Помоги проекту - поделись книгой:
Воцарилась тишина. Слышно было лишь тиканье часов, висящих на стене, и доносившийся через толстые стены с улицы кошачий рёв. Тамара, казалось, потерялась во времени и пространстве. Она уставилась в тарелку с колбасой, потом резко повернула голову и посмотрела на Джона, пытаясь стабилизировать положение головы.
– А сейчас ты, американец, по больному полоснул, как ножом. Тебя не виню в том, сама виновата.
– Простите, что случилось? Что я сказал не так?
– Давняя личная драма, которая всплывает периодически в голове, сводит с ума и под дурман опьяняющих напитков снова ложится на дно моей прогнившей жизни. Ох…Но я расскажу, если докинешь сотку
– Сотка? Что это?
– Это «ван хандрит долларс» еще по-вашему…
– Хорошо. Ок!
– Ок. Ок. Язык у вас какой некрасивый. Всё коротко и неромантично. К моему мнению по поводу твоего этого закона, это наверно не относится сильно, но может пригодится для фильма, добавишь трагизма так сказать, а я, может, как жертва буду выглядеть. Пожалеет, может быть, кто-нибудь там за бугром, денежек пришлет.
Дело было в моей далекой трезвой молодости, Джонни. Училась я хорошо, даже без троек. И тут в моей жизни появился
Жила я одна, родителей не было, бабушка только. Родился у меня мальчик хиленький и больной. Долго врачи местные понять не могли, что такое с ним приключилось, а мы жили как-то с этим дальше потихонечку. Потом умирает бабушка, помогать некому, пенсии на которую жили не стало. Мне уже восемнадцать к тому времени исполнилось. На последние деньги повезла сына в облцентр на диагностику. Всего пересмотрели и сказали, что астма у него тяжелой степени. Прописали кучу таблеток, сиропов, процедур, которые надо пройти, а у меня элементарно денег на хлеб не хватало. Я чуть с ума не сошла. Работать не уйти, сына оставить не с кем, а заработать и зарабатывать на те же лекарства надо. Что я сделаю маленькая и глупая без образования, без всего, дура!
Ничего умней тогда не придумала, как отдать его в наш Интернат или Детский Дом, они каждый год меняют название. Проезжал, наверно, его ты. Официально отказалась от ребенка. Сына оставила, а сама уехала на север, зарабатывать. Думаю, уеду, заработаю много денег, вернусь и заживём мы с ним. И вот там понесла меня жизнь по синим курганам и ямам. Не справилась я. Понимаешь? Не справилась! Пока с собой там боролась, времени прошло тьма. А я знаешь, как жила? Получу сорок тысяч, 25 проем и пропью, а пятнадцати и на билет не хватит возвратиться.
В итоге, когда сезон пьянок к концу подошел, одумалась, подкопила денег и приехала домой в Дымск. К тому моменту прошло уже почти три или четыре с половиной года, да я уже и не помню. Страшный сон.
Пошла через два дня после приезда сына повидать, набралась смелости, страшно было. Пришла на порог к зданию Интерната, а мне говорят, что усыновили парня. Представляешь? Без моего ведома?
– Вы пропали без вести…И вы не пытались его найти? Вдруг он ждал Вас? – спросил вдруг Джон
– Кого искать? Кто-то мне сказал адреса и пароли? Смешной ты, американец. Да и кого он ждать будет? Ему 3 или 4 года уже должно было быть на тот момент, а меня он и не видел никогда вообще – чужая тётя. Понимаешь?
– Наверно понимаю. А Снежана?
– Снежана ребенок в любви рожденный, доченька моя. Умница, красавица. Если хочешь представить меня в молодости, просто взгляни на нее.
– А где ее отец?
– Умер от цирроза печени лет десять назад. Да он и на момент ее рождения был алкаш, но ухаживал красиво. Он мне крышу покрасил. Вместе с ним работали на заводе местном, пока не прикрыли. Я тогда и не выпивала совсем.
–А сейчас вы работаете?
– Конечно работаете! Я просто в отпуске, на последние деньги отрываюсь. Знаешь, американец, иногда представляю, как ходит где-то мой сын, красивый и здоровый, живет другой жизнью и счастлив. Может и хорошо, что оно так с ним вышло? Что я бы дала ему? Дура малолетняя? Не вылечить, не покормить, сама ребенок…девочка..а мужики…
В этот момент град слез хлынул из глаз Тамары. Джон было хотел приобнять ее, поддержать, сказать, что «так и есть, он здоров и счастлив где-то», но не нашел сил произнести. Хозяйка дома налила стакан водки, рыдая и вытирая второй рукой потекшую тушь, выпила и начала потихоньку успокаиваться. Они посидели в молчании еще пять минут, слышен был только хруст огурца и движения челюстей Тамары. Джон решил напомнить ей о цели визита:
– И всё-таки, Тамара, что вы думаете о «Законе Димы Яковлева»? Ведь вполне могло быть так, что его усыновили и дали все самое лучшее иностранцы, ведь тогда это можно было, а сейчас нет. Они могли дать ему то, чего не было здесь.
