Главврач

— Чоки-чоки, чоки-чок, я у мамы дурачок! — сказал вслух Константин и развернул кресло обратно к столу.

Со следующего дня оптовые цены на рентгеновскую пленку и реактивы для ее обработки выросли на тридцать процентов. Соответственно увеличился и откат. На всякий случай, Константин заготовил объяснение для руководства: фирма, с которой мы работаем, является надежным, проверенным временем, поставщиком; у них всегда есть в наличии все, что нам нужно и все товары отличного качества. Если сравнивать прежний откат с бульоном, приготовляемым из скелета, то новый стал условными отбивными.

Очередную байталовскую премию Константин увеличил на пятьдесят процентов против обычного. Когда Байталов явился благодарить, Константин сказал, что премии могут быть и больше, но для этого нужно увеличить расход пленки и негативов как минимум вдвое. Не на деле, разумеется, а только на бумаге. Байталов дернул себя за ус и ответил, что можно и втрое, и даже вчетверо, но для этого нужны дополнительные ставки врача и техника, иначе у проверяющих могут возникнуть вопросы по поводу того, каким образом «фотографы» справляются с таким объемом работы.

— Вы мне сначала покажите, что изнемогаете от непосильного труда, — сказал Константин, — чтобы у меня было основание для обращения к верхам. А я вам под это дело полную реорганизацию организую, вплоть до приобретения томографа.

Томограф был заветной мечтой Константина. Откат с закупки — ах! Стоимость обследования — ух! Да и престиж клиники, имеющей такой аппарат, возрастает неимоверно. Купит томограф завод, а пенки с него будет снимать ООО «Авиценна» — чем плохо?

Однако в заоблачных горних высях эту идею пока что отвергали — не выёживайтесь больше положенного, а если кому и нужно томографическое обследование, то направляйте в восемьдесят третью медсанчасть на Красногвардейскую. Однако там была длиннющая очередь и направлять можно было только сотрудников завода. Константин попробовал было порешать вопрос в других местах — мы вам клиентов, а вы нам бонус, — но томографисты, из-за высокой востребованности их услуг, были совершенно невменяемыми. Какой бонус? О чем вы? Можете не направлять — люди сами к нам придут, никуда не денутся. Ну разве можно сотрудничать с такими безбашенными уродами?

Излишки Константин возвращал продавцу, получая за них половину стоимости наличными и этим доходом ни с кем не делился — премии Байталову выплачивались из общего фонда. Периодически кто-то из сотрудников начинал выступать по этому поводу, ведь как ты ни скрывай свои доходы, а люди все равно о них узнают — то в расчетный квиточек глазенапа запустят, то бухгалтер проболтается. После третьего выступления Константин толкнул на очередном собрании пламенную речь на тему «кто больше работает, тот больше получает», а заодно напомнил подчиненным о профессиональных рисках рентгенологов. Человек ежедневно рискует жизнью, подвергается облучению, не щадя живота своего, а вы ему копейкой в глаза тычете?! Как вам не стыдно! Окулист Меркулова, та еще дура, вякнула, что облучению подвергаются не врачи, а техники. Константин не стал пускаться в дискуссию — какой смысл бисер перед свиньями метать? Но после собрания в его кабинете состоялся разговор, по итогам которого Меркулова дрожащей рукой написала заявление об увольнении по собственному желанию и обильно окропила его своими крокодильими слезами. А как иначе? Иначе никак нельзя. Сегодня спустишь одному, а завтра все выступать начнут. Все революции начинаются с нескольких оборзевших индивидуумов, которым своевременно не настучали по ушам.

Практику максимального завышения закупочных цен и возврата излишков Константин распространил на все, что только можно. Разумеется, возиться с возвратом хлорной извести не имело смысла, поэтому на дешевых материалах можно было заработать только завышая их закупочную цену. Что поделать — не из каждой курицы можно приготовить три блюда. Но и два хорошо, да и одно лучше, чем ничего.

Неожиданно возникли осложнения с Никой, которая прежде не глядя подписывала все бумаги, которые ей полагалось подписывать как соучредителю ООО «Авиценна». Она вдруг начала вчитываться и задавать ненужные вопросы, главным из которых был вопрос о причитающихся ей выплатах.

