– Мне месяца два тому назад приказали найти человека, через которого можно будет доставать золото и драгоценности. У Соньки Завирухиной, из шестого дома, есть брат. У него есть двое сыновей. Один из них работает в комиссионном магазине. Она сама хвасталась своим племянником. Тот, говорила, живет, словно сыр в масле катается. Про золото она, конечно, не говорила, но догадаться можно было. Идти мне к нему было не с руки, поэтому я просто передал адрес комиссионки, а также имя и фамилию племянника.
– Почему не с руки? Ты же честный советский труженик. М-м-м… «Денег я накопил – мешок золота купил». Как тебе?
– Теряюсь я в этом проклятом городе. Улица на улице, где что – не поймешь. Люди непонятные. Бога забыли! Тьфу, нехристи!
– Адрес и фамилия продавца!
Он сказал.
– Ручка и бумага есть?
Нашелся чистый лист и карандаш. Четкими, почти печатными буквами я вкратце изложил на бумаге все то, что мне рассказал Архипов. Практически он мало что знал. Дописал адрес второго агента, квартирующего у бабушки Тимофея. Отложив листок, встал из-за стола, подошел к Архипову. Достал нож.
– Ты чего, паря?! Я тебе все как на духу рассказал! Не бери грех на…
Я проехал несколько остановок, пока не увидел на углу деревянную будку телефона. Спрыгнул. Набрал номер. Сонный голос дежурного произнес:
– Милиция. Дежурный…
Не дав договорить, перебил его:
– Дом двенадцать по Домогаровскому переулку! Там человека хотят убить! Срочно езжайте! Дом двенадцать! Домогаровский переулок!
Вернулся в общежитие уже за полночь. Дежурный вахтер, тетя Клава, перед тем как меня впустить, целую лекцию прочла о шалавах. Дескать, пока еще молодой, сначала жизнь свою правильно выстрой, специальностью обзаведись, а вот когда выучишься, человеком станешь, тогда и по девкам можно шастать. Как можно вежливее поблагодарил ее за наставления и отправился в свою комнату. Ребята уже спали. В темноте осторожно подобрался к своей кровати и вдруг увидел, что какая-то наглая свинья на ней спит! Резко схватил за плечо и развернул лицом к себе.
«Так это Костик! Чего он тут? А запашок… Перегар на гектар!»
Присел на край кровати, потряс за плечо. Тот чего-то буркнул, не открывая глаз, и опять повернулся на бок. Выхода не было, и я лег рядом. Как лег, так и уснул. Разбудил меня Сашка Воровский.
– Идешь на лекции?
Я помотал головой, просыпаясь. Тот стоял у моей кровати уже одетый. Смотрел с усмешкой.
– Что уже? – тупо спросил я.
– Уже. Так идешь?
– Позже.
– Как знаешь.
Когда ребята ушли, я растолкал Костю.
– Вставай, пьянчуга!
Тот приоткрыл один глаз и какое-то время смотрел на меня. Потом подскочил на кровати и оглянулся по сторонам. Я с интересом наблюдал за ним.
– Это что? Я в общаге?
– Ты с чего так нализался? С радости или с горя?
– Ох! Голова как болит.
– Пить надо меньше!
– Тебя бы из дому выгнали, ты бы еще не так запил!
– Не понял. Тебя из дому выгнали?
– Не тебя же, – буркнул тезка, морщась и потирая виски. – Сколько времени?
– Время в институте на лекциях сидеть.
– Сам чего там не сидишь?
– Ну ты и нахал. Сначала узурпировал мою кровать, а сейчас на лекции гонишь!
– Извини. Просто поздно было, и я не знал, куда ехать.
– У тебя что, подруг мало?
– Так мне посоветоваться надо было! Черт! Как в горле пересохло! У тебя попить ничего нет?
– Водка.
Костю передернуло.
– Ну и шутки у тебя. И так тошно, а…
Я достал задвинутую под кровать сумку и вытащил оттуда буханку хлеба, три банки тушенки, сало, завернутое в тряпицу, и бутылку водки. Все эти продукты я реквизировал у немецкого шпиона, полагая, что мертвецу они не понадобятся.
– Верю. Не шутишь, – скривился Костя. – А чай есть?
– Все есть. И даже какао с коньяком, – я на секунду задумался. – Черт с тобой! Заодно и сам поем. Одевайся, умывайся и пойдем.
Пока тезка приводил себя в порядок, я думал, что делать с оружием. Расставаться с ним не хотелось, словно ребенку с любимой игрушкой.
«Возьму с собой».
К удивлению Кости, я повел его не в студенческую столовую, а в кафе. Тот сначала залпом выпил два стакана яблочного сока и только потом принялся есть омлет, запивая горячим чаем. Свою порцию я съел быстро и теперь смотрел, как тот нехотя доедал омлет.
