Николай Тихонов
Военные кони
ЧЁРТ
I
Тогда ещё кругом шла немецкая война. Много нужно было для конницы лошадей, и доставали их отовсюду: покупали у крестьян, на ярмарках, забирали без денег, привозили издалека, из степей — от башкир и туркестанцев.
Пригнали раз в полк свежих лошадей, поставили на плацу, распределили — какую куда. Белые лошади шли драгунам, чёрные и жёлтые — гусарам, серые — пограничникам, а лошади в пятнах и никакого цвета — в обоз, возить двуколки и телеги с имуществом.
Пришёл на плац толстый офицер, нарядный, с золотым карандашиком, чтобы распоряжаться.
Пришёл прыщавый писарь — с табуреткой, чтобы разложить бумаги.
Стали водить лошадей мимо них.
Каждую лошадь вёл новобранец. Лошади дрожат: иные от любопытства, иные от испуга, иные просто от злости. Новобранцы дрожат тоже: первый раз лошадей ведут перед начальством.
Остановят лошадь против офицера, скомандуют ей: смирно! — а офицер и не смотрит. Он делает рукой знак: следующую! И ждёт.
Писарю же приходится очень жарко. Он должен записать, куда лошадь идёт, и тут же имя придумать. А лошадей больше сотни в партии, и все имена должны начинаться на букву «ч».
Такой был заведён порядок: старые лошади, кадровые, все на букву «а», резервные из запаса — на «о», а молодые, новенькие — на «ч».
Писарю приходит беда. У него в голове и трёх слов на «ч» нет. Поэтому носит он с собой старый, потрёпанный словарь. Раскроет его и набирает подряд: Чечета, Чечевица, Чаша, Челябинск, Чурбан, Чирий.
Лошадей ведут быстро — только успевай выбирать. А лошадям наплевать, как их называют. Они носятся, фыркают, прядут ушами и очень недовольны, что их водят взад и вперёд.
Упарился писарь совсем, фуражка его съехала набок, пот вытирать некогда, карандаш сломался, — смена не приходит, а в это время подводят замечательного коня.
Конь весь белый, волос лоснится, глаза смуглые, поступь гордая, уши стоят, мундштук покусывает и гривой трясёт.
Взглянул писарь в словарь — ещё больше вспотел. Ни одного слова на «ч» больше нет. Дальше уже на «ш» пошло. Что тут делать?
А конь на месте не стоит. Трясёт новобранца во все стороны. Растерялся писарь, офицер на него строго глядит — почему задержка, — писарь имя придумывает, не придумать никак — не идут имена в голову.
Ждал-ждал конь — как рванёт новобранца, как даст задними ногами по табуретке. Упала табуретка, бумаги рассыпались, подбежали старые солдаты, взяли коня, но он всё волнуется.
— Вот чёрт! — закричал писарь и со злобы взял и написал коня Чёртом.
С тех пор он до конца своей военной жизни так и носил это имя.
II
Пришли на другой день в конюшню новобранцы. Новобранцы службы не знают, лошади тоже не знают, чего от них хотят. Люди лошадей боятся — иные только у извозчиков и видели лошадей; лошади от людей ворочаются, ногами бьют.
Начали новобранцы седлать их. Кто подглядел накануне лошадей потише, тот и бежит к ней. А тихие лошади и есть самые ядовитые.
К Чёрту же подступа вовсе нет.
И с одного бока, и с другого бока заходил к нему солдат с седлом — никак седла на спину не накинуть.
Заплакал новобранец от обиды, но тут увидал его горе старый драгун. Кликнул он ещё народу, и впятером кое-как оседлали.
Один за голову держал, другой за хвост, прижав его к стенке, один за одну ногу, другой за другую, а пятый седло подтягивал.
Как повёл Чёрта новобранец из конюшни, старый драгун сказал ему вслед:
— Я не я — пропадёшь ты с ним, парень!
Вышел Чёрт на поле, хорошо кругом, зелено, ветру много, пошёл Чёрт в ряды, порядка не нарушает.
Вахмистр, старая казарменная крыса, велит садиться. Сели новобранцы. Кони не умеют ни стоять, ни ходить по-военному. А Чёрт как пошёл крутить по полю, боком, боком — понёсся в сторону, обскакал всех, только пыль встаёт.