— С какого дуба ты рухнула? — грубовато поинтересовался Константин. — Во-первых, я ежемесячно выдаю тебе кругленькую сумму…

— Это алименты на ребенка! — возразила Ника.

— Но даю я деньги не Марианночке, а тебе! — парировал Константин. — К тому же для алиментов эта сумма слишком… хм… хороша. Можешь считать, что половину ты получаешь за свои автографы. Примерно по двести долларов за одну подпись. И ты еще чем-то недовольна? Что же касается выплат соучредителям, то до этого вряд ли когда-то дойдет. «Авиценна» дышит на ладан, еле сводит концы с концами. Какие могут быть выплаты? Короче говоря, бери, что даю, и будь признательна. Бу́пти-му̰́пти?[25]

— Как же я ненавижу эти твои восточные словечки! — страдальчески вздохнула Ника.

А ведь когда-то ей эти словечки нравились, даже сама выучила «мен сени́ севама́н».[26] Времена меняются и люди тоже меняются, причем чаще всего — в худшую сторону. Обидно-досадно. Ну ладно…

— И вообще я не люблю, когда со мной так разговаривают! — завелась Ника. — Что это такое: «бери и будь признательна»?! Я тебе что — рабыня?! Интересно, если я захочу продать свою долю, то сколько я за нее получу? У меня же, насколько я понимаю, контрольный пакет — тридцать четыре процента?!

При основании Фирмы Константину выделили тридцать четыре процента, потому что сто на три совсем ровно не делится. «Это все условности, — сказал Шариф Насирович, — а если оборзеешь, то мы тебя вдвоем с генеральным задавим нашими шестьюдесятью шестью процентами. Да и без них задавим, мы такие». Вроде бы пошутил, душа-человек, но с подтекстом. Восточные традиции предписывают о незначительном разглагольствовать подолгу, а значительное преподносить словно бы мимоходом.

«Вот из этой курицы три блюда не приготовишь, — думал Константин, глядя на беснующуюся Нику. — Сорок пять кило костей, а все остальное — нервы и ярость. Что можно приготовить из ярости? Разве что какой-нибудь убойный яд?».

«Не упрощай! — одернул внутренний голос. — Всякое лыко в стро́ку. Она хочет продать свой пай? Приготовь из этого новое блюдо!».

Вообще-то, если уж говорить начистоту, Константин не был доволен текущим положением дел с «Авиценной». Изначально предполагалось, что заводская администрация в лице гендиректора-соучредителя станет тоннами прокачивать через фирму бабло через, для чего, собственно, «Авиценне» и понадобился подставной генеральный директор. Но на деле все вышло иначе — деньги через фирму не качались, потому что якобы нечего было качать. Генеральный директор объединения вещал о том, что финансирование урезают нещадно и за каждой копейкой наблюдают в бинокль, но у Константина сложилось другое впечатление — есть у мужика более выгодные «насосы», где не надо делить прибыль на троих, вот он ими и пользуется. А без этой прокачки теряла смысл не только идея найма подставного генерального директора, но и сама идея существования «Авиценны». За год пребывания в должности главного врача Константин освоился настолько, что мог обходиться и без фирмы-партнера. А какой в ней смысл, скажите пожалуйста, если у медсанчасти есть право оказывать коммерческие услуги? Если уж говорить начистоту, то ему было абсолютно безразлично, какой именно кассовый аппарат скручивать по вечерам в сторону уменьшения выручки — «фирменный» или «казенный». Да и вообще, если кто в этой затее рисковал и подставлялся всерьез, так это главный врач медсанчасти, а не генеральный директор «Авиценны». И еще… Впрочем, можно не растекаться мыслью по древу, а просто сказать, что от «Авиценны» пора было избавляться и создавать собственную фирму, на которую можно будет пока что перекинуть какую-то толику имущества, а впоследствии и всю медсанчасть целиком. Учредителем стать самому и самому же быть генеральным директором, но при этом нанять кого-то в коммерческие директоры с правом заключения договоров, чтобы не подписывать их с самим собой, то есть с главным врачом Константином Петровичем Ива́новым. Наемный коммерческий директор, в случае чего, вышибается моментально, так что проблем от него не будет.

Что мое, то свое, а что наше, то ничье. Бизнес надо брать в свои руки и к чертям собачьим любых партнеров-компаньонов! Мысль хорошая, только как бы ее реализовать? Особенно с учетом того, что оба партнера стоят выше на иерархической лестнице…

Но даже из тощей курицы хочется приготовить несколько блюд. Спасибо бабушке, настроившей ум внука на правильную волну.