– Ты чего какую ерунду несешь, какие еще иностранцы. Что у них лучше? Да нет у них ничего, одна ерунда, как у всех. Да и чему эти иностранцы русского пацана научат. Душа русская непокорна. У русской он семьи, не сомневаюсь. Эти иностранцы наших детей только терроризируют, используют и калечат. Им там пособия дают на детей-то этих. Всё ради денег, капитализм чертов. Ты что телевизор не смотришь?
– Вы не прав, мисс. Много положительных примеров, когда такие дети вырастают в семьях тех же американцев и становятся успешными и востребованными специалистами?
– Какими еще успешными? Русских детей во взрослых тупиц-иностранцев превращать, тоже мне эволюция. Ладно бы там за границей люди людьми были, дак им всем лишь бы войну начать да фильмы идиотские снимать. Чему они научат? Да и ты такой же. Тебе вот фильм надо снять, вот ты и хорошенький весь тут такой передо мной, джентльмен. Деньгами трясешь, как перед шлюхой какой-то…
На этих словах язык Тамары начал ослабевать, слова сжевываться, а слюни лететь в разные стороны вместе с не проглоченными кусочками огурца.
Открылась входная дверь, и зашла Снежана. Джону было стыдно, он не знал, что сказать, краснел и извинялся. В том, что так произошло, он винил себя. Опытный корреспондент и журналист допустил такое.
– Перестаньте извиняться, мистер. Обычная картина. Сейчас она за столом и уснет. Тем и лучшее, я хоть поучу.
– Господи мне так неловко. Вы так быстро вернулись? Почему?
– Занятия отменили, учительница биологии заболела.
– Снежана, вы разрешите мне посмотреть вашу комнату? Это войдет в фильм
– Да, конечно, пойдёмте! Только там особо не на что смотреть. А вот видите, и мама уснула.
В этом время Тамара высказывала последние невнятные реплики по поводу иностранцев и закона, а после медленно, как в Slow-motion, отключалась и опустила голову на стол.
Джон и Снежана сначала попали в большую комнату, а из нее прошмыгнули в маленькую, которая действительно оказалась крохотной. Снежана начала говорить первой, рассказывая и показывая предметы в комнате:
– Мне эту комнату и огородили только для того, чтобы я не мешала маме с папой кутить на полную катушку. Одно время меня просто закрывали, а я сидела и читала разные книжки, заняться было нечем. Что Вам еще интересно? Вот мои школьные учебники. Очень люблю биологию, анатомию. Мечтаю стать врачом, может быть, если получится. Надо сначала поступить, потом на стипендию учиться, и тогда все получится. Как-то так.
– На учебниках цифра девять. Это последний год перед колледжем в России?
– Да, поэтому я усиленно готовлюсь. В моей школе в Дымске нет десятых и одиннадцатых классов. Раньше были, а сейчас уже нет. Надо ехать в Екатеринбург, там есть хорошая школа с биологическим уклоном, но это платно. Денег у нас нет, на мать надеяться не стоит. Да и не заработать просто в Дымске столько. Не подумайте, она много работает, но зарплаты мизерные. Поэтому всё так, как есть.
– Ужасная ситуация, Снежана.
– Я в этом ужасе живу много лет, но это моя мама и моя жизнь, так распорядилась её величество Природа!
Несколько минут прошли в переглядках и молчании. Джон рассматривал скромное, но приятное оформления комнаты. На стене он увидел нарисованный гуашью огромный цветок, а под цветком маленькую девочку с белыми волосами, держащую за руку Женщину в смешных тапочках. Над каждой из них было что-то написано по-русски, но Джон не мог прочитать, поэтому решил спросить:
– Что тут написано?
– «Я» и «Мама», – указывая пальцем проговаривала Снежана перевод.
– А когда Вы это нарисовали? Довольно красиво.
– Спасибо, где-то около месяца назад.
Джона удивила бескорыстная и безоговорочная любовь Снежаны. Он был в растерянности. Всё, что он услышал в этот вечер шокировало его, мысли в голове переплетались, перетекая из одного полушария в другое: злость превращалась в жалость, жалость – в скорбь, скорбь – в боль. А рисунок этот трансформировал боль в надежду.
Джон взглянул на часы. Пора было собираться, иначе он бы опаздал на всё, что можно.
– Простите, Снежанна. Мне нужно скоро уходить, но разрешите мне помочь Вам?
– В смысле?
– Я хочу помочь Вам получить хорошее образование в Екатеринбурге.
– Но как?
– У меня есть чек, он именной, на некоторую сумму. Предполагалось, что он будет отдан вашей матери, но я уже передал ей наличными столько, сколько требовалось. Так вот, я отдам этот чек на ваше имя в ту школу, о которой вы говорите, она там одна?
– Не нужно, спаси..
– Не смейте отказываться, я хочу Вам помочь. Каждому из нас нужна «hope». Так она одна там такая, я смогу найти?