Новобранец вцепился в седло и ничего не помнит от страха. Вахмистр кричит ему вслед:
— Ноги из стремя вынь, ноги вынь, дрянь паршивая, не хватайся за луку — лучше вались прямо, не смей за луку хвататься! Убью!
Новобранец не слушает. Ветер свистит в ушах, несёт его Чёрт неизвестно куда. Мчал-мчал — как остановится враз точно вкопанный, солдат с него кувырком, как заяц, вниз головой, и покатился по полю.
— Эх, репу копает, дрянь паршивая! — закричал вахмистр. — Что стоишь дураком, пойди, лови коня! Кто тебе ловить его будет?
А Чёрт пасётся мирно, щиплет траву, очень доволен собой. Подошёл к нему, хромая, солдат, протянул руку — Чёрт отскочил на сажень и опять траву щиплет.
Хохочут все вокруг. Солдат снова к Чёрту, Чёрт снова от него.
— Что ты стал в пятнашки играть? — закричал вахмистр. — Дать ему три наряда!
Прыгнул солдат последний раз, схватил за повод, хочет садиться — не даёт конь садиться. Солдат ногу в стремя, а конь его за ногу. Заплакал опять солдат от обиды, но тут езда кончилась, и повели лошадей в конюшню.
III
Каждый день ездят новобранцы, и каждый день с Чёртом тревога: не хочет никому подчиняться конь да и только. Хитрит так, что сразу и не догадаешься, в чём хитрость. Даёт седло нацепить, подпруги затянуть — новобранец рад. Выйдут в поле, только солдат ногу в стремя — и вместе с седлом летит под брюхо к Чёрту, а Чёрт ударит его ногами — и бежать в сторону.
В чём дело? Оказывается, как седло накинут на него, — он возьмёт и надует живот как шар, подпруги затянут по животу, а потом он живот втянет обратно — седло и висит, как на палке.
Был среди новобранцев один жокейский ученик, Кормяк. Был он упрям сам, как лошадь, и крепок.
Сел он на Чёрта, проехал круг-два — ничего. Шатал, шатал его Чёрт — видит, парень держится. Тогда он рванулся вперёд, укусил соседа выше хвоста, тот жеребец следующего, другой — ещё дальше, вмиг все жеребцы друг друга перекусали, бьют ногами, кричат. Поднялся такой шум, что вахмистр завопил тоже:
— Что за ярмарка! Держите дистанцию на две лошади, черти серые!
А Чёрт закусил мундштук и понёс Кормяка.
Таскал-таскал его Чёрт, потом повернул и прямо через канаву на дорогу. А дорога была обсажена низкими деревьями. Испугался Кормяк, что ему голову оторвут деревья, наклонился набок, — этим боком и ударил его о дерево Чёрт. Упал Кормяк в канаву, а коня и след простыл.
Прибежал Чёрт в мыле, злой, страшный — прямо к конюшне. Двери у конюшни распахнуты, но поперёк входа лежала жердь металлическая. Он согнулся в три погибели и проскочил в конюшню, сломал седло начисто о жердь, так что передняя лука к задней пригнулась. Прямо забежал к себе в станок — и отдыхать. Стоит и отдувается.
С этого дня его стали бояться все новобранцы. Пришёл в конюшню вахмистр, посмотрел на него и сказал:
— Арестант ты, арестант! Дайте его старым драгунам, пусть обломают…
IV
Ничему не научился Чёрт за четыре месяца: ни шагу, ни рыси, ни галопу, ни карьеру. Ни за что не мог разобрать, где левая нога, где правая нога. Отдали его в работу старым драгунам.
Старые драгуны — народ знающий, но несильный и старый. Столько перевидали они лошадей, что устали. Им бы по домам идти, землю пахать, или на мельнице сидеть, или ремеслом заниматься, а тут изволь — объезжай лошадей. Кости у них ноют, а приходится ездить.
Скомандуют: «Все к пешему строю готовсь — слезай!» — приходится на всём галопе соскакивать с седла.
Соскочил — сейчас же команда: «Все — садись!»
Сел — опять слезай, слез — опять вскакивай, точно проклятый…
Командовал ими маленький, как пробка, и, как паук, злой эскадронный Рязанцев. Кричит тоненьким бабьим голосом:
— Драгуны, слушай мою команду!