— Моя бывшая совсем сбрендила, — пожаловался Константин Шарифу Насировичу. — Грозится продать свою долю в «Авиценне» кому-то постороннему и вообще ведет себя неадекватно.

— Надо объяснить, как нужно себя вести, — посоветовал Шариф Насирович. — Мужчина отвечает даже за бывшую жену, особенно если он ее рекомендовал в дело.

— Пробовал объяснять, но не получается, — Константин сокрушенно вздохнул и развел руками. — Жестко с ней разговаривать не могу. Как-никак бывшая жена, мать моей дочери, а по хорошему она не понимает… Но я не об этом хотел с вами поговорить, а об «Авиценне». Честно говоря, я не вижу смысла в существовании нашей общей фирмы. Зачем она вообще нужна? Ваше покровительство обеспечивает мне полную свободу действий. Дайте мне несколько ставок, для того чтобы я перевел сотрудников «Авиценны» в медсанчасть, и мы закроем фирму без какого-либо ущерба. То, что вам причитается, вы все равно будете получать.

— Это только слова, а как соучредитель я имею юридическое право на треть доходов, — заметил Шариф Насирович. — Так надежнее и спокойнее.

— Никаких официальных белых доходов, на которые вы могли бы претендовать как соучредитель, у «Авиценны» сроду не было, — возразил Константин. — Ваше спокойствие основывается на моей вменяемости. Я прекрасно понимаю, что как только я перестану соблюдать свои обязательства, так сразу же лишусь своей должности. Все рычаги в ваших руках. Зачем вам «Авиценна»? Чтобы бухгалтеру платить и этому алкашу Тимошину?

— Папа не поймет! — Шариф Насирович закатил глаза и покачал головой. — Он вообще не любит никаких перемен. Распсихуется и выгонит тебя.

«Папой» на заводе называли генерального директора, который любил к месту и ни к месту вставлять: «я вам как отец, а вы мне как дети». Как говорится, избавь нас судьба от таких отцов, а от прочих бед мы как-нибудь сами избавимся. Хорош отец, у которого зимой снега не выпросишь!

— Распсихуется он если очередной ясак не получит, — возразил Константин, — а с этим проблем не будет. Давайте все упростим во славу Уильяма нашего О́ккама.

— Кто такой? — нахмурился Шариф Насирович. — Сектант какой-нибудь вроде Хаббарда?

— Монах-философ четырнадцатого века, — пояснил Константин. — Учил не создавать лишнего и вообще не усложнять.

«Покупка» была простой, как рецепт бутерброда с колбасой, но оба начальника не почуяли подвоха. Генеральный директор объединения, подготовленный заранее Шарифом Насировичем, удостоил Константина пятиминутной аудиенции, в ходе которой дал согласие на закрытие «Авиценны».

— Вам виднее, — сказал он, снисходительно улыбнувшись. — Главное, чтобы дело не страдало. Дополнительные ставки я для вас выбью, невелика проблема, вы только письмо напишите…

— Значит, насчет ставок я могу быть полностью спокоен? — уточнил Константин.

Этот вопрос был частью гениального тайного плана.

— Да! — кивнул генеральный и повторил. — Главное, чтобы дело не страдало.

«Главное, чтобы ты бабло приносил», перевел в уме Константин и мысленно потер руки — дело сладилось!

Передавая разговор с Папой Шарифу Насировичу, Константин подчеркнул, что проблем со ставками быть не должно — так сказал фараон.

— Никаких проблем не будет! — обнадежил непосредственный начальник. — Сейчас с этим делом посвободнее стало, не то, что в прежние времена. Можно комбинировать. Грубо говоря, можно сократить одного карщика на складе и взять на его место медсестру. Работай спокойно, не дергайся. Все будет джуда́ яхши́!

Джуда́ яхши́ так джуда́ яхши́. Как и ожидалось, всех «нетрадиционалистов» пришлось оформить терапевтами, потому что игольщикам да травникам, не говоря уже о гомеопатах, в ведомственном медицинском учреждении делать нечего. Константин изображал трепыхание, напоминал, что ему обещали отсутствие проблем со ставками, и слышал в ответ: «проблем нет, но таких специалистов мы официально нанимать не можем, сам должен понимать».

— Но вы же говорили, что сейчас стало свободнее, — мягко упрекнул он Шарифа Насировича. — Если карщика можно в медсестру превратить, то почему нельзя вместо терапевта нанять иглотерапевта или гомеопата? Это же разрешенные виды деятельности!

Косил под дурака, можно сказать — под идиота, но начальство приняло все за чистую монету. Кто там из великих актеров сказал, что важно не то, что говорить, а как говорить?

После того, как ООО «Авиценна» прекратило существование, Константин сделал то, о чем прежде даже подумать не мог — отправил на самого себя кляузу в Федеральное управление медико-биологических и экстремальных проблем при Минздраве, которому по медицинской линии подчинялась медсанчасть. Так мол и так, удивительные дела творятся в благословенной медсанчасти завода «Гроза». Главный врач Константин Петрович Ива́нов принимает на работу шарлатанов вроде гомеопата и иглотерапевта, оформляя их на ставки врачей-терапевтов. Прошу принять меры, а подписываться не подписываюсь, так как до пенсии мне остались считанные месяцы и хочется доработать их спокойно.

Кляуза была распечатана на принтере, а считанные месяцы дорабатывало до пенсии трое сотрудников — выбирай любого на роль кляузника!

Ожидая высокую комиссию, Константин подчистил все хвосты и подтянул все гайки, чтобы ему смогли предъявить только один грех — вольное обращение со ставками. Шарифу Насировичу пару раз, вроде как мельком-мимоходом, пожаловался на то, что на душе у него неспокойно из-за махинаций с этими треклятыми ставками. Подготовил, так сказать, почву и стал ждать урожая.

«Урожай» оправдал прогнозы — пропесочили как следует, пригрозили всеми мыслимыми карами, но не сняли. Константин искренне каялся, даже пару раз кулаком себя в грудь стукнул, ежедневно накрывал проверяющим роскошную поляну в своем кабинете, а главной проверяющей, тощей въедливой глисте с глазками-буравчиками, келейно вручил тридцать новеньких портретов Бенджамина Франклина, которого многие люди незаслуженно считают одним из президентов Соединенных Штатов. Шариф Насирович со своей стороны тоже предпринял кое-какие смягчающие меры, поскольку отчасти чувствовал себя виноватым во всей этой катавасии.

Когда пронесло и все облегченно вздохнули, Константин поставил своих деловых партнеров перед фактом — без «нетрадиционалистов», которые давали нешуточную прибыль и, кроме того, отчаянно левачили, ежемесячный ясак уменьшается на шестьсот пятьдесят баксов. Для каждого. Увы, но таково селяви, как говаривал писатель Сергей Довлатов.

Шариф Насирович выслушал плохую новость с присущей азиатам выдержкой, только головой покачал, да языком поцокал — ай, как нехорошо. А Папа устроил форменную истерику — брызгал слюной, топал коротенькими ножками и орал, что Константин сам предложил избавиться от «Авиценны», а теперь… И через две фразы на третью вставлял такие многоэтажные обороты, что хотелось взять ручку и записывать. Особенно понравилось Константину выражение «дерьмо недотраханной поебешки». Что это за субстанция такая? Черт ее знает…

Когда генеральный директор угомонился, Константин крайне вежливо, с поистине елейной мягкостью напомнил, что ему обещали полный карт-бланш со ставками. Ну, бывает такое — не поняли люди друг друга. Но лично он все понимает правильно, за место свое держится обеими руками и совсем не хочет выглядеть дерьмом недотраханной поебешки. Он вообще очень сознательный и деликатный человек. Например — откупился от комиссии шестью тоннами баксов, но до сих пор ни разу не упомянул об этом и не попросил высокоуважаемых партнеров поучаствовать в расходах. Почему? Да потому что мои проблемы — это мои проблемы. Если вы изволите так гневаться, то успокойтесь пожалуйста. Я решу эту проблему самостоятельно.

— Да! Именно самостоятельно! — генеральный назидательно поднял вверх указательный палец. — Нас с Шарифом Насировичем к этому делу прошу не привлекать. Сами набедокурили — сами и разбирайтесь. Главное, чтобы дело не страдало!