– Не одна, но эта школа находится на улице Сурнина…
– Спасибо. Я найду эту школу, оставлю этот чек там, тем самым заранее оплатив ваше обучение. Остатки по чеку вы заберёте себе на питание и жилье. Главное сдайте экзамены, а получить хорошее образование вы сможете уже в Екатеринбурге. Учитесь, прошу Вас, учитесь. Я надеюсь, вы станете врачом, лучшим врачом в России, а может да и мире, тогда я возьму у вас интервью еще раз, но у себя в гостях.
Он улыбнулся широко и достал из рюкзака помятый в дороге чек, вписал на латинице имя «Snezhanna Senchukova», добавил еще какие-то важные юридические данные, которые попросил предоставить ему Снежану, подрисовал к 1000 два нуля и показал девочке, чтобы она убедилась, что он её не обманывает. Девочка заулыбалась, обняла Джона, сказала несколько раз спасибо, а он смущенно гладил её светлую во всех смыслах голову.
На улице сильно стемнело. Пришло время собирать технику и отправляться домой. Он упаковал камеры, снял со спящей Тамары микрофон. Снежана собрала ему в дорогу чуть-чуть еды, сколько было не жалко отдать, еще раз сказала «спасибо» и проводила его до дверей. В это время проснулась Тамара и тоже решила проводить важного гостя, но только уже, выглядывая в окно. Открыв форточку, она проорала громко:
– Его звали Женя. Я назвала его Женя! Лучшее имя! Для передачи пригодится!
Снежана стояла у калитки и гладила кошку, или кота, тот продолжал стонать неистово. Встревоженный и взволнованный Джон, впопыхах и сильно нервничая, засунул руку в карман, но не нашел того, что искал. Скинул рюкзак на землю пошарил по карманах и нашел-таки «Сальбутамол». У него был приступ. Сделать вдох было очень трудно, но аэрозоль, как всегда, сделал своё дело быстро. Надо было чуть-чуть подождать и отдышаться.
Дыхание восстанавливалось, организм успокаивался, успокаивался и Джонни. Одевая обратно на плечи свой рюкзак, он обернулся, по-доброму улыбнулся Снежане, крикнув «Удачи», посмотрел в окно, а в окне стояла пьяная, но доброжелательная Тамара, которая махала ему через окно вслед ладонью, оттопыривая мизинец в сторону.
Поверьте, когда он рассказал эту историю до конца, я сидел под таким впечатление, что чуть было сам не воспользовался лекарством. Допил кофе, обождал 5 мин и начал задавать ему те вопросы, которые меня больше всего волновали:
– Джонни, а чем кончилось само путешествие? И почему больше ни у кого интервью не брал?
– А зачем еще кто-то? Мне в целом никто и не нужен был больше. Закончилось чем? Я вернулся на площадь, было темно, а Просто Мария стояла там и собирала людей на новый рейс до Екатеринбурга. В город мы приехали ночью, я поспал на вокзале несколько часов, утром заказал такси до той самой школы, предварительно загуглив точный адрес, благо в Екатеринбурге был хороший Интернет. Там я уже сделал всё именно так, как и обещал. Директор организации был адекватен к моим просьбам и пошел мне на встречу тогда, когда я рассказал ему всю ситуацию. А далее обычный путь: вокзал-билет-поезд-куча историй– место у туалета (как меня любят в этой стране) – вранье про Сербию – Москва. На такси я доехал до аэропорта, Колина больше не хотел видеть. И вот я здесь перед тобой, только что с самолета.
– Я вот тебя слушал и думал, а вдруг мне мама с папой врали, вдруг и моя биологическая мать никакая не хорошая девочка была, а какая-нибудь Тамара, как твоя, которая из твоей истории, а не из моей? Не хотели меня расстраивать, поэтому и придумали красивую сказку со счастливым концом. Думаю, стоит у них повыпытавать еще информацию, а потом свой фильм снять.
– Если ты сам в этом веришь и если тебе это нужно, то дерзай, друг. Но режиссер из тебя, думаю, никакой.
– Да нет, конечно, мама мне бы не стала врать, она очень крутая и честная. Думаешь, она мне стала бы придумывать небылицы в такой ситуации?
– Я думаю, что твоя мама крутая и умная!
– Как и твоя, братишка.
– Как и моя!
Опустели кружки, на дне красовался засохший кофе. На улице было темно, школьницы уже давно пропали из виду. Мы оплатили счета и вышли из кафе. На небе светила яркая луна. Держа друг друга за плечи, двигались вперед, не оглядываясь назад, как всегда. Ночные фонари города освещали тротуар, мы шли, смотрели по сторонам, и напевали тот самый хит группы Coldplay «Para-para-paradise». Пассажиры проезжающих мимо такси одобрительно улыбались в нашу сторону. Джон остановился, повернулся ко мне лицом, взял меня за плечи и, глядя в глаза, спросил:
– А может Ивановна была насчет меня права?
Поделиться книгой: