Помоги проекту - поделись книгой:
Желудок что-то голодно отвечает за меня, и я соглашаюсь:
– Неси.
– Что? – тоном дотошного официанта уточняет Преподобный упырь. Кажется, я знаю, почему у него нос сросся криво.
– Обед, говорю, неси. Не напьюсь, хоть нажрусь. Говорила мне мать: «Косяк через коньяк верный тупняк!» Или трупняк? – само собой, моя мамка так никогда б не сострила. Просто бабкину любимую фразочку позаимствовала.
– Сестра, вам совсем плохо.
– А я тебе о чем толкую?! ПЛОХО, батюшка, ПЛОХО! – дошло, наконец! Два тайма по сорок пять минут, плюс добавочное по пятнадцать, и только на пенальти мы доезжаем! Аллилуйя. Танцуй, Святоша. Праздник у нас.
– Сестра Литиция, вы монахиня Ордена Святого Павла. Такое поведение не подобает…
– Выпить дай, ирод окаянный!
Монахиня. Сестра. Литиция. Что за имечко такое?! Спасибо, что не Снежанна!
И в какую сторону теперь из этой паранойи выползать?!
– А вы сейчас точно по-английски говорили?
Офсайд на мою седую голову, да мы ж с ним не на русском разговариваем! И у него произношение хромает. Кто так окончания растягивает?! Будто древний Оскар Уайльд вытанцовывает.
– Отец Константин, я могу вас побеспокоить? – девочка–монашка возвращается с тарелкой дымящейся каши.
В животе ворочается. Ненавижу овсянку, но личико Пионики делает ситуацию немного светлее.
– Я буду за вас молить Бога, сестра Литиция, – священник встает, крестит меня и уступает место девушке.
– Можно вилку мне? – улыбаюсь вошедшей. Почему во сне поедать овес так же мерзко, как в реальности?
– Конечно! – Пионика ненадолго исчезает. Все десять секунд этого времени мы смотрим со святым упырём друг на друга. В моей голове свистит ветер, потому что мне думать никак нельзя. Передо мной ложится маленькая десертная вилочка.
Не очень острая, не очень большая. Но мне и такая подойдет.
Бью вилкой в бедро. Со всей силы. С размаху. Даже юбку потрудился задрать.
– А– А– А– А– А– А– А!!! М*ть, Я*ть, Б*дь, Ж*ть!!!
Как же больно! Что за сны такие натуральные?! Это новый вид присутствия!? +100800D?!
Ко мне тут же подскакивает упырь, отбирает оружие и засыпает приказаниями:
– В монастырь её. И полный запрет на практику вне Ордена. Под наблюдение!
Я его уже ненавижу.
Плохой из него все-таки врач.
Нетактичный.
Нет чтобы отвернуться, пока я прощупываю у себя присутствующие округлости, отсутствующее между ног и черепушку!
Но мне уже параллельно, меня накрывает истерика.
Дикий смех сотрясает палату.
3. Каждый сходит с ума в меру своей испорченности
Мне снится Маринка. Странно, свою первую жену я вспоминаю не часто. Её и двух сыновей я оставил еще десять лет назад. Как только познакомился со своей второй женой – Кристиной. Модель, рост 180 см, талия 49 см, ноги от ушей. Она полностью затмила первую. С её полнотой и скандалами. Я уплыл в какое-то царство райского наслаждения. И не возвращался несколько лет. Пока не получил развод, судебный иск на алименты и полные карманы ненависти. От детей и бывшей. Но за возможность больше не зависеть от их нытья, цена была невысока. Я и раньше редко отказывал себе в маленьких радостях, а после развода радости стали высокими, ухоженными и щедро оплачиваемыми. Как-никак в средствах я никогда не нуждался. Тренер сборной родной страны по футболу получает ой как достаточно. Потом была третья жена – Злата, после которой официальные жены кончились. И начались спутницы жизни: Мила, Таисия… И это не считая неофициальных. Я люблю женщин. Всегда любил. Больших, маленьких, толстых, худых, глупых, умных. Азиаток не очень люблю, они странные.
А женщины любят меня.
Потому что я – крутой. Красивый, высокий брюнет спортивного телосложения. С карими глазами и отличным чувством юмора. Ответственный и надежный. Вот тут Маринка бы, наверное, поспорила.
Во сне она выглядит злой и коварной. И немного грустной. Не люблю женские слезы.
– Ты за все заплатишь! – говорит бывшая жена. – Постигнет тебя наказание за наплевательское отношение к женскому роду!
Да ни на одну ж не плевал! Всех осчастливил. Чем недовольна?
И я лишь плечами пожимаю. Хрупкими такими. Смотрю вниз, кричу и просыпаюсь.