Дело не пострадало. Изображая глубокое раскаяние и вселенскую скорбь, Константин покрыл недостачу в дачках из своей доли. Виноват — так отвечу, настоящие мужики иначе не поступают. Самым трудным было прятать ликование под маской вселенской скорби. А генерального за его «нас к этому делу прошу не привлекать» просто расцеловать хотелось.

Не привлекая партнеров, Константин достал из рукава заранее учрежденное ООО «КонПИ», название которого было образовано от его имени, заключил договор с коммерческим директором фирмы Вероникой Вышеградской и взял под крылышко всех «нетрадиционалистов», которые несколько дней провисели неприкаянными между небом и землей. Крэкс, фэкс, пэкс — у нас снова секс!

Когда Шариф Насирович забыковал — чё, мол, за дела? — Константин объяснил ему, что другого решения проблемы у него не было и напомнил, что начальственные партнеры сначала подвели его под монастырь (давайте уж будем называть вещи своими именами), а затем оставили один на один с проблемой. «Бачили очі, що купували? Їжте, хоч повилазьте!», как говорила в подобных случаях бабушка, перенявшая немного украинской речи от своего отца. Ответственный главврач решил проблему, не напрягая никого из партнеров и не ущемляя ничьих интересов. Какие тут могут быть вопросы? Аплодисментов от вас никто не ждет, но и мозг не сверлите.

Поморщились — и съели, потому что крыть было нечем.

Нике вся эта история была подана в следующем виде. Твоя взбалмошность, дорогая бывшая, привела к ликвидации фирмы, в которой ты была соучредительницей. Почему? Да потому что я не склонен рисковать попусту и делать ставки на хромых лошадей! Мало ли что тебе еще в голову взбредет? Но ты — моя первая бывшая жена и мать моей ненаглядной дочери. Несмотря ни на что, я тебя люблю и хочу тебе добра. Поэтому вместо утраченного соучредительства я предлагаю тебе синекурную должность коммерческого директора в моей (моей и только моей!) новой фирме. Но смотри не разочаруй меня!

— Я тебе и вправду небезразлична?! — ахнула Ника. — Ты не шутишь?

— Когда я говорю о делах, то не шучу, а когда шучу, то не говорю о делах, — ответил Константин.

Разговор происходил в Никиной квартире, которая давно уже нуждалась в ремонте. Так и подмывало спросить, почему папочка-прораб не отремонтирует квартирку своей дочурки, но Константин был выше мелочного ехидства. Чем ехидничать, проще самому ремонт оплатить, чтобы Марианночке не приходилось бы глядеть на облупившуюся штукатурку и потертые обои.

— Может ты по мне соскучился? — Ника посмотрела на Константина тем томно-проникновенным взором, который когда-то сподвигал его на пылкие безумства. — Ты скажи…

— Соскучился, — соврал Константин, потому что ничего другого нельзя было ответить. — Но нам не стоит разжигать погасший костер. Это будет неправильно и приведет к осложнениям. У каждого из нас своя жизнь…

— И общий ребенок! — напомнила Ника, словно бы случайно распахнув свой блескучий атласный халатик.

«Настоящий джентльмен никогда не скажет даме «нет» вспомнилось из какого-то анекдота. Константин рывком сдернул с Ники халат и взял ее не сходя с места — прямо на кухонном столе. Удовольствие получил, но далеко не такое феерическое как раньше.

«Вот тебе и третье блюдо — нежданный перепихон, — заметил внутренний голос, когда Константин застегивал «молнию» на джинсах. — Все дело не в курицах, а в нашем мышлении».

Тут уж он был стопудово прав, не поспоришь.

Глава десятая

Предложение, от которого невозможно отказаться

Сладкоречивые посланцы страховых компаний приходили часто, бывало, что и по несколько в день. Напустив на себя умный вид, они объясняли Константину, как ему повезло и красочно расписывали преимущества сотрудничества с их самой замечательной страховой компанией, занимающейся таким выгодным бизнесом, как добровольное страхование населения. Медсанчасть у вас, конечно, неплохая, иначе бы мы к вам и не пришли, но один, как известно, в поле не воин. Много ли бабла нарубите вы в одиночку? С гулькин фиг! Но если вы начнете сотрудничать с нашей стремительно растущей страховой компанией и сделаетесь частью нашего коммерческого предложения, то золотые горы станут для вас будничным явлением. Мы обеспечим вам такой приток клиентов, о котором вы даже мечтать не могли! А в случае чего — поддержим, ведь мы своих не бросаем! Короче говоря, вот вам образец договора. Чем раньше его подпишете, тем раньше озолотитесь!

