей шеи. Это его пожелание было доведено до меня в более чем ясной форме. Возможно, это то, на что первым делом обращают внимание, когда смотрят на меня или на любую другую девушку, есть ли на ней ошейник или нет. Думаю, что он и дальше будет держать меня в ошейнике, поскольку я нравлюсь ему именно такой. Теперь-то я и сама понимаю, что принадлежу ошейнику. Конечно, я понимала это не всегда, но смутные подозрения у меня были. На большинстве девушек ошейников нет, но на некоторых из нас, особенно на тех, кого доставили из других мест, их надели. Они ожидают, что мы будем носить ошейники. В действительности, носит девушка ошейник или нет, является самым важным фактом, касающимся её. Вы с первого взгляда понимаете, что она такое, и как к ней следует относиться. Кроме того, нося ошейник, на своей шее, ты сама чётко сознаёшь, что ты собой представляешь, что должна делать и как должна действовать. Ошейник очень многое делает предельно простым и понятным.
Конечно, ошейник может быть снят, но это вряд ли будет иметь сколь-нибудь заметное значение, поскольку у нас есть и другая отметка, столь же изящная, сколь и однозначная. Обычно её ставят высоко на левом бедре, чуть ниже ягодицы. Это было сделано вскоре после того, как мы здесь оказались.
Этот знак, если ничто иное, безошибочно идентифицирует нас, как тех, кто мы есть.
Обычно мы ещё и одеты в соответствующие предметы одежды.
Нас ни в коем случае не должны спутать со свободными женщинами.
Туника вообще мало что скрывает. Что поделать, мужчины желают видеть нас такими. Впрочем, здесь я быстро перестала стыдиться своего тела. Я более не чувствую в себе застенчивости, поскольку я — животное. Да, здесь я немногим более чем красивое животное, более того, я ниже многих других животных, и даже уступаю многим из них в красоте. Но, смею тешить себя надеждой, что я, всё же, красивее и выше многих. На это указывают взгляды мужчин, которые я часто ловлю на себе. Это — интересное чувство, знать, что ты — животное. С другой стороны, если бы я не представляла интереса для мужчин, то, не думаю, что меня, животное, стали бы доставлять сюда для их рынков.
Да, это — интересное чувство, знать, что ты — животное, и что тебя хотят именно таковой.
Мужчины решают, какими они хотят нас иметь, какими мы должны быть перед ними.
Но я не возражаю. Скорее мне это нравится.
Мне нравится быть для них такой, какой они желают, чтобы я была, недвусмысленно показанной как та, кто я есть, честно, открыто и откровенно, без утайки, без отговорок, без лицемерия, явно и кардинально отличающейся от них, животным, которое может представлять для них интерес.
Я не возражаю.
Скорее я рада.
Зато как свободные женщины ненавидят нас за это!
Здесь я отлично показана или, точнее, выставлена напоказ. Здесь я могу не скрывать, а точнее не могу скрывать своей природы и своих потребностей. Туника, ошейник, отметка ясно дают это понять, как всем окружающим, так и мне самой.
Здесь мы беспомощны. Здесь нам отказано в нашем самом неотразимом оружии, здесь мы лишены права на отговорки, виляния и обман.
Но насколько свободными это делает нас, животных, насколько отличающимися от свободных женщин. И как эти свободные женщины презирают нас! А уж как мы боимся их!
Я научилась правильно ходить, двигаться, поворачиваться, держать осанку, говорить и многому другому.
От нас ожидают, что мы сделаем всё возможное, чтобы повысить нашу ценность. Мужчины вообще очень многого ожидают от животного моего вида. Нас и дрессируют точно так же как любое другое животное. Я думаю, что они наслаждаются процессом нашей дрессировки. А уж какое удовольствие они получают от обладания нами! Они обожают владеть нами, точно так же как и любыми другими видами животных.
На ночь они обычно приковывают нас цепью или запирают в клетках.
Я не всегда носила ошейник. Я не всегда была объектом для цепей, решёток и плети.
Я родилась очень далеко отсюда.
Это место, вероятно, совершенно отличается от любого из тех, с которыми Вы знакомы. Его называют — Земля.