Драгуны слушают и ругают его последними словами.
Пошёл Чёрт дурить и на глазах у эскадронного, да старый солдат уколол его шпорой, взял в повод так, что деваться некуда. Но на барьер не пошёл Чёрт ни за какие шпоры. Врос в землю и стоит. Драгун его шпорит — кровь бежит по брюху, сзади бьют, сбоку бьют — ни с места Чёрт.
Ударил тогда его между ушей драгун.
Обидно старому солдату, но не знал он Чёртова нрава.
Закричал Чёрт от боли, встал на дыбы во весь рост и упал назад вместе с солдатом.
Если бы не успел драгун ногу из стремени выхватить — всю жизнь ходил бы калекой. Упал драгун — конь на него.
Расшиб солдата — едва подняли. А Чёрт вскочил и ухмыляется, покряхтывает и смотрит так, точно говорит: ни за что служить не буду, кого хотите сажайте.
Подошёл эскадронный, взглянул ему в глаза, хотел ударить хлыстом, но Чёрт обнажил зубы и заскрипел.
Испуганный эскадронный отвернулся и приказал:
— Посадить под арест на десять суток.
— За что же меня-то? — закричал драгун.
— Не тебя — а коня…
— Как прикажете? — спросил взводный. — Случай особенный — коня под арест.
— Так, на десять суток половинная мера овса и сена. Как зовут его?
— Чёртом.
— Это и видно! Уберите его…
Так и у старых солдат не ужился Чёрт, а только под арест попал.
Как посидел Чёрт на половинном пайке, рассердился он на всех окончательно. Никого видеть не хочет, никого к себе не подпускает.
Убирает дневальный конюшню, подойдёт к нему навоз вымести — так залягается Чёрт, что подступа нет.
Станки друг от друга отделены были дощатой стенкой. Вдребезги разбил доски Чёрт — с обеих сторон. Подобрали доски, унесли.
Стал Чёрт любоваться на соседних лошадей, потом поссорился с ними, потом подрался, — что ни день, жалоба на него.
Все знали, что конь хороший, а никому не поддаётся. Из других эскадронов приходили смотреть на него, как на диковинку. Пробовали приходить наездники, но он затопает, заорёт, глаза кровью нальёт, — никто его учить не согласен.
— Пока его обломаешь, он тебя три раза убьёт, — говорили наездники, — дикарь, служить не хочет!
А наездники были люди первые в полку по лошадям. Никто лучше их не умел ездить. Они могли ездить и стоя, и лёжа, и на руках.
Когда и наездники от него отреклись, взялись новобранцы его дразнить. Задразнили коня до того, что он не стал больше терпеть человеческого лица около. К себе не пускает. Стоит только платком махнуть — бьёт задними ногами до самой полки, где седло лежит. Сбросит седло, ударит его ещё раза два и только тогда успокоится.
Скоро из-за его нрава увели соседнюю лошадь, соединили ему два станка вместе и привязали на две цепи — чтобы не сорвался. Одичал Чёрт вконец.
Пришёл раз ветеринарный врач, обошёл конюшню, поругался, покашлял и увидал Чёрта.
Осмотрел со стороны: пороков явных нет, вид здоровый, — почему не в работе?
— Да у него в характере и в голове не всё хорошо, — отвечает дневальный.
— Что за чушь? — удивился доктор.
— Верно, господин доктор. Этот конь на нас обижен. Жить с нами не хочет. Не иначе, как сумасшедший…
Не поверил доктор и хотел войти к Чёрту. Чёрт как ударит обеими ногами сразу — седло сверху мимо докторской головы так близко брякнулось, что доктор побледнел, выругался и ушёл.
По субботам белых драгунских лошадей выводили на двор и чистили и мыли с мылом, старательно и добела. Потом, чтобы волос блестел, протирали лошадей сухим углем, и сверкали белые лошади, что гуси. Только один Чёрт стоял в конюшне и орал время от времени для собственного удовольствия.
Заорёт, послушает свой голос: хорошо выходит — опять орёт. Ударят его метлой по спине — успокоится.
Чистили его раза два в неделю, корма давали мало, только следили, чтобы цепи были крепкие — не сорвался бы.