Константин вежливо дослушивал до конца — надо же уважение проявить, если человек к тебе пришел с благими вестями! — и отвечал, что лично он не имеет ничего против, но высшее руководство запретило работать по системе добровольного медицинского страхования. Почему? А кто их знает, больших начальников! Запретили — и все тут!

На самом деле никакого запрета не было, его Константин выдумал для того, чтобы быстро сворачивать разговор. Скажешь «я не хочу» или «я сомневаюсь» — начнут агитировать-уговаривать, повторными визитами утомлять. Ну а если запрет свыше спущен, то тут и рассусоливать нечего — адью-мармадью!

Да, страховые компании могут дать приток клиентов, но может запросто выйти так, как у того мужика из анекдота, который продавал вареные яйца по той же цене, что и покупал сырые, а себе в качестве прибыли оставлял «бульон» — воду, в которой варились яйца. Страховой бизнес работает по принципу: «взял побольше — дал поменьше». Собственно, любой бизнес основан на преобладании доходов над расходами, однако у страховщиков это преобладание возведено в абсолют. Деньги гребут лопатой, а выдают по копеечке. Со страхового пациента никогда не получишь столько, сколько с обычного коммерческого, потому что страховщики за свои великие объемы потребуют снизить стоимость услуг до беспредельных пределов. Работы будет много, а выгоды — ноль целых, ноль десятых. Но, как говорят в Самарканде: «ишак работает, а человек — зарабатывает», оцените разницу.

Опять же — как набирают клиентов эти гаврики-страховщики? Они же не устраивают каждому полного медосмотра. На медосмотр, да и то не всегда, может нарваться только тот, кто лично пожелал застраховаться. Но таких энтузиастов мало. В основном страхуют «стадами» — приходят к руководителю компании и предлагают застраховать всех сотрудников скопом-разом. А среди сотрудников обязательно будет определенный процент хроников, то есть — людей, имеющих хронические заболевания. Поставьте себя на место хроника, которому дали полис добровольного медицинского страхования. Люди же воспринимают его как медицинский абонемент, дающий право на бесконечное количество обращений в течение срока действия. Они станут ходить в клинику через два дня на третий, а то и каждый день. А что такого? Имею право — и хожу! Вчера у меня в левом боку кололо, а сегодня в правый вступило, хотелось бы снова анализы сдать и ультразвуком просветиться… Если кто не в курсе, то в моем договоре нет лимита на обращения.

Да, лимитов на обращения за медицинской помощью страховые договоры часто не оговаривают. Клиентов подманивают «выгодным» предложением: «заплати один раз — и лечись целый год!» Но на какие деньги будет проводиться это «безразмерное» лечение, скажите пожалуйста? Страховая компания — не благотворительная организация, а коммерческое предприятие. Допустим, что коллектив в сто человек был застрахован на год за страховую премию в пятьдесят тысяч долларов. В идеале страховые компании стремятся к тому, чтобы оставить себе все полученные деньги. А если не все, то, хотя бы, весомую часть. Получили пятьдесят тысяч? Двадцать оставляем себе, а тридцать, так уж и быть, пустим на оплату медицинских услуг, примерно так. Лечебное учреждение официально или неофициально предупреждается о том, что сотрудникам ООО «Дятлосервис» можно оказывать услуг на тридцать тысяч долларов в год. Нет, разумеется, вы можете оказать и больше, но сверх оговоренного лимита мы вам ни копейки не заплатим.

В результате лечебному учреждению приходится лавировать-комбинировать, ограничивать количество назначаемых исследований и консультаций, чтобы ненароком не выйти за рамки, установленные страховщиками. Разумеется, лечиться придут не все сто сотрудников «Дятлосервиса», а какая-то часть, но эта часть будет обращаться постоянно. В результате в лечебном учреждении то и дело будут вспыхивать скандалы с застрахованными пациентами. Получаешь мало, работаешь много, да еще и нервотрепка постоянная — кому нужно такое счастье? Если у кого-то при таком раскладе и будут горы золота, то только у страховщиков.