Глава 2
На вашей планете вам многое кажется само собой разумеющимся. Порой я спрашиваю себя, не видите ли вы вещи такими, каковы они есть? Разумеется, вы цените свои жизни, свои Домашние Камни, своих товарищей, но вот интересно, цените ли вы свой мир по настоящему, или, возможно лучше было бы сказать, достаточно ли вы его цените? Возможно, вы ценили бы его ещё больше, если бы смогли увидеть, хотя бы на мгновение, хотя бы глазами другого, один поразительный, кардинально отличающийся от вашего мир, который больше похож на склеп или на коптильню, мир в котором мало гордости, зато полно тщеславия, миром всепоглощающей толпы, для которой жестокость, ненависть, предательство, лицемерие, грязь, шум, коррупция стали нормой жизни, мир без чести, мир без Домашних Камней.
Полагаю, что вы сочтёте это утверждение неправдоподобным, что где-то есть мир без Домашних Камней.
Интересно, поверите ли вы мне, что такой мир, мир в котором нет Домашних Камней, может существовать.
Но он действительно существует.
Мне не позволено лгать.
Я в ошейнике.
Вот и попробуйте теперь, если сможете, представить себе такой мир, мир из которого меня забрали, мир без Домашних Камней, бессмысленный и несчастный, мелочный и пустой. Чего мы заслуживаем, мы, живущие без Домашних Камней? Чего можем заслуживать мы, у кого нет Домашних Камней, с точки зрения тех, у кого они есть? Я касаюсь своего ошейника и подозреваю чего именно. Для чего ещё мы могли сгодиться? Я смотрю в зеркало и понимаю.
Я надеюсь, что смогу доставить удовольствие своему владельца. Я отлично знаю о том, какое наказание ждёт меня, в случае если я не справлюсь с этим.
Мужчины здесь мужественны, властны и нетерпеливы. Они готовы принять только немедленное и несомненное повиновение им. Мы быстро научились этому.
Это ещё одно кардинальное отличие этого мира от того, из которого меня сюда привезли.
Но я не возражаю.
Я даже думаю, что уже в своём прежнем мире, жаждала чего-то подобного, жить в мире, в котором моя природа была бы признана и уважаема.
Интересно, так ли трудно это понять?
Не думаю.
В этом мире, мужчины рассматривают нас так, как им нравятся и подчиняют нас своей власти.
Но я не возражаю.
Это — мир, в котором я должна вставать на колени и, склонив голову, покорно целовать и облизывать ноги своего господина.
Он разрешает мне это. И я благодарна ему за это.
И не надо презирать меня за это. Я — женщина. Это совсем не то же самое, что мужчина.
Как долго я стремилась быть взятой и обладаемой! Как долго я жаждала ошейника и господина!
Теперь я та, кем я должна быть.
Я в ошейнике, и я покорена.
Многие из вас, насколько я понимаю, не верят в существование Земли, или, если всё же хоть немного доверяют историям, то допускают, что это место находится где-то на востоке, за Волтаем, или далеко на юге, возможно, за Бази и Шенди, или на западе, за архипелагом Дальних Островов. С другой стороны, те из вас кто достиг уровня Второго Знания, понимают, что Земля это, как предполагается, другая планета, одна из нескольких вращающихся вокруг Тор-ту-Гора, «Света над Домашнем Камнем». Однако даже в этом случае, многие из вас, даже с багажом знаний второго уровня, к существованию Земли относятся довольно скептически, считая её не больше чем мифом или сказкой, и в лучших традициях гипотезы Первого Знания уверены, что, если это место существует, то оно находится здесь, в вашем мире, просто в отдалённом регионе, далёком от цивилизации.
Но мне, всё же, придётся уделить немного внимания моему прежнему миру. Дело в том, что мой рассказ, по крайней мере, в значительной степени, касается определённых тёмными дел, политических и военных вопросов, о которых здесь подозревают очень немногие. Фактически, эти вопросы остаются за рамками кругозора подавляющего большинства населения. Практически, все вы, рассеянные по сообществам, по ваших деревням, местечкам и окруженных стенами городам, все, кто населяет этот свежий, дикий, неиспорченный, едва населённый, прекрасный мир, ничего не ведаете об этих делах. Вы понятия не имеете о той опасности, которая вам угрожает, которая, если можно так выразиться, притаилась под ближайшим кустом, внимательно следит за вами, скрываясь в тени. Она близко, не дальше вашего локтя и, одновременно, далеко, так же далеко, как далеки безразлично взирающие на вас небеса.