– Рассказывай, что ты там натворил.
Оказалось, что вчера вечером его отец пришел злой и совершенно неожиданно приревновал сына к своей молодой жене. Оленька и Костик клялись и божились, что ничего между ними не было и быть не может. Папа Костика выслушал их, потом заперся в своем кабинете и, как истинный интеллигент, начал пить горькую. Оленька все это время плакала навзрыд под его дверями, а Костик сидел в своей комнате тихо-тихо, изображая мышь под веником. Ближе к ночи папа вывалился из кабинета, затем пришел в комнату сына и патетически заявил, что змея, которую он согрел на своей груди, больше не может жить в его доме.
– Так и сказал? Змея?
– Да. Так и сказал. А что?
– Ты же он, змей…
– Змей! Змея! Какая разница! Главное, что он выставил меня за дверь!
Правда, сын ушел не просто так, а сумел прихватить с собой бутылку вина, выдержанного марочного портвейна. Половину бутылки выпил на улице, а с остатком приехал в общежитие и стал меня ждать, а так как ребята от вина отказались, он и прикончил бутылку в одиночку.
– И что дальше будет? – поинтересовался я.
– Может, он так спьяна зверствовал, – предположил Костик.
– Считаешь, передумает?
– Не знаю, – помрачнел тезка.
– А причина есть?
– Поверь! Мне-то тебе зачем врать! Не было у нас с ней ничего! Не было!
– Чего ты кричишь? Не было так не было. В общем так. Тебе надо выяснить свои отношения с отцом сегодня. Сегодня! Койка одна, и я не собираюсь ее с кем-либо делить. Встретимся часов… В четыре. В общаге. Позже не получится. У меня сегодня тренировка. Деньги есть?
– Ну…
– Держи, – я отсчитал ему несколько бумажек. – Здесь двадцать рублей.
– Спасибо. Не знаю, как тебя…
– Обойдусь. В институт идешь?
Он покачал головой:
– Настроения нет. Обдумать все это надо.
– Тогда в четыре.
Комната была почти пустая, не считая Костика, сидевшего на моей кровати с гитарой в руках. На грифе инструмента был повязан шикарный красный бант. Он что-то негромко напевал, аккомпанируя себе. Причем, судя по его физиономии, похоже, не грустил. Увидев меня, выдал замысловатый аккорд и запел во весь голос:
– Это что за бред?
– Сам ты бред. Это Вертинский. «Желтый ангел».
– А гитару где взял?
– Девочки дали.
Я сел на соседнюю кровать. Открыл тумбочку.
– Есть будешь?
– У девчонок перекусил.
– Ну-ну.
Я достал тушенку и хлеб. Вскрыл банку. Намазал тушеное мясо на ломоть хлеба. Не успел я это сделать, как Костик схватил мой бутерброд и откусил большой кусок.
– Это как понимать?
– Вкусно пахнет.
– Вот бы и нюхал, а чего в рот тянешь.
Сделал второй бутерброд. Откусил один раз. Второй раз. Прожевал и спросил:
– Чего молчишь? Рассказывай.
– Это все случилось из-за этой дуры. Оказывается, Олька вчера приходила к отцу в институт за деньгами. Присмотрела что-то в магазине, хотела купить, а тот ей отказал, в ответ она решила сцену ему устроить. Дескать, сидит она целыми днями одна-одинешенька и тоскует, только с Костиком и может тоску развеять. Она хотела сказать, что ей одиноко и скучно, в гости и театры не ходим, а папаша понял по-своему. Я ему поклялся, что между нами ничего не было, он мне вроде поверил…
– Слушай, а чего ты его папашей зовешь?
– Ты знаешь, сколько он баб к себе перетаскал, пока мы вместе с ним жили? И после этого я его уважать должен?!
– Понял. Рассказывай дальше.
– В общем, он предлагает мне переехать в двухкомнатную квартиру одного его коллеги по работе. Тот женился и переехал к супруге, а квартиру сдает. Я так понимаю, до этого мой папаша использовал ее для своих любовных утех. Предлагаю поселиться там вдвоем. Ты как?
Предложение меня больше чем устраивало. Еще неделю тому назад я бы не подумал об этом варианте, но теперь у меня были деньги.
– Сколько платить надо будет?
Лицо Костика приняло задумчивое выражение.
– Папаша сказал, что платить будет только половину. То есть за меня. Поэтому мне надо найти интеллигентного мальчика, который мог бы оплачивать вторую половину суммы.
– Почему ты решил, что у меня есть деньги?
– Ничего я не решил. Просто подумал и предложил тебе первому.
– Потому что я интеллигентный мальчик? – усмехнулся я.
Костя засмеялся.
– И это тоже. Так как?
– Согласен.