Но это еще не все «прелести» добровольного страхования. Страховщики бдительно контролируют качество услуг, оказываемых их клиентам. Формально — проявляют заботу, но на самом деле ищут пути получения дополнительных доходов, поскольку за все огрехи лечебному учреждению выставляются штрафы, и немаленькие. С одной стороны — лимиты, вынуждающие клинику ограничивать объемы медицинской помощи, а с другой — штрафы за некачественные услуги. Как можно существовать в такой абсурдной реальности? Если, конечно, другого выхода нет, то приходится выкручиваться-изворачиваться, лавировать между Сциллой и Харибдой. Однако, если завод обеспечивает тебе финансовую «подушку безопасности», а коммерческий клиент прет косяком (тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить!), то интерес к сотрудничеству со страховыми компаниями сужается. Обратите внимание — не исчезает, а всего лишь сужается до отдельных выгодных вариантов. Именно потому Константин принимал и выслушивал каждого посланца страховщиков. Никто же не придет к незнакомому человеку и не предложит так вот сразу, после обмена визитными карточками, делать деньги из воздуха. Но намекнуть намекнут, обозначат, так сказать, интересы. Намек — это всего лишь намек, его к делу не пришьешь, а умный человек сразу все поймет.

Константин и сам бы обратился с предложением о взаимовыгодном сотрудничестве, если бы знал, к кому можно подкатиться. Но в страховой сфере у него было мало знакомых и все какие-то бесперспективные — по душам не поговорить, совета не спросить, великого дела не сладить. Вот и приходилось ждать, пока нужная рыбка сама приплывет в расставленные сети.

Рыбка приплыла в ненастный осенний день, очень похожий на тот, в который Константин когда-то посещал поликлинику Литфонда (почему-то запала в память навсегда эта неудачная попытка трудоустройства). Работать не хотелось, отдыхать тоже не тянуло. Хотелось смотреть на мокрую серость за окном и декламировать самое мрачное из собственного творческого наследия.

— Мне не успеть до сумерек в Верону, — признался своему отражению в оконном стекле Константин, — жжет смоляные факелы дозор. В предместьях запустенье и разор, засовы на окованных воротах…[27]

Запустенье — это в самую точку. Справа — бесконечный заводской забор, давно нуждающийся в покраске. Слева — ржавые гаражи и чахлая неухоженная растительность. Засов на воротах медсанчасти тоже имеется, только ворота не окованные, а просто железные.

— И эта ночь, и прочих череда мазнут твои подглазья чернотою. Шальной не залюбуется четою окна подслеповатая слюда…

Тени под глазами такие, будто их тушью навели. По средам иначе и не бывает. Надо признать, что эта была крайне удачная идея — встречаться с Женечкой один раз в неделю. Редкие встречи не дают страсти угаснуть, можно даже сказать, что былые чувства в какой-то мере снова раскочегарились. Опять же — обязательств никаких, что тоже радует. Но надо взять за правило хорошо высыпаться накануне, а то сегодня утром еле ноги волочил. За руль садиться поостерегся, так что приехал на работу на такси. От водителя воняло как от вокзального бомжа… Брр-р! Вспомнить страшно и до сих пор какие-то неприятные ароматы в собственном кабинете мерещатся.

— Мне не успеть. Догладывает мгла угрюмые мослы веронских башен. Подъемный поднят мост. В Вероне спящей на площадях не убрана зола…

Двор нужно мести лучше, это факт. Чуть ослабишь контроль — сразу же начинают халтурить. В центре более-менее чисто, а по углам окурки вперемешку с листьями. Да и к уборке кабинета есть претензии. Подоконника несколько дней тряпка не касалась, пыли столько, что хоть пиши на ней… Константин написал пальцем на подоконнике слово «Верона» и посмотрел вдаль, в сторону Рязанского проспекта. После недавних раскопок — то ли трубы меняли, то ли кабель, остался вытянутый холм, похожий на могилу великана.

— И будет эпитафией: гниёт здесь тот, в могилу тесную вмурован, кто мчался весь свой век в свою Верону, но так и не домчался до нее, — закончил Константин.

— Это На́дсон? — спросил за спиной тихий вкрадчивый баритон.

— Нет, это Стру́лос, — ответил Константин, оборачиваясь к посетителю.

Мысленно поставил в уме две галочки — сказать про уборку на сегодняшнем собрании и сделать после него внушение кадровичке Зине Глотченко, совмещавшей свои обязанности с секретарскими, чтобы не пускала никого без доклада. Зина как почувствовала — заглянула в кабинет и скорчила за спиной посетителя сконфуженную мину: «Не виноватая я, он сам зашел».

— Стру́лос? — переспросил посетитель. — Не слыхал.

«О нем многие не слыхали, — подумал Константин. — Пока еще…». Псевдоним, родившийся еще в юности, происходил от маленького островка в Эгейском море. Неподалеку от Струлоса находится остров Пса́ра, упоминавшийся еще в гомеровской «Одиссее». Согласно семейному преданию, далекие предки дедушки Константина бежали с Псары летом 1824 года, когда османы устроили там резню. Сначала беглецы несколько дней прятались на Струлосе, а затем уплыли оттуда на крупный остров Скирос, охваченный в ту пору антиосманским восстанием. В семейной истории было намешано много интересного — прямо хоть сагу пиши. Впрочем, Константин не исключал того, что займется этим приятным делом на пенсии.

— Вы пришли для того, чтобы поговорить о поэзии? — немного резковато спросил он, усаживаясь в кресло.

Посетителю, однако, сесть не предложил. Пусть сначала представится, назовет цель визита, а там посмотрим. Да и вообще, нахалов, вламывающихся в кабинет без приглашения и даже без стука, надо ставить на место.

Нахал, подтверждая сложившееся о нем мнение, уселся на стул, не дожидаясь приглашения, и положил на полированную столешницу толстый портфель, усеянный каплями воды, и запустил руку во внутренний карман дорогого, но сильно помятого пиджака. «Ты еще пепельницу попроси», подумал Константин, начавший курить на втором курсе и бросивший на четвертом. Однако, вместо пачки сигарет, посетитель извлек из кармана кожаную визитницу-портмоне.

— Давайте, для начала, поздороваемся, — с ехидцей предложил Константин.

— Да-да, — спохватился посетитель. — Простите, я совсем забыл поздороваться. Поэзия отвлекла, люблю хорошие стихи. Здравствуйте, Константин Петрович! Меня зовут Остапом Радиевичем, впрочем, можно и просто по имени. Я — генеральный директор страхового общества «ОРА-плюс»…

Похвала творчеству — кратчайший путь к сердцу человека. «И что я на него взъелся? — подумал Константин, разглядывая полученную визитку. — Подумаешь — без спросу зашел! А у кого спрашивать, если в приемной никого нет? Да и стучаться в рабочие кабинеты не очень-то принято…».

Нетрудно было догадаться, что название фирмы происходит от инициалов генерального директора (а, скорее всего, и учредителя) Остапа Радиевича Аниканова. Константин сразу же прилепил ему прозвище «Аника-воин». Все ясно — молодой человек (на вид Остапу Радиевичу было не больше двадцати трех лет) организовал страховую компанию и теперь лично окучивает потенциальных партнеров. Почему лично? Да потому что он в своем страховом обществе един в семи лицах — и директор, и секретарь, и менеджер, и бухгалтер, и кадровик, и страховой агент, и водитель… Впрочем, нет — не водитель, он явно шел от остановки, потому и портфель такой мокрый… Ладно, так и быть — напою его чайком, раз уж ему мои стихи понравились. Вместо того, чтобы вызывать Зину звонком, Константин выглянул в приемную. На напольной вешалке висел кожаный плащ, с которого на пол натекла изрядная лужа — точно шел пешком под дождем!

— Наше общество работает по разным направлениям, но в основном мы занимаемся добровольным медицинским страхованием! — бодро начал Остап Радиевич.

— Большая у вас компания? — поинтересовался Константин. — Много сотрудников?

— Нет, не очень, — ушел от прямого ответа собеседник. — Мы вообще не из тех, кто кричит о себе на каждом шагу и берет количеством. Мы берем умением и работаем только с избранными.

— Признаюсь, что мне невероятно приятно ощущать себя причисленным к избранным, — церемонно сказал Константин. — Но хотелось бы знать, чем я заслужил такую честь?

— Тем, что до сих пор не начали работать ни с одной страховой компанией, — Остап Радиевич широко и приветливо улыбнулся. — Для нас это большой плюс.

— Любите разгрызать крепкие орешки? — поддел Константин. — Не ищете легких путей?