Так вот знайте, благородные Господа и Леди, что существуют другие, кто знает о вашем мире, сверкающем в ночной темноте, о вашем утреннем мире, таком свежем, зелёном и заливаемом светом солнца. Эти другие вынуждены жить в огромных металлических шарах, поскольку свой собственный мир, который у них был когда-то, такой же зелёный и красивый как ваш, они уничтожили, и теперь жаждут получить другой.
Я не могу молчать.
Немногие поверят тому, что я вам собираюсь рассказать. Да даже если и поверили бы, то, что они могли бы предпринять?
Тем не менее, я должна рассказать то, что знаю.
Оказавшись в присутствии свободных людей, мы, как правило, встаём на колени. Когда нам разрешают говорить, мы делаем это скромно и почтительно, обычно не поднимая головы. Но это вам известно и так. Так положено. Мы же в ошейниках.
Так что, пожалуйста, простите меня за то, что обращаюсь к вам, за то, что говорю с вами.
Не принимайте это за смелость или наглость с моей стороны.
Поверьте, я изучила своё место. Мой господин позаботился об этом.
Многие женщины моего прежнего мира не знают своего места. Когда-то я и сама этого не знала, но теперь мне на него указали. Мой хозяин оказался хорошим учителем.
И я довольна тем, что нахожусь на своём месте, поскольку это — то место, которому я принадлежу.
Мне приказали говорить.
Я должна повиноваться.
Никакого иного выбора у меня нет, я в ошейнике.
Но, помимо этого, я сама хочу выговориться.
Давайте, просто предположим, если вам так будет удобнее и легче, что меня, какой бы я ни была недостойной и никчёмной варваркой, которую вы могли бы купить или продать, привели к вам, приказали раздеться, опуститься перед вами на колени, склонить голову и начинать свою историю.
Она расскажет вам о городах, и тайных местах, о металлическом контейнере, о кузнеце, о монстрах, огромных, лохматых и опасных, о подземной мастерской, о гордости, амбициях и преданности, о воинах и рабынях, о золоте и стали, о верёвках и шелках, о кораблях и мирах.
Итак, она начинает.
Глава 3
В моём прежнем мире, на гореанском, о котором у вас упоминают просто как о Языке, говорят редко, а если и говорят, то только тайно. Это — ещё одна особенность, которая вами может быть сочтена трудной для понимания. С другой стороны, даже на вашей планете есть места, где гореанский не используют. Конечно же, вам известно об этом. Также, в моём прежнем мире нет ничего подобного вашим сывороткам, сохраняющим вашу молодость, силу и красоту, и считающимся здесь чем-то само собой разумеющимся. Эти сыворотки настолько доступны, недороги и распространены, что вы не задумываясь, как что-то рутинное, даёте их даже таким как я. В моём прежнем мире за такие вещи можно было бы покупать города вместе с их Убарами. С другой стороны здесь я видела, как споры решаются клинками, быстроногих табуков, подстреленных из луков, мужчин, выходящих против ларлов, будучи вооружены лишь копьями. Время здесь измеряется песком и водой. Ваши самые быстрые корабли пенят моря, движимые не больше, чем ветром и вёслами. Каким примитивным кажется мне всё это, в этой стране парадоксов, чудес и аномалий. Я заключила, что по большей части это имеет отношение к правилам ваших богов, называемых Царствующими Жрецами, правящими из мрачного, окруженного горами Сардара. Но нам мало что известно об этом. Эти тайны не для таких как мы. Вопросы такого уровня с нами обсуждают, не больше, чем со слином или кайилой. Нас сжигает любопытство, но мы знаем, что любопытство не подобает таким как мы. Однако не исключено, что вы сами знаете о своих богах, своих суверенах, называемых Царствующими Жрецами не намного больше нашего. А может даже меньше. И вы, и мы знаем, что они существуют, но я видела расплавленные камни в том месте, где приземлялись их корабли.