Вокруг те же белые стены, что и вчера. На крик прибегает мелкая девочка – подросток в черной хламиде. Местная послушница. В монастыре Святого Павла много монахинь. И я теперь один из них.
Не то чтобы я никогда не мечтал оказаться в женском монастыре. Признаю – мелькали мыслишки. Но… Не так я себе это представлял.
Вино из рук прекрасных девственниц, оргии до утра под звон колоколов, чтение Библии нагишом…
Занимательно, да только ничего подобного и близко не проскакивает!
В келье, куда меня заселили, из мебели – кровать и тумбочка. Деревянное распятье на стене и половичек, на который полагается вставать три раза в день на колени. И молиться. Даже окно не потрудились прорубить. В тюрьме и то камеры просторней!
Не то чтобы я сидел. Признаю – мелькали мыслишки…
Первое время я истерю по-страшному. Зеркал тут не нет. Но и без них несложно нащупать две округлости на груди и отсутствие самого ценного в жизни мужчины. Не считая мозгов. Стоит проснуться, опять принимаюсь искать потерянное. А оно всё не возвращается.
А в отражении таза с водой на меня смотрит тридцатилетняя женщина. С грубыми чертами лица, широкими скулами и крупным носом. Именно та, что и коня на бегу остановит, и в горящую избу войдет, и сама же её подожжет. Вместе со всеми эсэсовцами. Глаза вроде серые. Или просто светлые. И еще она лысая! То есть, я лысая! То есть, лысый!
Тьфу, черт!!!
Черт с тем, что монастырь и идиоты вокруг, другана верните! Я же с ним чаще, чем с умницей Алисой общаюсь!
Где мои волосатые подмышки? Где лапти сорок пятого размера?!
Наверняка, я сейчас лежу в коме в какой-нибудь навороченной больнице. Все мои бывшие пассии собрались вокруг, безумно рыдают и жаждут моего возвращения. Особенно, первая жена. Маринка и сыновей привела. Все горюют. А я вот встану сейчас и сюрприз им устрою! (Где-то на другом конце вселенной икнулось Марине Черкесовой, наконец-то, дождавшейся кончины бывшего мужа).
Последнее, что вспоминает мозг о реальности: крупное празднование победы. Сборная выиграла-таки Кубок Европы. Пусть через пару почти заваленных матчей. Но выиграть на стадионе Уэмбли в Англии, а это дорогого стоит. Парни играли, как в последний раз. Мяч носился по полю, будто заговоренный. И только в добавленное время Огаров умудряется забить победный гол. Принял с углового, одним касанием, в верхний правый угол. Это была феерия! Это была чистая победа. Всю ночь Лондон стоял на ушах. Моя сборная праздновала победу. Россия впервые за … не будем углубляться сколько лет, взяла кубок! Да за такое радостное событие сам черт должен был напиться до разноцветных белочек! Не то что участники!
И что я увидел, проснувшись? Месиво из соплей отца Джонатана и одержимую паучиху, которую нечаянно прибил. Да я был уверен, что это сон.
Я и сейчас в этом уверен!
В больничной палате меня продержали сутки. Констебль, что меня допрашивал, был одет в духе Шерлока Холмса. Долго добивался признания, угрожал РОЗГАМИ и КНУТОМ. КНУТОМ! Мне – заслуженному чемпиону России! Тренеру сборной, завоевавшей кубок Европы! Да ты, ментяра дореволюционная, мне бутсы лизать должен! Короче, мерзостный абсолютно тип. Константин меня еле отбрехал. И засунул в монастырь подальше от доблестной полиции.
Улицы, по которым меня везли, были похожи на древний город. Не средневековый, конечно, но отсутствие асфальта чувствовалось каждым сантиметром моей округлившейся задницы. Еще бы! Ведь меня везли в карете! В карете! Как в Питере по Дворцовой, честное слово! Только дольше, хуже и бесплатно.
Не может быть сон столь подробным! Да я в жизни не читал Библию на латинском! Откуда в мозгах может быть подобная информация?!
Любуюсь на россыпь дырочек в руке. Проснуться не получалось. Нужны более суровые методы. У меня теперь утро непременно начинается с ножа или вилки, воткнутого в ладонь. Сразу же после проверки братана. Я все еще не теряю надежды проснуться. Просто отказываюсь верить, что женские формы, на которые натыкаются руки, мои.
Пару дней я ем в общей столовой. Читай трапезной. Три ряда длинных деревянных столов с десятком девушек на каждой стороне. Все настолько одинаково и мерно стучат ложками о тарелки, что заставляют вспоминать два года в армии. Прапора Егорова (сволочного дедовского подхалима, закладывавшего мать родную за косяк) заменяет толстая женщина, следящая за порядком. Размер её кулака больше кокосового ореха.