Помните, я говорила о тех, кто, если можно так выразиться, скрывается в кустах, и кто смотрит с небес.
Они обладают мощью далеко превосходящей вашу самую прочную сталь, ваши самые острые копья, ваши самые быстрые стрелы.
И они жаждут заполучить ваш зелёный, свежий, неиспорченный мир.
Самый последний из них, самый слабый и недоразвитый с их оружием с и технологиями без труда сможет перебить самые лучшие ваши отряды, красу и гордость вашей Алой Касты, сможет превратить в щебень самые мощные ваши стены, сжечь ваши корабли как щепки, разрушить до основания самую высокую из ваших крепостей.
Единственное, что защищает вас от этих Других, этих Чужих, наблюдающих и выжидающих, это ваши боги, ваши Царствующие Жрецы.
Но что, если они устанут от вас и решат самоустраниться?
Меня доставили сюда вовсе не для того, чтобы втягивать в интриги. Это не было моим выбором. Я попала сюда, как и большинство из моего мира, в качестве животного для ваших рынков, отобранного за качества и признаки, представлявшие интерес для сильных мужчин. За те качества и признаки, за которые, так уж сложилось исторически, сильные мужчины, даже мужчины моего прежнего мира, готовы предлагать цену и платить. Этими качествами и признаками, столь презираемыми в нас и одновременно, как мне кажется, желаемыми вашими свободными женщинами, являются красота, желанность, слабость, уязвимость, женственность, готовность и жажда подчиняться, неизбежность превращения в руках мужчины в беспомощных, умоляющих пленниц нашей собственной страсти, желание любить и служить, отдать всё, чтобы принадлежать полностью и всеобъемлюще, чтобы быть женщиной, бессмысленной и никчёмной, покорной, отдающейся и благодарной мужчине, его любящей рабыней! Но вот наденьте на своих женщин ошейники, и мы увидим, так ли уж они отличаются от нас! Подчините их соответствующей и бескомпромиссной силе природы, выставьте их на платформу, дайте посидеть в клетках и конурах, почувствовать грубость верёвок, тяжесть цепей и обжигающие поцелуи плети, подвергните полному, бескомпромиссному, абсолютному доминированию, и посмотрите, не бросятся ли они, поспешно и с благодарностью, прижаться губами к сандалиям рабовладельцев!
Глава 4
— Эй, рабыня, — окликнула меня она. — На колени!
— Ты же не свободная женщина! — возмутилась я. — Ты что, чем-то отличаешься от меня? Тот лоскут ткани, который на тебе надет, является такой же насмешкой над одеждой, как и то, что ношу я! Или Ты думаешь, что я не вижу металлическое кольцо, окружающее твою шею, которое, я уверена, заперто на замок? Если я не права, то сними его, и я сразу встану перед тобой на колени.
— Ах Ты, варварка! — прошипела рабыня.
— А разве мы чем-то отличаемся? — поинтересовалась я. — Мы теперь то же самое, что варварки, что гореанки!
— Нет! — воскликнула она.
— Меня могут продать за столько же, за сколько и тебя, а может даже больше! — заявила я.
— Когда-то я была свободной! — крикнула девушка, прижав руки к своему ошейнику, и зло сверкая на меня глазами.
— Точно так же как и я, когда-то была в своём прежнем мире! — ответила я.
— Лгунья! — обругала она меня. — Посмотри на своё плечо. Клеймо на тебе появилось задолго до того, как тебя сюда привезли!
— И вовсе это не клеймо, — отмахнулась я. — Это связано с медициной. Это след, оставшийся от медицинской процедуры, называемой прививкой.
— Это — шрам, — указала рабыня.
— Он совсем крошечный! — заметила я.
— Вот по этим отметинами, по таким крошечным, но таким предательским клеймам, отмечающим их как рабынь, — усмехнулась она, — были опознаны многие варварки.
— Это не клейма, — повторила я.
— Возможно, именно по таким клеймам, — предложила гореанка, — охотники и узнают рабынь.
— Это маловероятно, — пожала я плечами, — для женщин моего мира не характерно ходить по улицам раздетыми.