Некоторое время меня не трогают, позволяя пускать слюни, приставать к монашкам и тыкать в себя острыми предметами, но уже на третий день старшая в монастыре улавливает неладное. Цокает на синяки и запирает меня в келье.
Докуралесил. Нет чтобы тихо сдохнуть в уголочке! Теперь из каменного мешка я могу выходить только после беседы с монашкой, что взяла надо мной шефство, и только под её конвоем. Её зовут Сестра Лукреция.
Низенькая твердая женщина с теплыми глазами, поднимает мое тело с рассветом, проводит с ним беседы и ненавязчиво исполняет обязанности психолога для одного сбрендившего меня. Лукреция очаровательна. Она не красится, не ругается, мило улыбается, печально хмурит карие озера души и просто сногсшибательна даже в монашеской хламиде. У нее есть две замечательные особенности. Пятого размера. И я бы мог смириться со всей сложившийся ситуацией, но...
Но кошмар этот явно затягивается.
А еще она заставляет читать Библию.
– Сестра Литиция, уберите руки.
– Простите, сестра Лукреция.
Я не специально. Ладони сами ей на грудь упали.
Старшая из наставниц отодвигает меня твердой рукой и недовольно прищелкивает языком. Вот такая она, неприступная красавица.
Нашел время отношения строить, Черкесов! Проблем тут и так на небольшое государство, не говоря уже о прогнозируемых!
– Сестра Литиция, вернитесь ко мне, будьте любезны. Или ваша сегодняшняя прогулка отменяется!
Пришлось слушать её внимательней. Послушницам полагается заниматься какой-либо работой. Лечить страждущих, кормить нищих, мыть отхожие места и прочая безвозмездная ересь. Мне предложили копать грядки или штопать вейлы, так называли накидки на монашеские головы. Конечно, я отказался. За это меня лишили возможности гулять во дворе монастыря. Про город я вообще молчу. Гестапо, какое-то.
– Вы еще не пришли в себя, – мурлычет женщина. – Не желаете ли исповедаться?
– Боже упаси!
– Не упоминайте отца нашего всуе, – бормочет она и опять улыбается.
Нельзя так улыбаться сестрам, милая! Тем более, я тебе ни разу не сестра!
– Отдохните пару дней. Все три дня, что вас везли сюда из госпиталя, вы бредили, – она мягко и очень тактично меня обнимает. Я же утыкаюсь в нее всем сердцем, и только эта возможность поддерживает и воодушевляет меня.
Прижимаясь к груди Лукреции, переносить весь бред, творящийся кругом, намного проще. Я ж в бреду. Чего париться вообще?!
Но решаю уточнить:
– Мы ведь в Лондоне?
Монашка ангельски кротко воздевает глаза к небу. Там вместо облаков – каменная кладка шесть на тринадцать, я всю ночь прошлую считал.
– Опять вы за свое. Да, мы в пригороде Лондона. Но до города два дня на карете.
Отлично! Почти полное бинго.
– А год сейчас какой? – хочу 1886. Если уже бредить, то на полную катушку. Замочу Мориарти лично. Или с писателем кофе попью. То, что Холмс – выдуманный персонаж меня не волнует. Мужик в теле монашки тоже не каждый день встречается. Мысль: «
– Сестра?
Пенальти мне в подмышки, год прослушал!
– Вернусь и поговорим, – Лукреция вкладывает мне в руки Библию и оставляет одного.
Один я не люблю оставаться. В голову сразу же лезут мысли о перерождении, знамениях, каре и судьбе. За какие прегрешения меня могли запихнуть в форму лишнего ребра, я догадываюсь. Но если признать, что кто-то способен на такое, то придется признать, что этот, кто-то существует. И все видит.
А у меня одной порнухи больше тысячи часов насмотрено. Жуть-то какая!
День я, обычно, провожу в комнате, подражая Обломову и сокрушаясь о своей печальной участи. Довольно часто вспоминаю жену и команду. Скучаю в первую очередь по «умному дому», горячей ванне и кровавой отбивной, а уж потом о детях, соплях и сборной.
Мои парни уже кажутся просто идеальными игроками. Встреться я сейчас с ними, даже на Огарова бы не кричал. Ну, может, самую малость. Как дань традиции. Он тот еще тополь.
– Сестра Литиция, хватит пускать слюни на спину сестры Оливии, – Лукреция толкает локтем в бок. На третий день добровольно-принудительного заключения меня выводят на экскурсию по монастырю. Неожиданно большому и похожему на средневековый замок. Потолки настолько высокие, что можно самолеты запускать в коридорах. Это вам не путинская застройка по тринадцать метров на семью.
– А я не на спину…
– Сестра!
Поделиться книгой: